Это коснётся только двоих

Как же, пожалуй, больно и плохо просыпаться после двухчасового, причём быстрого, сна. Антон чувствовал под собой мятую белую простынь с какими-то сиреневыми полосками, что лишь давало понять: ночь действительно была неспокойной. Шаст выключил назойливый будильник и обессиленно откинулся на подушку, перебарывая безумное желание закрыть глаза, но зная: если поддастся соблазну — уснёт. До уроков был ещё целый час, хотя, нет, всего лишь час, но парень не торопился вставать. С отсутствием еды в его жизни прибавилась целая гора свободного времени, которое, как оказалось, раньше уходило на приготовление, разогрев и потребление пищи. Антон присел в кровати и поочерёдно размял суставы пальцев, которые лишь благодарно хрустнули в ответ. Он чувствовал, как от любых движений приятно скручивало живот, а голод накатывал волной, как цунами. Шастун спустил ноги на пол, тут же почувствовав, как немеют пальцы от неимоверного холода, а на то, чтобы согреться, организму не хватает сил. Парень уже смирился с уставом их школы: учиться до тридцать первого мая, причём не просто страдать на уроках, но и заниматься ими. Десятый класс, казалось, был идеален. Большая часть позади, а страшнейшая впереди, но Антона это вовсе не радовало. Он хотел бы сейчас находиться в каком-нибудь загородном домишке, где расстилаются бескрайние светло-зелёные травы, блестящие на солнце; где журчат мирные ручьи, а не булькает непонятная жидкость под ногами тканевых кроссовок; где можно просто насладиться одиночеством, почувствовать себя одиноким королём природы. Парень тяжело вздохнул и, для профилактики протерев глаза, медленно поднялся, стараясь приглушить урчание в животе. Постель выглядела слишком смятой и измученной, как и сам Шастун, потому он решил разобраться с этим перед сном. Небрежно скатав все элементы постельного комплекта в какой-то рулон, отдалённо напоминающий сосиску в тесте, Антон положил эту конструкцию в небольшой шкафчик. Точнее, запихал. Расправив также сбившееся покрывало на диване, Шастун осмотрел свою комнату. Наверное, не у каждого подростка, живущего в двухкомнатной квартире с мамой, есть своя комната, потому парень, вроде как, должен быть счастлив. С дивана открывался прекрасный вид на белоснежный некогда комод, ныне ставший произведением искусства — с жёлтыми недо-разводами. На нём красовался небольшой телевизор, которому в размере лишь немного уступал компьютер. Антон крайне редко включал его, но ведь это вроде бы круто — собственный телевизор. Сверху, на ручке антресоли, красовалась серая антенна странной конструкции, чем-то напоминающей Эйфелеву Башню, а от неё тянулся чёрный провод, в который, кстати, так любил играть кот Шастуна, к самому телевизору. Эти самые антресоли парень не открывал так давно, что даже не помнил, какая часть его многочисленного хлама покоилась там. Слева от комода стоял шкаф, где комфортно размещалась одежда парня. Из стиля комнаты он ничуть не выделялся — разве что немногочисленными самодельными наклейками из мира аниме, сделанными в чёрно-белом стиле. На примыкающей стене висело довольно большое зеркало, однако Шастун в нём полностью не помещался даже при большом желании. Вообще, парень долго препирался, считая, что зеркало — элемент комнаты девочек, но мама настояла на своём, поставив стену, от которой, как теннисные мячи, отскакивали слова Антона на его же половину площадки. Над зеркалом висело то, чему парень посвятил свою жизнь; то, что, собственно говоря, было смыслом этой самой жизни — медали. Медали с соревнований по волейболу, многие из которых несли кучу тёплых воспоминаний, а другие — боль и слёзы. Шастун давно потерял смысл пересчитывать их, потому что на следующий день забывал об этом, а перспектива пересчитывать их каждый день не улыбалась парню. На