Сбежавшая невеста

      Прогулка продолжалась и приобрела веселый и доверительный тон. Гордо шагая под руку по оживленной улице, они хохотали и этим заставляли людей оглядываться на них. Бродили Саша с Катей ещё долго, обсуждая всевозможные темы, и все больше расслабляясь в компании друг друга.       Сам того не заметив, Саша забрел в степь разговоров об армии, ведь всего несколько дней, как пребывал на гражданке, и вкус былых авантюр ещё отдаленно пестрил на рецепторах. Все будто вчера. Будто вот ещё час назад он с Джураевым прогуливался по бесконечному полигону.       Катя слушала с упоением, внимая каждому слову. Сашины рассказы будто выстраивали перед ней новый мир, она своими глазами видела все эти невероятные приключения и перипетии. Третьей гуляла по полям вместе с Сашей и Фариком, вместе с ними сбегала, вместе с ними за это отгребала, вместе встревала в драки и передряги и вместе потом драила столовую. Жизнь, от которой она была далека, выстраивалась и приобретала осязаемые формы прямо перед её взором благодаря вдохновленному голосу Белова.       — Но один момент я навсегда запомню. Момент блаженства! — восклицает Саша, наблюдая, как Катя дёргает его за рукав рубашки, прося остановится, и движется к милой большой клумбе рядом.       — Какой? — глядит она на Сашу через плечо, присаживаясь и срывая несколько ромашек.       — Мы однажды с Фарой сбежали с обеда и от пуза налопались сгущенки!       — Сгущенки? — весело, но удивлённо, хихикает Катя, подходя к Саше и протягивая вырванную ею ромашку, — Это тебе. За веселые истории.       И не успевает Саша молвить и слова, как Катя подхватывает его под руку, утягивая дальше, попутно вставляя вторую вырванную ромашку себе за ухо. А Белов не может насмотреться на цветок в руках, чувствуя от него почти осязаемое тепло. Эту ромашку он будет хранить вечность, так он убеждал себя тогда.       — Так что там со сгущенкой было? — видя наваждение, в которое канул спутник, Катя легонько дёргает его руку, возвращая в реальность и тепло улыбаясь этой простоте Белова.       — Со сгущенкой?.. А! Ну, сбежали мы, нарыли по карманам рубля полтора или два, точно не помню, и решили устроить себе праздник! Представь себе: бутылка молока, батон и сгущенка! — улыбается Саша во все тридцать два и Катя заливается смехом.       — И вы всё это съели? — заглядывает она в веселые глаза своего спутника.       — Еще бы! Батон напополам, на него сгущёнки, она по рукам течет, по подбородку, весь в сгущенке сидишь, молоком запиваешь. Словами не передать! — у Саши даже как-то удивительно потеплели глаза при этом воспоминании, и Катя, вдохновлённая этим рассказом о чём-то таком банальном и даже «недостойном» как сказали бы и мама с папой, и Ян и даже Диша, немного раздосадовано тянет:       — Я бы так хотела попробовать!       — А что мешает? — тут же отвечает Саша, и как-то заговорщически глядит на Катю, приподнимая уголок губы. Та непонимающе приоткрывает рот, будто хочет что-то сказать, но не находит слов, и вновь смыкает губы, — Пойдем, накормлю тебя, — и беря свою дорогую спутницу за руку, Саша утягивает её в сторону первого попавшегося универмага. Ощущение её тонких пальчиков в своей ладони окрыляло, и Саша сам не заметил, как перешёл на бег, пока сзади лился весёлый девичий смех. Катя в своей жизни видела и делала многое, но никогда прежде ей не были так просто и… правильно находится рядом с человеком.       По универмагу эти двое пронеслись настоящим вихрем, остановившись лишь один раз затем, чтобы перекривлять лицо Пугачевой на свежем выпуске журнала, а после, вдоволь с этого насмеявшись, понаблюдать несколько минут за плавающими в аквариуме рыбами на продажу. И вот, Саша покупает необходимый набор сластей, и всё ещё держа девичью руку, уводит её прочь из магазина. Он меньше волновался. Наконец, он начал ощущать подлинное счастье рядом с ней, веселясь, смеясь, говоря все, что приходит в голову, не боясь показаться недостаточным для Кати.       — Мы на лавочку? — выбегая из прохлады магазина в жару улицы, интересуется Катя у внезапно остановившегося Саши. Парень, осмотревшись несколько раз по сторонам, оценил их теперешнее местонахождение и хитро пропел:       — У меня есть идея получше, — и он вновь тянет Катю за собой, на что та, как тряпичная куколка, отдается его власти, и бежит за Сашей.       Наши герои даже не заметили, как за прогулкой утро сменилось полуднем, а полдень концом рабочего дня. И вот мимо них проносятся толпы трудяг, спешащих на остановку, чтобы завалиться дома на диван и забыть мирские заботы.       Сколько же они гуляли, думала Катя? Четыре, пять часов? Пронеслись они для неё в мгновение, и если бы не клонящее к горизонту солнце, девушка даже не заметила бы прошедших часов. Идя рядом с Сашей внезапно захотелось обратить внимание на мир, в котором она теперь живёт, и к которому ещё не разу не присматривалась с самого своего переезда. Душевные улочки, по которым прогуливаются столь же душевные семьи. Мама и папа держат за руки резво перебирающую ножками дочку. Какая прелесть! Прелесть, которой Катя не имела возможности испытать в своём детстве, но которую мечтала воссоздать для собственного ребёнка. Саша был бы отличным отцом, внезапно подумала она, и хоть мысль эта показалась ей странна и чужда, и девушка срочно попыталась её отогнать, но правду, которую она принесла, отрицать было нельзя. Прежде, чем полностью переключиться на иные мысли, Катя успела обдумать и то, что Саша был бы также отличным мужем.       Но вот, Саша утягивает её в незнакомый дотоле переулок, а потом заворачивает в ещё один, и в миг с многолюдной улицы они вновь вернулись в тихие дворики, с которых начинали свою прогулку. Тишина, правда, была довольно условной, ведь под ногами так и мельтешили дети разных возрастов, одна премилая девочка даже заговорила с Катей, дёргая её за подол платья и предлагая с ней поиграть.       — А во что играть будем? — останавливается Катя и останавливает вместе с собой и Сашу.       — В Трёх мушкетёров! — гордо поднимает подбородок маленькая белокурая принцесса лет пяти, которая была до такой степени ангельским созданием, что Катя просто не могла не ответить девочке.       — И кем буду я? — Катя даже приседает на корточки, чтобы поравняться ростом с девочкой, а Саша глядит на свою спутницу с нескрываемой нежностью в глазах. Она ещё и бесконечно добра! Кажется, он теряет задор и расслабленность, вновь замирая на месте, как вкопанный, любуясь ею, как произведением искусства. «Она была бы отличной матерью» — внезапно пронеслось в голове Саши и вызвало на губах нежную улыбку.       — Констанцией, конечно, — важно оповещает ребенок.       — Ладно. А он кем? — кивает Катя в сторону замершего Саши, который все же проявил некоторый интерес к происходящему и в свою очередь улыбнулся девочке, но этим не помог мнению о себе в глазах девочки. Она покосилась на него едва ли не с отвращением. Очевидно, все расположение ребенка заканчивалось на Кате, в то время как Саша ей был отнюдь не по душе.       — Кардиналом, — оповещает девочка, а Катя, тем временем, хохочет, едва не заваливаясь на попу.       — Теперь ты Кардинал Ришелье, — обращается она к Саше, не снимая с губ улыбки. Тот наигранно обиженно кидает в ответ:       — Я бы на месте госпожи Бонасье так не радовался! — и они смеются уже вдвоем, и девочка, не желая отставать, смеется тоже, несмотря на то, что отнюдь не понимала, с чего эти два взрослых лба так яро хохочут и почему не могут оторвать друг от друга взгляд.       — А как тебя зовут? — поворачивает голову к маленькому ангелочку Катя, и кудри ее взлетают и падают на шею, как было уже десятки раз за сегодня, но сейчас это выглядит как-то особенно в глазах Белова. То ли закатный свет добавляет магии, а то ли чувство, разгоревшееся в душе.       Он глядел на знакомство двух девочек, меньшую из которых, оказалось, зовут Лизой, и начинал понимать свои чувства. Девочки начали игру, малышка оказалась миледи. Перед Сашей разыгрывалась сцена из хорошо известного всем фильма, а Белов только и мог, что глядеть на Катю, и все лучше и лучше понимать самого себя. Движения её рук, яркая улыбка, настолько широкая, что видны десна, эти кудри, платье, этот браслет на запястье, её голос и смех. Он три дня томил себя мыслями, боясь признать истину, которую осознал сейчас. Он влюблен в неё. Влюблен так, как никогда ранее. Так, как даже не думал, что способен. И с каждым новым словом или действием он влюбляется все сильнее. Так сильно, что чувство это, обернувшись в энергию, способно было бы стать вечным двигателем жизни. Он, черт побери, безумно сильно в нее влюблен!       — Саша! — кажется, Катя обращается к нему не первый раз, но слова не способны были сразу донестись до его сознания. Когда же он осознает реальность, то видит два девичьих взгляда, на него направленных, — Твоя реплика.       — Моя реплика?.. — растерянно качает головой Саша, подаваясь вперёд.       — Реплика Кардинала, — разжёвывает маленькая Лиза, складывая пухлые ручки на груди. Саша растерянно глядит по сторонам, думая, что бы такое сказать, их игру он не слушал. Натыкаясь на пакет с покупками в своих руках, сияет, протягивая:       — Будете сгущенку? — улыбается Саша, поднимая пакет.       Лопали сгущенку и пили молоко они все втроём, продолжая играть какую-то несуразную сценку пира между Миледи, Констанцией и Ришелье. Иногда прерывались на то, чтобы посмеяться с того, как смешно у кого-то с подбородка капает сгущенка. Саша и Катя вместе следили за тем, чтобы Лиза не испачкала свое бесподобное белое платье, чтобы не наляпала сгущенки на светлые кудряшки, и чтобы не уронила бутерброд на землю. А Катя, жуя удивительное лакомство и запивая всё это добро молоком, не переставала повторять, что никогда ранее не пробовала ничего столь же божественного, чем раз за разом заставляла Сашу улыбаться. А пробовала в своей жизни Елагина немало: и белые трюфели, и различную икру, и стейки из мраморной говядины и тропические фрукты. Но ничего не казалось ей столь же вкусным, как этот свежий батон и стекающая по пальцам сгущенка. Когда же лакомство закончилось, они все втроём довольно облизали пальцы, и раскопав салфетки в пакете, который Катя вручила Саше ещё утром, помогли Лизе привести себя в порядок.       Прощаться было тяжело, ведь девочка никак не хотела отпускать Катю, вешалась ей на шею, звала в гости, или напрашивалась в гости сама. Лишь спустя добрые десять минут Кате удалось вырваться из хватки Лизы, пообещав напоследок как можно чаще приходить в этот двор, чтобы играть с девочкой. Сашу Лиза отпустила не с таким тяжёлым сердцем, но все же обняла его за шею, сказав, что он большой молодец, что так их накормил, и напоследок добавив, чтобы он почаще заглядывал, но только если будет приносить сгущёнку и пригрозив, что без неё ему тут не рады.       И вот, наконец, Саша с Катей продолжают свой путь, сытые и счастливые, за руки уже не берутся, ведь пальцы у обоих липкие.       — Я так наелась! — страдальчески выдыхает Катя, кладя руку на живот.       — Может, уже домой хочешь? Но, вообще, я хотел тебе одно место показать по-быстрому, — проговаривает Саша, а сам надеется, что домой Кате не надо.       — Нет, домой я точно не хочу! Веди меня куда угодно, Кардинал! — щебечет Катя, и уходит вперёд, как бы предлагая Саше немного ускориться. Домой Елагина точно не хотела. Дома снова будут расспросы, злой по непонятным причинам Женя и идиотское помолвочное платье наверняка ждёт на кровати. Дом — пропащее место, а вот Саша… Саша — это ее спасение. Этот месяц, последний месяц привычной жизни, у нее будет Саша, с которым и сгущенки поешь, и посмеешься и в плечо поплачешься. А дальше? Дальше беспросветная тоска в испанской провинции с новой фамилией и званием «примерной женушки».       А довольный Саша ведёт её в место их с друзьями силы, которое они показывали далеко не всем, и то, что он делает, означало, что Кате он действительно доверяет. Он привел ее в беседку, в которой они с друзьями засиживались начиная с третьего класса.       — А вот и она! Наша крепость, — выходит немного вперёд Саша, выставляя в обе стороны руки, будто рекламируя беседку. Катя шагает немного позади, с интересом рассматривая место, улыбаясь себе под нос Сашиному вдохновению.       — Сколько событий помнит это место, — тянет Саша, почти любовно касаясь пальцами старого дерева, с которого местами слезла краска.       — Расскажешь? — хитро проговаривает Катя, подходя к спутнику.       — Конечно! Проходи, — выставляет вперёд руку Саша в приглашающем жесте, но глаза его округляются, когда он замечает остатки их последней гулянки в виде пустых бутылок пива в углу.       — Черт, тут свинарник, конечно… Ты прости, — и пока Катя залазит на лавку с ногами, Саша сталкивает бутылки на траву, скрывая их от Катиных глаз.       — Красиво тут, — тянет Катя и отрывается от заката лишь на мгновение, чтобы кинуть взгляд на присевшего рядом с ней Сашу.       Теперь они оба глядят на небосклон, где горел и переливался красками закат. Будто кто-то опрокинул масляные краски на холст, и они распылылись в одному Богу известных формах, зажигая его разноцветьем оттенков. От розового до темно бордового и все это отливается в синий. Женя любил такие закаты. Мог часами любоваться ими, не сходя с мертвой точки, а после несколько дней не выползал из комнаты, перенося это настоящими масляными красками на настоящий холст. Интересно, как он сейчас? Расслабила ли его прогулка с Дишей или он все так грустен и разбит, как утром?       — Да, виды тут отличные, — подтверждает Саша и замолкает на мгновение, нерешительно почесывает затылок. То, что он хотел сказать дальше, было ресурсозатратно и явно лично. — Знаешь, я прихожу сюда иногда… Подумать. В тишине. В случае, если братва не тут, — издает смешок Саша, и Катя отвечает тем же. Она с первых слов перевела взгляд на Белова и внимала каждому его слову. — И ты приходи сюда. Если захочешь увидеть меня, или если просто будет одиноко. Приходи сюда, когда пойти больше некуда.       — Саша, это так… мило, — пораженная доверием Саши к ней, Катя не смогла найти, что сказать. Но ее трепетно опущенные уголки губ и полуулыбка сказали все за неё. Саша улыбнулся в ответ и слова не были нужны. Они поняли друг друга.       Вновь повисло молчание. Лишь звуки природы, что заговаривала с ними. Оставалось лишь слушать её порывы. С ними говорили деревья, листьев которых касался теплый, сухой ветер, говорили птички, напивающие дивные мотивы, говорили сверчки, пока что слабые, но набирающие силы для ночных серенад. Заговорила наконец и Катя.       — О чём ты думаешь, когда приходишь сюда? — не отрывая взгляда от небосклона, который полностью увлек её, интересуется девушка, и парень, который сидел к ней так близко, что плечи их касались, неопределенно мотнул головой.       — В последний раз, когда был тут, думал о том, какой я идиот.       — Почему? — вот теперь то Катя переводит на Сашу вопросительный, серьезный взгляд, а он не отвечает. Удается рассмотреть лишь его профиль.       — Я наломал дров по глупости. И я виноват. Перед тобой виноват, — проговаривает Саша на выдохе. Говорить все это ему было далеко не просто.       — О чем ты? — недоумевает Катя, но какое-то волнительное чувство щекочет душу. Это он про Ленку?       Саша не сразу заговаривает, он взвешивает слова и думает, стоит ли говорить. Он не знает, какой будет реакция Кати, и кем они останутся друг другу после этой правды. Но раз они сейчас тут, в беседке правды, если он уже завел разговор в эту точку, то что он ещё может, кроме как открыться Кате?       — У меня девушка была… Ленкой зовут. Была ещё до того, как мы в Крыму с тобой познакомились. Потом я ушел в армию, вернулся, а тут ты. И знаешь, я… — Саша осекся. Продолжить — значит рассказать Кате все. То, что она заняла все его мысли, что навсегда выкинула из них любую другую девушку, что он не знает, как существовать без мыслей о ней. А стоит ли? Вдруг, она не ощущает того же. Ведь тогда он просто сломает их дружбу, выставив к тому же себя идиотом, — В общем, не думал я даже о Лене как вернулся. Как-то… Не интересно мне было, что там с ней. А вчера рядом с Домом моделей, когда пришел к тебе, увидел её. Она совсем другая, я даже не сразу узнал. Она теперь манекенщица, или как их называют. И ладно просто одежду бы людям демонстрировала, нет, она под парней ложится, чтобы… А я даже не знаю зачем! Не знаю я зачем. Такой, наверное, у нее заработок. И мне так обидно стало… Хотя мы с ней почти чужие люди. Я о ней ни сном ни духом, и она не особо мною интересовалась. Она, оказывается, Мухина подстилка теперь. Мне будто в лицо плюнули, я не думал, что делал, я забыл обо всем, о тебе забыл… Ну а дальше ты знаешь. Он мне надавал, и я ему. А не стоило. Он человек важный, его избиение так просто с рук не сходит. Теперь меня ищут, должны голову открутить за это. Сегодня, правда, приключилось кое-что. Сам ангел-хранитель пришел и спас меня. Но вопрос все ещё открыт. И я приходил сюда, чтобы подумать, а зачем это все? Зачем было влазить? Шел бы себе дальше, к тебе. Я тебе такой красивый букет нес! Его ногами затоптали. Я жизнь свою испоганил, тебя подставил, можно считать. Несколько раз бросил, а теперь рядом со мной опасно. И правды тебе всей не рассказал. Я урод, да? Урод, и поступаю, как урод. Ты прости меня, Кать, что не договаривал. Да что там, я врал! И потом подставлял, кидал. Ты такая… Невероятная. Ты жемчужина, а я хрень морская.       — Нет! — наконец выпаливает Катя. В порыве, она сжала его ладонь своими пальцами и по коже у обоих пробежались мурашки. Наконец Саша решается взглянуть на нее. В глубоких изумрудных глазах стоят слезы, и это режет Саше сердце серпом. Её слезы были ему невыносимы. — Саша, ты поступил правильно. Ты не только за гордость свою дрался, ты за Ленину честь дрался! Да ты вообще — герой! Да, и не смейся. И я виновата перед тобой так же, как ты виноват передо мной.       — Да ну? — ухмыляется Саша, наверняка думая о том, что сильнее чем он накосячить невозможно.       Черт, и кто только потянул её за язык?! Катя одергивает руку, чем переманивает на себя внимание Саши, которому без её прикосновений сейчас было невыносимо тоскливо. Катя принимается нервно заламывать пальцы, и теперь она прячет глаза от Сашиного испытывающего, заинтересованного взгляда.       — Всё нормально? — её волнение наполнило воздух, и Саша вдохнул его полной грудью.       Рассказать? Рассказать Саше всю правду? Но ведь тогда он отвернется, отвергнет её. Её правда куда тяжелее его, ведь Катина правда неисправима. Ничего ты не сможешь сделать с её правдой — лишь осознать и смирится. А как с таким, черт возьми, можно смирится? Но ведь она уже сказала «А», значит, придется говорить и «Б». Да и к тому же, сказать сейчас — значит избежать трудностей в будущем. Пускай он уйдет сейчас, если захочет уйти, или останется, если пожелает того. После это будет невыносимо тяжёлой пыткой, ведь Катя отлично ощущала, с какой скоростью привязывается к этому удивительному юноше.       — В общем, я тоже кое-что не рассказала. Саш, я… — слова давались с трудом и застревали где-то в горле. Катя несколько раз прокашлялась, чтобы суметь хоть как-то их протолкнуть, но не успела продолжить.       — Так вы теперь парочка или чё? — звучит внезапно заплаканный детский голос из-за спины, и когда Саша оборачивается назад Катя мученически запрокидывает голову и прикрывает глаза. Ну почему именно сейчас, когда она со скрипящими зубами решилась рассказать Саше правду о своем будущем замужестве, у нее этот шанс отобрали?! Спустя пару секунд она оборачивается, пытается сделать лицо хотя бы приближенно безмятежным и видит Ромку. Он был весь заплакан, но мужественно сдерживал рыдания и даже выпрямился, важно приподнял подбородок.       — Ром, ты б ехал — куда ехал, а? — сухо проговаривает Саша, недовольный глупой фразой пацана и тем, как невовремя тот появился. А бедный расстроенный Рома принял фразу Белого на свой счёт. Увидев Сашу с Катей, сидящих в беседке, он приехал к ним, как к единственным людям, у которых можно было бы выторговать поддержку, но даже они кинули его.       — Ты плачешь? — в отличии от своего спутника, взволнованно проговаривает Катя.       — Нет! — с обидой в голосе парирует Рома, наспех вытирая слезы с щек рукой.       — А где куртка? — не унимается Катя, понимающая, что в поведении Ромы явно что-то не так. Да, Катя акцентирует на этом внимание, и Саша тоже замечает — вместо зелёного бомбера на Ромке странная серая футболка.       И вот маска сильного парня спадает и Ромка более не в силах сдерживать слез. Он плачет себе в кулак. Взволнованно переглянувшись, Саша с Катей подрываются с места почти одновременно, чтобы так же в унисон двинутся к плачущему ребенку. Присев перед ним на корточки, молодым людям пришлось ещё побороться с броней неприступности гордого пацана, который пытался отрицать, что попал в проблемы. Но в итоге, рассудительность Саши и доброта Кати дали свои плоды: Ромка рассказал всё. Рассказал, как неудачно заехав в чужой район, абсолютно случайно наткнулся на Мухина. И как с высоко поднятой головой проехал мимо него, и как внезапно тот окликнул его. Как, придушив, отобрал у Ромы куртку, приговаривая, что Ромка вор, и что Муха знает истинного хозяина куртки. И как напоследок отвесив смачный подзатыльник, пригрозил Роману больше не попадаться ему на глаза. Рассказав всё это, Рома снова заплакал, пряча лицо в ладонях, и всё извиняясь перед Катей.       — Прости, я всё испортил… Прости!       — Не извиняйся! Иди сюда, — Катя обхватывает плечи Ромки своими руками, и тот без протестов поддается, укладывая голову на женское плечо. Она осторожно поглаживала его спину, чувствуя, как он даёт волю слезам в её успокаивающих объятиях, и изредка приговаривала, что Рома большой молодец, герой, и вообще, сильнейший парень из всех, кого она знает. А сама глядела на Сашу серьезно, с вопросом: «Что теперь делать?» в глазах, а он глядел в ответ, безмолвно отвечая: «Не знаю, но я бы этому Мухе шею свернул». Это же надо! Терроризирует детей. Вот так герой, вот так криминальный авторитет!       А Катя, конечно этого не озвучивая, думала о том, действительно ли Женя как-то связан с этим пренеприятнейшим Мухой, с которым Катя имела честь познакомиться лично неделю назад, около Дома моделей, когда ему, пьяному в стельку, пришла удивительная мысль предложить ей секс за деньги. От этого воспоминания Катю едва заметно передёрнуло, и она мотнула головой, как бы скидывая мерзкое наваждение. Долго Катя с Ромкой не расцепляли объятий, долго Саша наблюдал за ними, думая о своем. На улице заметно потемнело, когда Саша обратил на это внимание двоих своих друзей.       — Уже темнеет. Пойдемте, — и Саша, напоследок хлопнув по коленям, поднялся, но его примеру не сразу последовали остальные. Для начала Кате нужно было отлепить от себя Ромку, после, приободряюще растерев ему плечи, убедить, что он молодец, что он сильный, что они с Сашей навсегда его лучшие друзья, а лучшие друзья на то и нужны, чтобы помогать друг другу в тяжёлые минуты. Вяло кивнув в ответ на её теплые слова, Ромка вскарабкался на велик и бездумно покрутил педали. Вслед за ним зашагали наши герои.       Шагали в молчании, Саша пинал камушки под ногами, Катя глядела в сумеречное небо, отливающее красками былого заката. И каждый думал о своем. Саша о том, как глупо окончился этот чудесный день, а Катя, в свою очередь, воспроизводя все минувшие события, тосковала о них, как об уже ушедших в прошлое, и заранее предвещала, как невыносимо тоскливо ей будет вернуться домой.       Первым их не слишком болтливую компанию покинул Рома. Исторически так сложилось, что Ромка с Катей живут в нескольких сотнях метров друг от друга, но Ромин дом находился на первом повороте, а Катин — на втором. И потому парень первый покинул их, давая возможность Саше с Катей пройти ещё несколько жалких метров в приятном одиночестве, что сопровождало их весь день.       — До встречи! — первой проговаривает Катя, и приседая на корточки, вновь тепло приобнимает Рому, который хоть и волновался об авторитете в глазах Саши, но просто не мог оттолкнуть от себя Елагину. Она ведь Елагина! Отталкивают таких девушек только идиоты, да и объятия у нее такие теплые, и пахнет она так хорошо, хоть и волосы её надоедливые все время лезут в лицо и неприятно щекочут нос, — И не волнуйся о куртке. Я подарю ещё одну, если захочешь, — напоследок хитро подмигивает Катя, поднимаясь и расправляя смявшееся платье.       Саша, хоть и без объятий, тоже прощается с ребенком, и лишь позволяя Кате отойти на несколько шагов, напоследок добавляет пацану:       — Ром, не парься. Я верну тебе ту куртку. Обещаю, — и Белый хлопает Рому по плечу, и парень чувствует себя его хорошим другом. Было что-то в том, чтобы дружить с Катей и Сашей. С ними приятно, и очень авторитетно. Кому расскажешь — даже не поверят.       Поблагодарив Сашу, важно и по-мужски поблагодарив, Рома набирает скорость и уезжает на встречу последних закатным лучам. Саша, переходя на бег, спешит догнать Катю.       — Ну и вечерок сегодня, да? — неуклюже издает смешок запыхавшийся Саша и Катя тоже иронически хихикает.       