Вместе-одиноко

Ваня всегда был хорошим. Все это знали и никогда не утверждали обратное. Он помогал всем, чем мог, не ругался и не грубил, делал всё, что его попросят. Потому что так нужно было. Потому что от него, блять, что-то ждут. Ваня ничего не ждал. Ни в своей жизни, ни в судьбе. Он не ожидал какого-то внезапного сюрприза, который перевернул бы всё с ног на голову. Его серые будни не должны были смениться костром, где сгорают все здравые принципы и жизненные устои. Это невозможно. Небо с землёй не может поменяться местами с такой бешеной скоростью, ведь Ваня не предпринимал ничего настолько бесшабашного. Он просто встретил того, кого можно назвать ракетой дальнего действия, подводной лодкой, которая опускается на тысячи километров вниз, вулканической магмой, которая оставляет после себя выжженную землю. Ваня выгорает, как трава на солнце. Ваня сгорает, как попавший в костёр листок. Ваня наконец чувствует, что зацепился ногами за лестницу в небо, где вспорхнёт птицей к свободе. Как Эрен Йегер после перерождения, ей-богу. Ваню от такого сравнения передёргивает, и он смиряется с тем, что немного едет головой. Сегодня, в понедельник, он впервые не пришёл на первый урок. Проспал или просто не захотел — двоякая отговорка, но существенная. Если вы думаете, что он проникся к Сергею Пешкову настолько сильно, что считает его предметом для подражания, то да, вы правы, он даже не будет это отрицать. Он хочет брать с него пример, хотя разум хорошего мальчика и твердит, что это не лучшая идея. Мальчики хорошие должны оставаться и становиться, а не сползать на косую дорожку. Ваня плетётся по ней слишком уверенно, чтобы гладить свою рубашку два раза. Ему нравится быть самим собой: забивать, когда не хочется что-то делать, лениться, расстёгивать рубашку на две верхние пуговицы и не носить галстук. Пока эти изменения никто не заметил, потому что образ ангела в ромашках сидит слишком прочно у его окружения. Но Серёжа всё заметил. И немножко ядовитые улыбки, когда Ваню что-то бесит, и галстук, который тот выкинул в лужу у школы, и то, что он не делает домашку по математике, потому что все за одиннадцать лет поняли, что их математик её никогда не проверяет. А Ваня всегда делал, потому что так надо. Так делают прилежные. Сейчас его душа открыла шлюзы с кислородом, который он может свободно вдыхать. Хоть и слабенько, но стремительно. Он дышал, потому что Серёжа его научил, как это делать правильно: быть самим собой, даже если это противоречит всему. Сергей уже не казался таким странным, как раньше. Ваня стал привыкать к его вечному взгляду — я всё знаю, — к его привычкам ковыряться в носу и вытирать палец об стены, к его запаху от одежды, которую он меняет раз в неделю. Теперь это не мешает глазу, когда Ваня на него смотрит. Они встречаются в столовке и иногда в коридоре, и Ваня отрицает то, что ищет с ним встречи в любой перерыв между уроками. И стало абсолютно срать, что нужно повторять историю или дописывать вопросы по английскому, которые он не успел перевести дома. Встречи с Серёжей стали куда важнее, чем всё остальное. Сергей стал другом. Или Ваня просто так считает, ведь вслух они об этом никогда не говорили. Они называют друг друга самыми ужасными ругательствами, но, вроде бы, это норма, потому что никто из них не обижается. Ване это нравится. Серёже, наверное, тоже, ведь тот улыбается в такие моменты приторно-сладко и затягивается ашкьюдишкой, чтобы скрыть розовеющие щёки. Ваня думает, что именно так выглядит друг. Да, у него были и есть друзья. У него есть Санёк, одноклассник и сокомандник, хороший парень, хоть и иногда сильно бесит. Было пару подруг, которые постоянно вились возле него и приглашали погулять. Но отличие всех от Серёжи было в том, что они видели Ваню золотым, а Сергей настоящим угольком. Это различие было настолько существенным, что Ваня не до конца мог поверить, как он решился в их первую встречу раскрыть свою душу нараспашку. Он даже не побоялся шквального