той же стене располагалось приличных размеров окно, завешанное кружевным тюлем, порванным в некоторых местах благодаря всё тому же коту. На подоконнике красовался поддон с зелёными горшками, в которых находилась главная прелесть Антона — кактусы. Самых разных размеров, форм и видов иголок. Только они были с Шастуном на протяжении его жизненного пути, только с ними парень делился своими переживаниями. В довольно заляпанном, из-за того, что парень обожал смотреть в него, прислонившись к стеклу лбом, окне только разгорался рассвет, окрашивая облака, да и всё небо в приятный малиново-розовый оттенок. Пуховые облака с розовой подсветкой чем-то напоминали Антону клубничную сладкую вату. Эх, вкус детства, так сказать. На этом парень и окончил рум-тур для самого себя, пока окончательно не ушёл в воспоминания, которые таила в себе каждая вещица, ничем не примечательная постороннему глазу. Шаст несколько раз моргнул, приходя в себя, и направился в сторону ванной. Рука вслепую скользнула по выключателю, который неприлично громко щёлкнул, и Антон вошёл в далеко не просторную ванную, тут же ослепившую парня своей красотой яркой подсветкой. Крепко зажмурившись, парень вновь распахнул глаза, с интересом наблюдая за тёмными пятнами в них. Они отдалённо напоминали чёрные дыры — такие же бездонные и неизведанные. Взглянув на себя в зеркало, Шастун невольно поморщился, проведя руками по опухшим ото сна щекам, растерев их до приятного ощущение тепла. Под глазами снова начали появляться мешки, щёки, благодаря утренним манипуляциями, сияли румяностью, а глаза, прищуренные из-за яркого света и резкого пробуждения, делали парня похожим на китайца. Закончив с утренним комплексом мыслей, Шастун направился на кухню, дабы погреметь посудой, тем самым усыпить бдительность матери. Переступив порог небольшого помещения, парень устремил взгляд в окно, что находилось прямо напротив двери. С этой — западной — стороны всё было по-другому. Жизнь здесь текла своим чередом, более вяло и медленно. Антон видел солнце, отражающееся в окне какой-то квартиры, но это не меняло общего ощущения. Улицы собственного двора были пустынны, а фонари, несмотря на довольно светлое время суток, продолжали гореть назло всем правилам. Парень поставил в микроволновку кружку с водой, создав иллюзию того, что греет блинчики с клубникой, которые мама так заботливо купила ему. Наверное, ей было бы обидно, узнай она, какая участь ждёт каждый из блинчиков, а именно: быть выброшенными по пути в школу. Тяжело вздохнув, Антон уселся на скрипящую табуретку и стал бездумно листать чаты на телефоне, прекрасно понимая, что никто — ровным счётом никто — не напишет ему. Привык уже как-то. Заряд опустился на пять процентов, Шастун даже не заметил этого, как и пятнадцать пролетевших минут. Парень поднялся со своего трона и двинулся обратно в комнату, стараясь ступать тише и не скрипеть половицами. Открыв дверцу и чуть было не треснув ею по зеркалу, Антон на автомате снял с вешалки простую рубашку в бело-фиолетовую клетку. Она была уже довольно измята и пахла одеколоном парня, но Шаст не привык изменять своим традициями. Справившись с последней пуговицей, парень одобрительно хмыкнул, подбадривая самого себя. Из нижнего ящика комода показались излюбленные Антоном — за неимением других — широкие джинсы, слегка короткие парню, потому носить их можно было лишь втайне от матери. Наконец парень сел на диван и, положив ногу ребром ступни на колено, стал аккуратно отклеивать полоски белого пластыря, предназначенного для фиксирования выбитых на волейболе пальцев. Кусочек липкой ткани покрылся кровавыми, точнее уже коричневыми разводами, что выглядело, по мнению Шастуна, довольно искусно. Парень провёл рукой по неровной от порезов коже ноги и тут же поморщился, почувствовав, как