На улице уже порядком прохладнее, чем днём, и по коже Кати бегут мурашки. Дворы помалу пустеют, дети бегут домой ужинать. Небо из залитого яркими красками превращается во все более тусклое пятно, отдающее разве что отдаленным, приглушённым фиолетовым. Ещё не ночь, лишь ранние, стеснительные сумерки, но даже сейчас на небе запестрели несколько звёздочек: самые яркие, самые смелые из всех на небосклоне. Пока пара шагала в неловком молчании, и не знала, как вновь вернуться в то русло веселья и взаимопонимания, в котором они прибывали до появления Ромы, на улице загорелись фонари. Летний город потихоньку переходил в сонный режим.       — А вот и мой дом, — без восторга проговаривает Катя, когда до подъезда остаётся совсем ничего.       Саша не находит, что сказать, лишь кивает, чувствуя, как каждая клеточка тела противиться разлуке. Но деваться некуда: они останавливаются там же, где стояли при первой своей встрече, глядят друг на друга с глуповатыми выражениями на лицах. Это настолько смехотворно, что Катя не выдерживает, первой издает смешок и Саша повторяет. Вместе тихо смеются, роняя подбородки на грудь.       — Спасибо тебе за этот день, — в конце концов проговаривает Катя, и в улыбке, которой она одарила Сашу, прочиталось что-то невообразимо нежное. Что-то, от чего у Саши затрепетало сердце.       — А тебе спасибо за подарки! — абсолютно внезапно вспомнив о пакете в своей руке, выпаливает Саша, и вместе они вновь тихо хохочут.       — Ну, я, наверное, пойду? — спустя пару секунд протягивает Катя, которая, перетаптываясь с ноги на ногу, всё не знала, куда лучше спрятать руки, и потому просто сомкнула их в замок за спиной.       — Да, тебе уже пора… — отвечает Саша, глупо тупя глаза в пол, а сам только и мечтает подойти к ней, обнять, прижать к себе так сильно, чтобы её мягкая, бархатная кожа слилась с его воедино. Но между ними расстояние, и в нём гуляет ветер, разделяя их, не давая стать одним целым.       Ещё несколько секунд Катя решалась сдвинуться с места. Она, кажется, приросла к асфальту. Когда же вспоминает про необходимость идти домой, то делает первый шаг быстро, чтобы не в коем случае не передумать. А потом новый и ещё один. В голове пульсирует лишь одна мысль: «Скажи что-нибудь, окликни, пожалуйста, позови!». Катя точно знала: одно Сашино слово, и она прогуляет с ним всю ночь.       — Кать! — всё-таки звучит за спиной его голос, когда Катины пальцы прочти коснулись дверной ручки.       Она оборачивается так резко, что свои же волосы бьют по шее, и глядит на Сашу с надеждой. Когда между ними такое расстояние, он кажется ещё более простым, чем обычно. Лишь сейчас она обратила внимание, во что он одет. Какие-то широкие серые брюки, того же цвета футболка, а на нее накинута клетчатая синяя рубашка. Никогда в жизни Катя бы не оценила ни одну из этих вещей, но на нём они выглядели так правильно! Он делал всё в этом мире правильным.       — Можно, я позвоню? — выдыхая весь воздух из лёгких, кидает Саша, на что видит, как губы ее трогает ухмылка.       — Я это уже слышала! — по-доброму насмехаясь, парирует Катя, и попадает в цель: Саша побежденно цыкает языком. В последний раз, когда они стояли тут, на этом самом месте, так же нехотя прощаясь, он поинтересовался, коротко и просто: «Я позвоню вечером?». И не позвонил.       — В этот раз точно позвоню! — не теряя надежды, кидает ей Саша с задорной улыбкой на лице.       — А я в этот раз, может, и не отвечу! — хитро мотнув головой, Катя одаривает Сашу последней играющей улыбочкой, прежде, чем шустро юркнуть за дверь и, скрываясь в подъезде, оставить Сашу, потрясённого, с широкой улыбкой на губах.       Вот чертовка! Играется с ним, что-ли? А впрочем плевать. Плевать, какие игры она заведет. Он станет марионеткой в её руках, станет Пьеро, станет кем угодно, если ей то будет угодно. И Саша, мечтательно перетягивая вес на одну ногу, другой пинает камушек, валяющийся на асфальте, а потом кривой походкой, будто пьяница, уползает прочь из Катиного двора, преисполненный счастья, азарта и чувства юной, хрупкой любви.

***

      Быстро семеня ножками по ступеням, ведь лифт все ещё был не починен, Катя никак не могла снять с лица эту глупую, счастливую улыбку, которая делала все черты одутловато-простыми. Неведомая сила поднимала её над бетонными ступенями и несла, окрыленную, все выше и выше по этажам. Возвращает к реальности знакомый, до скрипа зубов, голос.       — Ты когда должна была вернуться? — хрипит Женя, который, хоть и находился этажом выше, по одним лишь шагам определил сестру. Точно так же, как и не видя её, точно понял, что она сейчас со скепсисом закатывает глаза.       — Жень, не нуди! — наконец забирается на свой этаж Катя, и натыкается на упиравшегося бедром о лестничный поручень брата, с зажатым между пальцами Кэмэлом. Выглядел он повеселее, чем утром, и глаза его перестали источать осязаемую тоску. На их месте, как обычно: насмешка и хитрость.       — Сейчас восемь пятнадцать! Тебя все заждались, — ни сил, ни желания влазить в долгие выяснения отношений у Жени на было, да и вдоволь наигравшись в родителя утром, он не хотел повторять того же вечером.       — Кто все? — хмурится Катя, и мысль её трогает догадка, которая тут же подтверждается.       — Милк, твоим уже явно хватит… — открывается входная дверь квартиры Елагиных, и оттуда, увлеченный тем, что отрывает фильтр сигареты, выходит Ян, заставляя Катю удивлённо обомлеть. И что, черт возьми, в таких идиотских оборотах судьбы люди обычно делают? Тем не менее Ян, покончив с сигаретой, поднимает голову, и его темные глаза загораются, как лампочки, при виде Кате.       — Милая, привет! Думал, ты уже не придёшь, — и он, позабыв и о сигарете, и о Жене, приближается к Кате, которая все ещё едва ли могла сдвинуться с места.       — Ян… А ты как тут оказался? — кидает Катя, когда подошедший Ян с наслаждением утягивает девушку в объятия. Его длинные руки без труда способны охватить всё её тело, и он прижимает её к себе мягко, но вплотную, нежно поглаживая спину и утопая носом в Катиных кудрях.       Не сразу он заговаривает, сперва лишь с блаженством прикрывает глаза, чувствуя, как пульс принимается вырисовывать кульбиты, а по телу, тем не менее, расползается радость, спокойствие. И он едва заметно улыбнулся этим чувствам. Он знал их отменно и научился различать. Они всегда, абсолютно всегда, охватывали его во время встречи с Катей.       