
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Это стало для них своего рода ритуалом. Ни поцелуи, ни секс не могли быть интимнее этого простого действия. От того, как её губы мягко обхватывают сигарету, как прикрываются глаза и едва трепещут крылья носа, и как потом она осторожно целует его в костяшки пальцев или ладонь, Малфой ощущал мурашки по всему телу, а в животе возникало непереносимо восхитительное наслаждение.
Примечания
Герои курят. Много курят. Считайте, что курение у них вместо секса.
Обложка: https://www.pinterest.ru/pin/876020564990592019/sent/?invite_code=ced961b371894afc801789dc4a070c0f&sender=876020702426250402&sfo=1
Посвящение
Благодарю моё эмоциональное состояние за генерацию мрачняка и треша.
Часть 4
19 марта 2022, 05:40
Проснулся Драко с головной болью и пересохшим горлом, но, на удивление, события вечера и ночи он помнил отчётливо. (Твою мать, я чуть не переспал с Грейнджер. Кстати, а ей сейчас каково? Выпила она сильно больше меня. Надо бы дойти до ванной и найти антипохмельное зелье.). С трудом раскрыв глаза, он увидел, что постель рядом с ним пуста. Ушла.
Драко тупо смотрел на смятую простынь и подушку, на которой остался кудрявый волос. Нет, он не злился. Да, будь на месте Гермионы кто угодно, он пришёл бы в ярость от того, что девица сначала завалилась к нему пьяная с предложением переспать, потом уснула в его постели, а на утро сбежала. И, возможно, он бы поговорил с ней где-нибудь в безлюдном коридоре. Но на Гермиону он не мог злиться. Если она испугалась, то он поймёт. И если пожалела о произошедшем, то тоже воспримет спокойно. Единственное, Драко опасался, что теперь Гермиона не захочет вообще с ним взаимодействовать, но и это он был готов пережить, лишь бы не травмировать Гермиону ещё раз.
Спотыкаясь, он добрёл до ванны и, опрокинув несколько пузырьков, нашёл нужный. Залпом выпил горькое зелье и умылся холодной водой. Через пару минут жить стало легче, и Драко направился в гостиную, чтобы взять повседневную одежду из шкафа. (Десяток соплохвостов в постель тому, кто решил, что в спальне должна быть только кровать).
В дверях он замер. На полу лежала Гермиона и курила. Возле шкафа валялись чёрные тряпки, которые несколько часов назад были её платьем, а на самой Гермионе был надет тёмно-зелёный спортивный костюм. Его костюм.
— Доброе утро, — проговорила Гермиона, не глядя на него.
— Доброе, — ответил Драко и лёг рядом с ней.
Гермиона вывернула руку и поднесла к его губам сигарету. Он затянулся, и пальцы Гермионы дрогнули, когда их коснулось его тёплое дыхание.
— Я, конечно, понимаю, что ты чувствуешь себя здесь, как дома, — с лёгкой усмешкой произнёс Драко, выпуская изо рта дым, — и мне совершенно не жалко для тебя костюма, но скажи на милость, зачем ты так жестоко расправилась с платьем?
— Молния сломалась, — отозвалась Гермиона, продолжая смотреть в потолок потухшим взглядом. — И у меня никак не получилось его снять. Тебя будить мне не хотелось, уж очень мило ты спал. Пришлось прибегнуть к радикальным мерам. В любом случае, оно мне не нравилось и я планировала избавиться от него после вечеринки.
— А по мне, отличное платье, — скорее себе сказал Драко, но Гермиона всё же услышала и слабо улыбнулась.
— Сказал бы вчера — я бы его тебе подарила. И туфли в придачу. Тебе бы пошло.
Драко рассмеялся. Гермиона шутила, значит, всё не так плохо.
— И что теперь? — через какое-то время спросила Гермиона. (Ну же, пойми, что я имею в виду и не заставляй меня говорить это вслух!)
— Не знаю, — честно ответил Драко. (Если бы я знал, Грейнджер, если бы я знал…)
— А чего ты хочешь? — Гермиона повернулась на бок, чтобы видеть его лицо.
