Спектр

Страх. Не разочарование, не гнев и не злость. Даже шок не был столь сильным, как страх. Именно это чувство доминировало над всеми остальными, заставляло гадать, что пошло не так. Что он сделал не так. Где он ошибся, где повёл себя неправильно, отчего произошедшее стало возможным? Когда мир успел перевернуться и Китнисс решила его поцеловать? Хеймитч заливал все вопросы виски, янтарный цвет которого затерялся в окружающей темноте. Однако при всём рьяном старании вытравить мысли из головы не получалось. Анализ ситуации не прекращался ни на минуту. Где он просчитался? Где невольно подтолкнул Китнисс неверно истолковать своё поведение? Он же ни разу не давал ей повода трактовать их дружбу как-то иначе! Это было неправильно. Он не хотел ничего такого! Хеймитч тысячу раз проклял себя за грёбаную политику потакания. Он должен был подумать дважды, трижды — столько раз, сколько потребовалось бы, чтобы понять, что поддержка Китнисс во всех её идеях и потворство всем её желаниям до добра не доведут и станут фатальной ошибкой. Но нет, он избрал самый лёгкий, самый очевидный путь: соглашайся с Китнисс во всём, чтобы не ухудшать её состояние; не расстраивай её, а то её грусть уничтожит весь прогресс лечения. Сейчас Хеймитч ощущал себя сказочным идиотом. Когда всё это началось? Вчера, неделю назад, месяц? Он долго и тщательно вспоминал все события, случившиеся за последние десять месяцев. Это не могло начаться сразу, только не в том ужасающем состоянии, в котором пребывала Китнисс. Хотя сейчас Хеймитч признавал, что, вероятно, зря разрешил ей находиться в одном доме с ним — стоило на корню пресечь даже призрачную возможность неправильно интерпретировать его действия. Так в какой момент что-то в её взгляде на него изменилось? Пройдя через ещё один этап размышлений, Хеймитч был склонен обвинить Марди Гра. Судя по всему, именно чёртов праздник и чёртовы танцы явились точкой отсчёта и положили начало переменам в восприятии Китнисс. А он, дурак, потом ещё переживал, что ему будет тяжело отвыкать, если привяжется к ней! И лучше бы так и было: счастливая и здоровая Китнисс выходит замуж за Пита, и постепенно их дружеская связь ослабевает. Это Хеймитч мог принять, этого исхода ожидал и считал его правильным. Но, как оказалось, сам — своими же руками и действиями — рушил будущее Китнисс. А ведь был ещё и Пит. Бедный парень, которому он крупно задолжал: за Игры, за недомолвки, за плен в Капитолии. Пит, ни о чём не подозревая, изо всех сил пытался вылечиться и вернуться к девушке, которую чисто и искренне любил всю жизнь и которая любила его. Не вина Пита, что охмор сделал из него безжалостного палача, у которого была единственная цель — Китнисс. В конце концов он бы сумел вернуть свою память и свой контроль над собой, а Китнисс сумела бы вновь принять его. Хеймитч хорошо разбирался в чужих эмоциях и мог сказать, что два его трибута на самом деле уже любили друг друга, просто один из них не успел в полной мере осознать это. И Пит уж точно не заслуживал такого предательства. Отобрать у них с Китнисс надежду на счастье и нормальное будущее? Нет уж, увольте. Хеймитч бы никогда не поступил подобным образом. Но неверный подход к общению с Китнисс обошёлся ему дорого. Из-за его поведения в её голове случился очевидный сбой, нарушилась работа той части мозга, которая отвечала за здравомыслие. Хеймитч чуть было не сломал ей всю жизнь, против воли внушив нездоровое влечение к себе. Хорошо, что проблема вскрылась сейчас, а не позже. Ещё не поздно всё исправить и вернуть Китнисс на истинный путь. Оттолкнуть её — вот самый правильный вариант. Заставить ненавидеть, уверить в откровенной лжи, объявив её правительственным заданием, которое ничего не значило для него лично. Хеймитч не боялся, что Китнисс раскроет обман, — он нашёл бы способ заставить её поверить, сумел бы убедить. Но столь жестокая ложь наверняка расшатает её нервную систему, ради проклятого равновесия которой он и не сопротивлялся Китнисс. Нет, здесь нужно было действовать по-другому. Ложь не поможет, а одной правды будет слишком мало — упорство Эвердин нельзя недооценивать. Ему не поможет ничто, если он продолжит постоянно быть рядом, — Китнисс будет добиваться своего, пусть даже цель заведёт её в тупик и не принесёт в итоге ни счастья, ни спокойствия. Но вот если он исчезнет… Хеймитч надеялся, что правда, время и расстояние смогут восстановить нормальную работу её головы и устранят все безрассудные порывы, глупые мысли и попытки уничтожить собственное будущее. В конце концов, его уже давно ждали в Капитолии, а Китнисс Эвердин никогда не предназначалась ему. Страх наконец отпустил его, когда Хеймитч продумал предстоящий разговор. Путь был выбран.

