Бессонница

Сегодняшняя ночь в этом проклятом особняке выдалась невыносимо душной. Утром Тотспел наверняка утонет в непрекращающихся ливнях, что смоют с разбитой брусчатки новый слой грязи, пыли и чьей-то смерти, а пока каждый вздох давался мне с трудом. В горле то и дело пересыхало, а грудную клетку сдавливал спертый воздух вкупе с перманентной тревогой, не отпускающей меня с того самого дня, как я впервые оказалась здесь. Это было мучительно. Лишало сна и мешало мыслям. Я не выносила жару во всех её проявлениях с самого детства, но сегодняшней ночью моя ненависть к ней достигла апогея. Спускаясь по скрипучей деревянной лестнице, я думала лишь о том, как бы скорее выбраться в сад. Быть может, на улице будет ещё жарче, но едва ли это меня волновало. Я чувствовала, нет, я знала, что не усну этой ночью, если не прогуляюсь, если не наполню лёгкие обманчивым кислородом и не дам своим мыслям спасительный выход. Этот сад стал моей отдушиной. Неважно, настигнет ли меня там очередной призрак, или эта чудная Прима решит выпрыгнуть из кустов — я видела пребывание в саду своей единственной целью, единственной и главной. Что-то влекло меня туда, в загадочную глубь диковинных растений, и я не могла игнорировать это влечение. Но только ли это? Толкнув тяжёлую дверь от себя, я выбралась из сумрака особняка в жаркую летнюю ночь. Губы тотчас тронула улыбка облегчения — воздух во дворе стоял свежий, опьяняющий, каждую клеточку кожи наполняющий кислородом. Я сделала несколько глубоких вздохов, прежде чем направиться по узкой мощеной дорожке в манящую глубину сада. До рассвета было ещё далеко, но луна в небе светила так ярко, что озаряла пространство вокруг мягким серебряным светом. Этот свет падал и на силуэт, что сидел на лавке в тени дерева. Дым, облаком повисший над ним, помог мне безошибочно определить нежданного ночного гостя. Лёгкая улыбка украсила моё лицо, на щеках выступил нежеланный румянец. Так странно. Я словно знала, что он здесь. И это знание меня сюда влекло... — И долго ты будешь наблюдать за мной? — вдруг раздался его голос. Улыбка погасла, во взгляд вернулось стеклянное равнодушие. Убедившись в том, что халат запахнут достаточно плотно, я вздернула подбородок и подошла к нему. Застегнутый на все пуговицы, с тлеющей сигаретой в руках, он выглядел отчужденно и притягательно, его брови были нахмурены, но лицо расслаблено. Роб совсем не выглядел так, словно его тоже измучила эта духота, быть может, желание курить разбудило его среди ночи, или он не ложился вовсе. Что он делал прежде, чем прийти сюда? Принимал ли ванну, а может быть, изучал информацию о предыдущих постояльцах отеля? Я зажевала нижнюю губу, уставившись на его красивые руки. — Присоединишься? — спросил Роб, взглядом указав на место рядом с ним. Я сощурилась, дала себе пару секунд на размышления и наконец села. Он одарил меня мимолетным взглядом и отвернулся. Какое пренебрежение, господин Штицхен. На днях вы не казались мне таким черствым, во всяком случае, ваши губы были весьма нежны. На мгновение я позволила себе залюбоваться садом, заслушаться песней таинственной летней ночи. Вокруг нас буйствовала природа, а где-то совсем рядом тихо журчала вода в фонтане. Так умиротворенно, так обманчиво безопасно. А может, дело не в месте, в котором ты находишься, а в человеке, который разделяет с тобой этот момент? — Бессонница? — нарушила тишину я, стараясь держаться столь же сдержанной, что и он. — Нет. — Тогда что ты здесь делаешь? — А право находиться здесь есть только у тех, кого мучает бессонница? Я сжала челюсти. Мерзавец! Глупо было верить, что этот поцелуй изменил что-то между нами. Что он вверг меня в состояние слепой влюблённости, навечно привязал меня к этому маленькому воспоминанию и сделал меня зависимой, безответно зависимой от прожитого момента. Или что миг близости между нами мог как-то повлиять на него. Наоборот, Роб стал ещё более отдалённым, он словно остался там, в том прошлом настоящем, где я увидела его впервые, а этот человек — его бесчувственный фантом. Я не могла признаться себе в том, что его поведение задевало меня. Но, с другой стороны, прояви он хоть какой-то напор в мою сторону, чем я отвечу? Я ведь даже не влюблена в него. Влюблённость — удел тех, кому больше нечем заняться. Казалось, в этот момент маска равнодушия ещё прочнее закрепилась на моем лице. Я втянула носом свежий воздух и украдкой взглянула на Роба. Он продолжал курить, хмуро уставившись вдаль. — Эта девчонка... Прима, — внезапно