Blow job

      Будни в «Конохе» всегда проходили отвратительно однообразно. Распорядок один и тот же, даже если уроки разные. Какаши Хатаке ненавидел эту школу и необходимость ее посещать, но все равно приходил каждое утро раньше всех, чтобы пару часов отоспаться в единственном открытом к этому времени тихом помещении — гардеробной. За целой оравой металлических перекладин с вешалками для верхней одежды и тумбами для сменной обуви находилось большое окно. Огромным плюсом этого окна было то, что его стекла кто-то когда-то закрасил с наружной стороны баллонами, так что теперь можно было спокойно сидеть на подоконнике, не боясь быть кем-то замеченным.       Какаши всегда не хватало уединения. С утра и до вечера в школе его окружали люди, которые весьма удачно делали вид, будто его вовсе не существует. Иногда он ловил косые взгляды, очень часто натыкался на весьма мерзкие «шутки» вроде пролитой на его стул зеленки или еще какой пакости. Ученики его не любили. Что же до учителей, то они хвалили его за отличную успеваемость и сулили ему прекрасное будущее, но так же делали вид, будто в упор не замечают, как ему тяжело проживать каждый день в этой элитной школе.       Впрочем, это и не странно. Зачем им вообще напрягаться, если их это не касается? Они получали отличную зарплату, а потому очень крепко держались за свои места и не лезли не в свое дело.       — Я тебя умоляю, люди каждый день умирают. Каждую секунду. Одним больше, одним меньше — всем плевать.       Хатаке вздрогнул, услышав чужой голос в другой части гардеробной. Шум вывел его из состояния дремы и заставил вспомнить о том, что впереди очередной учебный день. Придется снова прилагать усилия, терпеть косые взгляды и надеяться не напороться на что-то неприятное. Хотя хотелось лишь одного — удавиться насмерть. Какаши не разрешал себе думать о смерти слишком уж часто, на то были веские причины, но иногда это просто не зависело от него.       — Когда человек умирает от ножа в глотке, это как минимум заставляет полицию начать выяснять, что да как, Хидан. Даже ты не настолько тупица, чтобы не знать таких элементарных вещей.       Хатаке притянул к себе сумку и замер. Его не должны были заметить за вешалками, но все равно парню захотелось тихонько осесть на пол. Он хорошо знал этих двоих и совершенно не хотел с ними пересекаться. Как и многие другие ученики, что уж там.       В «Конохе» были такие вот личности. Целая компания, банда весьма недоброжелательных старшеклассников, многие из которых были приезжими. Их побаивались даже учителя, и никто ничего не мог им сделать. В «Конохе» связи решали все.       — Ну ты и душнила, Какузу. Тебе лишь бы просто придраться, чтобы потом меня тупицей назвать.       — Даже придираться не надо.       Какаши прикусил губу и вспомнил о том, что он все еще не надел маску. Она должна была лежать в сумке, но для того, чтобы ее взять, придется расстегнуть молнию. А это создаст шум, тогда его точно заметят. Руки похолодели. Так всегда бывало, когда Хатаке начинала охватывать паника. Внешне по нему и не скажешь, что он далек от спокойствия, но внутри все сжималось узлом, так что трудно дышать. Он не мог показаться перед кем-то без маски. Просто не мог.       — Опять одно и то же. Чертов Какузу, и почему я только с тобой дружу? Ты же зануда.       Какаши постарался успокоить себя. Сейчас эти двое уйдут по своим делам, и он снова останется один. До начала урока еще двадцать минут, он успеет прийти в себя и подготовиться к неизбежному. Но едва эта мысль оформилась в голове, по ушам ударил слишком внезапный, отчетливый стук прямо у его ног. Хатаке встрепенулся и, бросив взгляд вниз, осознал, что его телефон выпал из кармана. Разумеется, Хидан и Какузу тоже это услышали. Проклиная явно ненавидящую его судьбу, Какаши слез с подоконника, едва не выронив из ватных рук еще и сумку, чтобы взять телефон. Лучше бы он маску достал, но эта хорошая мысль весьма запоздала.       — Это еще что? Нас кто-то подслушивает?       