***

Из рваного затяжного недосна её вывели голоса. Окно в комнате Китнисс было приоткрыто — со времени унизительного бегства из дома Хеймитча её мучило нечто, напоминающее удушье. Ей было мало воздуха. Китнисс вдыхала — и не могла надышаться морозным кислородом. Она не слышала, как Джулия вернулась, и предположила, что один из голосов мог принадлежать её подруге. Хотя вряд ли бы та пришла не одна, что и смущало. Часы показывали почти семь утра, но за окном Китнисс, чуть отодвинув шторы, увидела только тьму. Угол обзора не позволял в полной мере рассмотреть крыльцо и прибывших, но она всё-таки аккуратно раскрыла окно настежь и, высунувшись наружу, разглядела два силуэта: мужской и женский. — …нчай трястись, — донеслись до её слуха обрывки слов, — нормально всё будет. — …аю, но всё равно… Китнисс отшатнулась от окна и попятилась назад. Врезалась в кровать и обессиленно осела на неё. В женском голосе она, как ей казалось, узнала Джоанну… а в мужском ей померещился Пит. Это было невозможно, похоже на бред. Пит Мелларк сейчас должен был быть в Капитолии и проходить курс лечения. Ему совершенно нечего было делать в Седьмом. Китнисс ощутила, как внутри начинает разрастаться неприятное чувство: она не ждала приезда Пита, она вообще не думала о нём, и это был факт, достаточный для того, чтобы обвинить саму себя в наплевательском отношении к человеку, который когда-то значил для неё очень многое, был настолько важен, что она с лёгкостью умерла бы за него, лишь бы он выжил. Он считал её любовью всей жизни, а Китнисс малодушно надеялась, что ей показалось и он не приехал на самом деле. Только не сейчас, только не тогда, когда… …когда она наконец поняла, что влюблялась в Хеймитча. Это открытие ломало что-то в самой системе её мышления, вдребезги разбивало привычный уклад и словно переворачивало что-то внутри неё. Китнисс не предвидела, что сможет так — сгорать до пепла и в то же время возрождаться вновь. Она всё ещё немного стыдилась собственного ночного поступка, испытывала непонимание и страх быть отвергнутой, и одно это предположение побуждало сердце испуганно сжиматься. Но при этом Китнисс ощущала себя готовой бороться, сильной, и силу эту давало осознание своего чувства. Да, Пит приехал совершенно не вовремя и грозил внести смуту не только в привычные будни, но и в её сердце. Однако Китнисс могла не обращать на это внимания, она знала, что откажется от Пита и пойдёт на риск, если… Если только Хеймитч даст понять, что надежда есть. Что её влюблённость взаимна. Только в его силах было вырвать её крылья или позволить ей взлететь. В тишине ночи звонок в дверь прозвучал резко. Китнисс не стала продолжать сидеть и направилась встречать незваных гостей. В конце концов, ей было привычнее преодолевать трудности, а не прятаться от них. Конечно, она ожидала этого, но всё равно, открыв дверь, пошатнулась — на пороге стоял Пит. Тот самый Пит, который спас её когда-то, который помог ей завоевать спонсоров, который поддерживал её на арене, который ограждал её от кошмаров, который ставил её жизнь превыше своей. Тот добрый, милый, хороший Пит, который любил её, вопреки всему. Тот, в кого когда-то была влюблена она. — С Новым годом, Китнисс! — выкрикнула Джоанна, выглядывая из-за его спины. — Ты просто обязана оценить мой подарок по достоинству! В руках у него были примулы. Букет примул с бледно-жёлтыми лепестками и яркими янтарными пятнами в центре. — Пит… — прошептала Китнисс, отступая назад и хватаясь правой рукой за стену. — Здравствуй, Китнисс, — он мягко улыбнулся уголками губ и тепло на неё посмотрел. — Вот, я… привёз эти цветы специально для тебя. И для неё, — замешкавшись, Пит всё-таки