— Быть с тобой и не причинять тебе вреда и боли этим, — подумав ответил Драко. — А ты чего хочешь?
— Чтобы ты был рядом и не чувствовал себя плохо от этого, — Гермиона говорила очень медленно, будто боясь, что он сейчас начнёт смеяться и говорить о том, какая она наивная дура, что действительно поверила в его чувства к ней.
— Мне никогда не будет плохо рядом с тобой, — Драко тоже перевернулся на бок.
Провёл кончиками пальцев по её лицу, очерчивая линию роста волос, изогнутую бровь, острую скулу и напряжённую челюсть. Гермиона, затаив дыхание, смотрела на него, и зрачки её глаз практически заполнили всю радужку, оставив видимой лишь тонкую карюю каёмку. Поднеся руку с недокуренной сигаретой к его губам, она провела по ним подушечкой пальца, словно дразня, и слабо улыбнулась, когда Драко, слегка вытянув губы, оставил на кончике безымянного пальца невесомый поцелуй. Дым с лёгким ароматом вишни коснулся её носа, когда Драко выдохнул, и она, прикрыв глаза, втянула его. Сердце учащённо билось, а от каждого его прикосновения по телу пробегали тысячи мурашек, а в животе вновь и вновь пульсировала сладостная боль. От сигареты почти ничего не осталось, и Гермиона, вытянув руку назад, отправила окурок в камин.
Ей больше не хотелось страсти и жёсткости. Лишь бы эти нежные прикосновения, полные уважения и искренности, не прекращались — это всё, о чём мечтала Гермиона. Она не понимала, да и не хотела понимать, как за считанные дни Драко Малфой стал ей гораздо ближе друзей, с которыми она почти семь лет бок о бок жила и сражалась. Но Гермиона была уверена в одном: с ним она чувствовала себя живой.
Через некоторое время, тяжело вздохнув, Гермиона произнесла:
— Мне надо на завтрак. Иначе МакГонагалл с Помфри меня со свету сживут.
— Хорошо, — кивнул Драко. — Хочешь, пойду с тобой?
— Не нужно, — покачала головой Гермиона. — Я быстро поем и вернусь сюда, хорошо?
— Договорились, — Драко поцеловал её в кончик носа.
Гермиона поднялась на ноги и, улыбнувшись ему напоследок, покинула комнату. Драко остался лежать на полу. Гермиона была… чудом. Пусть сломленным, пусть тусклым и эмоционально нестабильным, но чудом. Он помнил, какой ужас им овладел, когда в гостиную Малфой-мэнора егеря притащили трёх пленников. Конечно же он сразу узнал и Поттера, чьё лицо опухло, будто парень весил больше двухсот фунтов, и Уизли, который даже с перекрашенными в чёрный цвет волосами и выбитым передним зубом, выводил Драко из себя. На девушку он боялся смотреть. Только не она, только не она, умоляю, пусть это будет не она! Но это была Грейнджер. Исхудавшая, с царапинами на лице и спутанными волосами. Беллатриса её узнала. И в тот момент Драко понял, что Грейнджер обречена. Когда Поттера и Уизли отволокли в темницу, Беллатриса с пугающей улыбкой подошла к Грейнджер и произнесла своим сладким голосом:
— А с тобой мы сейчас мило побеседуем, не так ли, грязнокровка? А будешь послушной девочкой, останешься целой и почти невредимой. Тебе всего лишь нужно ответить на несколько вопросов…
Грейнджер всегда была упрямой. И когда на неё обрушился первый круциатус, она несколько секунд ещё сжимала челюсть, не желая издавать ни звука. Но её сил хватило ненадолго, и вот она уже извивалась на полу, в кровь искусывая губы и ломая ногти. Короткая передышка, за которую она могла бы дать Беллатрисе ответ, а потом новая порция боли. Беллатриса пытала не в полную силу, иначе бы Грейнджер сошла с ума после пятого проклятия. Нет, тётушка Драко хотела получить информацию, а от безумной толку никакого. В какой-то момент ей наскучило просто направлять на Грейнджер палочку, и она, вооружившись пропитанным ядом кинжалом, разодрала