ветра, который мог бы залететь к нему в грудь и разбить там всё, что осталось. Но его рискованность оказалась довольно подходящей, ведь кроме арбузного дыма туда ничего не попало. Только ещё этот кучерявый десятиклассник. Ваня наконец чувствует, что такое друг. И это так прекрасно, как в романтизированных второсортных романах, что аж тошнит. Когда Ваня с ним разговаривает о всякой мелочи, даже о самой незначительной, он знает, что его слушают. Его понимают и по дружбе подстёбывают. Это невероятный коктейль. Поэтому, не спеша идя по пустой лестнице в школе, Ваня глупо улыбается, потому что пропустил химию и совсем не волнуется о последствиях. У него слишком хорошее настроение, его переполняет предвкушение того, что он расскажет Серёже, как откопал в пятёрочке лэйс с огурцом. Сергей как-то говорил, что в детстве обблевался от этих чипсов, и Ване очень нравилась идея напомнить об этом в лишний раз. Но Ваня не успевает даже усмехнуться у себя в голове, видя, как Сергей несётся на него по лестнице и спрыгивает, чтобы упасть обязательно прямо на него. Ваня пошатнулся и зашипел от больного столкновения, пока Сергей радостно цеплялся за него. — Вань, Ванюш, Ванечка, как ты вовремя! — он быстро обнял его и, ничего не объясняя, схватил за руку, чтобы потащить на второй этаж. — Ты спасёшь мою жизнь! — Э, Серый, ты чего. Больно вообще-то, — Ваня чувствовал себя избитым и потирал ноющую грудь. — Куда ты меня тащишь вообще?! У меня уже второй урок начался, меня убьют, если узнают, что я шатаюсь по школе с неадекватными личностями! — Похуй, я важнее, чем твоя информатика, — Сергей улыбнулся, слегка повернувшись в сторону Вани, и продолжил сжимать его запястье, чтобы тот точно не убежал. — Всё-таки ты выучил моё расписание. Сначала бы своё запомнил, кудрявый, — Ваня уже перестал удивляться того, что за незаметной одиночкой скрывается весьма загадочная личность, которая знает всё и про всех лучше, чем они сами. — Я запомнил твоё, а ты моё, — прилетает в ответ. — Мы в расчёте. Это заставляет Ваню смутиться. Да, чёрт, он так жаждал общения с этим человеком, что пошёл на такой шаг. Узнавать про Серёжу что-то новое всегда интереснее, чем открывать игрушку в киндер-сюрпризе. И Ваня почти убедился, что холодная похуистическая маска лицемера — это всего лишь образ, за которым скрывается доброе и большое сердце. Серёжа с ним всегда предельно осторожен, никогда не идёт на конфликт, никогда всерьёз не посылает. А ещё он безумно тактильный. Ване это особенно в нём не нравится, так как он сам не любил, когда к нему прикасаются другие. Серёжа совсем не такой, какой кажется со стороны. И Ваня удивляется, когда проводит параллели. Они оба скрывают от общества свои сердца. Они оба притворяются теми, кем на самом деле не являются. И Ваня думает, что это совпадение слишком реалистичное. А в такие выкидоны судьбы он не верит. — Серёг, ты что натворил уже, придурок? — Ваня шикает на него, когда они останавливаются возле учительской и оглядываются, как самые настоящие воры. Или будущие. Серёжа прикладывает к своим губам палец, как бы заставляя замолчать, и просит Ваню наклониться, чтобы озвучить свои планы. — Короче, чел, нужна твоя помощь, — его заговорческий голос не внушал доверия, и Ваня стремительно замотал головой. — Да, подожди ты. Моя задница сгорит, если сейчас налажаю. А ты хочешь потом смазывать мою попку вазелином, чтобы всё зажило? — Да пошёл ты, — его странные шутки вошли в привычку, и Ваня закатывает глаза. — Ближе к делу, или я пошёл на урок. Сергей приобнимает его за плечи, и Ваня даже не морщится, как в первое время. Теперь это стало слишком обычно, будто они дружат уже миллионы лет, а не жалкий месяц. — И так. Историца забрала мою ашкьюдишку, а меня уже ебать как трясёт, как затянуться хочется. Ваня, кажется, понял и быстро затряс головой. — Ты еблан? Нет, я не буду в этом участвовать. — Ну, Ванечка, пожалуйста. У меня только ты есть, хочешь, я буду делать всё, что ты захочешь? — Серёжа смотрел на