Хидан быстро обогнул преграду из ряда вешалок и отыскал взглядом Хатаке, который в тот момент хотел бы слиться со стеной или провалиться сквозь землю. Какузу тут же обнаружился рядом с ним.       — О, это Какаши, — совершенно спокойным тоном сказал он. — Я уже и забыл, как выглядит его лицо.       Хидан хихикнул.       — И правда! Принцесска, ты что, больше не носишь чадру?       Хатаке отвернулся лицом к окну, чувствуя, что его просто трясет. Пальцы с трудом расстегнули сумку, но отыскать маску почему-то не удалось. Хидан между тем подошел к нему.       — Я с тобой говорю, принцесска.       Этого человека без преувеличений можно было назвать психопатом. Он постоянно порывался с кем-то подраться, всем грубил, был в принципе очень шумным, порой в его глазах мелькал воистину ненормальный блеск. И плюсом к прочему он еще и был сектантом, если, конечно, настойчивые слухи были верны. Однажды Какаши с ним подрался. Это было давно и недолго, но это помогло понять, что Хидан обладает отличной физической подготовкой и тяжелой рукой.       В отличие от буйного Хидана, Какузу был спокойным и тихим, так что на его счет легко было обмануться. Между тем, как минимум пять учеников покинули «Коноху» именно из-за него. Подробностей Какаши не знал, но в то, что именно Какузу довел кого-то до полноценного нервного срыва, легко верилось.       — Не подходи к нему близко. Сам знаешь, чем это чревато.       Хатаке, наконец, отыскал маску. Должно быть, Хидан в самом деле собирался к нему прикоснуться со спины.       — Да больно хотелось. Принцесска, ты оглох?       Какаши невольно сжал в ладони маску. «Принцесска» — идиотское прозвище, которое закрепилось за ним именно из-за Хидана. Оно бесило, несмотря на то, что казалось весьма щадящим на фоне более обидных прозвищ для других учеников, на которые Хидан был удивительно щедрым.       — Отвали.       — Чего ты тут притаился? Вынюхивал что-то? Или у тебя свидание с кем-то, а?       Хидан умел игнорировать то, что считал для себя неинтересным. Он захихикал, осознав, как напрягся Хатаке. Умел надавить на больное, слишком хорошо знал, как задеть.       — Что-то шумно стало тут.       На сей раз Какаши распахнул глаза. Он обернулся на знакомый голос и тут же пожалел об этом; маска не на лице, и едва оказавшийся в гардеробной Обито Учиха это заметил. Он нахмурился, а Хатаке сглотнул, напрочь забыв о Какузу и Хидане.       Когда они были детьми, все было иначе. Сейчас это время казалось чужой жизнью, которую Какаши не проживал. Тогда его родители были живы, а он сам еще не был сломлен настолько, что единственным очевидным желанием для него было стремление поскорее покинуть бренный мир, тогда с ними была всегда улыбчивая Рин, разрешавшая их споры щелбанами по лбам двух друзей. Тогда мир имел краски и цвел яркостью надежды на лучшее будущее. Тогда Какаши видел в Обито близкого друга, который иногда раздражал громкими криками и смехом, но все равно был таким… своим, родным и близким.       Это было когда-то давно, в другой жизни, которую Хатаке перестал считать своей.       — Обито? — Хидан предусмотрительно отошел от Какаши и вернулся к Какузу. — Ты прям телепат. Чуть что сразу появляешься рядом.       Он засмеялся, увидев на лице Учихи улыбку. Что ни говори, а Обито в их особой компании был важнейшим человеком, благодаря которому им все сходило с рук. Еще бы — внук самого Мадары Учихи, одного из основателей «Конохи» и представитель такой влиятельной семьи.       — Само собой, ты же меня знаешь, — Обито не сводил взгляд с Какаши. — Вы, парни, идите, Итачи и Кисаме уже в фойе.       Он не был настроен на то, чтобы продолжать какое-то обсуждение, и все это поняли. Спорить, ясное дело, никто не стал. Даже Хидан, не признававший чье-то верховенство над собой из принципа, и тот понимал, что на каждого отбитого психопата всегда найдется психопат опаснее.       — Увидимся.       Какузу махнул рукой и направился к выходу, а Хидан выждал пару секунд, сперва пройдясь взглядом по Какаши, а потом кивнув Обито:       — Твоя принцесска сегодня слегка нервная.       