Спектр

— Скажи, что вчерашний день не был сном. Китнисс попросила, не открывая глаз, — опасалась, что, как только поднимет веки, эта новая прекрасная реальность рассыплется на тысячи осколков, возвращая её в тот мир, где она не с ним. — Если это сон, то мы оба всё ещё продолжаем видеть его, — ответил ей Хеймитч, медленно и осторожно перебирая пальцами её волосы. Китнисс удовлетворённо вздохнула и придвинулась ближе, чтобы обнять его одной рукой и положить голову ему на грудь. Ей нравилось слышать сердцебиение Хеймитча под своим ухом, нравилось, как он невесомо скользит подушечками пальцев по её плечу. Пусть это и было первое их совместное пробуждение, Китнисс уже была уверена, что привычка просыпаться с Хеймитчем станет одной из её любимых. Вчера вечером им обоим пришлось вернуться на банкет, в течение которого с её лица не сходила широкая улыбка, а глаза не прекращали по-особому живо и радостно блестеть. Правда, до того, как Китнисс смогла выйти в свет, она столкнулась с шоком и недовольством Эффи из-за её внешнего вида: душ полностью уничтожил остатки её макияжа и причёски, и даже удвоенные усилия Китнисс и Джулии, пришедшей напомнить о необходимости присутствовать на завершающей части мероприятия, оказались не в силах вызвать благосклонность Эффи. Потому мисс Тринкет самолично поправила макияж Китнисс и помогла уложить волосы, взяв взамен обещание поделиться тем, как так получилось, что место Пита в её душé занял Хеймитч. — Я до сих пор не могу в это поверить, Китнисс! — экспрессивно сказала Эффи. — Моё сердце обливалось кровью, когда я смотрела фильм и вы с Питом говорили, что решили быть друзьями. — Ну, мне и самой пока не верится, — призналась она, на секунду позволяя себе мечтательно закрыть глаза и провалиться в недавние воспоминания. — И поэтому ты обязана рассказать мне, почему ты променяла Пита на… Хеймитча, — Эффи поколебалась, но всё же произнесла имя. Впрочем, стоило оценить реакцию Эффи: она была намного лучше, чем предполагала Китнисс. Конечно, Эффи не была столь лояльной, как Джулия, которая просто поздравила её, или такой беспечной, как Джастин, который явно всё понимал, но ничего с этим не делал. Зато и её матерью сопровождающая, к облегчению Китнисс, не являлась — вряд ли бы Розмари восприняла новости об изменениях в её личной жизни без ссоры. То, как мог бы на всё отреагировать Пит, Китнисс даже не бралась предугадать. — Тебе обязательно ехать в Первый? — поинтересовалась, наконец открывая глаза и приподнимая голову так, чтобы видеть лицо Хеймитча. — К сожалению, — он вздохнул, и Китнисс могла сказать, что ему не хочется расставаться так же, как и ей. — И задержаться у меня не получится: Пэйлор ясно дала понять, что ситуация требует скорейшего вмешательства. — Тогда я приеду к тебе, как только меня отпустят, — решила Китнисс, опуская голову ему на плечо, и обняла крепче, словно боясь, что он исчезнет прямо сейчас. — Ты можешь не делать этого, — не спеша проговорил Хеймитч. И прежде, чем она успела возмутиться, прибавил: — Но я был бы рад. — Можешь уже начинать радоваться, — великодушно разрешила Китнисс, — потому что я своего решения не изменю. Ты же помнишь, что я вчера сказала? — Что не видишь здесь протестующих против твоего пребывания в моей гостиной? — показательно задумавшись, предположил он, чем заработал слабый шлепок по руке от неё. — Что я люблю тебя, — Китнисс повторила своё признание с намёком на раздражение из-за его недогадливости. — И если мне придётся переехать на полгода в Первый, то я к этому готова. Я хочу быть с тобой. — То есть ты не жалеешь о том, что