Доблестные улитки Просвящения

Давным-давно, когда деревья были большими и толстыми, а Кэт Эрнандес ещё по самые уши закомплексованной, она страдала мизогинией. Кажется, потом это было одним из самых позорных её воспоминаний. А тогда у неё и подруг-то не было, первые появились в виртуале, уже когда она опубликовала сколько-то фанфиков. И писать ей хотелось только про красивых мальчиков с ещё более красивыми мальчиками. И чтоб побольше драмы и иногда коварные дамочки, а в конце всё хорошо. Во вселенной Кэт было одновременно просто и сложно. Вот в последнем фанфике жертвой пали «Труженики моря». И когда у неё там отважный рыбак Жильят не давал утонуть молодому священнику Эбенезеру Кодре, то обнимал его хрупкий стан, чуть ли не на руки поднимал – и едва не уронил. Потому что в миг единый забыл эту глупую кокетку Дерюшетту, осознав, что вот он – подарок судьбы. А Эбенезер, разумеется, знал, что принадлежит к «третьему полу», но в силу воспитания жутко этого стеснялся. Потому и пошёл в священники. Хоть и не той конфессии, которая требовала бы от него соблюдать целибат… но, тут всё по Гюго, мальчик был беден как церковная мышь, и ему нечего было предложить невесте. А предложить себя другому мужчине значило бы получить проклятие родственников, а то и на кару Божью нарваться. Только вот как же не предлагать, или не отвечать на предложение, когда тебя сжимают в объятиях самые сильные в мире руки? И уже всё равно, что Жильята считают колдуном и вообще тем ещё типом… Кэт обмирала, живописуя это, чувствуя сразу за обоих, мечтая и о медвежьих объятиях, и о хрупком мальчике в объятиях собственных. Искала для них двоих самые красивые слова, и для описаний, и для робких, неловких разговоров. А потом уложила в две-три фразы канонную драму с пароходом «Дюранда», с подвигом Жильята… Главное, что за этот подвиг ему полагалась награда, которую он был волен выбирать сам. Дядюшка Дерюшетты, разумеется, предлагал её руку и сердце спасителю его состояния и достояния. Девушку, разумеется, не спрашивали. Она порыдала и созналась, что тянуло её помалу к обоим, и к рыбаку, и к священнику, но она так тронута их любовью, что они просто обязаны пожениться! Не совсем ловко Кэт включила в фанфик переделанный финт с письмом-благословением, а также свалившееся на Эбенезера наследство. И уж потом смаковала свадьбу, первую брачную ночь и беременность красавчика Зайцелованного. Судьба Дерюшетты молодого автора не трогала. Кэт даже сказанула где-то в комментариях, что для этой девчонки лучше всего было бы пойти топиться. Ох, на неё, на kittywhale, тогда некоторые и накинулись! Мол, что она тебе сделала, ты не могла найти ей кого хорошего вместо? На что Кэт отвечала – уж извините, но судьба этой девицы меня мало волнует. Она ветреная бестолочь, которая не держит собственного слова. На это Кэт возражали, что хороши там все, что люди должны говорить друг с другом словами через рот, а не подслушивать и не общаться обиняками… Но она не сдавалась, выдвигала решающий аргумент: а гет я вообще не пишу. А как его писать, когда его в жизни нет и не светит? Когда единственный мальчик, который нравился и сам вроде как тоже симпатизировал, порвал с ней ещё в детстве из-за того, что растолстела? Тут проще выдумать Зайцелованных, чем смоделировать счастливую историю юноши и девушки. Даже если она, история, есть в первоисточнике. Ладно, в любом случае хотя бы у Кэт появились подруги. И пусть не все они разделяли её пристрастия, воплощаемые в текстах, но все ценили в ней интересную личность. «Ты такая забавная, – писала ей одна девушка родом из Прованса, делая смешные ошибки в английском. – В хорошем смысле, но правда, забавно же. Почему твой выбор пал именно на нашу классику?» «У меня выбор много на что падает… Задумалась и поняла, что искала