заговорил он, по-прежнему не поворачиваясь ко мне лицом. — Она что-то знает. — Ты говорил с ней? — голос мой дрогнул. — Не совсем. — И что это значит? Роб резко повернулся ко мне и посмотрел в мои глаза тем взглядом, что я уже видела тем вечером, когда мы укрывались от ливня в закрытой таверне. Словно он... помнит. Или пытается вспомнить. Трепет разлился в моей душе, трепет и волнение, граничащее с нарастающей паникой. — Она встретилась мне в городе, из ниоткуда возникла у меня на пути. Я попросил её уйти с дороги, а она осмелилась загадать мне загадку. Простую детскую загадку. Конечно, я знал ответ и решил ей подыграть. Сказал, что это луна. Прима... хм, она повела себя достаточно странно. Улыбнулась и сказала, что ответом на все мои вопросы будет луна. Что это, черт подери, значит? — он нахмурился, отвёл взгляд и не заметил, как стремительно побледнело моё лицо, как крепко сжали пальцы тонкую ткань халата. Прима... эту девчонку невозможно прижать к стенке и выпытать у неё все тайны. Но иногда... иногда она сама приоткрывает завесу. Она хочет, чтобы он или я догадались сами. Значит ли это, что она доверяет Робу? — Луна, — повторила я хриплым голосом. — Селена... Роб взглянул на меня с недоумением. — Это имя знакомо мне, — пробормотал он. — Что? — я словно очнулась от неясного сна, словно впервые увидела мужчину перед собой. — Откуда... откуда оно тебе знакомо? Я не помню, чтобы я упоминала его при нем. При Лиаме и Жозефине — да, но не при нём. — Не знаю. Это и неважно, — бросив тлеющую сигарету в лежащую на лавке пепельницу, Роб смерил меня равнодушным взглядом. Неважно? Это неважно? Вы не можете провести простую логическую связь, господин Штицхен? Я закипала от злости, пока он смотрел на меня, обжигая моё лицо своим убийственным холодом. — Почему ты здесь? Тебя мучили кошмары? Я растерянно моргнула, не заметив, как его лицо приблизилось к моему. Его запах, который невозможно спутать ни с чьим другим, заставил меня глубоко вздохнуть и едва ли не прикрыть глаза в удовольствии, но я вовремя выдернула себя из лишних мыслей и слегка отстранилась. Роб посмотрел куда-то в сторону, а затем снова приковал взгляд к моему лицу. Бледность сошла, и я почувствовала, как неистово горят мои щеки. Черт возьми! Как, должно быть, нелепо я выгляжу! — Мне было жарко, — ответила я с вызовом. — Только и всего. — Ах, жарко? — Да. Что-то не так? — Напротив. Всё так. Он по-прежнему был слишком близко. Я знала, что мой халат не скрывает зоны декольте, а ещё я знала, что ему ничего не стоит случайно уронить взгляд. Но он упрямо смотрел мне в глаза, без единой эмоции, то ли скрывая их всех, то ли и впрямь ничего не чувствуя. Холодный и чужой, в то же время, связь между нами настолько очевидна и ясна, что игнорировать её попросту невозможно. Эта связь не на физическом уровне, это что-то ментальное, глубокое, неподвластное законам времени, и нам самим неподвластное тоже. Проблема крылась лишь в том, что несмотря на всю нашу «похожесть», Роб был намного сильнее меня. Он мог противостоять этой связи. Я — нет. Даже сейчас, когда, в отличие от его, мой взгляд все же упал на чувственный изгиб этих манящих губ, всего на мгновение, на одно мгновение, а дыхание уже предательски сбилось, и сердце так некстати пропустило удар. Я прикрыла глаза, осознав собственную оплошность. И, сжав челюсти, рывком встала с лавки. — Мне пора, — нервно ответила я, глядя куда угодно, только не на него. На миг мне показалось, что в окне особняка мелькнула чья-то тень, но когда я вновь повернулась к фасаду, то ничего не заметила. Черт возьми. Сколько это будет продолжаться? Я поправила пояс халата и тихо заговорила: — Доброй ночи, господин Штицхен. — Доброй ночи, Лилит, — только и сказал Роб, а затем отвернулся, чтобы, сложив руки на груди, снова уставиться вдаль. Плечи мои опустились. Напрасно я надеялась, что ему хватит наглости проводить меня до дверей моей спальни. Развернувшись, я зашагала обратно в особняк, досада съедала меня, а вместе с ней и злость на саму себя. Зачем я подпустила его так близко к себе? На что надеялась? Свернув на дорожку, ведущую к ступеням отеля, я сунула руки в карманы и вдруг замерла. Пальцы, нащупавшие угол пергамента, осторожно достали находку. Сердце бешено забилось в груди, и я оглянулась, но из-за густого кустарника лавки не было видно. Сглотнув, я развернула сложенную пополам записку.

«Встретимся завтра после ланча в библиотеке. Дьявол в деталях, Лилит. Кому, как не тебе, это знать?»