договорил. Примулы. Примрозы. Прим. Дыхание на секунду перехватило, и Китнисс не знала, как реагировать. Последнее, что было нужно ей сейчас, — напоминание о безвременно погибшей сестре. Пауза могла бы с лёгкостью превратиться в неловкую, но этого, к счастью, не случилось благодаря Джулии. Растрёпанная, сонная, она спустилась с лестницы и побрела к ним, щурясь от света. Китнисс готова была дать подзатыльник себе из прошлого за то, что та она допускала, что с Джулией ей будет тяжело, — подруга столько раз бессознательно выручала её! Вот и сейчас появление Джулии спасло Китнисс от напряжённого поиска выхода из непростого положения. — Китнисс, — зевнув, позвала она, — у нас гости? — подойдя ближе, Джулия первым делом перевела взгляд на пришедших. — Привет, Джоанна, а это… О. Наконец девушка заметила другого человека. Потёрла глаза, сгоняя остатки сна, и скованно поздоровалась с Питом, плотнее запахивая кофту. — Я Пит, — он спохватился, вспомнив, что ещё не представился, — Пит Мелларк, — добавил, будто кто-то в Панеме мог не знать его. — А это Джулия, — указала на подругу Китнисс, — племянница Блайта. — А это, значит, тот самый сюрприз, да, Джоанна? — подняла брови Джулия, понемногу вникая в реальность. — Да, и вы бы знали, каких трудов мне стоило уломать Аврелия позволить ему встретиться с Китнисс, — проговорила Джоанна, неодобрительно обводя их взором. — И что в итоге? Где крики восторга, где благодарность? — она фыркнула. — Я ждала более сильную реакцию. — Я думаю, Китнисс и Джулия просто устали, а мы приехали без предупреждения, да ещё и так рано утром, — выступил в защиту Пит. — Китнисс, не поставишь цветы в воду? — Да, — она неловко кивнула, принимая примулы, — конечно. — А вы пока проходите в столовую, — Джулия приглашающим жестом велела следовать за ней. — Я поставлю чайник. Когда Китнисс вошла в столовую, держа в руках вазу с цветами, её обычное место было уже занято Лютиком. Наверняка кот вышел на чужие голоса, чересчур громкие для его ушей и мешающие спать. Заметив хозяйку, Лютик хитро воспользовался добродушием Пита и перелез к нему на колени, ожидая, что его будут гладить, и освобождая стул для Китнисс. Как только она села, Пит задал тот вопрос, который едва не разбил её маску безмятежности. — А где Хеймитч? Джоанна говорила, что он тоже здесь, в Седьмом, — проводя рукой по спине Лютика, он выжидающе смотрел на Китнисс. — Ну да, — незаметно сглотнув, она постаралась сделать свой тон максимально незаинтересованным. — Он у себя дома. Наверное, пьёт или отсыпается, — Китнисс мысленно похвалила себя за выдержку. — Жаль, — Пит погрустнел, — а я ведь хотел увидеть и его. Рассказал бы всем вам, что со мной было в Капитолии после отъезда Китнисс. — Можешь сходить за ним и позвать сюда, если хочешь, — с колючей интонацией усмехнулась Джоанна. — Только вряд ли у тебя получится. Как раз в этот момент Джулия принесла чайник и — после ещё одного захода на кухню — чашки, чем ненадолго отвлекла всех от беседы. — Да, разбудить Хеймитча — та ещё задача, — по-доброму улыбнулся Пит, по-видимому, на секунду проваливаясь в прошлое. — И ещё сложнее вытащить его из дома. — Ну, то был прошлый Хеймитч, — присоединилась к обсуждению Джулия, — нынешний гораздо лучше поддаётся на уговоры. Так что, я думаю, он придёт, если Китнисс позовёт его. Кровь моментально отлила от её лица, и Китнисс послала подруге тяжёлый взгляд исподлобья. Хорошо, что глаза Пита и Джоанны были устремлены на Джулию и видеть её изменившееся выражение лица никто не мог. Джулия, в свою очередь, словно бы и не замечала негодования Китнисс и спокойно наливала чай. — Весь этот год они были вынуждены работать друг с другом, иногда ссорились, но, что поразительно, до