персонажа-священника, чтобы был молодой, красивый и не скотина». «Я бы сказала, что проще искать в аниме, там от христианства вообще одни условности. А преподобный Эбенезер внезапно тот редкий случай, когда не надо маяться от целибата, а вполне можно жениться на любимой девушке. То были давние времена… А в наши, слава Богу, уже и у католиков вводят что-то подобное. Я была на такой свадьбе, предпочла бы не быть, конечно, но это уже личное, в любом случае любопытный культурологический феномен». «Хотела бы и я тоже побывать на такой, хотя бы побывать…» «Мне сдаётся, в Калифорнии это даже проще, Америка куда более пёстрое смешение всего, чего только можно. Хотя вот я живу сейчас в Тогенкё и при этом у меня просто куча знакомых католических священников. Тупо потому что я долго жила при миссии». «И что, они тебя достали? При близком общении уже не завораживают?» «По-разному. Некоторые бесят. А самые молодые прикольные, мышление у них широкое, помощь от них реальная и ещё от зануд и ханжей прикроют». «Я бы познакомилась. Ты… ни одного охмурить не пробовала?» «Я немного мечтала об этом, когда только начинала взрослеть. Но сейчас, видишь ли, у меня девушка, мы очень любим друг друга и почти что состоим в браке». «И теперь ты, видимо, с этой братией не общаешься, не поймут?» «С некоторыми общаюсь. Когда мне было надо, чтобы ко мне не прикапывались, один из них был моим духовником. Или значился. Сейчас мы просто друзья… были бы, если бы он не был чудиком и сидел бы нормально в соцсетях, или хоть письма писал. Так что в основном общаемся с его помощником, а тот, между прочим, звезда этого сайта. Думаю, и тебе примелькался, у него на аватарке фото руки с ногтями, накрашенными тёмно-синим лаком, а в руке роза». «Цветочный священник?! Серьёзно? Ты его знаешь? И он в реале не девушка?» «Нет. Хочешь, дам ссылку на его страницу в Инстаграмме? Он только рад будет! Обожает, когда им любуются. Одно только – он, кажется, не по девочкам. Эдакий живой образчик Зайцелованного. Кстати, автор идеи, эти твои очаровательные мальчики могут быть с девочками или вообще категорически нет? И бывают ли девочки-Зайцелованные, которые могут давать своим девочкам детей?» «Знаешь, я об этом не думала, ты же видишь – я не пишу о женских персонажах кроме как для фона. Но понимаю, почему об этом думаешь ты…» «Ради любимой, в основном, сама-то я всеми руками за усыновление, я постоянно варюсь в волонтёрской деятельности, в приютах в том числе. Ну да ладно, чему не сбыться – тому не бывать, а вот свои интенции в целом мы не все понимаем сразу».

* * *

Сообщество было потрясено тем, что два звёздных автора теперь плотно общаются и дружат. Может, даже поделятся плодами совместной работы. Самих же Кэт и Хейзеля ждало ещё больше удивительных открытий. «Неужели же на свете правда бывают такие, как ты?» – спрашивала девушка. «Да вот, как видишь», – парень прибавлял к сообщению рожицу «ангелочка», мол, а я что? А я ничего. «А вот я такая, что у меня ни одна страничка в Сети не привязана к реальной личности. Если я тебе пришлю свою фотку – ты испугаешься». «Слушай, мне по штату не положено пугаться ничьих откровений. Какими бы они ни были. И, может, я тебе что посоветую, чтобы ты себе больше нравилась». «А ведь ты можешь. Это очень странно при твоей профессии, но для Зайцелованного это совершенно естественно». «В твоих мирах не все они, скажем, красят ногти, но все об этом подумывают, ага?» «Примерно так, да. «Лучшая подружка» – это стереотип, но, может, именно этого мне и не хватает». Вот так и начала рождаться новая Кэт. Яркая, смелая, эпатажная. Сперва, правда, вдали от взглядов тех, кто знал её в реале, сперва были фотосессии. Потом она решила рассказать Хейзелю, ему ведь болтать не положено, что родилась ёкайкой. Мальчик недолго думая посоветовал присоединиться