произошло вчера? — осведомился Хеймитч, чем вновь всколыхнул в ней лёгкую досаду. Ей не о чем было жалеть: она наконец достигла своей цели — мужчина, которого она любит, принял её чувства и ответил взаимностью на них. Прошедший вечер был чудесным, как и ночь, за которую не случилось ничего плохого. Да что там, Китнисс даже не обнаружила ножа под подушкой, что можно было считать успехом и прогрессом в лечении Хеймитча. — Я не жалею ни о чём, — она чётко озвучила свои мысли, — ни о том, что произошло вчера вечером и сегодня ночью, ни о том, что происходит сейчас. — Я не мог не спросить об этом, солнышко, — хмыкнул Хеймитч и поцеловал её в макушку, словно извиняясь за вопрос. Китнисс предпочла бы, чтобы он целовал её губы, а не волосы. — Ладно, — она пришла к выводу, что не злится, — но давай обойдёмся без подобных вопросов в будущем. — Не могу обещать тебе этого, дорогая, — честно сообщил Хеймитч. — Наверное, я никогда до конца не поверю в то, что ты выбрала меня и теперь со мной. «Теперь со мной». Китнисс светло улыбнулась, озаряя полутёмную благодаря закрытым шторам спальню. Хеймитч на интуитивном уровне чувствовал или же точно знал, как вызвать у неё положительные эмоции, — от его слов у неё моментально потеплело где-то под рёбрами. — Думаю, я смогу развеять твоё неверие, — хитро отозвалась Китнисс и потянулась за поцелуем.

***

Как бы она ни хотела провести весь день с Хеймитчем, это было невозможно. Его дела нельзя было игнорировать, да и ей самой ещё предстояло переговорить с Эффи, встретиться с Джулией и проводить её — в отличие от неё, её подруга, миссия которой была завершена, уже уезжала домой. Наверняка её мать и Гейл тоже собирались покинуть Капитолий, и Китнисс считала, что неплохо было бы попрощаться и с ними, хоть и тяжело с моральной точки зрения. В конце концов она планировала найти Джастина и узнать подробности о лишней неделе, которую ей придётся провести в Капитолии. Но прежде всего Китнисс вернулась к себе — проверить Лютика. Кот вышел к ней сразу, едва дверь открылась, и в выражении его мордочки ей чудилось неудовольствие. Лютик, судя по всему, не был в восторге от того, что его хозяйка пропадала половину вчерашнего дня, всю ночь и немалую часть дня сегодняшнего невесть где. — Не смотри на меня так, — абсолютно иррационально нервничая под взглядом кота, выдала Китнисс. — Я была с твоим обожаемым Хеймитчем. Она была готова поклясться, что, если бы он был способен на это, Лютик бы вопросительно поднял брови, выражая свой скептицизм относительно того, что ей удалось добиться желаемого. Так или иначе, ещё через несколько секунд кот, вильнув хвостом, прошествовал к окну и запрыгнул на подоконник, уже не обращая никакого внимания на Китнисс. Убедившись, что Лютик не голодал — об этом свидетельствовал недоеденный корм в миске — и у него была вода, она сменила вчерашнее платье на длинный жёлтый свитер, тёмные брюки и туфли без каблука. Всё-таки иногда в её команде подготовки просыпалась человечность, и ей давали нечто более похожее на нормальную одежду и обувь, чем на орудие пыток. Когда Китнисс дошла до Джулии, та уже закончила собираться. Слова резко испарились из её лексикона: она осознала, что очень скоро за её подругой закроется дверь и поезд увезёт Джулию в Седьмой, а у неё самой больше не получится жить там по крайней мере в ближайшие полгода. Китнисс на время переедет в Дистрикт-1, и их будет разделять огромное расстояние. Не будет больше совместных приёмов пищи, ежедневного звучания рояля, общего смеха и разговоров лицом к лицу. — Китнисс, ты чего? — Джулия заметила, как она