Хатаке в который раз осознал, что просто ненавидит свою жизнь. Единственные ученики школы, которые его не игнорировали и хоть иногда с ним разговаривали, были друзьями Обито. И буквального каждый из них то и дело порывался намекнуть Какаши на то, что считает его едва ли не подстилкой. Это было мерзко и отвратительно, лучше бы и вовсе быть окруженным тотальным игнорированием со стороны всех, чем вот так.       — Ты опять попал в неприятность?       Обито Учиха улыбался. Эта улыбка разительно отличалась от прежней. Прежде он улыбался искренне, по-детски наивно и от чистого сердца. Сейчас же ни от улыбки, ни от того самого чистого сердца не осталось и следа. И это произошло не за один день, и даже не за один год. Какаши до сих пор считал себя главным виновником произошедших изменений.       Стоило поскорее надеть маску, но Хатаке так и застыл на месте, словно позабыв, как надо управлять частями своего тела. Учиха слишком стремительно оказался рядом с ним. Глупая попытка уйти обернулась тем, что отскочивший в сторону Какаши в итоге оказался прижат к стене спиной рядом с окном. Ладонь Обито крепко обхватила ветровку на уровне плеча, так что Хатаке замер, понимая, что вырываться из такой хватки — плохая идея.       — Что тебе нужно?       Обито не изменился в лице.       — Потолковать кое о чем. Но сперва объясни мне — почему ты не в маске? Кажется, ты должен носить ее всегда, пока я не позволю снять. Разве мы не так договаривались?       Какаши сглотнул. Нет, не договаривались, все было иначе. Обито поставил его перед фактом, всучив в руки маску. Он просто сам решил, что Хатаке теперь обязан прятать лицо, сказал, что никто из учителей не будет задавать лишних вопросов по этому поводу. А еще сказал, что размажет Какаши лицо в фарш, если тот посмеет быть на людях и без маски.       Целый год Хатаке носил маску, понимая, что Обито никогда бы опустился до пустых угроз. Обещания он выполнял. Узнать, в чем вообще причина ношения маски, не вышло. Какаши изначально покупал одноразовые медицинские маски, потом, устав тратить на них деньги, прикупил тканевую, многоразовую. Он даже привык закрывать половину лица, хотя наличие маски и привлекало к нему много ненужных взглядов.       Пару дней назад тканевая маска порвалась, и Хатаке отчего-то было лень ее зашить. Должно быть, он расслабился, потому как Обито не было в школе целых три дня. Он не болел, просто присутствовал на каком-то важном событии, организованном семейством Учиха. И за все это время с Хатаке никто не разговаривал, кроме какого-то новичка. И этот самый новичок его в итоге сильно подставил.       — Я просто не успел ее надеть.       Учиха усмехнулся.       — Так ты вообще не должен был ее снимать.       Хатаке отвел взгляд. Смотреть в глаза Обито порой было очень сложно. Он давил на него взглядом, мимикой и жестами, давил словами и всеми своими действиями. Давил своим присутствием. Осознавая это всякий раз, Какаши понимал, что он находится в тисках, но вырваться все равно не мог. Хотел, но не мог. Ведь он виноват, это именно его действия привели к тому, что однажды его замечательный счастливый мир рухнул.       — Я что, не могу просто подышать несколько минут?       Хатаке и по сей день не понимал, зачем вообще Обито заставил его носить маску. Этот причудливый намордник должен был стать эдаким клеймом, по которому окружающие бы понимали, что с Какаши лучше не общаться? Или же просто чтобы никогда не видеть его лица? Впрочем, нет, наедине с Учихой Какаши дозволялось снимать маску.       Улыбнувшись шире, Обито вдруг с размаху ударил его по лицу, просто отвесил пощёчину так, что Хатаке отлетел бы, не стой он спиной у стены. Перед глазами на короткий миг все помутнело, боль остудила пыл, едва начавший зарождаться где-то глубоко в душе. Это было не столько больно, сколько именно неожиданно. Унизительно.       — Не можешь, если я не разрешил.       