к каким-нибудь группам в Тогенкё, а там и неофициальные сообщества поискать, их больше, чем кажется, пусть ёкаев якобы не существует за пределами одной-единственной странной страны. «Через такие сообщества советую и знакомиться, – писал ей Хейзель. – Учитывая проблемы смешанных браков». «Ты смешной иногда, всех ёкаев в Калифорнии наша семья знает наперечёт, как иначе». «Но, быть может, твоя судьба не там? Ты начинаешь производить на мир впечатление, но это же не значит, что ты уйдёшь с первым, кто поманит? Даже если не навсегда, а только получить первый опыт…» «Как бы ты сам не ушёл за первым приключением, с тебя станется, мальчик». «Фу, нет, я не шляюсь! У меня всё в виртуале и самое нескромно-личное только с одним человеком, я уже выбрал!» «А тебя выбрали? Ладно, хорошо бы это всё правда так и было. А то я… – она замерла и всё же это написала: – Я уже была близка к тому, чтобы предложить нам с тобой устроить учебный марафон друг с другом». «Я… Будь моё сердце свободно, почёл бы за честь…» «Не пытайся мне польстить, я всё понимаю. Если бы я к тебе чувствовала что-то большее, чем дружба, я бы сильнее настаивала. А я… Ну нравятся мне красивые мальчики в рясах, и всё, я-то им зачем». «Тогда я тебе не в тех сообществах советовал знакомиться. Если принципиален только антураж, то тебе к косплейщикам, а если смысл в том, чтобы вторгнуться в чьи-нибудь благочестивые размышления… то могу устроить диверсию в виде твоих фоток в определённых почти закрытых кругах». «Ага, лучшая в мире пропаганда целибата». «Хорош прибедняться. Если решишься – доверься мне». «Хейзель, как говорили в одном уже не совсем новом сериале: доверься мне – это ещё не контрацепция». * * * «Мисс Эрнандес, пишу Вам с нижайшим почтением к образу Божию, который Вы, как и любой человек, носите в себе. Как бы Вы ни старались уронить его в грязь и запятнать, выставляя на всеобщее обозрение свои фотографии в столь нескромном виде. У меня есть к Вам предложение, дабы не творить большего зла: мы поженимся и уедем в далёкую страну, где так ещё мало христианских общин! Остаюсь, в надежде и в страхе Божием, Сент-Джон Риверс». Прочтя это послание, Кэт сначала вытаращила глаза, потом расхохоталась, потом переслала Хейзелю и той девушке из Прованса, Жюли. Но ответ начала сочинять, не дожидаясь их советов. «Сэр, не думаю, что это Ваше настоящее имя, не только Вы читали классику, но я вот пытаюсь понять, искренне ли Вы всё вот это или так вжились в образ. Если второе, внешность Ваша позволяет. Утончённый хрупкий мальчик с лёгкой печатью жестокости. Если на самом деле Вы не семинарист, идите сниматься в кино, оторвут с руками. И советую понять, кого Вы любите, а не выбираете из-за каких-то идеалов и чувства долга. Кэт, которая за Вас не пойдёт». Потом она писала уже Хейзелю: «Ну и рыбку принесло твоими сетями! Он не единственный, но через него мне кажется, что мне пока что рано бросать фанатское творчество и выплывать в реальный мир. Пропаду, буду сочинять фанфик». И творилось в её новой истории примерно следующее. Преподобный Сент-Джон Риверс тоже был Зайцелованным. И считал это страшным проклятием. В той версии протестантизма, которую он исповедовал (о, прекрасные консультации Хейзеля!) это надлежало изживать в себе, выжигать калёным железом. Но легко ли жить, ненавидя самую свою суть? Прекрасную и богатую Розамунду, обожающую Сент-Джона, Кэт лёгким движением руки превратила в молодого человека, не менее прекрасного и благородного, по имени Оливер Розен. Они с Сент-Джоном томились друг по другу непередаваемо, это был не весенний зов, Кэт не опускалась до такого примитива, это была любовь на все времена, но затоптанная и задушенная. Однако пастор Риверс вполне канонно звал замуж кузину. И совсем неканонно, но Джейн возьми и согласись. Кэт очень