рукава кофты, в которую была одета Грейнджер, и, высунув кончик языка (будто маленький ребёнок, который старательно выполняет задание по каллиграфии), начала вырезать буквы на коже. От визга Грейнджер заложило уши, а внутри клокотала ярость. Он был готов убить, задушить голыми руками безумную тётку, лишь бы та больше ни секунды не мучила Грейнджер. В какой-то момент мать заметила, что Драко на грани срыва, и начала умолять его не совершать глупости так открыто. Незаметно для Беллатрисы, она засунула ему в карман пузырёк. Он понял мать без слов. Стараясь выглядеть как можно спокойнее, он предложил тётушке привести дружков Грейнджер. Взгляд, которым она его одарила, разорвал его сердце на куски. Держись, Грейнджер, только держись. Если твои дружки не такие идиоты, как я думаю, очень скоро всё закончится. И попробуй меня простить…
Почувствовав, что шея затекла от долгого лежания на полу, Драко медленно встал и пересел на матрас в нишу к окну. Он знал, что никогда не расскажет Грейнджер о том, что сделал с ним Тёмный лорд. Беллатриса, как обычно, была обласкана повелителем, ведь ей всё же удалось что-то узнать у Грейнджер. Правда, фраза о том, что меч был на дне озера, ничего для Драко не значило, а вот Тёмный лорд был доволен. Нарциссу Тёмный лорд допрашивал куда строже Беллатрисы, и Драко с тревогой следил за каждым движением змееподобной гадины. Блять, как так можно было испоганить репутацию прекрасных созданий? Вскоре Тёмный лорд приказал сёстрам убираться, и позже, когда наказание началось, Драко этому обрадовался…
Он помотал головой, отгоняя жуткие воспоминания. В конце концов, всё это в прошлом…
***
Когда Гермиона зашла в Большой зал, её друзья уже сидела за столом и бурно обсуждали прошедшую вечеринку. — Гермиона! — Рон в кои-то веки говорил не с набитым ртом. — Ты где пропадала? — Не понимаю, о чём ты, — спокойно ответила Гермиона и, прежде чем приступить к еде, собрала волосы в хвост. Кто-то присвистнул, а Гарри, Джинни и Рон уставились на неё, округлив глаза. — В чём дело? — приподняв бровь, поинтересовалась Гермиона. — Гермиона, твоя шея, — нелепо взамхнув руками, пробормотал Гарри. Нахмурившись, Гермиона взяла в руки ложку и трансфигурировала её в небольшое зеркальце. Внимательно осмотрела своё отражение и обнаружила на шее засосы. Вернув ложке нормальную форму, она приступила к трапезе и, проглотив кусок тоста, спокойно произнесла: — Ну шея. И что дальше? — А ты… А как… То есть, — Рон судорожно вдыхал воздух и никак не мог выдать что-то адекватное. — Сосредоточься, Рон, — Гермиона демонстративно намазывала джем на тост, прекрасно зная, что за ней наблюдает как минимум пять человек, желающих убедиться, что «хорошая девочка хорошо кушает». — Кто он? — наконец выпалил Рон, покраснев. Лаванда, сидящая рядом, нахмурилась. Ей явно не нравилось, что её парень уделяет так много времени бывшей, но возмутиться вслух не решилась. (Боги, за что мне это?) — А с чего ты взял, что это он? — поинтересовалась Гермиона, жалея, что рядом нет Малфоя, который бы оценил её попытку поиздеваться над Роном. Рон подавился соком, а потом скривился. — Фу, как мерзко! — он недовольно посмотрел на подругу. — Надеюсь, ты несерьёзно! Гермиона промолчала. Желание сбежать с каждой секундой становилось всё сильнее, и уже через несколько мгновений она ощущала, как всё тело напряглось в ожидании чего-то ужасного. Тост, который Гермиона жевала, начал казаться излишне жирным, и её затошнило. Пытаясь смыть мерзкое ощущение с языка, она сделала глоток воды, но в нос ударил запах гнили и железа. Нахмурившись, она заглянула в стакан и с ужасом отшвырнула его от себя, когда