рукоприкладства дело так и не дошло, — беспечно объясняла мисс Элмер. — Может, и на этот раз Китнисс ничего не будет, если она потревожит покой вашего бывшего ментора. — Что ж, раз так, — Пит повернул голову к ней, — Китнисс, сходи, пожалуйста, за Хеймитчем. Я действительно был бы очень рад увидеть его. Вдруг Хеймитч поддастся на твою просьбу. — Сам-то не идёшь, а меня посылаешь, — ворчала Китнисс, вставая на ноги и ощущая, что они еле гнутся. — Не хочу, чтобы Хеймитч принял меня за грабителя и ударил ножом, — признался Пит. — А тебе не привыкать к его выходкам — сама же периодически расталкивала его. Возразить было нечего. Пит даже не представлял себе, насколько часто Китнисс отрывала Хеймитча от сна за последние десять месяцев, и это было к лучшему. Данная информация явно не относилась к той, которая могла бы сделать Пита счастливее. — Удача никогда не бывает на нашей стороне, — издевательски пропела Джоанна в спину уходящей Китнисс.

***

Хеймитч приметил её совершенно случайно. В девятом часу утра он принял одно из самых ответственных решений, на которые был способен его организм после всего выпитого: переместиться из гостиной в спальню и попробовать забыться сном там — все предыдущие попытки ни к чему не привели. Мешали то ли неудобный для сна диван и мигающие огни на ёлке, то ли слишком живые воспоминания о том, что произошло этой же ночью. Хеймитч всё же склонялся ко второму варианту, но не терял надежду отключиться от реальности, провалившись в темноту. Не его вина, что в комнате было окно, выходящее на дорогу перед домом. И там была Китнисс. Шла, как призрак, в утреннем сумраке, и сначала Хеймитч даже принял её за плод разыгравшегося воображения — мысли всё время перескакивали на неё, невзирая на алкоголь. Однако для привидения Эвердин была слишком материальной, хоть и двигалась медленно, как идущий на эшафот. В том, что она направляется к нему, сомнений не возникало. — Когда я сказал, что мы поговорим завтра, я имел в виду как минимум день, а ещё лучше — вечер, — грубовато высказал он ей, когда Китнисс наконец оказалась в его доме. — Какую часть фразы «тебе лучше пойти поспать» ты не поняла, а, солнышко? — Я так и сделала, — как-то беспомощно проговорила Китнисс, — но там Джоанна… подарок свой привезла, хочет, чтобы мы все вместе посмотрели. — А это не могло подождать? — Хеймитч отметил тёмные круги, залёгшие под глазами Китнисс. Значит, спокойный сон обошёл стороной и её. — Джоанна настаивала, — бесстрастно произнесла она, и, если Хеймитч хоть немного знал Китнисс, эта отстранённость давалась ей нелегко. — К тому же уже утро. — Я никуда не пойду, — отрезал он, — и если это всё, ты можешь… — Я не могу уйти, — Китнисс вдруг перебила, впервые за время их диалога поднимая глаза на его лицо. Хеймитч не приглашал её дальше прихожей и не предлагал присесть, но она всё равно прошла вглубь помещения и уселась на диван. — Тогда что тебе нужно? — Хеймитч скрестил руки на груди и опёрся о стену — решил, что будет лучше сохранять видимую дистанцию между собой и Китнисс. — Чего ты от меня хочешь? — Хочу, чтобы ты сказал — правду сказал, — почему не стал… — она говорила с трудом, преодолевая себя, и в итоге замялась. — Почему не стал целовать тебя? — без малейшего смущения спросил Хеймитч. — Да. И учти, что в бред о тайной жене, которую ты все эти годы прятал, о куче детей и наличии вместе с ними кошек и собак я не поверю, — жёстко добавила Китнисс, и в её хмуром взгляде Хеймитчу почудился какой-то вызов. — Значит, ты хочешь знать правду? — риторически уточнил он. — Хорошо, тогда я буду откровенен, — Хеймитч ненадолго замолчал, чтобы как можно убедительнее продолжить: — Китнисс, ты самый близкий