старалась это обосновать, свалив в кучу слишком правдоподобные слухи о смерти Рочестера и разочарование в нём как в романтическом герое. Не то что своё собственное, просто это был тренд, который и приписали героине. Да и, мол, интересное занятие важнее, чем то, кто твой муж, а в Индии точно нашлось бы много нелёгкой ответственной работы. «Я бы поехала, – писала подруга Жюли, – только не с церковным прицелом, но я реально знаю – мне там было бы чему посвятить жизнь». Но главным для Кэт была драма двух нелюбящих людей, живущих в браке. Ко всему ещё и плохо сексуально совместимых. Всё-таки Зайцелованному проще жить монахом, чем с женщиной, да и отцом стать сложновато… Фанаты сразу признали, что kittywhale отошла от своей всегдашней манеры. Столько места в истории посвятить женскому персонажу – это неожиданно. А уж не дать счастливого финала… Некоторые сочли, что это почти за гранью. «Простите, личное, – извинялась Кэт. – Будет другой настрой да времени побольше – напишу, как воссоединятся они каждый со своим возлюбленным. А пока – вот так». И правда, пока её время было всё больше занято личной перепиской. В том числе с так называемым Сент-Джоном, очень возмущённым её новым творением. Причём, стоило заметить, ссылку Кэт горе-поклонничку не давала, сам нашёл как-то. Скорее всего, вбивал в поисковик свой не то ник, не то подлинное имя. И теперь, тоже вполне канонно, распинался о том, какая же всё это богопротивная мерзость… «Желаете доказать мне, что обратное вам не мерзко, преподобнейший? Тогда вам стоит поспешить. Индия – это хорошо, но меня звали ещё и в Тогенкё, и с теми же целями, и от конкурирующей конфессии!» Ну, подвирала чуть-чуть. Не Хейзель же её звал. А что до парнишки из Шотландии, с которым так нравилось переписываться, так тот сам пока что до конца не определился со своим будущим. Католический колледж – ещё не семинария. Это Кэт смеялась, что её окружают персонажи британской классики. Мол, если тебя звать Фрэнсис Чисхолм, именно в тебе мать-церковь и нуждается, даже такая аховая католичка, как я, скажет тебе именно это. Фрэнк отнюдь не был красавцем и вообще являл собой довольно заурядное зрелище. Зато был умным, забавным, мыслил широко, людей зазря не осуждал и к формальностям не цеплялся. Что значит, тоже всё по классике, родители принадлежали к разным конфессиям, а жили душа в душу. Отличный же был бы вариант. Особенно в свете этих новых католических веяний. Она, Кэт, даже не возражала бы и правда выйти замуж в восемнадцать. Чтобы только рядом настоящий, живой священник. А потом в новом качестве поехать к друзьям в Тогенкё и вписаться в деятельность миссии. Вот только, во-первых, Фрэнк о её планах не имел понятия. Да, они с Кэт уже могли считаться хорошими друзьями, но думать о большем… А во-вторых, друзей у Кэт всё прибавлялось, пусть пока и виртуальных, но единственным человеком, с кем она активно переписывалась и кто её другом не являлся, был этот клятый Сент-Джон. И она серьёзно побаивалась, что именно к нему-то её и влечёт. Хотя бы потому что она может зло над ним шутить и вытаскивать наружу всякие его весёлые пристрастия, которые он так яростно в себе отрицает…

* * *

«Ты уверена?» Кэт ни в чём не была уверена. Кроме как в том, что ей это снится. Ну не бывает в настоящей жизни, чтобы в твоей комнате из ниоткуда появилась шикарная женщина в полупрозрачных одеждах, окружённая неземным сиянием. Этакое воплощение раскованности. «Ты правда хочешь выйти замуж, как только закончишь школу? И уехать в чужую страну? Знаешь, Кэтрин, нормальные люди добираются в Индию годами». «Ваши нормальные люди, во-первых, от нормальности куда дальше, чем от Индии, я дружу с человеком, который всех их знает, во-вторых, они частично ёкаи и все вроде как буддисты». «А ты? Что ёкайка – это понятно, а к какой