От фальшивой улыбки Обито не осталось и следа. Теперь его твердый взгляд пугал, заставляя мигом вспомнить о том, что он неспроста держит в страхе всю школу. У Какаши так и не вышло что-либо возразить. Слова застряли в глотке, не желая выходить, а тело сковало страхом. Он не хотел бояться, но иррациональный ужас был сильнее любых доводов.       Обито не впервой было бить Какаши по лицу. Стоит отдать ему должное — Учиха никогда не бил его со всей силы. Хатаке это точно знал. Ему приходилось видеть, что Обито делает с другими людьми, с теми, кто ему одновременно и неприятен, и неинтересен. Их он бил кулаками, ломая носы и оставляя за собой синяки и ссадины. Если же человек ему хотя бы интересен, он проявлял какую-то осторожность. Как минимум, Какаши он не уродовал, хоть и разбивал ему губу пару раз.       — Это вышло случайно…       Обито все так же давил, и Хатаке честно хотел оказаться подальше от него, где-нибудь в другом месте и в полном одиночестве. Лучше уж в самом деле на уроке и в окружении косых взглядов вечно игнорирующих его одноклассников, чем наедине с Учихой, который зол.       — О, я понимаю, — Обито вновь улыбнулся, все так же пугая резкими перепадами настроения. — Конечно, я все понимаю, Какаши, — он положил ладонь на его щеку, пальцы медленно прошлись по покрасневшей от удара коже, словно извиняясь за причиненную боль. — А еще я понимаю, что впредь ты подобного не допустишь. Верно?       Ощущать нежные прикосновения после удара было странно, но уже привычно. С Обито всегда было именно так. Какаши сглотнул, не зная, как уйти от прикосновения.       — Да.       Учиха довольно кивнул.       — Молодец.       Наконец, он отошел от Хатаке, так что тот смог выдохнуть и нацепить уже на лицо проклятую маску. Даже мечтая умереть, Какаши не стал бы выводить из себя Обито. Ведь он не станет убивать, напротив — заставит пожить дольше, страдая каждое мгновение своей жизни.       — А теперь к делу, — тон Учихи заметно изменился, стал звучать более отстраненно и деловито. — Меня не было всего три дня, а ты уже с кем-то подружился?       Этого стоило ожидать. С Какаши на английский ходили Дейдара и Сасори — еще одна парочка из ближнего круга друзей Обито. Какаши не сомневался в том, что они сразу все донесли Учихе, скорее всего весьма активно приукрасив.       — Нет. Этот новенький сам сел со мной за одну парту. Я с ним даже не разговаривал.       Обито сложил руки на груди.       — А мне сказали, что разговаривал. И даже не попытался его прогнать. Так кому же мне верить?       Хатаке сжал пальцы в кулаки. Новенький его подставил, даже не понимая толком, что он натворил. Наверняка у него были лучшие мотивы, но уже совсем скоро он бы все равно отвернулся от Какаши, как и все остальные до него.       — Урок уже начался, я не успел его прогнать. Но я не давал ему разрешения садиться. Я вообще не ожидал чего-то подобного, со мной никогда никто не садился.       — А тут кто-то сел, и ты обрадовался?       — Нет.       Хатаке кривил душой. Порой ему и правда хотелось с кем-то общаться, просто о каких-то отвлеченных вещах, без неприязни со стороны собеседника. И он бы действительно хотел иметь друга. Такого, как Гай, например. Они ведь почти стали друзьями, но потом произошел неприятный инцидент, после которого Гая исключили из школы. Все кандидаты в друзья по итогу сливались. Те, кого Какаши раньше считал приятелями, теперь от него шарахались, как от прокаженного.       — Не надо мне лгать, Какаши. Ты все такой же наивный. Считаешь, что чудо возможно?       Хатаке поджал губы. Слова Обито порой ранили сильнее, чем его натренированные кулаки.       — Я не лгу.       Учиха выждал, казалось, целую минуту, прежде чем что-то сказать. И все это время Какаши стоял на месте, не поднимая взгляд. Лучше бы Обито его просто каждый день избивал, так было бы лучше. Но он бы не стал довольствоваться подобным. Учихи знали толк в мести. Они ее продумывали, постепенно реализовывали, не позволяя жертве уйти от расправы. Делали все для того, чтобы тот, кто их однажды обидел, пожалел о всех своих действиях и мыслях, пожалел просто о том, что вообще родился на свет.       