неприятно стягивается кожа, и слегка зудят ранки. От нежного прикосновения они отказывались, так же как и от попадания воды, отправляя хозяину противные пульсации. Убедившись, что крови на руке не осталось, Антон надел плотные чёрные носки, чтобы — не дай Бог — не проглянула кровь. Во-первых, её очень сложно отстирать, учитывая навыки парня в этой области; во-вторых, он вовсе не хотел, чтобы кто-то знал об этих проблемах. Шастун привык летом ходить в носках, штанах и кофтах с длинным рукавом, ссылаясь на свою хладнокровность, мол, всегда холодно ему. Было крайне неприятно, но парень сам выбрал такой стиль жизни. Врать. На благо самому себе и окружающим. Наконец парень взял рюкзак, собранный ещё вчера, в одну руку и тут же потерял равновесие, схватившись за дверной косяк, как утопающий за круг. Усмехнувшись, Антон отметил, что раньше не находил рюкзак таким тяжёлым. Тридцатое мая, называется. Очухался. Покинув просторы своей комнаты, парень направился в коридор и, бросив портфель у входной двери, стал внимательно рассматривать кольца в коробочке, стоящей именно тут, на выходе, под полками с обувью. Странно, но каждое кольцо имело свою судьбу, с каждым было связано особое воспоминание, и память Шастуна всё больше удивляла его, подкидывая, порой, новую порцию флешбеков. На вид самая обычная железка, согнутая пополам, даже без какого-либо принта, но парень бережно надел это кольцо на безымянный палец. Его Антон носил, влюбившись в какую-то девчонку из параллели, а та, когда у классов была совместная физкультура, высказалась, что это кольцо ей очень даже симпатизирует. Следующее — с небольшим чёрным камнем посередине, серебряного обрамления, с искусными углублениями — подарок его одноклассника. Единственный подарок. Выбор колец всегда затягивал, взрывая голову от непосильного количества информации, но Шастун терпел, потому что ему нравилось это. Как-то приторно хорошо становилось на душе, стоило только погрузиться в воспоминания о прекрасном прошлом. Рандомно выбрав ещё пару-тройку колец, парень закинул рюкзак на спину и, придержав одной рукой лямку, другой максимально тихо открыл замок. Сегодня категорически не хотелось слышать «Удачного дня, Антош» в ответ на характерный скрип открывающейся входной двери. Нет, не сегодня. Оказавшись на лестничной площадке, Шастун почувствовал свободу, которую не мог описать словами. Если настоящий дом там, где уютно и комфортно, то парень должен жить на улице. На него сильно давили четыре стены и искусственный свет, Антон жаждал свободы. Он хотел в любой момент пойти гулять, не объясняясь, куда и зачем; хотел в любой момент слушать музыку, не напрягая лишний раз слух, когда под мамиными ногами скрипели половицы; хотел ложиться спать тогда, когда он хочет, без всяких «от» и «до»; хотел гулять ночами, глядя на мирно посапывающий город и впервые наслаждаясь неспешно проезжающими машинами; хотел попасть на крышу и сидеть там вплоть до самого заката, небрежно свесив ноги с края; хотел гулять в дождь. Иными словами, парень хотел быть таким, как все. Как бы неправильно это не было, сколько бы ему не говорили, что в каждом должна быть своя изюминка — ведь никто не заметит этого, пока Антон квасится в своей тесной квартире. Шастун медленно спускался по лестнице, так и не удосужившись поместить вторую лямку на плечо, и думал о чём-то своём, настолько далёком и таинственном, что сам порой терялся во вселенной своих мыслей. Миновав свой серый двор, Антон наконец-то свободно вздохнул, вдохнув прекрасные ароматы весны. Ну, как прекрасные, — мокрый асфальт, выхлопные газы и какое-то цветущее дерево. Биология Шастуна не увлекала. Ловко лавируя между бесконечных луж, парень выглядел даже довольно изящно, несмотря на странную походку из-за этих самых ям, заполненных водой. В школу идти