него умоляюще, почти со слезами, положив голову ему на плечо. — Ваню-юш... — Отъбись от меня и больше никогда не звони мне, — у Вани пальцы подрагивали, а в животе всё стягивало от жуткого страха. На что они, блять, идут. — А писа́ть можно? — Серёжа надувает губы, и Ваня думает, что это худшее, что он видел в своей жизни. — Только поздравление с Новым годом и на День Рождения. — Я знал, что ты не кинешь своего лучшего друга в беде! Ваня закатил глаза, скидывая с себя назойливые конечности друга. — Когда ты успел стать моим лучшим другом, собака сутулая? — Когда ты выучил моё расписание? — Серёжа игриво усмехнулся и у Вани странно запершило в горле. — Такая мразь. — Я тоже тебя люблю. Они захихикали и услышали, как за дверьми учительской кто-то идёт на выход. Ваня вовремя среагировал и схватил Серёжу, затаскивая его на ту сторону, где от открытой двери их будет не видно. Серёжа от неожиданности запричитал, но Ваня сердито зажал ему рот рукой, чтобы тот не выкинул ничего лишнего. Дверь и правда открылась и какая-то учительница вышла, направляясь в противоположную сторону от них, что-то внимательно рассматривая в документах. Когда она прошла, Ваня оттолкнул от себя Сергея и со злостью на него покосился. — Ублюдок, нас почти спалили! Ты знаешь, какие проблемы у нас могут быть?! Серёжа почему-то покраснел и закусил губу, от чего у Вани пошли мурашки по всему телу. Что это за хуйня? Почему Серёжа сейчас похож на тянку из хентая, которую выебали в рот? — Ванюш, ты такой сексуальный, когда злишься. Ваня оторопел. Сука, как же он его бесит. — Хватит меня заёбывать своими тупыми шутками, это мерзко. — Поэтому ты покраснел? — Сергей стебётся, и Ваня ничего не может сделать, как ударить его в живот. — Просто тут жарко. — Жарко, потому что я горячий? — Серёжа заойкал от удара и схватился за живот. — Блять, Вань, больно пиздец. — А нехуй нести всякий бред. Борщишь. Они забыли об этом уже через пару мгновений, когда Серёжа, ничего не сказав, затащил Ваню за двери учительской. Ваню снова пробрал страх и он испуганно глянул на Серёжу, который шёпотом проговорил ему на ухо: — Знаешь, где кабинет историцы? Ваня слабо кивнул. — Отлично, — Сергей вынул из кармана ключи и вручил их Ване. — Это ключи от её кабинета. Открываешь, заходишь, открываешь тумбочку в столе, берёшь мою ашькюдишку и ответы на контрольную для десятого, закрываешь и сваливаешь. План очень прост! — Ты...! — Ваня был не просто в шоке, он был в полнейшем ахуе. — Ты ебнутый псих, ты во что меня впутываешь?! — Не кричи, иначе нас спалят, — Сергей огляделся по сторонам и выглянул из-за поворота, чтобы оглядеть столы, где обычно тусуются учителя, когда у тех форточки. — Хочу спросить, а ты, блять, что будешь делать в это время?! Сергей натянул на лицо самую гордую улыбку из своего арсенала и хлопнул Ваню по плечу. — Я возьму на себя отвлечение всех преподов в учительской, чтобы они случайно не увидели, как ты вскрываешь кабинет. Ваня ещё больше возмутился: — Так давай лучше я поотвлекаю, а ты пиздуй взламывать! Это же незаконно, долбоёб. — Всё-всё, попиздовал, у нас мало времени, — Серёжа толкнул Ваню прямо по коридору, мимо двери в кабинет, где сидят все учителя, прямиком к личным кабинетам. — Я отсосу тебе, если ты не спалишься. Ваня ещё что-то немо причитал, размахивая руками, пока Серёжа отправлял ему воздушный поцелуй и заходил в кабинет с очень неубедительным: «Здравствуйте!». Это пиздец, думает Ваня, когда в панике пытается открыть двери в кабинет исторички. Это пиздец, когда у него из дрожащих и потных ладоней выскальзывают ключи и громко падают на пол. Это пиздец, когда он слышит, как Серёжа совсем недалеко громко искусственно смеётся, что-то втирая учителям. Это пиздец, когда он всё-таки открывает двери и проскальзывает внутрь. Сердце бьётся в пятках и скачет то вверх, то вниз, пока он без замедления роется в ящике стола учителя, вытаскивая оттуда Серёжину электронку. Руки дрожат безумно, когда он достаёт телефон и