искры

Кадмус

Всё началось со вспышек. Мне двенадцать, отцовская рука сжимает плечо. Он так счастлив, хотя весь день проходил мрачнее грозовой тучи. Он так крепко меня держит, что почти больно. Тогда я не мог понять причины его счастья и его страха. Всё началось с огней в небе. С моего дня рождения, который мы в первый и последний раз праздновали по-настоящему. Я никогда не спрашивал, почему это происходит, просто принимал на слово, что так живут все. Даже когда видел, что это не так. Этот день был особенным во всех смыслах. Мы редко выбирались в город, но за день до того, как мне исполнилось двенадцать, прошлись, казалось, по всем лавкам и отец ни в чем не мог мне отказать. Но уже тогда он держал меня за руку так, словно боялся, что я исчезну. Огни в небе напоминают людям о больших событиях. Важные городские праздники, перемены в жизнях государств, знатных семей. Но иногда о потерях. Моё самое яркое воспоминание — о потере. После него словно ничего и не было. В тот день я впервые потерял контроль над своим телом и окончательно распрощался с надеждой на счастливую жизнь. Во мне никогда не было того, что ценили родители в детях — ума, прилежности, красоты. Но я верил, что отец любит меня, гордится мной. И его надежды было совсем не тяжело нести на себе, ведь он был рядом, он следил за каждым моим шагом. Позже я понял, что не с любовью, а со страхом. Я был пороховой бочкой, которой предстояло взорваться. Первый раз я потерял себя на неделю. Вернулся лишь на восьмой день, ночью. Первым, что бросилось в глаза, была вспышка свет, яркая с непривычки настолько, что стало больно глазам. Служанка вскрикнула и отскочила к двери. Тогда их было так много рядом, что я путал имена и не стремился их запомнить. С того дня всё изменилось. Круг знакомых лиц стал узким настолько, что пришлось узнать. Отец. Арета. Кристиан. Арета. Отец. Кристиан. Бесконечное горькое питье из склянок. Долгий сон. Тяжелые мысли. Я старался. Искренне старался дать им понять, что ни в чем не виноват. В глазах отца всегда отражались страх и разочарование. Арета всегда была до странности спокойна, словно ей было нечего терять. Иногда они с Кристианом приходили в одно время и в его глазах мелькало нечто близкое к сочувствию. Казалось, он хотел бы спасти любое существо мира, но не был достаточно силен. Потом настал момент, который еще больше отдалил меня от отца. Он отвернулся. Отвернулся в прямом смысле, не дав мне договорить. После этого он не появлялся несколько дней, чтобы потом вернуться и сухо сказать, что в доме мне больше нет места. Сначала была лесная хижина. Арета. Кристиан. Недолгие прогулки. Голоса. Стихающие при моем возвращении. Никто не ждал, что я буду сопротивляться. Никто не искал, когда наступало время нового приступа и моё тело теряло человеческие очертания. Арета как-то с сожалением сказала Кристиану, что другой бы попытался вернуться домой. Я не пытался. Мне было всё равно. Я нашел подходящую пещеру. Вскоре её обнаружила Арета. Ничего не изменилось. Прошли годы, моё сознание в драконьем теле стало светлеть. И я понял, что выпадающие из памяти дни — это не самое худшее, что есть в этом мире. Я всё больше чувствовал себя человеком, когда тело менялось. Всё больше приходилось мириться с пустотой, оставленной на том месте, где должны быть чувства. Я мог бы отказаться от всего, чем они с Кристианом поили меня по наставлению отца, но не стал. Всё это помогало забыться. Заглушить мысли, боль. Я полюбил спать. Видеть сны. Забывать их. И видеть снова. Возможно, во снах мне двенадцать. И я снова вижу яркие небесные огни. И на следующий день чувствую себя взрослым и свободным. Кручусь рядом с отцом, стараюсь понять его утомительно-сложные взрослые обязанности. Верю, что многому научусь. Я не знаю, сколько мне лет. Не помню. Не нужно. И сквозь сонливую пелену вижу человека. Здесь так давно не было незнакомцев, что он кажется призраком. Призраков я не боюсь. Я и сам своего рода призрак для этих земель.