увидела, что вода превратилась в кровь. На неё уставились десятки любопытных глаз, но ей было всё равно. Она испуганно озиралась и сжимала в руках палочку. — Гермиона, ты чего? — Гарри моментально вскочил и, обойдя стол, подошёл к ней. (Уйди, уйди, уйди, уйди!) — Всё хорошо, Гермиона, — очень мягко произнёс Гарри, и ей померещилось, что он одет в медицинский халат. От его тона становилось тошно и жутко. — Уйди, — прохрипела Гермиона, наставляя на него палочку. Гарри вскинул руки, показывая, что безоружен, и отступил на шаг назад. (Думай, Грейнджер, думай! Вдох-выдох. Всё нормально. Нет никакой крови. Нет опасности. Просто убери палочку, скажи, что плохо себя чувствуешь и уходи. Ну же!) Гермиона медленно опустила руку, продолжая судорожно сжимать палочку, и проговорила: — Прости, Гарри. Я просто устала, вот и мерещится всякое. Мне надо отдохнуть. — Я понимаю, Гермиона, — всё тем же заботливым тоном произнёс Гарри. — Тебя проводить? — Не нужно. Я справлюсь. Из зала она почти выбежала. Она мчалась по коридорам, зажмурив глаза, лишь бы не видеть кровавые разводы на стенах и трупы, валяющиеся на полу. На одной из лестниц она споткнулась и пролетела вниз, больно ударяясь рёбрами о ступеньки. И лишь ударившись головой, Гермиона почувствовала (что за парадокс?) себя лучше. Мысли прояснились. Её и до этого мучили галлюцинации, но они были тусклыми и больше напоминали неудачные декорации в каком-нибудь захудалом театре. Мадам Помфри говорила, что подобное может случаться от недосыпа, и Гермиона поморщилась от одной мысли о сне. Окончательно придя в себя, она встала на ноги и, охнув от боли в ребрах, медленно поплелась в комнату Драко.***
— Какие планы на Рождество? Этот вопрос прозвучал семнадцатого декабря за несколько дней до праздничного банкета и отъезда учеников по домам. Гермиона сидела на полу возле камина и грела ноги после долгой прогулки, а Драко занял письменный стол, дописывая реферат для профессора Слизнорта. — Пока не знаю, — пожала плечами Гермиона. — Рон и Гарри хотят, чтобы я поехала в Нору, но у меня нет никакого желания праздновать Рождество с ними. Не говоря уже о том, что соберётся всё семейство, даже Перси и Чарли обещали прийти по словам Рона. Да и Лаванда приглашена… — Звучит устрашающе, — хмыкнул Драко. — Какие альтернативы? — Остаться в школе. — Не хочешь провести каникулы со мной? — Драко отложил перо и повернулся всем корпусом к Гермионе. (Ну же, соглашайся! Клянусь, что тебя никто не потревожит. ) — В Малфой-мэноре? — уточнила Гермиона. — Да. — Кто-то ещё будет? — Только мы. Ну и домовики, но, если ты пожелаешь, они тебе даже не покажутся. Две недели с Малфоем вдали от докучливых наставлений и чрезмерной опеки друзей? В замке, где несколько месяцев назад меня пытали… — Обещаю, ты не пожалеешь, — тихо произнёс Драко. — Хорошо, — чувствуя, что это решение равносильно прыжку с Астрономической башни, ответила Гермиона. — Тогда сообщу Гарри и Рону, что не смогу в этом году поехать с ними. Драко подошёл к Гермионе и, опустившись на пол, обнял её левой рукой за плечи. Он чувствовал, как напряжено её тело, и даже пожалел о столь неосторожном предложении. (Придурок! Ничего умнее придумать не мог?) — А твоя мама? — через какое-то время спросила Гермиона. — Почему с ней ты не будешь праздновать? — Она не очень хочет возвращаться в Англию, — Драко прислонился спиной к дивану и, подтолкнув Гермиону, уложил её голову себе на живот. Так он мог видеть её лицо, а она его. — И праздновать Рождество тоже не хочет. Я понимаю и уважаю её решение. К тому же, — он усмехнулся, — она уверена, что у меня есть девушка, с которой я планирую провести рождественские