фотографирует ответы на проверочную десятого класса и заодно одиннадцатого, чтобы было на всякий случай. А почему он должен упускать такой шанс, даже если безумно страшно? Он быстро, как метеор, прячет всё на свои места и закрывает ящик практически без единого скрипа. У него перехватывает дыхание, когда он подходит обратно к двери и слегка приоткрывает её, чтобы убедиться, что никого нет. А в голове проскальзывает сотни новых ругательств, которыми он осыпет своего друга, только избавится от этого колотящегося чувства. Холодный пот не сравнится с его желанием прибить Серёжу к чёртовой матери. Он точно его убьёт — обещает. Никого не обнаружив, Ваня, как настоящий преступник со стажем не меньше, чем у их директора на её должности, запирает двери обратно. Но дрожь в теле не прекращается, когда он оглядывается по сторонам и почти на цыпочках подбирается к двери, за которой Серёжа уже нарвался на гнев некоторых учителей и те гнали его вон. Заглянув внутрь, Ваня очень удачно выловил взгляд Сергея и кивнул ему, умудряясь ещё и вытянуть средний палец, как бы показывая, что ему пиздец в любом случае. Серёжа прямо расцвёл, театрально поклонился и пролепетал что-то про то, что яйца лучше красить в луковой шелухе, чем искусственными красителями, и попрощался, быстро вылетая из кабинета. — Я убью тебя, — шипит Ваня, когда Сергей хватает его за локоть и тянет на выход прямо из учительской, улыбаясь так широко, что удивительно, как у него ещё щёки не порвались. — Ванюша, только мы выберемся отсюда, я сразу же в первом толчке опущусь перед тобой на колени и вылижу всю свою благодарность. Они выходят в коридор, и даже дышать становится легче, хоть у Вани сердце всё равно прыгает где-то по пяткам. Ваня хмурится и грубо вручает ашкьюди Серёже в руки. — Свою ебучую благодарность засунь себе в зад, мне от тебя нихуя не надо! — Ваня пытается ускорить шаг, чтобы сбежать от него как можно дальше, но Сергей цепляется за его рубашку и тянет обратно. — Спасибо. Просто спасибо, — улыбка у Серёжи не наигранная, и он даже смущённо опускает взгляд, когда Ваня продолжает на него смотреть яростно-убийственным взглядом. — Прости, что я втянул тебя в это. Я думал, тебе будет весело. — Весело? Серёжа, блять, где здесь было веселье? Я чуть не сдох от страха, когда рылся в кабинете. Я такого в жизни никогда не испытывал и не собираюсь больше, — Ваня вспылил, но Сергей напротив лишь виновато чесал затылок. — Видеть тебя не хочу, сделал меня преступником и нормально, чёрт! Ваня не стал убегать, а лишь тяжело вздохнул, приводя своё сбившееся дыхание в норму. Чувство страха и адреналин клокотали в его венах, пока в сердце, непонятно почему, расплывались чувства восторга. Он сделал такое, что ему не снилось, такое, за что раньше он бы корил себя до конца жизни, такой пиздец, да ещё и с Серёжей. Испытывать такую мешанину эмоций можно только при прыжке с парашютом, когда вроде бы летаешь в облаках, а вроде бы камнем летишь к земле. Двойственное чувство со смесью сумасшествия и потерей рассудка. Ваня под таким впечатлением, что даже не знает, что показывать на лице: безумие, граничащие с радостью, или испуганную ярость. Он бьёт Сергея по голове. — Чёртов псих, ненавижу! Серёжа усмехается и наваливается на Ваню сзади, затягиваясь сигаретой и выдыхая дым ему прямо в лицо. — Я знал, что тебя такое заводит. — Нихуя, просто я слишком добрый и не хочу разбивать тебе ебло. Рубашку запачкаю. Дым наполняет лёгкие обоих, хотя один из них просто дышит. Ваня чувствует запах арбузиков и понимает, что тает, успокаивается. Долго злиться Ваня не любил, а ненавидеть на постоянной основе он умел прекрасно. — Просто признай, что я тебе нравлюсь, — Сергей хихикает и Ваня цыкает, уворачиваясь от его прикосновений. — Признаю, что ты долбоёб. — Пешков! Почему не на уроке?! Оба парня застыли, как вкопанные, и Ваня вновь проклял Сергея с ног до головы. А они только обрадовались, что спаслись. Ага, молодцы, что сказать. Директриса окликнула их