сглотнула подступивший к горлу комок и что в уголках её глаз скопились мелкие слезинки. — Ты уезжаешь, — справившись с эмоциями, выдавила Китнисс, — а я остаюсь здесь. — Всего на неделю, — с оптимизмом напомнила Джулия. — Да, — она кивнула, — но потом я поеду в Первый. Я больше не смогу жить с тобой под одной крышей. — Ну, за вещами-то ты точно ещё приедешь, так что мы увидимся, — Джулия улыбнулась, стараясь быть той, кто держится. — К тому же моя дверь всегда для тебя открыта, ты можешь приехать в гости, когда захочешь. И звонки по телефону никто не отменял. — Знаю, — выдохнула Китнисс, — но всё равно мне грустно. Ты была со мной целый год, а теперь… — А теперь с тобой будет Хеймитч, — проговорила Джулия таким тоном, будто разговаривала с младенцем. — Я очень рада за тебя, правда, — она заключила её в объятия. Через пару мгновений Китнисс отстранилась и шмыгнула носом, пока стирала со щеки дорожку от всё-таки сбежавшей слезы. И именно этот трогательный момент выбрал Джастин, чтобы громким стуком оповестить о своём прибытии. Он заявился неожиданно, но Китнисс куда больше шокировал поистине огромный букет тюльпанов, который он принёс с собой. Когда она поведала ему о том, что Джулии нравятся эти цветы, меньше всего ожидала, что презент Джастина будет настолько масштабным. А ведь он, как оказалось, ещё и умудрялся держать в руке какие-то ноты. — Джулия, это тебе, — Джастин с видимым облегчением вручил букет ошарашенной девушке. — Джастин, что… — начала было Джулия, отодвинув цветы от лица, но завершить фразу ей не удалось. — И это тоже тебе, — он отдал ей ноты, отчего Джулия чуть не выронила тюльпаны. — Я нашёл ещё один экземпляр восстановленного первого издания «Симфонических этюдов» Шумана, которые ты играла, — доложил с гордостью за себя. — Спасибо, но не стоило… — Джулия повторила попытку заговорить, но опять была перебита. Китнисс всё больше ощущала себя лишней, но не была уверена, что подруга оценит её бегство. — А это что? — наконец увидел готовый чемодан Джастин. — Ты разве уезжаешь? — с самым искренним удивлением вопросил он. — Да, я уезжаю, — подтвердила Джулия, получившая возможность говорить, — у меня поезд через четыре с половиной часа. С минуту Джастин молчал, а потом повернулся к Китнисс и, преисполнившись трагизмом, воскликнул: — Я обманут! — Почему это? — полюбопытствовала Китнисс, не впечатлённая полным страдания вскриком. — И ты, — Джастин указал на неё, — и эта милая леди, — развернулся в сторону Джулии, — заверили меня в том, что я могу рассчитывать на жалкую прогулку по Капитолию в компании вышеозначенной леди. А сейчас я узнаю, что меня лишают даже этого ничтожного шанса обрести любовь! — Как-то чересчур пафосно, — Китнисс откровенно высказала своё мнение. — Неправдоподобно. — Но это не отменяет того факта, что меня обманули, — сложил руки на груди Джастин, сверля взглядом Джулию. Та шумно втянула носом воздух, подумала и сдалась: — Я соглашаюсь только потому, что хочу быть честной, раз уж обещала прогулку и тебе самому, и Китнисс, которую ты подговорил убедить меня, а не из-за твоих наигранных страданий. — Ты осчастливила меня своим согласием, о несравненная Джулия! — продолжил патетично разыгрывать представление Джастин. — Я зайду за тобой в семь и договорюсь, чтобы твой билет поменяли на завтра, — уже гораздо серьёзнее добавил он. — И не надевай каблуки, — предупредил перед тем, как уйти. — И что это было? — риторически поинтересовалась Китнисс в пространство. Джулия, также не имеющая ни малейшего понятия, только пожала плечами и, чтобы вдохнуть запах, уткнулась в тюльпаны.