человек, который у меня есть, ты мой лучший друг. Но это всё. Я без колебаний отдам жизнь за тебя или за Пита, я всегда буду на твоей стороне, но это… Это болезнь. Она не сделает тебя счастливой, — с полной верой в свою правоту заключил Хеймитч. — А Силия и Аврелий считают, что я не больна. Но кто они такие? Тебе-то, конечно, лучше знать, — бросила Китнисс. — Но им-то ты не говорила, что воспылала чувствами к алкоголику, который старше тебя на двадцать… — Девятнадцать, — Хеймитч видел: Китнисс так хотела доказать, что она права, и потому цеплялась за всё что угодно, за малейшую неточность или ошибку. На её беду, вариант сдаться он не рассматривал — победитель в их споре будет только один. Жаль, Китнисс не осознавала, что это будет не она. — Пусть так, — Хеймитч уступил в мелочи, — но это ничего не меняет, — припечатал безапелляционно. — То, что ты решила сделать, ненормально, так не… — А что нормального было в нашем мире? — Китнисс разозлилась — он определил это по сжатым кулакам, напряжённой позе и стальному блеску её серой радужки. — Нормально участвовать в Играх? Нормально ли то, что Капитолий сделал с Питом? Или то, что даже моя собственная мать бросила меня? — Было бы неплохо, если бы ты давала мне закончить, дорогая, — раздражённо проговорил Хеймитч, — и не передёргивала с одного на другое. То, о чём говоришь ты и о чём говорю я, совпадает только в одном: твоя болезненная привязанность, которую ты наверняка уже приняла для себя за неземную любовь, выросла из одиночества и нехватки общения со сверстниками. Так не должно быть, — он откинул голову на стену, смотря на Китнисс сверху вниз. — То есть ты на самом деле так считаешь? — вопрос, который Китнисс задала в неверии, звучал беззащитно. — Неужели я хотя бы немного тебе не нравлюсь? Мы же могли бы попробовать… — громкость её голоса упала до полушёпота. — Дело вовсе не в этом, солнышко, — Хеймитч не желал, чтобы его слова вышли жестокими. — Ты замечательная девушка, и ты, что бы ни случилось, навсегда останешься моим ближайшим другом. Но ты любишь Пита, просто ты запуталась, и поэтому лучше нам будет какое-то время не видеться. — Что это значит? — напряжённо поинтересовалась Китнисс, цепляясь пальцами за край дивана. — Ты хочешь трусливо спрятаться и подождать, пока мои чувства к тебе не исчезнут? — зло воскликнула она, поднимаясь на ноги. — Нет, Китнисс, — он слегка качнул головой. — Я уеду из Седьмого. Так будет правильно. Моё постоянное присутствие по соседству будет лишь усугублять твоё состояние, а так со временем все глупости выветрятся из твоей головы. А сейчас, пока я ещё здесь, мы должны забыть об этом маленьком недоразумении, — пока он говорил, Китнисс подходила ближе и ближе, и Хеймитч смог заметить, что её глаза стали влажными от непролитых слёз. — А если я не хочу забывать? — её голос дрогнул, и Хеймитчу было бесконечно больно видеть её страдания, но отступить он не мог. — Придётся, дорогая, — твёрдо заверил он. — Так будет лучше для всех нас: и для тебя, и для меня, и для Пита. И не надо плакать — ничто из этого не стóит твоих слёз, — Хеймитч мог бы стереть оставленную слезой дорожку с её лица, но не посмел этого сделать. — Так будет лучше? Или просто ты хочешь, чтобы я забыла? — Китнисс пристально вглядывалась в него, будто искала какой-то ответ, и взгляд её рвал его душу не хуже когтей белок-переродков. Хеймитч понял, что настал момент истины. Либо Китнисс отступит, либо начнёт новый круг убеждений. Всё, что он делал, было только ради её блага. Когда-нибудь она сможет это оценить, признать, что он поступил правильно, наилучшим образом для её счастья. Хеймитч был готов к удару, когда произносил: — Да, Китнисс, я так хочу.