сзади, заставляя их обоих незамедлительно развернуться. Сергей так и застыл с сигаретой в зубах, а Ваня с лицом: «Пешков, грёбаная сука, я точно тебя урою». Директриса долетела до них быстрее, чем ракета Илона Маска до космоса, и выхватила электронку Сергея прямо из-под его зубов. Он разочарованно вздохнул и заныл: — Наталья Николаевна... — Серёжа ноет не потому, что виноват, а потому, что его вновь лишили любимой игрушки. — Вы как всегда быстрее, чем любой на Формуле 1. — Закрой рот, ты уже был сегодня в моём кабинете на утренней лекции «почему нельзя опаздывать в школу». Что ты тут шляешься вообще! — её крик был слышен, наверное, во всей школе, и Ваня оторопел, когда она перевела свой взгляд на него. — Бессмертных, что ты забыл в компании этого хулигана?! Он тебя не тому научит! — Я-я... Это... — Ваня не мог связать и двух слов, ведь образ хорошего мальчика лишает его всего, что он имеет. Кучерявый хулиган лишь похуистически улыбается. Искусственно, не по-настоящему, ведь Ваня давно выучил, когда улыбка Сергея искренняя и говорит больше, чем обычные слова. Их маски меняются будто по сигналу, они как в театре, где один человек играет сразу несколько ролей и успевает за считанные секунды за кулисами переодеться в новый костюм. У Вани глаза — прозрачные, виноватые, смущённые. Глаза у Сергея безразлично-ядовитые. — Этот поц шёл по поручению информатицы, а я решил его подцепить, мне было скучно одному гулять по коридорам, пока у меня физра, — Сергей говорит так, как будто всё так и было, да и смотрит в глаза директрисы так внимательно, что та беспрекословно верит. — Бессмертных, Пешков тебя ещё и запугал? — директор сердито посмотрела на Ваню, и тот отрицательно покачал головой, обнимая себя руками, как настоящая жертва. Вот у них цирк шапито, чёрт его дери. — Только если немного, — вместо Вани говорит Серёжа и кидает на Ваню беглый взгляд. — Ванёк слишком правильный, пока я два раза его хорошо не попросил, не согласился. Да, Вань? Ваня молчит, кусая губы. Что, блять, этот идиот делает?! Он закапывает себя ещё глубже, чем был раньше. Почему он это делает? Чтобы выгородить Ваню и выставить себя настоящим плохим парнем, хотя тот таковым не является?! Почему всё так. Хорошие должны быть плохими. Плохие — хорошими. Ваня слишком заебался от этого мира, чтобы думать. Он просто знает, что жизнь сука жестокая и не слушает их просьбы, когда её умоляют даже на коленях. Ничего не поделаешь, раз мир повёрнут к ним задом. — Бессмертных, ты выше этого наглеца, иди на урок, я скажу Елене Владимировне, что я тебя задержала. А ты, Пешков, в субботу приходишь на дополнительные по воспитательной работе. Свою сигарету не получишь до конца года, пошёл вон, я уже устала от тебя за все эти годы! — До свидания, Наталья Николаевна. Ваня показывал знак перерезания шеи Сергею, пока тот смущённо хихикал и шептал, как его возбуждают такие ситуации. Можете сделать выводы, что эти парни играют не за те карты, которые им раздали первоначально. Кто из них солнце, а кто луна решать только вам. Ведь светят они оба слишком ярко, особенно, когда находятся слишком близко друг к другу. ° ° ° В субботу у Вани ломка. Ломка, потому что ему не хватает Серёжи, который пиздел бы ему под ухом о том, почему муху назвали мухой, а не, например, Колей. Ване так не хватает его, что он плюёт на ноябрьскую грязь и мерзкую морось и бежит в школу, чтобы встретить его после дополнительных. Настолько, блять, не хватает. Скажете, это не дружба? А что бы чувствовали вы на его месте, если за свои семнадцать лет вы ни разу не имели настоящего друга, с которым можно покорить Эверест и слетать на Марс? Ваня как будто вдохнул чистейший кислород и больше не может дышать выхлопными газами, ища замену. Невозможно прожить без кислорода. Ему теперь невозможно, когда рядом нет того, с кем можно обосрать всю школу, а потом беззаботно сидеть на скамейке в парке напротив школы и хрустеть сухим ролтоном. Ему этого не хватает, хотя они только вчера сидели