каникулы, и не хочет нам мешать. — Надо же, — задумчиво произнесла Гермиона. — А она знает про нас? — Пока нет, — Драко покачал головой. — Я не хотел говорить, пока ты сама не захочешь. — Я не против. Я бы и друзьям рассказала, но, — Гермиона запнулась, — они и так считают меня чуть ли не больной, а тут может такой скандал разразиться… Я пока не готова к такому. — Я тоже не готов, — недовольно поджал губы Драко. — Поттер ещё ладно, но Уизли… — Гермиона усмехнулась. И без слов было понятно, что хотел сказать Малфой. Они задремали возле камина: Драко, откинувший голову на диван, и Гермиона, использовавшая живот парня вместо подушки. И впервые за долгое время ни у него, ни у неё не было кошмаров.***
(Блять, отстаньте вы уже от меня!) Гермиона в сотый раз объясняла друзьям, что у неё есть планы на Рождество, но Гарри, Рон и Джинни продолжали уговаривать её хоть немного изменить планы и навестить их в Норе хотя бы на пару дней. Но Гермиону тошнило от одной только мысли о доме, полном людей, которые непременно будут смеяться, шутить, петь песни и танцевать. И ей придётся соответствовать им. А в мрачном поместье, часто фигурирующем в её кошмарах, её ждала тишина, спокойствие и… Малфой. Никто не будет запихивать в неё огромные порции праздничных блюд и наряжать в нелепые праздничные колпаки. — Пожалуйста, хватит! — взмолилась Гермиона. Она стояла возле ворот школы. Гарри, Рон и Джинни, раскрасневшиеся от мороза, стояли перед ней и предпринимали последние попытки уговорить подругу. Лаванды, к счастью, не было: она убежала вперёд занимать купе в поезде. (На большее ты не годишься.) — Мне нужно время, — с трудом выговорила Гермиона. (Как же унизительно!). — Я пока не готова к праздникам. Поеду к дальним родственникам, они давно хотели со мной увидеться. — Пообещай, что напишешь нам хотя бы пару раз, — настойчиво произнёс Гарри, пристально глядя ей в глаза. (Ты ещё Непреложный обет возьми с меня!) — Хорошо, — Гермиона переступила с ноги на ногу. — Я напишу. — Может, хотя бы с нами до Лондона доедешь? — с надеждой произнесла Джинни. — Да, Гермиона, — поддержал сестру Рон. — Поехали с нами! (А ты-то что? Тебе волю дай, будешь часами лизаться с Лавандой. А я только мешать буду.) — Не хочу, — помотала головой Гермиона. — Аппарацией удобнее. — Ладно, — сдался Гарри и бросил мнозначительный взгляд на Рона и Джинни. Мол, что с неё взять? Троица (Новое, блять, золотое трио) крепко обняла Гермиону на прощание и поспешила в сторону поезда. Гермиона облегчённо выдохнула, в очередной раз проверила, что сумочка, расширенная заклятием, лежит в кармане куртки, и поспешила в противоположную сторону. Выйдя за территорию Хогвартса, она увидела Малфоя, стоящего возле обочины. Он, конечно же, курил, и, подойдя к нему, Гермиона с наслаждением втянула витавший в воздухе аромат качественного табака с ноткой вишни и дорогого парфюма, которым пользовался Малфой. Ничего вычурного и кричащего — неназойливый приятный аромат, который можно было уловить только если находился слишком близко от человека. — Я решил, что тебя похитили, — произнёс Малфой, поднимая руку так, чтобы Гермиона могла затянуться. Это стало для них своего рода ритуалом. Ни поцелуи, ни секс не могли быть интимнее этого простого действия. От того, как её губы мягко обхватывают сигарету, как прикрываются глаза и едва трепещут крылья носа, и как потом она осторожно целует его в костяшки пальцев или ладонь, Малфой ощущал мурашки по всему телу, а в животе возникало непереносимо восхитительное наслаждение. И в ответ он одаривал Гермиону невесомыми поцелуями, когда она делилась с ним сигаретой, и от этого её глаза становились