Девушка, кстати, сперва неловко взметнувшая руки в воздух, нашла им место на шее Раевского, и упала головой на крепкую грудь, но как-то неловко. Его сердце размеренно бьётся и удары отдаются вибрациями в грудную клетку. Она словно ребенок на груди у матери: ребенок, знающий, что он в безопасности, в любви, в тепле. И она еще туже оплетает руками мужскую шею, утыкается носом в ямочку между его ключиц, думая о том, какая же она дура! Это же Ян — ее жених, ее комфорт многие годы! Конечно, она счастлива, безумно счастлива рядом с ним! Бергамот, пачули, ваниль и ладан ударяют в нос и Катя с наслаждением прикрывает глаза. И она продолжает убеждать себя, что счастлива, но мозг не обманешь и в памяти всплывает Сашина улыбка.       — Я соскучился, — спустя минуту заговаривает Ян, тихим, спокойным голосом, — И ты сказала, что тоже. Ну вот я и решил: а почему не приехать?       — Ой, ну харе уже! — не выдерживая перебора телячьих нежностей, Женя, стоящий все ещё рядом, не сильно, но резко, ударяет носом туфли в бедро Яна, и тот от Кати отшатывается, разрывая объятия.       — Жень, оставь их в покое! — звучит ещё один прекрасно знакомый Кате голос, и девушка сразу понимает, что сегодня в их квартире настоящий бал жизни.       — Диша? И тебя сюда затащили? — выглядывая из-за фигуры Яна, Катя действительно находит подругу, которая выбираясь из квартиры, тоже принимается рыться в карманах широких брюк, в поисках сигарет, но прерывает это занятие для того, чтобы тепло и лучезарно улыбнуться Кате, приблизиться к ней и обнять в знак приветствия.       — У мамы сегодня сдвиг по фазе посиделок, — звучит голос Жени аккурат тогда, когда девочки смыкают объятия, улыбаясь счастливыми, нежными улыбками.       — А по-моему, она правильно сделала. Иначе мы бы ещё месяц не увиделись, — пока Катя с Дишей обмениваются комплиментами, хихикают и уползают в свой девичий мирок, принимаясь наспех обсуждать все темы, что накопились у них за время разлуки, Ян отходит к Жене, и все же берется смаковать сигарету, фильтр которой был уже оторван.       — Да, тусоваться с пьяными родаками — сплошное удовольствие! — скептически восклицает Женя, и докуривая одну сигарету, выкидывает окурок прочь и принимается за вторую. Табак не мог заменить Жене траву ни в каком приближении, но сам акт курения немного успокаивал воспалённые нервы.       Ян ответил ему что-то, Диша с Катей, решив, что стоять — дело глупое, уселись прямо на ступеньках, Диша закурила свою долгожданную сигарету и вот, компания, разделившись по двое, утонула в разговорах.       Женя с Яном говорили о газете, статье, и о том, что если не начать действовать строго и решительно, то свет непременно скоро увидит статью о ком-то ещё из их компании. А Диша с Катей с наслаждением обсуждали какого-то Серёжу, то ли одногруппника Диши, то ли однокурсника Кати, и у Серёжи этого якобы появилась некая Ира, хотя он уже вот как два года официально любит какую-то Леру. Иногда разговоры, впрочем, утекали в иное русло. Так вот, Ян внезапно добавил, что увидел по телеку просто отпадный фильм и пообещал записать его на кассету, а затем вместе с Женей пересмотреть. Катя же внезапно влепила Дише комплимент по поводу внешнего вида, ведь только сейчас заметила её бесподобный образ. Красная укороченная шелковая блуза без рукавов, расклешенные бриджи на высокой талии и черные балетки на едва заметно каблучке. Прошло порядка 15-ти минут, курильщики уже принялись за вторую, а кто-то и за третью сигарету, а разговоры незаметно слились воедино.       — И всё равно я не понимаю, зачем было устраивать это сегодня. Скоро ведь помолвка, — в который раз выдыхает Женя. Он, конечно, был рад видеть друзей, но сегодняшний день, вошедший в его историю, как «День без наркоты» его истощал и Женя явно чувствовал, как ломается его выстроенная личность, и как веки наливаются свинцом, и все тяжелее становятся улыбки.       — Кстати о помолвке: мы все вместе поедем? — поднимает Диша свои лазурные глаза с вопросом.       — О, я с вами не смогу. У меня с утра ещё факультатив, — поджимает губы Катя, и в неё тут же упирается два удивлённых, и один Женин взгляд.       — Факультатив? — почти одновременно протянули Ян с Дишей и потому переглянулись.       — Да. История искусств, — спокойно оповещает Катя.       — Она планирует переехать в универ свой, — добавляет ядовито Женя.       — А тебе бы в нем хоть изредка появляться! — тут же парирует Катя, на что Женя лишь сострагивает неопределенную недовольную гримасу, в то время как Диша с Яном заливаются смехом.       Но это беззаботное веселье вмиг рвет в клочья отперевшаяся дверь квартиры. Как маленькие дети, Женя, Ян и Диша тут же подорвались, швырнули сигареты куда-то на нижние этажи, поправили одежду, будто складки на брюках могли выдать за них то, чем они тут занимались. В итоге, они оборачиваются к двери, занимая самые неправдоподобные позы и натягивая самые наигранные голливудские улыбки. Некурящей Кате остаётся лишь давиться смехом при виде этого переполоха, поудобнее устраиваясь на ступеньках.       — Вы чем тут занимаетесь? — недоверчиво, вышедшая Елена косится за спины молодежи, ясно улавливая табачный дым, и видя в натянутых улыбках ложь.       — Болтаем, — весело оповещает Диша, решив спасти ситуацию своим обаянием. Женя и Ян активно кивают в подтверждение, а Елена лишь неоднозначно поднимает брови.       — Ясно… Вижу, Катя соизволила вернуться, — скептически прицыкивает языком женщина, а Катя лишь приветственно приподняла руку. — Ладно. Пойдемте чай пить, — напоследок кидает Елена, и уходя обратно в квартиру, её провожают четыре взгляда. Стоило двери за её спиной невесомо захлопнуться, как Ян, Диша и Женя, как по команде, одновременно облегченно выдыхают, сгорбливая натянутые струны спин.       — Я чуть не обосрался! — восклицает Женя, когда всей компанией, оно направляются в квартиру.       Катю усадили рядом с Яном, хоть для этого им обоим приходилось потесниться. Но Ян этому нисколько не сетовал, и наоборот, с улыбкой оповестил, что за такие неудобства он готов доплатить сверху. Весь вечер Катя чувствовала на себе тяжёлый отцовский взгляд. Закралась уж грешная мысль, что он увидел их с Сашей. Но это же бред, так? Да и потом: ничего постыдного в обыкновенной прогулке нет! Елена без умолку рассказывала, какое прелестное празднование она подготовила в честь помолвки.       