на турниках и топили тетради в грязных лужах. Серёжа свалился прямо в грязь своими новыми брюками, и Ваня ещё долго фотографировал его задницу, пока тот матерился и пытался забрызгать Ваню в ответ. Ваня смеётся так сильно только с ним. Так смеётся, что губы рвутся, улыбка тянется, как у Джокера, а потом ещё и голос хрипит, будто он выкурил не меньше пачки красного феста. И это настолько круто, что Ване хочется испытывать такие эмоции постоянно, не отвлекаясь ни на грусть, ни на домашнее задание. С Серёжей легко, весело и необычно тепло. Его любимая квартира-крепость уже не кажется такой тёплой, как взгляды и смех Серёжи. Сергей — тянучка со вкусом черники, которая у Вани в зубах мешает ему думать и постоянно отвлекает. Зубной щёткой от него не избавиться, даже если выдавить на язык полтюбика зубной пасты. Приклеился и отлипать не хочет. И пусть Ваня мучается от кариеса, пусть у него ноют и болят дёсны, он не будет лечиться. Он боится зубных и не любит поликлиники. У Вани от сильного ветра замерзают щёки и кончики пальцев. Через пару дней декабрь, а он даже шапку не достал с верхней полки шкафа, где хранится зимняя одежда. Не успел, слишком спешил. Внутри разрезает какое-то странное чувство восторга, детской беспечности, от которой он готов пищать, как маленькая девочка, которой подарили самую крутую куклу-барби. Только подарили ему глупого идиота, который написывал ему полночи и не давал нормально спать. Серёже, наверное, кроме Вани было некому писать, поэтому всю ночь он отправлял ему самые наитупейшие мемы и тихо смеялся в голосовые, чтобы не разбудить свою бабушку, с которой жил. Приколы были не для Ваниного понимания, но улыбался он лишь потому, что весело было и Сергею. С ним смешно даже тогда, когда в жизни хочется плакать. За это Ване он нравится. В трудную минуту тот всегда найдёт, где подстебать, чтобы слёзы бежали не от грусти, а от разрывающего смеха. А что, по-вашему, дружба? У Вани сердце колотится, когда он влетает в школу, представляя, какое будет лицо у Сергея, когда он внезапно к нему ворвётся. Он даже забывает поздороваться с вахтёром, с техничкой у гардероба и бежит на второй этаж, к кабинету 113, по пути расстёгивая куртку. Вслед ему прилетают укоризненные взгляды, но ему настолько плевать, что он еле сдерживает улыбку, когда подходит к нужному кабинету. В голове только ветер шторы колышет, пока на плите его разума вскипает чайник. Руки подрагивают, когда он открывает двери и высовывается, чтобы найти глазами Сергея. Тот сидит на первой парте перед учительским столом и скучающе смотрит в окно, качаясь на стуле. Никого из преподавателей нет, наверное, отошли, дав какое-то задание десятикласснику. Ваня широко улыбнулся и свистнул, чтобы привлечь к себе внимание. Когда Серёжа повернулся к нему, Ваня почувствовал, как будто он тот самый принц, спасший принцессу. Хотя на деле они как Шрек с Фионой, и Серёжа больше походит на первого. — Серёг, как твои дела? — Ваня тянет с издёвкой, чтобы напомнить о том, кто тут наказанный. — Скучаешь? В глазах Серёжи огоньки, которых Ваня раньше не видел. От них глаза слепит, эпилепсия начинается. И Ваня неосознанно зажмуривается, пока сердце теплеет, нагревается, как от горячей грелки. — Ваню-юш, как я рад тебя видеть! — Сергей прямо загорается на глазах, и серая скучная тень с его лица улетает, будто её никогда и не было. — Скучал по тебе безумно, только о тебе и думал! — Тогда почему у тебя было лицо, будто ты на моих похоронах? — Ваня не может сдержать улыбки, которая щекочет его щёки. — Потому что тебя не было рядом, — и это звучит так серьёзно, что Ваня поначалу пугается, но потом вспоминает, что Сергей тот ещё клоун. — Фу, это уже как-то по-гейски, — Ваня морщится, но практически сразу на его лице расцветает улыбка, которая говорит, что он что-то задумал. — Пошли со мной. Сергей пару секунд смотрит будто сквозь Ваню, переваривая его слова, а потом грустно улыбается и откидывается на стуле. — Не могу. Сказали сидеть