***

Китнисс казалось, что у неё отнимают часть сердца, пока она провожала Хеймитча. Расстаться с ним на целую неделю, когда они только-только обрели друг друга, было невыносимо, ужасно тяжело. Он успокаивал её объятиями, поцелуями и заверениями в том, что эти семь дней пролетят быстрее порыва ветра, а потом они снова будут вместе. Китнисс слушала, кивала — и ещё сильнее стискивала пальцами его плечи и прижимала к себе, не желая отпускать. Жаль, что ему всё же пришлось сесть в чёртов поезд, разделивший их. Когда уезжал Гейл, ей было немного грустно: её некогда лучший друг, с которым они недавно начали снова сближаться маленькими шажками, опять будет далеко от неё. — Знаешь, мой дом в Деревне победителей в Двенадцатом пустует, и я не думаю, что когда-нибудь стану там жить. Так что Хейзел, твои братья и Пози могут переехать туда, — как бы невзначай предложила она. — Спасибо, Китнисс, но я откажусь, — качнул головой Гейл. — Я купил дом во Втором, и благодаря моей службе мама теперь наконец может отдыхать. А Рори, Вик и Пози ходят в местную школу. Вряд ли мы вернёмся в Двенадцатый. Признание Гейла Китнисс могла понять: в Двенадцатом его и его семью ждали не самые приятные воспоминания и наглядное доказательство того, что их дом был разрушен. Она попрощалась с Гейлом, но записала его адрес — в ней сформировалось смутное предчувствие, что в будущем ей захочется ему написать. Вторые проводы Джулии дались ничуть не легче первых. Её подруга покидала Капитолий вместе с Джоанной, которая отпускала ехидные комментарии, видя попытки Китнисс удержать лицо и позитивный настрой и слёзы печали Джулии. Когда уезжала её мать, Китнисс не чувствовала ничего. Не было даже толики сожалений из-за отъезда Розмари. Она и рада была бы что-либо ощутить, но не могла отыскать в себе эмоций — все годы, прошедшие со смерти её отца, словно выжгли всю любовь и привязанность к матери. — Ты не поедешь в Двенадцатый, не так ли? — спросила, глядя прямо в глаза Розмари. — Нет, не поеду, — её мать отвечала честно. — Я не хочу возвращаться туда, у меня нет сил даже на поездку ради вещей. Но ты потом можешь перебраться в Четвёртый. Больница, где я работаю, выделила мне квартиру, и мы сможем жить вместе. — Мама, я не буду этого делать, — открыто произнесла Китнисс. — Это всё из-за него, да? — вскинулась Розмари. — Китнисс, если у вас что-то было… К её чести, она даже не покраснела, вспомнив, чтó у них было. — Вот именно поэтому я не хочу переезжать к тебе. Ты же абсолютно глуха ко мне, к моим словам и чувствам. Тебя не волнует, что я люблю Хеймитча и что хочу быть с ним. Ты говоришь, что хочешь наладить со мной отношения, но только ещё больше портишь их. — А ты всё никак не поймёшь, что отношения… с ним, — Розмари, похоже, избегала называть Хеймитча по имени, — не принесут тебе счастья. — Даже если отбросить то, что я не верю в твоё пророчество, я, по крайней мере, попробую быть в этих отношениях, хочешь ты того или нет, — припечатала Китнисс. Нота, на которой они с Розмари завершили свой диалог, была далека от хорошей.