почти чёрными от расширенных зрачков, а кончики пальцев (такие мягкие и осторожные…) очерчивали бледные губы и едва заметные носогубные складки, и оба были готовы умереть за эти прикосновения. Они больше не возвращались к разговору о статусе своих отношениях. Драко ждал, а Гермиона боролась со своими внутренними демонами. И, увы, пока проигрывала. — Готова? — Малфой выбросил окурок в сугроб. — Да. Гермиона крепко сжала его руку, и они аппарировали. Аллея, ведущая от ворот к парадному входу (только не думай, не вспоминай), была расчищена от снега и льда, а вечнозелёные кустарники даже в это время года были идеально подстрижены. Сам замок ничуть не изменился за эти несколько месяцев, и Гермиона инстинктивно напряглась и прижалась к Малфою. — Там никого нет, — напомнил он. — А Беллатриса давно мертва. Гермиона кивнула. Парадные двери распахнулись, и на пороге появился домовик. Он низко поклонился Малфою и Грейнджер, а после исчез с тихим хлопком по молчаливому приказу Драко. Отряхнув снег с одежды, Драко взял Гермиону за руку и повёл к лестнице. Они прошли мимо запертых дверей (тех самых), и перешли в соседнее крыло, где расположились жилые комнаты. — Я приказал подготовить для тебя гостевые покои, — сообщил Малфой, останавливаясь возле одной из дверей. — Чувствуй себя, как дома. Предлагаю разойтись на час-полтора, чтобы переодеться и отдохнуть, а после я могу показать тебе оставшуюся часть дома и оранжереи. И, если вдруг захочешь, — он запнулся, и Гермиона вопросительно приподняла брови, — можем украсить ёлку. — Хорошо, — кивнула Гермиона. — Отличный план. Гермиона не хотела наряжать ёлку. До этого момента. (И не смей даже говорить, что дело вовсе не в Малфое!) Малфой кивнул и удалился дальше по коридору. Запомнив, в какую комнату он зашёл, Гермиона отворила двери своего временного жилища. Перед ней протянулась анфилада как минимум из трёх комнат (мне придётся лет сорок работать без выходных, чтобы заработать на подобную квартиру). Самая первая была небольшой и больше напоминала прихожую: сбоку от двери стоял небольшой диван с низкой спинкой, а с противоположный стороны вешалка и небольшой круглый столик на изогнутой ножке. Далее шла прекрасная гостиная: мягкие кресла, которые так и манили в свои объятия, большой кофейный стол, покрытый тёмно-зелёной скатертью, окна в пол, из которых был виден парк, в камине ярко горел огонь, а на каминной полке стояли статуэтки. На стенах висели портреты и пейзажи, и Гермиона с опаской поглядывала на мрачных волшебников и ведьм, но те не издавали ни звука, а только молча двигали глазами, следя за ней. Пройдя дальше, Гермиона обнаружила кабинет: мрачную комнату с мебелью из тёмного дерева и наглухо задёрнутыми чёрными шторами. Здесь было неуютно и мрачно, и она ускорила шаг. Наконец, Гермиона попала в спальню. Огромная кровать, на которой могло уместиться минимум пять человек, была застелена чёрным постельным бельём. Балдахин был из тёмно-синей ткани с вышитыми золотыми нитями созвездями. С обеих сторон от кровати расположились тумбочки, а возле окна стояли низкий столик и софа. На мгновение Гермиона почувствовала себя здесь лишней, в своих балахонистых штанах и старой куртке. Отогнав мрачные мысли, она продолжила изучать предоставленные ей покои. Дверь в углу вела в просторную ванную комнату с современной душевой кабиной, раковиной и старинной ванной на позолоченных ножках. Последней комнатой в анфиладе оказалась просторная гардеробная, с несколькими шкафами, двумя тумбочками для обуви и тремя зеркалами. Увидев своё отражение, Гермиона вздрогнула. (Ну и страшилище!) Скинув тяжёлые ботинки и сняв куртку, она открыла шкаф и