Удивительное явление — два с половиной года, как Катя и Ян носят статус жениха и невесты, а праздник в честь их помолвки произойдёт лишь послезавтра. Говорила, в принципе, в основном Елена. О том, как много гостей она позвала на праздник помолвки, и что ещё больше на саму свадьбу. Она даже назвала точную цифру гостей, приглашенных на свадьбу, и оно было настолько большим, что Катя с Яном с ужасом округлили глаза, а девушка даже предварительно поперхнулась своим брауни. Наконец, когда явные темы для монолога иссякли, Елена, кладя в рот кусочек сладкого пирожного, протягивает:       — Ян, а как там твоя группа?       — Нормально. Сейчас вот репетируем песни для квартирника, — с присущей Яну добродушной улыбкой, оповещает парень.       — Для квартирника? — интересуется теперь Игорь, не до конца поняв смысла слов своего будущего зятя.       — У Яна концерт 14-го июля, — объясняет вместо Раевского Катя и парень активно кивает, при том благодарно улыбаясь девушке. Елена от этих слов просто-таки загорается, и весело щебечет:       — Так мы приглашены?       — Тебе там делать нечего, мам, — отвечает Женя, делая глоток горячего китайского чая с жасмином.       — Не слушайте его! — шипит Ян на Женю, а Елагину хоть бы хны: лишь скучающе пожимает плечами, прячя лицо в чашке с чаем и уголком губы улыбается Дише, которая убрала упавший на ворот его рубашки волос, — Конечно приглашены! — в итоге весело добавляет Ян.       — Так, может, что-то сыграешь нам? — пододвигается Диша ближе к столу, и во взгляде, который она посылает Яну, читается: «Прошу, сыграй, иначе нам придется слушать Елену Евгеньевну вечно!». Катя активно эту идею поддерживает.       — Ну не знаю… — протягивает Ян, но не успевает договорить: трель телефона из коридора перебирает его. И если все остальные на звук этот реагируют спокойно, то Женя с Катей резко переводят взгляд в темный коридор, а после друг на друга.       Обладают ли этой способностью все братья и сестры, или только двойняшки — неизвестно, но Катя с Женей умели общаться без слов. И даже без мимики. Одними лишь взглядами. Женин к примеру, выразительно спрашивал: «Это сосед?», а Катины испуганные глаза восклицали: «Наверное, да!». Была лишь одна проблема: Катя сидела, с одной стороны прижатая к Яну, а с другой стороны проход закрывала мама. А Женя как раз сидел на углу. И прежде, чем кто либо даже подумал пойти ответить на звонок, Женя резко подрывается с места.       — Я возьму! — и он срывается к телефону прежде, чем кто-то сможет что-либо понять, чувствуя спиной благодарный взгляд сестры.       В коридоре темно, и Женя неуклюже задевает кроссовок Яна, так, что тот отлетает к другой стене.       — Алло? — впиваясь в трубку и опираясь на стену, проговаривает Женя.       — Привет, — проговаривает на том конце знакомый Елагину голос.       — Сосед? — понижает тон Женя, кидая взгляды в сторону кухни, чтобы точно убедиться, что внимание там заседающих направлено на что-либо иное, кроме его разговора, — Чего тебе?       — Ну вообще, мне бы с Катей поговорить. Позовешь ее? — протягивает Саша, почесывая затылок.       Рядом с ним на полу стоял тот самый пакет с подарками от Кати, и он звонил, чтобы оповестить, что фрукты в сок все-таки не превратились. Бред, правда? Но иного повода позвонить Саша не нашел, и решил воспользоваться любым.       — С Катей нельзя. Можешь со мной поговорить, если хочешь, — немного расслабляясь, Женя даже решает поиронизировать.       Внезапно из кухни выходит Ян, и Женя резко прижимает трубку к груди, так, чтобы Саша не услышал Яна, а Ян, в случае чего, не услышал голоса из телефона.       — Секс по телефону? — издает смешок Ян, и без особого интереса к разговору Жени, проходит дальше, но останавливается, — Милк, а где у вас гитара?       — У Кати в комнате, — кивает в сторону одной из дверей Женя, и лишь дождавшись, когда Ян войдёт туда, возьмёт инструмент и вернётся в кухню, Женя отнимает телефон от груди и наконец возвращается к разговору с опешившим и ничего не понимающим Сашей.       — В общем, сосед, сегодня я её секретарь, передавай ей через меня привет, и мы закончим, — оповещает Женя, поглядывая на кухню, где Ян поудобнее устраивался с гитарой, и там назревал какой-то движ.       — Передай, что я зайду за ней завтра, ладно? Часов в двенадцать, — без задней мысли проговаривает Саша, а сам неосознанно крутит и сминает пальцами провод телефона.       — Стоп. Это куда ты за ней заходить собрался? — хмурит брови Женя, вдавливая телефон в щеку сильнее. Чувствует себя уставшим родителем, которому нужно следить за всем: от того, чтобы Катя была во время дома, до того, чтобы всякие соседи перед глазами родителей не мельтишили.       — К дому вашему подойду… — непонимающе проговаривает Саша, который понемногу начинал чувствовать себя идиотом. Снова. В первый раз его разговор по этому номеру прошел точно так же по-идиотски.       — О нет, к дому точно нельзя! — выпаливает Женя, впиваясь зубами в ноготь.       Воспаленно мозгует о том, что единственно правильным решением было бы приказать этому соседу вообще забыть о существовании Кати, но понимает, что не может сделать этого без Катиного на то согласия. К тому же Ян так чертовски не вовремя завыл свои песенки, напрочь сбивая все мысли Жени. Черт! Черт! Черт!       Саша в свою очередь сидел, думая лишь о том, почему всякий разговор по этому номеру заставляет его чувствовать себя полнейшим идиотом. Почему к дому нельзя? Почему вообще он разговаривает с неким непонятным «братом» вместо самой Кати?       А на кухне Елагиных, тем временем, жизнь била ключом, и олицетворением её была музыка. Длинные пальцы Яна были созданы для того, чтобы перебирать струны, он делал это так легко и правильно, будто поглаживал шелк. Полилась песня, которую заказали Диша с Катей. Это «I'm a believer», которую в далёком 1967-м исполнила группа «The monkees». Девочки узнали о ней случайно около года назад и теперь не пропускали возможности послушать её в исполнении Яна, а тот, довольный, с радостью раз за разом её исполнял. Голос его, в обычной жизни глуховатый, носовой, в пении преображался, становился чистым и тонким, как хрусталь. Как сказал один из учителей, работавший с Яном в юношестве: «Такие голоса у мальчиков рождаются раз в десятилетие». Ян был тем, кого называют самородком. Он был рождён для музыки, и лишь с гитарой в руках ощущал себя полноценным.       