***

Сидеть на суде над андроидом, а потом и на его казни, которые транслировались в прямом эфире, было довольно мерзко. Китнисс до последнего надеялась, что всё это случится без её участия, но власти посчитали, что и народ, и она сама должны видеть всё в режиме реального времени, — потому и не стали делать запись заранее и включать в фильм. По крайней мере, в этот раз она могла не контролировать свои эмоции, а демонстрировать, насколько ей неприятно наблюдать, как полная копия человека будто бы осознанно отвечает журналистам, как принимает приговор и как последний раз вздрагивает после укола, обрывающего его «жизнь». Пит как мог силился поднять ей настроение и приободрить её. Не то чтобы у него получалось. Забыть вызывающие отвращение картинки — вот то единственное, что хотела сделать Китнисс, даже несмотря на всю благодарность президента Пэйлор за проявленное мужество и её клятву больше никогда не использовать бывшую Сойку-пересмешницу в чём-то настолько лживом и грязном. — Ну, Китнисс, куда ты теперь? — осведомился Пит, когда всё завершилось. — Я поеду в Двенадцатый: хочу посмотреть, что и как там сейчас, может, восстановлю пекарню. Так что мы могли бы поехать вместе, если нам по пути. Ей выдали лицензию на охоту в двух Дистриктах: Двенадцатом и Седьмом — вот только Китнисс пока что не собиралась отправляться ни в один из них. Но что сказать Питу? Над этим вопросом она раздумывала не один день и в итоге склонилась к тому, что он заслуживает знать правду. Решение далось непросто, да и в реакции Пита Китнисс здорово сомневалась; но всё же она хотела быть с ним честной. — Дистрикт-1, — собравшись с духом, выдала она, отвечая на первый вопрос. — Что? — удивлённый, он не осознал её слова сразу и даже остановился, замирая посреди дворцового коридора. — Я поеду в Дистрикт-1, — ещё раз проговорила Китнисс. — Но… зачем? — Пит, казалось, гнал от себя понимание в надежде, что его собственный разум ошибается и неверно соединяет воедино все части головоломки. — За кем, — немного грустно поправила она. — Нет, — потряс головой Пит, — нет, не говори этого. Это же… Это же не может быть Хеймитч! — Год назад я бы тоже так сказала, — Китнисс повела плечом. — Пойдём, я не хочу объясняться в коридоре. Она привела шокированного Пита к себе и рассказала ему всё — правдиво, без утайки. Рассчитывая на понимание. Кто, если не Пит, с которым они прошли столько испытаний, сумел бы найти в себе стойкость с уважением отнестись к её выбору? Если её историей прониклась даже Эффи, которая с Семьдесят четвёртых Игр была без ума от их с Питом пары, то он тоже был на это способен. — О Боже, — проводя ладонями по лицу, протянул Пит, когда Китнисс закончила свою речь. — Я вёл себя, как идиот: не замечал ваших переглядываний, странностей в поведении, даже одно время хотел вернуть твою любовь. Подумать только, — он горько усмехнулся, — девушку моей мечты увёл мой бывший ментор. Китнисс опасалась что-либо говорить, вмешиваясь в его монолог, и просто ждала следующих слов. — Я даже не могу представить вас вместе — и не хочу этого делать, если честно. Китнисс, он же был нашим ментором! Как? — Пит выглядел совершенно сбитым с толку. — Это же неправильно. Он же был тебе омерзителен! — Ну, тебя я тоже считала врагом когда-то, но всё это было давно, — отбилась от его скрытого обвинения Китнисс. — Всё со временем меняется. — Не так кардинально, — возразил Пит и надолго замолчал. — Китнисс, я не хочу осуждать тебя, — наконец вновь подал голос, — но сейчас я просто не способен на что-то другое. То, что я говорил раньше о наших взаимоотношениях, остаётся в силе. Но мне нужно время, — признался он, — много времени. Всё это слишком невероятно, чтобы просто принять. Сейчас я не могу сказать, что счастлив за тебя. — Этого я от тебя и не жду, — произнесла она. — И я уже благодарна за попытку понять. Кажется, её финальная беседа была завершена. Китнисс наконец освободилась от всех долгов.