замерла. На вешалках висели платья. Два десятка платьев со свободными юбками в пол из плотной ткани чёрного, зелёного и бордового цветов. Некоторые из них были украшены вышивкой, другие обшиты бисером, тускло сверкнувшим от яркого света люстры. Гермиона провела кончиками пальцев по нарядам, не зная, как реагировать. Платья определённо были новыми. Более того, они явно были пошиты назаказ у одного портного. (Малфой купил мне платья? Твою мать, Грейнджер, не дури! С чего бы ему тебе покупать одежду?) Не зная, что делать, Гермиона неуверенно произнесла: — Есть кто-нибудь? Тотчас же с тихим хлопком перед ней появился домовик. Он молча поклонился, коснувшись кончиком своего длинного носа ковра. — Чьи это платья? — дрожащим голосом спросила Гермиона. (Блять, перестань нервничать, будто ты на экзамене!) — Хозяин Драко приказал оставить их для его гостьи, — поспешно ответил домовик, не смотря на Гермиону. — Он сказал, чтобы мы были готовы помочь надеть их. — Зачем? — Гермиона судорожно сглотнула. — Хозяин сказал, что эти платья могут понравиться гостье. Но он не настаивает, чтобы она их носила. Они здесь на тот случай, если гостья захочет нарядиться. Гермиона поморщилась от манеры речи домовика. А в душе боролась злость с каким-то непонятным светлым чувством, название которому она никак не могла подобрать. Сжав голову руками, Гермиона пыталась успокоиться и трезво взглянуть на ситуацию. Малфой купил для неё платья. Это странно. Но, если вспомнить, что она постоянно таскала у него одежду, можно было понять его желание защитить свой гардероб таким способом. (Довольно романтичным, и, блять, только попробуй это опровергнуть!) Кроме того, как хозяин дома, Малфой имел право требовать от неё соблюдение дресс-кода… Помотав головой, Гермиона сняла с себя одежду и бросила на пол. Внимательно оглядела своё отражение в зеркале. (И чего меня постоянно все пытаются накормить? Не такая я и тощая.) Найдя на полке полотенце, она отправилась в ванную. Ждать, когда ванна наберётся ей не хотелось, поэтому Гермиона зашла в душевую кабину и облегченно выдохнула, когда тёплые струи воды ударили по плечам и спине. В последние недели она быстро утомлялась, а во всём теле появилась ноющая боль, будто она каждый день по несколько часов бегала с тяжёлыми гантелями в руках. Тёплый душ помогал избавиться от этого ощущения, но лишь на несколько часов, а в Хогвартсе было проблематично по три или четыре раза на дню ходить в ванную, не вызвая подозрений. Если бы кто-то узнал, то сразу бы потащил её к Помфри, а та бы непременно начала бы пичкать Гермиону лекарствами и зельями. Понежившись около получаса, Гермиона выключила воду и закуталась в тёплое полотенце. Было нечто удивительное в том, чтобы ходить обнажённой по дому Малфоя. Сознание тут же подкинуло ей несколько картинок того, чем можно заняться на огромной и, судя по всему, очень удобной кровати. По телу пробежали мурашки, живот слегка свело, но и только. (Грёбаный организм! Чего тебе ещё нужно? Красивый, заботливый, офигенный парень, понимающий тебя как никто другой, дарящий тебе целую колекцию платьев, прикасающийся к тебе и глядящий на тебя так, будто ты самая прекрасная и желанная девушка в мире, в нескольких метрах от тебя. Так какого хрена ты не работаешь так, как надо?) Пройдя через спальню, Гермиона вернулась в гардеробную и снова открыла шкаф с платьями. Наугад вытащила одно, бордовое, и внимательно осмотрела его. Оно было идеально. Без вульгарных и пошлых вырезов на юбке, с закрытой спиной и грудью, и, что самое главное, с длинными рукавами. Гермиона попробовала представить, чтобы почувствовала, если бы Гарри или Рон подарили