конфессии себя причислила бы и что из этого следует?» «Ну, числюсь католичкой, но когда последний раз была в церкви – и не припомню, верю… ну, как-то верю и надеюсь. Всё остальное считаю формальностями». «Смотри. Ты связываешься с… сама знаешь. Для него формальности – смысл жизни, и в нём нет ничего настоящего, кроме внешности. Пожалуйста, не пытайся его переделать, только зря время потратишь и нервы сожжёшь. Ну и тем более не давай ему переделывать тебя. И как только задолбаешься от всего вот этого нового и интересного опыта – просто позови меня. Кажется, ты будешь первой из смертных, кто сможет войти в мои чертоги живой и выйти обратно». «Но почему я? Я же даже с Тогенкё не связана, и вообще…» «А ты немножечко такая же, как я. Я считаюсь женским божеством, но по факту ношу в себе оба начала». «Что?» «Я уверена, Сент-Джон захочет детей. Так вот его будет ждать очень большой сюрприз, моя дорогая первооткрывательница Зайцелованных». И заяц не заяц, но настоящая богиня в ту ночь Кэт поцеловала. Мгновенно – но крепко и нежно. Так что по всему телу девушки прошла дрожь, замерла пульсацией внизу живота. И в слепящей вспышке наслаждения Кэт даже не осознала, что открыла глаза. Что по-прежнему лежит в своей постели, и вокруг всё та же привычная обстановка, но рядом никого нет. Ох ты, вот это ж волшебный был сон! А что, если в её жизни никогда и не будет ничего ярче и жарче? И считать ли знамением всё, что там творилось? Сделать ли шаг туда, откуда сложно вернуться, разгадать ли все загадки, которыми с ней, Кэт, говорили? Никому из друзей она так о богине ничего и не рассказала.

* * *

«Преподобнейший сэр, а что Вы знаете о ёкаях и полукровках?» «Это… бесовские слухи. Поверья несмысленной черни». «Уверены? Скажете то же самое, положив руку на Библию?» «Зачем Вы спрашиваете, мисс Эрнандес? Зачем вынуждаете меня кощунствовать?» «Потому что я знаю, что брак без детей в Ваших глазах неполноценен. И надо учитывать, так сказать, совместимость с будущей женой. Неужели Вы ни разу не видели никого с волосами и глазами, красными, как кровь? Или не замечали, что кто-то скрывает подобные особенности?» Чёрт, у Сент-Джона Риверса была крайне заразная манера выражаться. «Залипая» в переписке с ним, Кэт сама чувствовала себя героиней фанфика. В жизни разве бывает вот так? Они кружат друг вокруг друга, прощупывают почву. Сейчас Кэт узнает правду. И либо у неё будет повод послать этого святошу далеко и навсегда, или… Или всё так, как она думает. Ответ прилетел после долгой-долгой паузы. «Видел. Замечал». «Не жгли их калёным железом? Не докапывались до их родителей? Не сдавали их всех церковному суду?» «Нет. Почему спрашиваете?» «Мистер Риверс, я ёкайка». «Мисс Эрнандес, я тоже ёкай. Я не в восторге от данного факта, но…» К этому сообщению прилагалось фото крупным планом руки Сент-Джона с намотанной на пальцы цепочкой креста. Сейчас было ясно видно – не простая цепочка. Лимитер. «Я так и думала, в общем-то. А паства Ваша знает?» «Нет. Там, где я живу, мы практически единственная ёкайская семья, ещё и совсем небогатая». «О, тогда почему не Тогенкё, а Индия? В Тогенкё очень сильные христианские общины, и вот там пастырю-ёкаю будут очень рады. Да и у меня там полно друзей по Интернету». «Потому что человек… даже если он ёкай… не должен искать лёгких путей. Я нацелен выстрадать всё и стать мучеником, если понадобится». «Так. А Ваша семья обязана будет страдать вместе с Вами, ага? Вы хотите взять меня замуж, дабы очистить? А потом воспитать наших детей в страхе Божием?» «Да, так. И я тоже догадывался, что мы с Вами одной породы. Значит, должны выстоять вместе». «А у нас все ёкаи в мире одинаковые, ага. И все заточены под вот это. Ладно, ладно, если Вы справитесь с квестом «Уговори родителей Кэт» – я готова принять Ваше предложение».