***

Хотя психотерапевт убеждал его мыслить позитивно, Хеймитч заранее готовил себя к тому, что Китнисс может не приехать. Невзирая на то, что он не хотел этого, сомнения всё равно грызли его изнутри, нашёптывали, что она наконец-то поняла, что лучше ей быть без него, чем с ним. И Хеймитч знал, что безоговорочно примет любое решение Китнисс — её благополучие всегда было и будет для него на первом месте, — пусть даже ему самому придётся столкнуться с болью, если она действительно покинет его. Но она приехала ровно тогда, когда обещала. И осталась с ним. Он едва верил в это, когда встречал её на вокзале, когда они вместе ехали в новый дом (опять в Деревне победителей — во многих Дистриктах правительство зарезервировало их под собственные нужды) и когда учились жить по-настоящему вместе, — но испытывал что-то, очень напоминающее счастье, которое не мог омрачить даже договор, испорченный Лютиком в порыве чувств. Хеймитч подозревал, что Китнисс станет скучно без дела — скорее рано, чем поздно. Однако она в который раз удивила его: книга, которой она продолжала заниматься, забирала достаточно её свободного времени — так же, как и переписка с Гейлом и Питом, иногда — с Джоанной, звонки Джулии. К третьему месяцу жизни в Первом Китнисс заинтересовалась благотворительностью и загорелась идеей создать что-то своё, чтобы помочь тем, кто, как и она, потерял в ходе революции слишком много. В свободное время она заставляла его красить картины, прикрываясь терапией, и оба его доктора поддерживали Китнисс. Хеймитч показательно сопротивлялся, но всё же уступал — у Китнисс открылся талант убеждать, тем более она сама всегда присоединялась к нему в рисовании, что делало процесс гораздо приятнее. В конце июня он окончательно вылечился и наконец перестал бояться причинить Китнисс вред, находясь в плену кошмара, или напугать её своим состоянием. Хотя она никогда не жаловалась и всегда оставалась с ним, удерживая его в реальности, Хеймитч вздохнул спокойнее, когда все ужасы ночи прекратились. Ему больше не нужен был нож. К середине июля у него получилось завершить все переговоры — даже раньше, чем рассчитывала Пэйлор. В качестве бонуса Хеймитч попросил две недели, чтобы уладить личные проблемы, и вскоре они с Китнисс и Лютиком съездили в Седьмой — встретились с Джулией и забрали остававшиеся там вещи, — после чего им предстояло вернуться в Двенадцатый. Пока что ненадолго, ведь государственная служба диктовала ехать в Дистрикт-4, но это был первый раз почти за полтора года, когда они ступили на землю своей родины. Конечно, люди обращали внимание на них, но рискнувших подойти не нашлось, а на чужое мнение и Хеймитчу, и Китнисс, и даже Лютику было плевать. С некоторыми из старых знакомых они обменивались вежливыми кивками издали, но единственным человеком, с которым заговорили, был Пит. То, что парень не выразил желания познакомить свой кулак с его лицом, Хеймитч посчитал хорошим знаком. Их встреча была короткой и скованной, но обошлась без кровопролития. Они вместе решили начать с его дома. Китнисс сказала, что готова войти в свой, но не готова там жить, поэтому разместились у него. Они оба не слишком любили обсуждать будущее, но как-то незаметно сошлись на том, что после Четвёртого переедут обратно в Двенадцатый. Находиться дольше необходимого в одном Дистрикте с матерью Китнисс не желала. Он попытался переубедить её насчёт общения с Розмари, но не преуспел в этом. Хеймитч был с Китнисс, когда она переступала порог своего дома. Уехав оттуда на Квартальную бойню в двадцать один год, Китнисс вернулась домой только в двадцать три. Он видел, как тяжело ей было проходить по комнатам, по которым раньше ходила Прим, с каким трудом она разбирала вещи покойной сестры, пока они вместе наводили порядок. В тот вечер Китнисс впервые за долгое время плакала, но Хеймитч знал, что это были слёзы здорового человека — не той девушки, с которой он приехал из Капитолия в прошлом феврале. В самом конце их