Обито мстил ему со всей присущей своей семье изощренностью. И Какаши, прекрасно осознававший свою вину, не смел мешать ему это делать. Да даже если бы и посмел — ему это не помогло, скорее навредило бы, сделав ситуацию более сложной.       — Ладно, я тебе поверю, — Обито кивнул. — Но если ситуация повториться — я вполне могу сильно разозлиться, имей это в виду, Какаши. Мне бы не хотелось причинять этому новичку некоторые увечья, тебе, я думаю, тоже не хочется быть виновником еще и его страданий, верно?       Хатаке сглотнул. Он не знал ничего об этом новичке, но совершенно точно не желал ему ничего плохого. А Обито этого плохого мог обеспечить на всю оставшуюся жизнь.       — Да.       — Вот и хорошо. Но я все равно зол, поэтому сегодня принесешь мне обед в двенадцатую аудиторию, и постарайся не задерживаться. А то я отыграюсь на нашем новеньком, а не на тебе.       Какаши с трудом сделал вдох. В груди гадко похолодело, и этот холодок разбежался по всему телу, охватив внутренности липкой паутиной почти животного страха. Если бы избиение грозило ему, он бы не переживал. Это не худшее, что с ним происходило в жизни. Но если из-за него изобьют совершенно левого человека, просто за то, что он хотел быть дружелюбным, это будет настоящим ударом. Какаши не мог позволить такому произойти. Он и так устал ощущать свою вину перед всеми. И ведь Обито это знал, и именно поэтому он давил на больное.       — Я все сделаю, только не надо из-за меня делать что-то новичку. Пожалуйста, Обито, это уже слишком далеко зашло.       — Все зависит от твоего поведения, Какаши, — Учиха улыбнулся. — И не надо слишком уж переживать за новенького, а то я решу, что он тебе интересен и разозлюсь сильнее.       Он подмигнул и покинул гардеробную, оставив Хатаке наедине с повисшим в помещении напряжением. Так хотелось разозлиться и дать уже отпор зарвавшемуся Учихе, но Какаши не мог. Напоминание о собственной вине он постоянно наблюдал на лице Обито — шрамы, оставшиеся после того самого случая. Они испортили его красоту, присущую всем Учихам, и остались как пожизненное клеймо, поделив жизнь на «до» и «после». Все случившееся было на совести Какаши.       Он посмотрел на часы — еще пятнадцать минут. Первый урок — история искусств, на нем тоже будут Дейдара и Сасори, зато не будет Обито, Какузу или Хидана. Может будет отдохнуть немного. Но вот если там будет новенький, придется соблюдать максимальную осторожность. А после третьего урока придется пропустить обед, чтобы выполнить приказ Обито. Двенадцатая аудитория больше года назад была отдана клубу Акацуки, который собрал Обито. Чем они там занимались — никто толком не знал, да и узнавать не осмелился бы. Учиха со своим влиянием мог себе позволить многое.       Какаши был бы только рад обходить эту аудиторию десятыми путями. Именно там чаще всего ошивался Хидан, гораздый его доставать тупыми шутками, или Какузу, которого Хатаке опасался по совершенно иным причинам. Оставалось лишь надеяться на то, что все ограничится одним лишь принесенным на подносе обедом.       А потом, после уроков, Какаши сможет сходить на кладбище. У его отца не было могилы, после кремации прах рассеяли где-то в парковой зоне, в ту пору, когда Какаши даже не было рядом. А мать была похоронена в родном городе, далеко от Киото. Но были еще три человека, которых Хатаке считал частью своей семьи, и все трое упокоились на городском кладбище, где он проводил порой часы в разное время суток. Только у могил этих людей он мог хотя бы ненадолго обрести подобие душевного спокойствия.       Отец им, наверное, был бы сильно разочарован.       Впрочем, об этом Какаши уже не мог думать. Взяв в руки сумку, он направился в сторону лестницы. Можно уже идти на урок, первым занять парту где-то в самом углу и постараться продержаться до конца очередного ада. А ведь Обито еще будет на нем отыгрываться. Интересно, когда это все закончится вообще?