Бессонница

Ланч не задался. Нервно постукивая пальцами по столу, я то и дело переводила взгляд с Лиама на Жозефину и все гадала, когда же им наскучит пить давно остывший чай. В какой-то момент мне стало казаться, словно они нарочно тянут время, по второму и третьему кругу обсуждая пресные темы, давно изжившие свой век. Роб сидел напротив меня — казалось, моя нервозность его забавляла. Он ухмылялся, сверля меня вызывающим взглядом, в то время как я упорно избегала какого бы то ни было зрительного контакта с ним — это непременно выдало бы моё странное и противоестественное смущение. В конце концов, кто он такой, чтобы от него млеть? Я не влюблена. Нет, я не могу позволить себе этого. Не могу ведь? —... поэтому в следующий раз, Лилит, тебе придётся идти с нами, и никаких пустословных отговорок, — услышала я голос Жозефины и, подняв на неё взгляд, заметила, с какой серьёзностью она на меня смотрит. — А пока прибери тут все. Мы вернёмся через пару часов. Ты закончил, Лиам? Нам уже пора. Растерянно уставившись на Лиама, я встретилась с его смущенным взглядом. Ради бога, здесь есть хоть одна живая душа, которая не смотрела бы на меня сейчас? Я поерзала на стуле и уже решила, что отвечу Жозефине, когда Лиам вдруг встал из-за стола и, обойдя его, остановился возле моего стула с протянутой ладонью. — Лилит, если ты не против, я хотел бы кое о чем с тобой поговорить. Жозефина, ты не подождешь меня снаружи? — Конечно, — поморщившись, недовольно отозвалась Жозефина. Раздражение вкупе с любопытством захлестнули меня. Конечно, мне хотелось узнать, о чем со мной собрался поговорить Лиам, но Роб... жажда нашей встречи в библиотеке затмевала все прочие желания. Что, если Лиам поведает мне что-то такое, после чего мне придётся срочно оставить Роба и направиться куда-то? Быть может, он вспомнил что-то о Тарологе? Или кто-то другой о нем вспомнил? Приняв руку Лиама, я закусила губу и вздрогнула, когда услышала скрип отодвигаемого стула. Это однозначно был Роб. — Что ж, не буду мешать, — холодно ответил он. — О, нет-нет, это мы не станем мешать вашему ланчу, господин Штицхен, — тон Лиама был вежлив и спокоен. — Пойдём, Лилит, полагаю, вопрос требует срочности. Я не обернулась на Роба, когда мы поспешили выйти к боковой лестнице, но буквально почувствовала на своём затылке его тяжёлый задумчивый взгляд. Нервно заламывая запястья, я уставилась на Лиама — он поднялся на пару ступенек вверх и облокотился о перила, поворачиваясь ко мне. Его взгляд растерянно блуждал по моему лицу. Сердце трепыхнулось в груди — справа от этой лестницы находилась дверь, ведущая в библиотеку. Как же я жаждала туда попасть! Словно маленький ребёнок, которого заперли дома, в то время как все веселье ждало его снаружи. — Лилит... — привлекая моё внимание, проблеял Лиам. — В чем дело? — спросила я, поднявшись на одну ступеньку к нему. — Мне очень неудобно, я сконфужен и... несколько расстроен, но я честно пообещал ему, что поинтересуюсь у тебя. — Что? О ком ты говоришь? Лиам поджал губы и вздохнул, опустив плечи. — О Берте. «А это уже интересно...» Полагая, что это как-то связано с картинами или его головными болями, я напрочь позабыла о своём стремлении как можно скорее попасть в библиотеку и поднялась ещё на одну ступеньку, тем самым встав почти вплотную к Лиаму. Я заметила, как он уронил взгляд на мои губы, услышала, как он сглотнул. Когда он смущённо отвёл взгляд, я едва удержалась, чтобы не закатить глаза. — Что он хотел, Лиам? Лиам ответил не сразу. — Он просил, чтобы я поинтересовался, остались ли у тебя... кхм, хоть какие-то чувства к нему... понимаю, как это звучит, и это наверняка до ужаса тебя смущает, так что ты можешь не отвечать! Я ни в коем случае не настаиваю! Возмущение мурашками пробежало по моей голове. Я широко распахнула глаза и подняла брови, отчаянно пытаясь убедить себя в том, что все, что сказал Лиам, мне послышалось. Но он смотрел на меня со всей серьёзностью, и я не нашла ничего другого, кроме как грубо выпалить: — Что за детские игры, Лиам? Он сам не мог спросить у меня этого? — Конечно, мог! — принялся защищаться он. — Я и сам задал ему тот же вопрос! Но Берт заверил меня в том, что ему ты все равно не скажешь правды. А мне ни за что не сможешь солгать. — Ах, так он не верит, что