* * *

– Он же протестант! Даже хуже – пуританин! – Мама, зато он ёкай. И хотя бы правда во мне заинтересован. И красавец, людям не стыдно показывать. На самом деле Кэт была уверена, что мама уже согласилась. Сент-Джон всё-таки умел быть любезным, к тому же, по правде говоря, непристроенная дочь – горе в семье, да, даже в двадцать первом веке и в таком юном возрасте, а любовь к пристроенной дочери явно будет измеряться километрами. И как-то мамочку мало волнуют тяготы жизни в Индии. Свадьба была предельно скромной. Кэт опять вспомнила, как носить очки и юбку в пол. И обходиться почти без косметики. Ой, и скучные же будут свадебные фотографии! А муженёк-святоша, поди, уверен, что и вся дальнейшая их жизнь будет такой же скучной и прилизанной, что она, Кэт, забудет, как зависать в Интернете (да и какой Интернет в индийской глуши?) и сочинять порнушку… Уверен он вот в этом, а мечтает – совершенно о другом. Иначе не клюнул бы на ту фотосессию, с детсадовским, по сути, рейтингом, и не навоображал бы себе, Кэт была уверена, в десять раз больше. Вот и пусть теперь… Первая ночь у них прошла ещё в Америке, ещё в родном доме Кэт и в её комнатке под крышей. Новобрачная предоставила Сент-Джону устраиваться на кровати, а сама надолго заняла ванную. Накрасилась тщательно и ярко, надела давно приготовленное красивое бельё. Осталось расстегнуть цепочку на шее – и продемонстрировать теперь уже супругу переход из человеческого облика в истинный. Кэт на миг замерла в дверях. Сент-Джон лежал на кровати, как в гробу, вытянувшись, сложив на груди руки и не сняв почти ничего. Но равнодушным его тоже нельзя было назвать – взгляд сразу загорелся, скользя по обводам пышной фигуры. Ну что ж… Кэт завела руки за спину. Расстегнула цепочку, как другие расстёгивают лифчики. Как же давно она не высвобождала силу! Уже и забыла, как ощущается, когда быстро растут уши, когти и волосы, а вот тело чуть стройнеет, как-то подтягивается, подбирается, и на коже проступают узоры… Что и говорить о том, как заворожённо следил за превращением Сент-Джон! Кэт хитро улыбнулась: – Может, твоя очередь? Он молчал. Медлил. Может, просто не соображал – уж больно кровь куда надо приливала. Хотя это уже неплохо. – Ладно. Я сама. Ты ведь этого хочешь? Быстро, куда быстрее, чем получилось бы в человеческом облике, она подошла к кровати. Плавно опустилась на колени по обе стороны от супруга, оседлала его бёдра. – Если тяжело – это ненадолго. – Не трогай креста Господня вот так! – Да я не крест, а только цепочку. Тебе на такие случаи нужна сменная… Даже будучи сейчас в полной мере собой, Кэт побаивалась предстоящего, и хорошо ещё, что кровь закипала первобытным зовом, подсказывая, что делать, и всё-таки новобрачная спешила, наклоняясь к губам этого красавца-святоши, накрывая его пышной грудью, перебирая в пальцах звенья цепочки-лимитера в поисках замочка. Наконец поняла – только через голову. Снова, на миг, губами к губам. Потом губами к кресту. Истово, показывая – ни ты, ни я не тёмные твари, а только твари Божьи. Никогда ещё Кэт не чувствовала в себе такой искренней веры. Глаза в глаза. «То, что я сделаю, – ненадолго. И это для нас двоих». Даже ни за что не зацепившись, лимитер Сент-Джона лёг на тумбочку у кровати. И Кэт наконец тоже узрела превращение. – Вот так бы тебе на кафедре и стоять! – выдохнула, не удержалась. Молодой священник был прекрасен и грозен. Истинный облик не исказил черт лица, изменились только уши, да кожа стала совсем уж бледной, а ресницы на этом фоне – почти чёрными, и от них на лицо падали густые тени. Страстен. Беспощаден. И