категорически не хотелось, не грела даже мысль о последнем учебном дне. Школа навсегда запечатлелась в памяти Антона неким местом, где тебе помогают, жертвуя тобой же. У парня не было друзей, ведь таковыми нельзя назвать тех, кто просит скинуть домашнее задание, какую-то таблицу, упражнение или номер. Однако Шастун уже давно перерос эту травму, приняв, что он не в силах сделать что-либо. Хотя даже слово «принял» не подходит. Он отчаялся. Антона не волновало чужое мнение, но, увидев впереди одноклассницу с парнем, он приосанился, и невольно опустил взгляд вниз, почувствовав на себе две пары глаз. Парень не любил встречаться с одноклассниками по пути в школу, потому что тогда между ними возникала некая неловкость, а попытки Шастуна устранить её лишь усугубляли дело. Он старательно перебирал в голове различные фразы, но в итоге выкидывал их под предлогом «скучная», «может не понять», «будет смеяться», «я покажусь странным» и так далее. Это всегда мучило парня, заставляя вести непринуждённые разговоры ни о чём лишь в мыслях. Войдя в заведение школы, парень невольно поёжился от громких голосов и большого количества народа. Дети шныряли по раздевалкам, относя свои лёгкие курточки, без которых мамы не выпускали их из дома, а старшеклассники в спешке протирали уличную обувь салфетками, чем, впрочем, занимался и сам Антон, не желая получить нагоняй от уборщицы и испортить свою репутацию. — Привет, Антоха, — послышался голос откуда-то из-за спины, после чего последовал лёгкий хлопок по плечу в знак приветствия. Женя. Он был единственным человеком в классе, который проявлял хоть какое-то внимание к парню, кроме как «дай списать». — Привет, — искреннее улыбнулся в ответ парень, но улыбка тут же спала с уст. Он не знал, о чём дальше вести диалог, не знал, как поддержать жалкие попытки Жени начать общение. А ведь тот, наверняка, воспринимал это как простое нежелание общаться. — У нас первая физика? — натянуто улыбнувшись, выдавил из себя Шастун. Он чувствовал себя крайне неловко, а Женя, кажется, ждал его. Стоял, пронзая «друга» взглядом свои тёмно-серых — как асфальт после дождя — глаз. — Да, — кинул парень, не отводя взгляда, чем ещё больше смутил Антона и заставил делать всё более странные и никому не нужные движения.

* * *

Парень обожал вечерние прогулки, когда луна осторожно, будто прощупывая почву, выкатывалась на небо. Люди спешили домой к своим семьям, уставшие, но счастливые, потому что знали, что идут домой. Шастун был несомненно рад тому, что завтра не нужно идти в школу. Причём его совершенно не смущали уроки, классный час, напоминание о безопасности летом и прочая фигня, нет. После всей этой будничной заварухи ребята навострились сходить в кино, погулять в парке, просто поговорить о жизни. Антон не любил такие прогулки, считая себя лишним; чувствовал жалостные взгляды, стоило ему отстать от общей толпы. В классе у парня вовсе не было друзей, а примыкать к чьему-либо коллективу, лишь сковывая людей, крайне не хотелось. У Шастуна никогда не было лучших друзей, он никогда не ходил на ночевки, не гулял с друзьями до посиневших кончиков пальцев, не курил в туалете и даже не прикрывал чужие жопы, стоя на шухере. Он был идеальным сыном, но не чувствовал себя человеком. Он жил, но за него действовал кто-то другой, иными словами, жила лишь внешняя оболочка Антона. Противный голос в наушниках назойливо сообщил о том, что «подключение установлено» и замолк. Действительно, о чём ещё говорить? Шастун зашёл в скачанные треки, последний из которых был трёх годной давности, ибо в последнее время парень слушал музыку исключительно в Spotify. Но сейчас, при отсутствии домашнего интереса, Антон не решался тратить деньги на удовлетворение своих душевных потребностей, поэтому приходилось наслаждаться действительностью.

