Мне говорили, что тебя нет

Сверлящий звон будильника выпинал весь сон из Андрея. Он пытался отклеить веки, но их будто придавливало. Рука боязливо высунулась, чтобы избавиться от бьющего звука, неприятного, как скрип мела по доске, и холод накинулся на голую плоть. Выбора нет — нужно вставать. Князев медленно и тягуче освобождался от одеяла, будто сдирал пластырь, а веселая прохлада комнаты добиралась до мяса, покалывая мышцы. На столе дремали не собранные с вечера учебники. На ощупь закидывая принадлежности, Андрей вспомнил о любимой тетрадке — единственном спасении в замедленном ходе времени в школе. Там корчились ехидные рожицы, кудрявые буквы бежали, перепрыгивая через клетки и проваливаясь на нижние ступеньки в творческом порыве пишущего, а по углам пауками притаились неприличные фразы. Обложка своим дресс-кодом прятала революционную душу, сливалась с шаблонными приятелями выутюженной зеленой формой. Так и не поймешь, это конформистская тетрадь по географии или бунтарский сборник творчества подростка.   Казалось, стрелки часов липнут к циферблату. Безжизненный голос учителя мерно лился, растормашиваясь всплеками замечаний, после чего так же ровно тек. — Тебе срочно девушка нужна, Андрей. — шуршал в ухо сосед по парте, — У всех есть или была уже. — И? Мне-то это зачем? — Ну как? Хочешь, чтобы тебя педиком называли? — заботливый одноклассник все не унимался, подсовывая советы, как листовки. — Слушай, ты же Настьке нравишься! — И? — собрав всю расплывшуюся от нудного гула учителя энергию, промычал Князев в ладонь, с которой голова все норовила соскользнуть, как обувь в гололед. — Ну, можешь не париться, угождая, она и так согласится на все. Просто пригласи ее погулять, повстречайся там месяц, и никто педиком не назовет. Не найдя сил сопротивляться, Андрей согласился. Да и Настя была неплоха: отличница, красавица и скромница — почему бы и не попробовать? Столовая чуть ли не со свистом всасывала голодных толкающихся детей. — Это твой шанс, — Витя ткнул его локтем так, что Князев чудом не уронил тарелку с горячим пюре, которую и так держал лишь за края, — Подсять к ней, заговори, и она твоя. — Привет. — парень торопливо поставил посуду на стол, садясь напротив одноклассницы. — Привет. — неуверенно ответила девушка, будто ощупывая словом реальность происходящего. Она вся напряглась, и казалось, даже ее косички стали туже. — Сможешь сегодня погулять? — Я... да, смогу. — Настя испуганно сжала ложку, и металл будто скреб по кости. Пауза неорганично вклинилась в ее ответ, оставляя неловкий зазор, и было чувство, что она ответила как-то неправильно, и девушка еще долго крутила в голове свою реплику, как кубик Рубика, пытаясь понять, сочетались ли ею сказанные слова или как-то уродливо стояли, будто несочетаемые цвета, словно мерзкая палитра вкусов, как шоколад и соленая рыба. — Отлично, тогда сможешь в 5? У твоего дома. — Андрей говорил как-то строго, будто бухгалтер сверял отчет, с привкусом бездушной канцелярщины, где нет родного ему мира метафор и эпитетов — только тощая четкость. — Да. — согласие еле протиснулось сквозь узкую щелочку в стене неуверенности. Князев шел домой, все время подправляя убегавшую с плеча лямку рюкзака и оттаптывя длинноватые шнурки. Идея Витьки уже не казалась ему глупой — даже мигнул какой-то тухловатый интерес. "Может, все не так уж и плохо?" Андрей даже вымолил у одноклассника духи взамен на то, что он будет месяц делать за него домашку. А на уроке геометрии он замесил какое-то подобие стиха. Парень стоял у огрызка зеркала, где он был лишь по пояс, даже если отходил в дальний конец комнаты, все досадуя на какой-то раскисший пиджак, единственный нормальный предмет одежды, напудренный катышками, посыпанный ими, как белыми прыщиками. "Что вообще надевают на свидание?" Андрей пытался выбрать приемлемую позу, угол, под каким он бы не выглядел таким тощим. Волосы как назло распростерлись в разные стороны, словно старая растрепанная кисточка, растянувшаяся у него на столе. Он аккуратно сложил листик с поэзией ровно пополам, педантично прислонив края, и осторожно разместил в кармане. Князев шел, все пытаясь удобно усадить на себе разболтанную одежду, что под прохладным осенним ветерком будто готовилась улететь с угловатых, несглаженных плеч, еще не сформировавшихся. Под взгляд легла натертая обувь, и только Андрей хотел затянуть приунывший узел, как синева мазнула в лицо, а дорога влепила ему подзатыльник. — Е-мое, извини. — треснул ломаный голос. Князев отлепил гудящую голову, на которой надолго отпечаталось пожатие земли, и пытался взглядом нашарить виновника его тесного взаимодействия с дорогой. Всклокоченные волосы испуганно торчали, точно пытались убежать с беспечной головы. По-вороньему черные, они все же не впитывали любопытные лучики осеннего стеклянного солнца, и те беспокойно ощупывали его пряди, перебирали, измазали косматую голову лимонной свежестью. Отворенные настежь большие глаза бесстыдно и внимательно оценивали его. — Я Миха. Ты прости, что налетел на тебя. Андрей почувствавал прохладное полизывание ветерка на локте. Задрав руку, он обнаружил нахально распахнутую дырку, откуда выглядывал покрасневший будто от смущения перед своей наготой острый угол. — Черт, и как я теперь в таком виде на свидание пойду? — он промычал в воздух. — А че, девка сильно нравится? — спросил лохматый парниша, после выцепил разлегшийся листик, стряхивая с него распыленный песок. — Да не особо. — Тогда не парься ваще. Кстати, пишешь ты неплохо, только вот вся эта романтическая муть... — недоконченную фразу емко продолжили его брови, — Тебе, понимаешь, дельное нужно что-то писать, а не это, — он тряхнул листком, как девица, провожающая возлюбленного, платком. — Да я это так, попробовал. — начал сыпать оправдания Андрей, почему-то заинтересовавшись незнакомцем. — Раз ты это, на свиданку-то не идешь, может, пивом угощу? Ну, извинение типа. — Давай. — Князев запустил согласие в уже бойко удаляющуюся сутулую спину.