ёкайские узоры на коже жутковатые, Кэт разглядела только на шее – будто кто ему голову отрезал, а потом, крупными стежками, попытался пришить обратно. И долго любоваться он собой не дал. Всё, что случилось дальше, было похоже на яростную схватку, в ход пошли когти, очень пострадало красивое бельё Кэт, а подрясник Сент-Джона того хлеще… но хотя бы крови пролилось немного. Во всех смыслах немного. Никакой боли Кэт в пылу не почувствовала, правда, впрочем, и удовольствия тоже не особо, да ещё и дала себя подмять… но ненадолго, только до полного слияния. А вот потом перекатилась, избавляя себя от его тяжести – но и его не награждая своей. Попыталась обнять и заглянуть в лицо. – Ну, что скажешь? – Пока я зверь – разговаривать не буду. – Тогда держи обратно свою цепочку. Не обидишься, если я так останусь? – Не знаю. В человеческий облик он вернулся почти мгновенно. И так же быстро повернулся к молодой жене спиной. Кэт казалось, что как минимум себя он сейчас ненавидит. Слов не нашлось, но захотелось обнять его и погладить. Возражать он не стал, и она так и прильнула к его спине, прижалась бёдрами к бёдрам… и вот тут ощутила прилив жгучего возбуждения, сильнее всего, что уже чувствовала сегодня. Даже стыдно стало немножко, но почти тут же и накрыло отчаянной разрядкой. Вот так легко, без усилий, а муж родной и внимания не обратил. Потому что тупо уже спал. И, сама засыпая, Кэт нечаянно подсунула руку под его цепочку-лимитер… так что утро застало их обоих людьми.

* * *

Влажный индийский зной сводил с ума. Хотелось, что называется, раздеться до костей. И ещё очень хотелось пить, а с гарантированно чистой водой были проблемы. Вот только, казалось бы, Кэт с её комплекцией должно было быть тяжелее, чем Сент-Джону, и ни при чём тут, что она родилась и выросла тоже в очень жарком регионе. В Калифорнии жара совсем другая, иссушающая, а здесь – словно в теплице сидишь. Но по факту именно Сент-Джон был бледен чуть не до серости и странно неразговорчив. И время от времени тяжело, глубоко вздыхал, словно его мутило. – Съешь какую-нибудь ягоду кислую, что ли, – шепнула Кэт и одобряюще хлопнула мужа по руке. – Не соблаговолишь ли ты сама съесть что-нибудь кислое? У тебя неприлично, неприлично довольное лицо. – Ну и неправда, я же чувствую, что тебе нехорошо! И хочу помочь. И вообще-то люди женятся для радости! – Люди женятся, чтобы вдвоём нести тяжкий крест… Ох… – его красивые губы покривились и зашептали что-то, наверняка это он проклинал себя за слабость. …Дальше становилось только хуже. Кэт плюнула на все условности до одной. И разыскала какого-то местного целителя из ёкаев, с мудрыми глазами и почти непонятным английским. Сент-Джону было слишком погано, чтобы он мог спорить. Избегать смуглых рук, не слушать странных слов. Он только кое-что и допустил до своего сознания, повторил негромко: – У нас будет ребёнок? Кэт, когда он тебя-то успел посмотреть? – У тебя будет ребёнок. От меня. Тебе сейчас уважаемый мудрец попробует объяснить. Про твои особенности и про мои тоже… С тобой всё как в моих фанфиках. Со мной… я сама не знаю пока до конца, что я такое, но… …После глубокого обморока Сент-Джон приходил в себя головой на коленях у Кэт. Осознавал потихоньку. – Знаешь, – она перебирала его кудри и наклонялась поцеловать в лоб, – есть у меня один знакомый священник, который, случись с ним такое, повернул бы это в сторону «я – чудотворец» и нёс бы этот крест с гордостью. Вот только тебе это не аргумент. Он католик, и католик очень амбициозный, поэтому никогда не женится даже при новых порядках…