***

Её мир разбился. Воздух вышибло из лёгких, а пальцы, ногтями которых она сильно впивалась в ладони, невольно разжались. Он не любил её. Единственное, что сейчас хотела сделать Китнисс, — упасть на колени и горько разрыдаться. Но вырвался у неё только один полузадушенный всхлип. — Как же я тебя сейчас ненавижу, — процедила, зажмурив глаза. Они действительно были слишком похожи. Китнисс оценила насмешку судьбы: когда-то она подобным образом причинила боль Питу, а сейчас с ней то же самое сделал Хеймитч. Было ли Питу тогда так же больно, как ей сейчас? И кто мог знать, что эта боль настолько сильно выворачивает наизнанку все внутренности? Кто знал, что нельзя отдавать своё сердце, ведь потом его вырвут, оставляя жуткую зияющую рану? — Когда-нибудь ты поймёшь, — Хеймитч попытался положить ей руку на плечо, но она дёрнулась в сторону. — Нет, — убеждённо мотнула головой. — Просто… просто не трогай меня и не подходи ко мне, — в её тоне не было твёрдости, и дрожь в теле наверняка не помогала ей выглядеть решительно. — Я не хочу тебя видеть. Поспешными шагами Китнисс приближалась к выходу. Она, наверное, должна была ударить его, оскорбить, накричать и обвинить во всём — только вот не чувствовала, что сможет. Силы нашлись только на то, чтобы приложить на улице снег к горящим щекам и хоть как-то успокоиться. Остатки рассудка твердили, что идти домой в таком состоянии нельзя. Сколько времени она пробыла у Хеймитча? Наверняка дольше, чем было нужно, чтобы позвать его на встречу с Питом. И сколько ещё времени нужно потратить, чтобы следы её эмоций полностью исчезли? Ответов на эти вопросы она не получила. Только открыв дверь, Китнисс столкнулась со встревоженной Джулией, которая уже оделась и явно была готова отправляться на её поиски. — Боже мой, Китнисс, что случилось? — вполголоса осведомилась Джулия. — На тебе лица нет! — Потом, — слабо отмахнулась Китнисс, — давай не будем об этом по крайней мере сейчас. — Тебя долго не было, мы начали волноваться, — столь же негромко продолжила её собеседница. — Мы не знали, что и думать. — Поверь, я теперь тоже не знаю, что мне думать и делать, — Китнисс выдавила кривую усмешку. — И расспросов Джоанны и тем более Пита я не выдержу, — созналась она, метнув короткий взгляд в сторону комнат. — Что мне сказать им? — Джулия не вдавалась в подробности, а сразу составляла план действий, чем вызвала признательность Китнисс. — Скажи, что я долго будила Хеймитча, а потом мы с ним повздорили, потому что я не хотела портить сюрприз и говорить про приезд Пита, а он не хотел идти ранним утром к нам неизвестно ради чего, — придумала отговорку она. — Потом мы припомнили друг другу парочку грехов, и в итоге он ушёл пить, а я… — Китнисс задумалась. — А ты оказалась не в настроении, чтобы обсуждать это с гостями и выливать на них весь этот негатив, — закончила Джулия. — Не волнуйся о Пите и Джоанне, Китнисс, — она мягко положила руки ей на плечи, — я позабочусь о них и о том, чтобы они не лезли с вопросами, — пообещала Джулия. — Спасибо, — Китнисс обняла подругу, внутренне давя желание расплакаться прямо перед ней. В одном Хеймитч был прав: он не заслуживал её слёз. Китнисс будет сильнее того, чтобы опять позволить себе превратиться в бесполезный комок страданий. Скоро она придёт в себя и когда-нибудь заставит Хеймитча сожалеть о произнесённых им словах.