своеобразного отпуска Китнисс осознала, что она никогда не будет жить в своём доме, а её матери он не нужен, и потому согласилась на предложение властей превратить её бывшее жильё в дом-музей Сойки-пересмешницы. — Знаешь, я не уверена, что хочу выходить замуж, — ненароком оповестила его Китнисс после прибытия в Четвёртый. Она даже не смотрела на него, когда говорила, уделяя всё своё внимание морю, раскинувшемуся перед ними. — Мне казалось, что я и не предлагал тебе, солнышко, — съязвил он. В тот раз Хеймитч на две недели был выселен на диван, а не в гостевую спальню — дополнительное наказание для его спины, — и эти же четырнадцать дней Китнисс намеренно игнорировала его и не разговаривала с ним. К счастью, он нашёл способ помириться с ней, хотя для этого понадобилось взять всю работу по дому на себя на половину следующего месяца. Намёк Китнисс на свадьбу, казалось, был очевиднее некуда, однако предложение Хеймитч делал ей трижды. — Китнисс Эвердин, согласна ли ты выйти за меня? — спросил он в первый раз. — Я не мастер красивых речей, но я очень сильно тебя люблю и хочу, чтобы ты стала моей женой. Она посмотрела на него светящимися от счастья глазами, надела кольцо, с которым он делал предложение. — Я тоже очень люблю тебя, — Китнисс обняла его за шею, поцеловала нежно-нежно. А потом ответила: — Нет. Тогда Хеймитч догадался, что это была её маленькая месть. Китнисс оценила его символическую идею с кольцом: в качестве центрального камня ювелир, которому он делал заказ, использовал часть того аметиста счастья, который подарила ей Джулия. Камень был слишком большим для кольца, и остатком тот же мастер инкрустировал запонки, которые изготовил для Хеймитча. Китнисс нравилось, что теперь у них получился подобный комплект и отныне их счастье было связано. Тем не менее во второй раз она тоже отказалась выходить за него. Под сочувствующим взглядом Лютика Хеймитч решил попытаться в третий раз, и, на его удивление, Китнисс согласилась. — И почему же ты передумала, дорогая? — поинтересовался он, искренне не понимая причин внезапной перемены. — Я не передумывала — я была согласна изначально, — сделала признание Китнисс. — Но, во-первых, после твоей дурацкой шутки я не могла согласиться сразу, а во-вторых, я же должна была тебе ещё три ответа на твои вопросы, — Хеймитч даже не вспоминал про своё право трижды спросить её о чём-либо, а она, оказывается, помнила. — Теперь мы в расчёте. — Подумать только, какая коварная девушка станет моей женой, — шутливо восхитился Хеймитч. — Должна же я соответствовать своему будущему мужу, — ярко улыбнулась Китнисс. Она теснее прижалась к нему, укладывая голову ему на плечо и устремляя взгляд в сторону моря. И именно тогда, сидя на террасе их временного дома в Четвёртом и глядя на мерный бег волн, Хеймитч испытал чувство счастливой завершённости.

***

Завершив последние приготовления и велев поправить свет, Крессида дала знак начинать съёмку. Сегодня у неё в гостях была Китнисс Эвердин, которая собиралась дать интервью о своей новой книге, написанной при поддержке выживших победителей, об организованном правительством пресс-туре, который закончился неделю назад, в начале марта, и, разумеется, о самой себе и своей жизни. — Итак, Китнисс, добро пожаловать, — начала Крессида. — Надеюсь, моё приглашение и дорога не слишком тебя утомили? — Нет, пока что эта усталость вписывается в привычную для меня норму дня, — пошутила её визави. — Хотя я бы предпочла, чтобы твоя студия располагалась прямо в Двенадцатом, а не в Капитолии. — О, значит, в следующий раз я могу приехать к тебе и взять интервью у тебя дома? — она не упустила случая спросить. — А разве будет следующий раз? — удивлённо округлила глаза Китнисс. — Мне сказали, что это разовая акция. — Думаю, наши зрители хотели бы видеть тебя чаще, — проговорила Крессида, закидывая ногу на ногу. — Ты же знаешь, как всем интересна твоя жизнь, особенно личная. — Неужели? — изогнула бровь Китнисс. — Конечно, — Крессида