я... забыла обо всем? — Верит! Полагаю, верит... но он... он сказал, что влюбленную женщину видно за тысячу миль. Ему думается, что ты влюблена. От такого заявления у меня перехватило дыхание. Я нервно оглянулась, боясь, что Роб мог услышать это, и возмущенно прошипела: — И он решил, что я влюблена в него?! Светлые брови Лиама подлетели вверх. — Так ты все-таки влюблена? Почувствовав хлынувший к щекам жар, я на миг забыла английскую речь. Но едва я успела хоть как-то себя оправдать, из холла послышался недовольный голос Жозефины: — Лиам, дорогой, я больше не намерена ждать тебя! Или ты сейчас же идёшь сюда, или я ухожу одна! Наши с ним взгляды встретились — его извиняющийся и мой ошеломленный. Лиам поджал губы и, коснувшись моего плеча, поспешил спуститься со ступенек, чтобы раствориться в сумраке коридора. Мне же захотелось провалиться сквозь землю. «Влюбленную женщину видно за тысячу миль». Какая неслыханная глупость! Я сейчас же опровергну его теорию! Сейчас же докажу ему, а, главное, себе — я ни в кого не влюблена. Надеюсь, Роб присоединится ко мне в самое ближайшее время, чтобы я смогла как можно скорее убедить себя в этом. Спустившись со ступенек, я направилась в сторону заветной двери — колени отчего-то дрожали. Я остановилась перед ней, пригладила волосы и успокоила сбившееся дыхание. В памяти невольно вспыхнул текст его записки. О каких деталях шла речь? Что он хочет найти? Когда я была здесь в прошлый раз, мои поиски оказались вполне... продуктивными. В то же время, находка сбила меня с толку. Хотя это лишний раз доказывает то, что Жозефина не намерена «прибираться» в библиотеке, а значит, найти там что-то сносное нам удастся в любом случае. Может быть, самые тёмные семейные тайны хранятся в одной из непримечательных книг, а может, мы даже наткнемся на старый фотоальбом... Воодушевленная, я открыла дверь и медленно вошла в хранилище истории, искусства и пугающих загадок. Старинные шкафы возвышались надо мной, а редкие солнечные лучи танцевали в узких коридорах свой, быть может, последний на сегодня танец — с запада уже наступали сливовые тучи. Пахло пылью и старой бумагой, пахло чем-то знакомым, в то же время, совершенно неизвестным. И тишина. Она звенела в моих ушах тревожной мелодией. Схватив с ближайшей полки первую попавшуюся книгу, я прошла дальше, намереваясь спрятаться от Роба в самой глубине библиотеки — пусть он ищет меня, я мечтаю увидеть его взволнованный и растерянный взгляд. — Вообще-то, правильно говорить «за сотню миль». Ступор охватил меня, стоило мне услышать знакомый бархатный голос, доносящийся откуда-то из лабиринтов книжных шкафов. Я огляделась по сторонам, взволнованная и ошарашенная, нигде не находя и намёка на его присутствие. Какого черта? Сердце знакомо затрепетало в груди. Проходя вдоль книжных стеллажей, я жадно вглядывалась в просветы между книгами, и вдруг остановилась, когда встретилась взглядом с парой серо-голубых глаз. Роб вышел из-за стеллажа, держа руки сложенными на груди. Серьёзный, как никогда. — О чем ты говоришь? — с придыханием спросила я — подлетевший пульс к чертям сбивал все привычные механизмы. Да что же со мной творится? Остановившись в паре шагов от меня, Роб поднял брови и поспешил пояснить: — Влюблённая женщина. Говорят, её видно за сотню миль. А не за тысячу. Сердце тотчас упало в пятки. Я сглотнула, царапнув пересохшее горло, и приготовилась обороняться: — Ты что, подслушивал? Когда ты успел проскользнуть в библиотеку? — Я не подслушивал, Лилит, — он зачем-то выделил это имя своим чарующим голосом и шагнул ближе, — я подмечал детали. Это моя работа. — Ах, так вот оно что. — Так что же, Берт был прав? — Нет, — твердо ответила я, чувствуя, как моя кожа, начиная от щёк и заканчивая шеей, покрывается алыми пятнами смущения. Роб очертил взглядом моё лицо и слегка улыбнулся. Я прочистила горло, прежде чем заявить: — Ты, кажется, говорил о работе. Так давай работать, — я указала взглядом на книгу в своих руках, но он неотрывно смотрел мне в глаза. — Предлагаю начать с по... — В кого ты влюблена? — Роб окончательно сократил расстояние между нами — моя грудь соприкасалась с его, его запах проник в мои легкие. Голова у меня закружилась. Воздух стал вязким, наэлектризованным, жалящим. «Только в глаза ему не