***

В солнечном свете волосы Пита отливали янтарным, а голубые глаза казались такими чистыми, что могли бы соперничать со скрытой подо льдом водой озера, но Китнисс — Джулия знала точно — на Пита не смотрела, даже не задерживала взгляда на нём. Китнисс со скрытой яростью, запрятанной так глубоко, что Джулия, не проживи они вместе почти год, и не заметила бы её, выпускала из лука стрелу за стрелой, попадая точно в центр мишеней. Это был первый день, как Китнисс начала бегать по утрам, второй — как часами занималась стрельбой из лука. Третий — как вернулась от Хеймитча удручённой. Джулия не давила на неё и не выясняла, что же там на самом деле произошло между друзьями, но предполагала, что ничего хорошего. Хотя её подруга сумела взять себя в руки, натянуть бесстрастную маску и — пусть и с трудом — обмануть Пита и Джоанну, убедить Джулию в том, что всё в порядке, не вышло. Она чётко понимала: принимаясь за каждое новое дело, Китнисс пыталась выместить внутренний гнев. Хеймитча, с другой стороны, тоже хватило ненадолго: вчера он торжественно объявил всем о своём отъезде в Капитолий. Пока Джулия справлялась с удивлением, Пит не терял времени даром. — Тебе обязательно уезжать? — спросил он, не осознавая причин, по которым их экс-ментор решился покинуть Седьмой. Джулия, честно говоря, тоже не до конца понимала его мотивы, но, как ей казалось, мысленно подобралась довольно близко к истине. — Я надеялся, что мы, как в старые добрые времена, все вместе будем жить по соседству. А то только я приехал, как ты уезжаешь. — Прости, Пит, но дальше я тянуть не могу — Капитолий заждался, — усмехнулся Хеймитч, но усмешка эта не коснулась его глаз. — Он лжёт, — внезапно грубо обличила Китнисс. — Просто не хочет быть рядом с нами. Ты приехал — вот он и сбегает, получив возможность спихнуть на тебя ответственность за меня. — Хеймитч? — приподнял бровь Пит. Впрочем, Джулия могла сказать, что в словах Китнисс он здорово сомневался. — Кому ты веришь, Пит? — с притворной оскорблённостью вопросил Хеймитч. — Я могу даже продемонстрировать приглашение от Пэйлор, если тебе от этого станет легче. Это просто Китнисс не может принять, что не весь мир должен крутиться вокруг её персоны. — И в качестве кого же тебя призвала новая власть? — ядовито полюбопытствовала Китнисс. — В правительстве не хватает алкоголиков? — Очень смешно, — прокомментировал Хеймитч. — Меня выбрали вести переговоры с капитолийцами и помогать разрабатывать планы по их ведению. Но этот разговор был вчера — сегодня Хеймитч уезжал. Тот же снег, та же дорожная сумка — Джулия словно вернулась в прошлый февраль, когда только увидела Хеймитча и Китнисс, приехавших в Седьмой. Однако её проницательности хватало, чтобы осознавать: за время, проведённое здесь, они оба поменялись безвозвратно, и отбыть в столицу готовился не тот Хеймитч, который когда-то познакомил Джулию с Китнисс. Которая, едва завидев его, забрала лук со стрелами и демонстративно отправилась домой, игнорируя недоумение Пита. — Похоже, Китнисс всё ещё обижается на Хеймитча, — проговорила Джулия прежде, чем Пит успел задать вопрос. — Здорово они, наверное, поругались тогда, — хмыкнул Пит с неопределённой интонацией. Джулия промолчала. Да и что она могла сказать на это? — Ну, видимо, пришла пора прощаться, — Хеймитч замер перед ними, по очереди скользя взглядом по каждому. — Был рад повидаться, Пит, — он протянул руку, и Пит скрепил прощание рукопожатием. Хлопнув его по плечу, Хеймитч повернулся к ней и кивнул: — Джулия. Она сама обняла его — порывисто, как тогда, при первой за долгие годы встрече. И, отстранившись, поинтересовалась: — Тебя заберёт планолёт, или ты поездом будешь добираться? — Поездом, — кратко ответил Хеймитч. — В таком случае не возражаешь, если я провожу тебя? Стоило признать, что ею руководило не только желание побыть с другом подольше — сильнее Джулия стремилась хотя бы в общих чертах узнать, что случилось между ним и Китнисс. — У тебя десять минут на сборы, — предупредил