Первой веселые такты одолели Дишу, она первая поднялась со своего места, активно покачивая бедрами. Яна такое обычно лишь раззадоривало, и он играл ещё активнее, ещё громче. Что, конечно, не было на руку Жене.       — Разорался, твою мать! — тихо выругался себе под нос Елагин. Раздражение доходило до крайней точки.       А, впрочем, к черту это все! Хочет видеть Катю — пусть делает что хочет.       — Короче, сосед, сюда не приходи. Лучше подходи к её университу, у неё там факультативы по понедельникам и пятницам, — ляпнул Женя наспех, боковым зрением видя, как пританцовывая, к нему приближается его ангел.       Ляпнул, даже не думая, к каким последствиям приведут его слова. Не подумав о том, кого своими словами буквально столкнет лоб в лоб. Не подумав, что своими действиями, возможно, умертвит чью-то любовь на корню. Он вообще ни о чем тогда не думал, лишь пытался не слышать вой Яна, и желал поскорее завершить разговор, чтобы у Диши не возникло вопросов.       — Постой! Какой университет? — и Саша резво крутится во все стороны, думая, на чем бы записать, чтобы точно не забыть.       — МГИМО, — добавляет Женя бегло и тихо, чувствуя, как по груди расползаются прохладные руки Диши. Она прижимается к нему со спины, и покачивается в такт задорных мотивов.       — А когда приходить-то? — напоследок кидает Саша взолнованно.       — Потанцуй со мной! — одновременно звучит Дишин голосок из-за спины, и Жене кажется, что у него сейчас к чертовой матери взорвется голова.       — К двум она заканчивает, — оповещает тихо Женя, и наконец завершает разговор сердечным: — Удачи, — ведь удача это то, что действительно пригодится бедному Саше-соседу.       И Женя вешает трубку, оставляя Сашу со стогом новых вопросов и головной болью. КГБ их ищет, что-ли, иначе почему их дом — такая невероятно секретная тайна? Но ведь сегодня он был там, стоял вплотную к двери и болтал с Катей. И снова вопросы, вопросы, вопросы, и никаких, мать его, ответов. Но если ради Кати придется ездить аж к институту международных отношений- он согласен, и делать это будет со счастливой улыбкой. Пятница, значит? Отлично, тогда у него есть время на то, чтобы хорошо подготовиться и не испортить все так же, как он сделал это рядом с Домом моделей.

***

      — Кто это? — тем временем интересуется Диша, когда Женя, выбираясь из её мягких обятий, оборачивается к ней.       — Знакомый один. Такой придурок! Ну ладно, к черту его! Пойдем танцевать, — и прежде, чем Диша даже подумает разузнать об этом знакомом-придурке, Женины крепкие руки обвивают её осиную талию, утягивая за собой в кухню.       На кухне царила удивительно теплая и не свойственная, как для дома Елагиных, атмосфера. В теплом свете торшера, Ян вдохновленно то повышал, то понижал тон.       — Then I saw her face, now I'm a believer!       И Женя с Дишей резво танцуют, слившись в объятиях. Елена хлопает им, а Катя хлопает по коленям в ритм песни. Даже Игорь не оставался равнодушным и время от времени подвывал слова вместе с Яном.       Диша пахла крышесносно, и Женя, возможно впервые за этот отвратный, мерзкий день ощутил себя свободным. И пока Диша, вырвавшись из его рук, прыгала в такт, отчего её длинные пряди взлетали и падали, Женя окинул взглядом комнату и ощутил себя полноценным.       Может, его улыбка — заслуга не одних лишь наркотиков? Может и Диша, когда насильно вползает в его обьятия и оставляет невесомый поцелуй на его ключице, тоже делает своей весомый вклад в его улыбку? И он ей улыбается, улыбается так, как улыбается ей одной: влюбленно и нежно, и активнее заводит танец, беря её пальчики в свою крепкую ладонь.       А может, и смотреть на счастье Яна с Катей, на то, с какой осязаемой любовью Ян глядит на неё, и как Катя в ответ оставляет короткий поцелуй на его губах между первой и второй строчкой припева: может и в этом лежит крупица Жениного счастья?       А родители… Может, и они приложились? Когда мама, как к примеру сейчас, утягивает ворчуна-папу с ней танцевать, а он, весёлый, ей поддаётся, и вот они, подражая Дише с Женей, пританцовывают, вспоминая молодость.       — Старики тоже в танцах? — издает смешок Женя, и получает одновременно шлепки от мамы и Диши. От самых важных женщин в его жизни.       А может и то, что Саша-сосед сейчас наверняка мечтательно вздыхает о Кате, думая, что он наденет на встречу с ней — может и в этом лежит счастье Елагина?       И он прыгает в несуразных движениях, заставляя Дишу заливаться хохотом. Закрывает глаза, и не хочет оказаться нигде, только тут, на кухне, танцуя со своей семьёй в полном её составе. И Катя не хотела бы быть нигде, кроме как тут, рядом с Яном, сидя плечом к плечу и обмениваясь счастливыми улыбками, напевая друг другу в губы песню, бывшую когда-то хитом. И Ян тоже проклял бы того, кто предложил бы ему прямо сейчас покинуть кухню. Черт, сколько раз он уже сфальшивил? А, впрочем всем было плевать. Все были заняты своим счастьем, своими танцами, и своей любовью. Каждой своей и общей одновременно. Каждый любил по-отдельности, но все они вместе любили друг друга одновременно.       Вон, Женя пытается поцеловать Дишу, но она, конечно, стесняется, и уворачивается, подставляя Жене щеку, и тот вполне эти доволен. Ведь эта стеснительность была одним из сотен тысяч её качеств, которые он обожал.       А Елена взлохмачивает волосы мужа, на что тот машет головой, пытаясь убрать прядь, лезшую в глаза, и они смеются, чувствуя себя первокурсниками на зимней дискотеке.       А Катя, видя, что волосы мешают Яну, снимает с руки свою резинку, и привставая на коленки, возвышается над парнем, делая из непослушной челки маленький, милый хвостик. Сама же хохочет над своим творением, а после над прической Яна хохочут все танцующие. И какие бы не ждали их дальше перипетии — сейчас они были счастливы. Любовь витала в воздухе. Реальная любовь.

Then I saw her face, now I'm a believer Not a trace of doubt in my mind I'm in love I'm a believer, I couldn't leave her if I tried