кивнула. — Существует целый тотализатор, где люди делают ставки, с кем ты встречаешься. Среди вариантов есть Пит Мелларк, твой раскрывшийся в прошлом году друг Гейл Хоторн, бывший ментор Хеймитч Эбернети и даже Плутарх Хэвенсби. — Оу, — в замешательстве выдала мисс Эвердин. — Боюсь, я вынуждена всех разочаровать: я ни с кем не встречаюсь. Я замужем. Крессида позволила шоку явственно отобразиться на своём лице. Эта новость должна была взорвать Панем. — Такого я точно не ожидала, — выдохнула она. — Кто же стал твоим супругом, Китнисс? — Прости, Крессида, но мой рот на замкé, — развела руками её респондент. — В качестве утешения могу показать только это. Китнисс вскинула левую руку и согнула все пальцы, оставив поднятым только безымянный. Крессида чуть наклонилась в своём кресле, чтобы лучше рассмотреть кольца. — Одно из них помолвочное, да? — осведомилась она, имея в виду то, в центре которого красовался каплевидный аметист. Белое золото, дорожки мелких бриллиантов и два более крупных камня по обеим сторонам от аметиста. Китнисс кивнула. — А второе — обручальное? — Да, — подтвердила Китнисс и убрала руку. Покрутила казавшееся простым кольцо, прежде чем продолжить: — У него внутри есть гравировка — сплав двух наших фамилий. Как оказалось, в древности существовал целый город с таким названием. — Очень романтично, — прокомментировала Крессида. — Кажется, вам с твоим супругом было предписано быть вместе самой судьбой. — Я верю в это, — заявила с полной серьёзностью. — Но, Китнисс, а как же Пит? Как он отреагировал на твой брак? — Он был на моей свадьбе, — бывшая Эвердин улыбнулась. — Мы довольно неплохо общаемся. — О, я заметила это по пресс-туру! — Крессида воспользовалась шансом плавно перевести тему. — Вы все так мило взаимодействовали друг с другом, никакой неловкости. Однако не всё в этом туре прошло гладко, да? — Ты имеешь в виду тот случай в Четвёртом, когда я не смогла выйти на сцену? — уточнила Китнисс и получила кивок от неё. — Что же там случилось? — полюбопытствовала Крессида, окидывая цепким взглядом саму Китнисс и проходясь по её платью свободного покроя. — Обычное переутомление, — её собеседница фыркнула. — Бешеный темп перемещения между Дистриктами, постоянное напряжение и внимание, большая ответственность перед всеми, — перечисляла она. — В какой-то момент сумма этих факторов и вызвала у меня недомогание. Утром в день выступления мне стало плохо, и врач, который приехал на вызов, запретил мне выходить к толпе. — Но ты всё же вышла, — заметила Крессида. — На следующий день, — напомнила ей Китнисс. — Мне стало лучше, и я решилась на сольную встречу со всеми, кто, наверное, ждал меня. Таких, как мне говорили, было немало, хотя я и не совсем понимаю, почему, особенно при том, как хорошо Пит с Энни, Хеймитч, Бити, Джоанна и Энобария провели презентацию. И всё же я не хотела подводить всех этих людей — они же не виноваты в моих проблемах со здоровьем. — С каждым разом всё лучше понимаю, почему ты стала Сойкой-пересмешницей, — Крессида отдала должное её жертвенности. Времени у неё оставалось не так много, и она попробовала выведать эксклюзив о книге, о фонде Китнисс и о недавно открытых домах ребёнка в Дистрикте-4 и Дистрикте-12. К сожалению, никаких тайн Крессида не узнала, кроме того, что стены дома ребёнка Двенадцатого украшены картинами, которые раскрашивала Китнисс в рамках своего лечения в Дистрикте-7. Интервью подошло к концу, и она скомандовала завершать съёмку. Китнисс тепло, но довольно быстро попрощалась с ней и покинула площадку, имитирующую уютную гостиную с камином. Окно третьего этажа выходило на улицу и позволяло увидеть вход в здание. Крессида улыбнулась краем губ, когда сквозь стекло увидела, как вышедшую наружу Китнисс встретил Хеймитч Эбернети, целуя и приобнимая. Когда-нибудь у неё будет сенсация, но пока она не собиралась пользоваться полученной информацией: Китнисс и Хеймитч заслуживали спокойной жизни. Крессида выключила свет.