смотри, глупая, глаза же... они же все твои тайны выдадут», — приказала себе я, упорно сверля взглядом платок в его нагрудном кармане. Да и тайны... какие у меня могут быть тайны? Я в него не влюблена. Я ни в кого не влюблена. Берту могло показаться. — Лилит, — голос его понизился до соблазнительного шёпота. Игнорируя атаковавшие меня мурашки, я все же вздернула подбородок и с вызовом уставилась на мужчину. Боже правый, да почему же так близко? Одно неловкое движение, и мои губы случайно столкнулся с его. — Какое тебе дело до этого? — Лилит, в кого ты влюблена? — Кажется, ты говорил о деталях? — я продолжала стоять на своём, хоть и голос мой дрожал. — Мы можем найти что-то наподобие фотоальбома, иногда они... — Ты не собираешься отвечать? — Нет. — Хорошо. Довольная собой, я кивнула и отвернулась от Роба, чтобы поставить книгу на стеллаж, когда он вдруг схватил меня за талию и развернул к себе. Стук упавшей на пол неизвестной книги растворился где-то в бешеном грохоте моего сердца. Я не успела осознать случившееся — его губы обрушились на мои изголодавшимся поцелуем. Поток сопровождающих его чувств едва не сбил меня с ног, заставив неосознанно обвить его горячую шею руками, прижаться теснее, так безрассудно позволив себя целовать, так жадно целуя его в ответ. Его губы были моей погибелью, и я растворялась в них, растворялась в этих умелых ласках, и чувствовала, как все внутри меня плавится, когда наши языки столкнулись и сплелись. Роб прорычал что-то мне в рот, крепче стиснул руки на моей талии и резко развернул, припечатав мою спину к стеллажу. Тот покачнулся, но устоял — с таким же усердием устояла и я. Роб оттянул зубами мою нижнюю губу, а вскоре его поцелуи уже обжигали мои скулы, спускаясь ниже, к шее, и ниже... к выглядывающим из-за платья полушариям груди. Тихий стон слетел с моих губ, и я вскинула голову, отзывчиво подаваясь навстречу этому восхитительному безумию. — Твоя изумительная кожа, — вдруг произнёс Роб, на мгновение прервав сладостную дорожку из поцелуев. — Твоё манящее тело... — его сильные руки очертили мой силуэт. Внизу живота разливалась почти болезненная истома. — То, как ты смотришь на меня, — его глаза встретились с моими. Я закусила губу, проведя указательным пальцем по его шее. — Как выдаешь смущение за раздражение, — он прижался ко мне теснее, и я тихо ахнула, почувствовав его эрекцию, упирающуюся мне в живот. Желание почувствовать его в себе здесь и сейчас обратилось жизненной необходимостью. Я задержала дыхание, дрожа и пылая в его руках. — И то, как очаровательно лжешь о том, что не влюблена. Тебя устраивают такие детали? Пульс мой тотчас замедлился. Мир перестал принадлежать этому моменту, стал сплошной чёрной дырой, в которую я так бездумно канула. Удивлённо моргнув, я поспешно убрала руки от его шеи и раздула ноздри в попытке сдержать свой гнев. Меня нагло разоблачили. Он раскусил меня, все понял, понял намного быстрее, чем я! Влюблена... какое глупое предательство самой себя. Как безрассудно, как неправильно — что же будет дальше? Я сжала челюсти и, опустив ладони на плечи Роба, мягко оттолкнула его от себя. Его удивлённый взгляд, все ещё подернутый страстью, встретился с моим остекленевшим. «Обороняйся, Селена. Найди, что ему противопоставить», — настойчиво диктовал разум. Ответить на его немой вопрос я поспешила сразу же: — Вы не можете, господин Штицхен, избегать моего общества и вести себя холодно со мной, а потом вот так целовать меня, словно ничего не произошло. Выплюнув это прямо в его недовольную, но очаровательную физиономию, я поправила волосы, наверняка превратившиеся в воронье гнездо, вздернула подбородок и направилась к двери. «Стой, вернись к нему, вернись, ты ведь так страстно его желаешь, его губы, его тело...» — взбунтовалось бешено грохочущее сердце, но я упорно его игнорировала. Как хорошо, что он не видит моего страдальческого выражения лица! Иначе разоблачение приправилось бы самым что ни на есть чистосердечным признанием. Наконец, достигнув двери, я обернулась, чтобы напоследок добавить: — И удачи с поисками чего бы то ни было. На мою помощь ты можешь больше не рассчитывать. Дверь захлопнулась за мной и, жадно глотнув воздух, я сломя голову понеслась наверх. Мне просто необходимо было примириться с этой новой правдой.