ей нечто подобное. О, они бы нашли способ надавить на неё посильнее и вынудить надеть наряд. И плевать им было бы на её нежелание. Гермиона была в этом абсолютно уверена. Надев нижнее бельё, Гермиона позвала домовика. — Гостья желает надеть платье? — с поклоном спросил домовик. Он не смотрел на неё, а на сморщенном лице застыл страх. Он то и дело вздрагивал, будто боялся нападения в любую минуту. Невольно Гермиона подумала, что домовики так же могли быть травмированы тем, что происходило здесь на протяжении долгих месяцев. Борясь на пятом курсе за права домовиков, Гермиона, среди прочего, потратила несколько вечеров на изучение всей доступной информации о психологии домовиков. Увы, информации было ничтожно мало, а та, что была, касалась лишь рабства и отношения домовиков к свободе. И будь она сейчас прежней собой, то непременно бы поговорила бы с каждым из обитающих здесь домовиков и попыталась придумать, как им помочь. Но теперь она знала: только так нужно жить и ощущать себя после войны. — Да, желаю, — ответила она. Домовик вздохнул и, щёлкнув пальцами, позвал ещё двоих эльфов. В четыре руки они надели на Гермиону платье и занялись шнуровкой на спине, пока третий собирал её волосы в пучок на затылке. Платье оказалось ей в пору, будто с неё снимали мерки и периодически приглашали на примерку. (Глупо отрицать, что оно идеально. Я бы в таких постоянно ходила…) Когда с платьем и причёской было покончено, домовики исчезли, а Гермиона, выйдя в спальню, упала спиной на кровать. Глаза зацепились за знакомые с детства созвездия, а в голове сами собой всплывали названия звёзд. Красивый полог. Гермиона чувствовала себя странно. Вина липкой и зловонной массой обволакивала её внутренности, а голоса, такие мерзкие и громкие, кричали о том, что она не имеет права так себя вести и единственное, чего она заслуживает, так это переодеться в тюремную робу и отправиться в Азкабан, чтобы дементоры высосали из неё остатки положительных эмоций. Она не имела права наслаждаться происходящим, не должна была наряжаться в платья и идти праздновать с Малфоем праздник, когда сотни, многие сотни волшебников погибли. (Мерзкая тварь ты, Грейнджер. Ты уподобляешься своим дружкам, которые так легко и так просто забыли о случившемся.) Гермионе стало трудно дышать. Вскочив на ноги, она помчалась прочь из спальни. Пол обжигал холодом босые ступни, но она не обращала на это внимание, пока неслась через комнаты. В гостиной, наткнувшись на злобные взгляды портретов, Гермиона вскрикнула. Портреты рассмеялись, и вслед ей понеслись угрозы и оскорбления. Она без труда попала в покои Драко, точно такие же, как и её, разве что наполненные следами пребывания хозяина. Но Гермионе было не до таких мелочей. Она слышала безумный смех позади себя, чьи-то быстрые шаги и громкое дыхание. И Гермиона прекрасно знала, кто её преследует. Ноги путались в подоле юбки, и только чудом Гермиона всё ещё была на ногах. — Ну же, грязнокровка! Куда ты? — Беллатриса позади неё рассмеялась. Гермиона налетела на стену и, упав на пол, зажала уши руками, лишь бы не слышать голос её мучительницы. (Она мертва, она мертва, она мертва, она мертва!) Но нет, Беллатриса приближалась к ней, и в её пальцах был зажат кинжал. На прекрасном бледном лице, таком молодом (она должна быть старше, почему она такая молодая?) сияла улыбка, обнажая рад белоснежных зубов. — Не убегай, грязнокровка, — промурлыкала Беллатриса, — ведь тебе некуда бежать. Я знаю этот дом, как свои пять пальцев, и тебе не спрятаться от меня. Смирись! Ты проиграла, грязнокровка. Гермиона зажмурилась и пронзительно (и откуда только голос взялся?) завизжала: — Драко!