Хеймитч, и Джулия поспешила в дом. Переоделась она быстро — гораздо больше времени заняло объяснение с Китнисс. Узнав, что Джулия собралась провожать Хеймитча, она не загорелась идеей отправиться на вокзал вместе с ними, но попросила немного подождать. Нервничая, Джулия постукивала ногой по полу, пока ждала, когда её подруга спустится из своей комнаты. — Вот, — придя, Китнисс протянула ей небольшой мешочек, — передай ему, пожалуйста. Джулия заверила в выполнении просьбы и вернулась на улицу. К счастью, в отведённый срок она уложилась, и Хеймитч не уехал без неё. Когда Джулия вышла, Пита рядом с ним уже не было. Вся дорога в выделенной мэром машине прошла в тишине, и Джулии это не нравилось. Она не представляла, как завязать разговор и вывести Хеймитча на откровение, однако потом, когда они прибыли на вокзал, медлить и дальше было нельзя. На прямой вопрос Хеймитч, как ни странно, ответил правдиво, хотя наверняка скрыл какие-то детали. Впрочем, Джулии они и не требовались, чтобы составить впечатление об общей картине. — Знаешь, на месте Китнисс я бы тебя ударила, — стоя на платформе в ожидании поезда, честно резюмировала она, когда Хеймитч закончил говорить. — Ты? — он оценивающе окинул её взором. — Нет, ты бы не ударила. — Возможно, — пожала плечами Джулия, — но это не отменяет моего желания сделать это. — К тому же Китнисс на своём месте и сама бы справилась, если бы захотела, — Хеймитч будто не услышал её. — И тем не менее не стала этого делать. Потому что я прав. — Нет, Хеймитч, — возразила Джулия, — ты дурак. Ты сделал Китнисс больно, но ты же мог и убрать эту боль, а вместо этого предпочёл уехать. — Я рассказал тебе это для того, чтобы ты лучше понимала, как сейчас вести себя с Китнисс, и поддержала её, а не для того, чтобы ты читала мне лекции, — он поморщился. — Не доросла ещё меня учить. — Как это по-взрослому — давить оппонента возрастом, — саркастично восхитилась Джулия. — Ладно, забыли, — она оборвала Хеймитча, который собирался что-то сказать. — На вот, — вложила ему в руку мешочек, — это Китнисс просила передать тебе. Гудок прибывшего поезда оповестил о том, что Хеймитчу пора было ехать. — Спасибо, — поблагодарил он и напоследок взлохматил ей волосы, будто Джулии всё ещё было тринадцать. Заходя в вагон, он не стал на неё оборачиваться. — Прощай, Хеймитч, — сказала Джулия, глядя на скрывающийся в янтарных лучах заходящего солнца поезд.

***

За окном смазанными пятнами проносились незнакомые места. Он снова был в поезде, который вёз его в Капитолий. Хеймитч мрачно усмехнулся: сам выбрал то, от чего раньше бежал. Переданный Джулией мешочек лежал у него в кармане; Хеймитч намеренно оттягивал миг, когда ему нужно будет взглянуть на его содержимое. На душе было гадко: он не хотел заставлять Китнисс страдать — ему пришлось. Даже если на секунду допустить, что её «влюблённость» не была кратковременным помешательством и бредом по своей сути, то какое будущее ждало бы её с ним? Несколько лет, наполненных руганью, его алкоголизмом, а в конечном счёте — её одиночество после его скорой смерти? Такого будущего Хеймитч никогда не пожелал бы для Китнисс, не смог бы обречь её на такое. Он принял правильное решение. Тяжёлое, жёсткое, но верное. С этой мыслью Хеймитч достал мешочек и вытряхнул то, что находилось внутри. На его ладони оказался аметист, который Джулия подарила на день рождения Китнисс, и свёрнутая в трубочку записка.       «Как ты сказал? С этим камнем я обязана стать счастливой? — сквозь эти строчки Хеймитч буквально видел едкую гримасу Китнисс. — Так пусть же он будет у тебя и вечно напоминает о том, кто лишил меня этой возможности».

***

Джулия вернулась, когда уже стемнело. Китнисс ждала её, хотя яро убеждала себя в обратном, сидя на полу и глядя на янтарные языки огня в камине. — Он уехал, Китнисс, — произнесла Джулия всего одну фразу, которая застряла острым лезвием в её сердце. Он уехал. Китнисс рассмеялась горьким смехом, больше походящим на сдавленные рыдания. Всё было кончено.