Лежит на струнах пыль, Ржавеет под окном разбитый телевизор…

Завтра парень уедет в спортивный лагерь, носивший гордое название «Велегож», а также имевший кучу симпатий и лайков. Шастун никогда не был там, как, впрочем, и в других лагерях. Нельзя сказать, что он, как другие, горел желанием завтрашнего дня, безумно хотел поехать. Нет. В одно мгновение он даже готов был отказаться, встать перед мамой на колени и слёзно умолять не ехать, но желание ушло с мыслью о том, что там будет свобода. Антон много читал о лагерях, не находя разницы между ними и злосчастным «Велегожем». Он одного этого слова веяло летом, солнцем, старым пыльным домиком и долгожданной свободой. Парень ехал туда не один, а с двоюродным братом — Димой Позовым. Хотя, впрочем, Шастун по-любому бы поехал не один, а с командой, но её назвать своей компанией он не решался. Дима Позов — единственный человек, который находил общение с Антоном интересным и, кажется, искренне любил его. Он зачастую носил очки, иногда сменяя их какими-то ночными линзами, — новые технологии, познать которые парень и не пытался — любил правильность и порядок, презирая современность. Вот тут-то они и расходились. Шастун считал, что это — единственный путь к каким-то адекватным отношениям с людьми, ведь сейчас на кону обсуждения не «Анна Каренина» или уроки английского языка, а аниме, TikTok, скандалы звёзд и какие-то новые тренды, за которыми Антон не успевал следить. Всё это помогало ему быть хотя бы немного на одной волне с окружающими его подростками и не теряться от слова «фанфик» или «свэг». Это радовало, в очередной раз подтверждая, что не всё потеряно.

Ты сгладил все углы и жизнь твоя — Сплошной, проклятый компромисс; Ни вверх, ни вниз!

Город зажигал огни, освещая Шасту дальнейшую дорогу и открывая взор на то, что днём казалось таким скучным. Вечер был особенным из-за осознания того, что уже завтра парень покинет бесконечные просторы родного города и, улыбнувшись, кинется в объятия приключений. Антон не ждал от лагеря каких-то особых эмоций, его пугали упоминания дискотек и купания, но об этом думать не стоило. Об этом он подумает позже. Парень бездумно брёл по улицам, в очередной раз понимая, как ему не хватает родного человека. Просто человека, который будет понимать без слов. Шастун вообще чувствовал себя странным, с ним было сложно найти общий язык. Человек должен точно знать, когда парень хочет рассказать о своих делах, когда не стоит бесить его вопросами; когда лучше просто обнять, а когда и немного поругать; когда быть с ним, а когда оставить одного. Но, кроме самого Антона, этого не понимал никто. — Кушать будешь? — раздался с кухни голос Майи, стоило только ключу повернуться в замочной скважине, а Шастуну возникнуть на пороге. В нос тут же ударил приторный запах корицы и яблок. Видимо, мама пекла шарлотку. Парень сглотнул обильно накопившуюся во рту слюну, выбросив из головы образ пирога — мягкая начинка со сладковатыми яблоками и хрустящая корочка сверху, присыпанная корицей. — Не, мам, я же говорил, что не люблю есть после прогулок, — всё-таки отозвался Антон. Он предвкушал скандал. — Антон, ну нельзя так. Я буду заставлять тебя есть, худеет он тут, видите ли. Тон, голос, да и внешний вид матери — всё говорило о её самых серьёзных намерениях. Но Шастун знал, что есть он не пойдёт. Если раньше он просто не хотел, то сейчас даже не мог. Доигрался. Разувшись, парень посеменил в свою комнату, не желая более появляться где-либо, кроме уютного места под синим пледом. Антон даже не потрудился раздеться, тяжёлая от размышлений голова бессильно упала на подушку, разметав по ней кудри. Вздохнув, парень зашёл в TikTok, дабы скоротать время, которое могло быть потрачено хотя бы на сборы вещей. Клятвенно пообещав себе сделать это завтра, Шастун включил родную группу «Порнофильмы». Действительно родную. В середине песни звук ушёл в один наушник, а другой ненавистным женским голосом оповестил Шастуна о том, что заряд слишком низкий. Открыв выдвижной ящик прикроватной тумбочки, где лежала домашняя одежда, он бросил туда наушники, не желая тратить время на то, чтобы запихать их в самый обычный белый чехол, и достал оттуда чёрные проводные наушники. Не удосужившись даже распутать их, Антон вставил штекер в разъём и, покрутив, дабы улучшить громкость, погрузился в прекрасный мир песен и мечты о белых крыльях. Этой ночью парень не спал.