до одиннадцати, придут проверят. Ваня скривил самое умоляющее лицо, которое смог, надул губы и тоненько залепетал: — Ну, пожалуйста, Серёг, — у него здорово получалось. — Ну, пошли. Я гулять хочу. Сергей смущённо засмеялся, но глаза его забегали в разные стороны. Ломался. Перед таким Ваней все сломаются. — Мне пизда. — В понедельник скажем, что я забрал тебя для помощи в спортзале. Меня точно послушают! Сергей прикусил губу, ещё раз всё обдумал и вскочил со своего места, хватая свою куртку с соседней парты. — Ублюдок, будешь сосать мой член, пока язык не отсохнет! Это означало полноценное да. Ваня засветился, будто съел лампочку, и неосознанно вцепился в рукав Сергея, не зная, как выразить своё счастье. Внутри всё лопалось, когда Серёжа в ответ улыбался также смущённо-задорно. — И жопу тебе вылижу, и пятки поцелую, — Ваня смеялся, пока они спешили на выход. — Для тебя, мразь моя кудрявая, всё, что угодно. — Ловлю на слове! Ваня не любил выходить из дома, потому что на улице всегда было холодно-жутко, где реальность серого бетона била в самую грудь. Изображение улиц окраины Москвы было всегда размытым и некрасивым, источая зловонный запах безвыходности и холодной дикости. Особенно в конце ноября, когда тощие деревья торчали, как кресты на кладбище, и грязь прилипала к подошвам и штанинам. Ваня боялся раньше этого времени тёмного русского ада. Но теперь он будто проглотил звезду, которая поддерживает в его теле стабильную температуру. Или он просто отрицает то, что солнце, которого не видно за свинцовыми тучами, спряталось в кудряшках и улыбке милой-премилой. Теперь на улицу он бежал быстрее, чем кутался в одеяле в своей квартирке. Мама говорит, что он поменялся. Но Ваня так не думает и варит себе какао, и кидает туда зефирки под её пристальный взгляд. На лице — смущённая улыбка и румянец тёпленький, едва заметный. «Поменялся», — говорит она, пока он обжигает язык горячим напитком. «Это вряд ли», — говорит он, втыкаясь в телефон, когда Серёжа пишет о дилемме курицы и яйца, утверждая, что сначала появилось перо из кактусового растения. «Влюбился», — говорит она, пряча улыбку в рукав. «Это вряд ли», — говорит он, присылая в ответ смеющийся смайлик и фиолетовое сердечко. Серёжа, как дом: большой, тёплый и всегда защищает. Ваню он иногда ужасно бесит, но не долго, потому что злиться на него не получается. И как мог скрываться такой человек за маской лицемера и похуиста, оставаясь в тени своей тёмной стороны? Как такое возможно вообще? Ваня не верит в гороскопы и звёзды, но такая полоса в его жизни пришла будто не из этого мира. С неба послана. С Млечного пути, где миллиарды звёзд сталкиваются друг с другом в туманном кольце. Как вообще можно так стукнуться головой?! И Ваню разбитая черепушка делает невероятно счастливым. Они с Серёжей, отдаляясь от школы, уже вымочили все ноги и вымазали штаны, толкая друг друга по всей дороге, чуть не сбивая прохожих. Сейчас они пойдут к какому-нибудь ларьку, где Сергей купит пачку Пал Мал, хоть ему шестнадцать будет только зимой — выглядит он старше своего возраста, что не скажешь про Ваню. Этот — высокая каланча, но личико у него смазливое, как у четырнадцатилетнего милого мальчика. И это сильно бьёт по самолюбию. Сергей закурит за первым же поворотом, ведь его дудку вряд ли ему скоро отдадут, а на новую денег пока нет. Затянется и начнёт говорить о Гарри Поттере, потом о лего и закончит порно, которое он смотрел накануне. Ваня будет слушать всё, уже привыкнув к запаху сигаретного дыма, и смеяться с того, какой Серёжа всё-таки придурок. В ответ ему только улыбнутся слащаво и мило, пока мимо будут ездить автомобили и забрызгивать грязью и так испачканные брюки. Ваня будет тонуть в этих космических лужах, кончиком языка ощущая горечь табака, пока Сергей будет смеяться по-уродливому громко, что пугаются чёрные кошки на лысых деревьях. Им такое нравится особо сильно, только один чересчур открытый, а другой любит повыёбываться.

To be continued...