Blow job

      — Кажется, в восточном крыле драка. Какие-то старшеклассники сцепились сразу после урока.       Какаши замедлил шаг, прислушиваясь к чужому разговору. В школе в самом деле ощущалась суета, так что было очевидно — произошло что-то из ряда вон выходящее.       — Кто-то из Акацуки опять? Только они могут с кем-то подраться и не вылететь из школы за нарушение дисциплины.       — Без понятия, скорее всего они.       Хатаке сглотнул, стараясь оставаться незамеченным. Интересно, кто устроил драку и почему? Впрочем, это не то мероприятие, которым ему стоило бы интересоваться. Даже если бы в центре событий оказался Обито, это полностью его проблемы. Не то, чтобы это будет проблемой для Учихи, у него-то как раз все заведомо хорошо, беспокоиться стоило лишь за тех, кто ему дорожку перешел.       — Я слышал, что Хошигаки кого-то избил.       — Тот верзила? Кто вообще мог ему что-то сказать? Мне даже смотреть в его сторону страшно, он же явно опасный.       Какаши нахмурился. Кисаме Хошигаки был довольно таинственным человеком. О том, что с ним лучше не связываться, знали все. У него были некоторые изъяны внешности, явно приобретенные в детстве, и об их природе никто никогда не распространялся. Приехав из глубинки, Кисаме был принят в школу, несмотря на то, что по всем тестам он считался неблагонадежным. Мадара Учиха лично дал ему возможность быть в «Конохе», а шефство над новичком взял Итачи. С тех пор Хошигаки проблем не создавал, драк не устраивал и никого особо не кошмарил, всегда держался рядом с Итачи, успокаивал свой порывающийся гнев, стоило только Учихе сказать слово. Это был странный тандем, и иногда даже Какаши было интересно понять, как так выходит, что внушительный по комплекции и явно очень сильный Кисаме полностью подчиняется ангелоподобному Итачи. И даже не скалится при этом, все происходило полностью по желанию самого Хошигаки.       — Я не уверен, но Кёске говорил, что кто-то оказывал знаки внимания Учихе. То ли на свидание звали, то ли что-то непристойное сказали. А Хошигаки, когда этот Учиха не рядом, очень опасен.       — Психопат…       Дальше Хатаке решил не слушать. Он направился по коридору дальше, думая о том, что после последнего урока сможет покинуть стены школы и подышать уже спокойно. За последние два дня Обито его не трогал. Мелькая в поле зрения, он просто делал вид, будто в упор не замечает Хатаке, и это дало возможность спокойно заниматься учебой. Если Хошигаки попал в переплет, то Учиха, скорее всего, пойдет разбираться, и времени на Какаши у него уже не будет.       Это радовало.       Последним уроком должна была быть философия. Ее вел директор школы, Хирузен Сарутоби, с этим человеком у Какаши никогда не было проблем. Если, конечно, не считать того, что директор прекрасно знал о том, что Хатаке травят в школе, но никак не пытался изменить ситуацию. Он держался за свое место и очень им гордился, но главным в «Конохе» Сарутоби не был. Все всегда зависело от мнения других людей. Одним из этих важных людей был его собственный учитель, Тобирама Сенджу, благодаря которому Хирузен и стал директором. Ныне Тобирама был занят в бизнесе и в дела школы не лез, а ведь двадцать лет назад именно он занимал пост директора. При нем в «Конохе» была очень жесткая дисциплина, по слухам даже применялись телесные наказания в отношении злостных нарушителей устава школы. Но и уровень был высокий, и абсолютно все выпускники в итоге оказались на отличных должностях и теперь говорили о том, что они благодарны как школе, так и лично Тобираме Сенджу за его твердость и непоколебимость.       Тобирама никогда не ставил интересы своих родных выше, нежели интересы других учеников. Так, по крайней мере, о нем всегда говорили. И порой Хатаке думал, какой бы была «Коноха» при нем в условиях современных реалий, уже в 21 веке, а не в 90-х.       Какаши так задумался, что совершенно упустил из виду приближающихся Обито, Хидана и Какузу. Он в принципе не ожидал увидеть их в западном крыле школы, учитывая произошедшую часом раннее драку. Разворачиваться было поздно, но парень легко убедил себя в том, что Учиха просто пройдет мимо. Явно же он направляется к Хошигаки, ведь так? У него просто нет времени на Хатаке. В это так хотелось верить, но удача оказалась не на стороне Какаши.       Хидан тут же мерзко заулыбался, завидев его, Какузу лишь окинул безучастным взглядом, давая понять, что сейчас ему Какаши малоинтересен, а Обито и смотреть не стал в его сторону, дав ложную надежду на то, что все обойдется. Хатаке вжал голову в плечи, когда Учиха словно невзначай задел его рукой в момент, когда они поравнялись. Но едва парень сделал еще два шага, поверив в то, что можно спокойно идти на последний урок, его окликнули:       — Эй, Какаши.       Он резко остановился. Голос Обито словно пригвоздил его к месту, не позволяя вообще двигаться, тело охватил мерзкий липкий страх, где-то в районе сердца похолодело. Все же не пронесло. Хатаке с трудом сглотнул, пытаясь прикинуть, что ему может сделать Учиха на сей раз. И, что тоже важно, за что именно.       — Я к тебе обращаюсь, Какаши.       Его снова передернуло. Постаравшись взять себя в руки, Хатаке обернулся. Он честно пытался не дрожать, выстоять все, что ему уготовано, но один взгляд на Обито выбивал почву из-под ног.       Учиха нахмурил лоб, смотря на него… странно. Одновременно и с интересом, и совершенно незаинтересованно. Какаши вообще не знал, что такое возможно.       — Что-то не так? — поинтересовался Хидан, которому, по всей видимости, было крайне любопытно происходящее.       — Хм-м…       Обито не стал утруждать себя ответом. Он повернулся всем корпусом и уверенно настиг Какаши в два шага. Его покрытая старым ожогом рука схватила Хатаке за кофту в области плеча. Мгновение, и Какаши оказался впечатан в стену. Мир на несколько секунд потерял точность, легкая боль отозвалась в затылке и лопатке. Впрочем, Хатаке так часто зажимали у стены, что он уже привык.       Учиха встал впритык к нему. Чуть сузив глаза, он приблизил лицо. Какаши стало страшно. Обито слишком непредсказуем, с ним не угадаешь наверняка, к чему все идет. Между тем он просто принюхался.       — Чем это от тебя пахнет?       Хатаке не сразу осмелился сделать вдох. Более того, он не сразу понял, о чем вообще его спросили. Мозг услужливо подкинул подсказку. Еще пару дней назад он, переволновавшись и едва не начав блевать, решил для успокоения провести на ночь глядя генеральную уборку. В его доме было всего три комнаты, маленькая уютная кухня, ванная и вполне стандартная лоджия. В одну из комнат он принципиально не заглядывал вот уже два года, потому как она была полна воспоминаний, причинявших почти физическую боль.       В ней когда-то жили его родители. Мать умерла рано, о ней остались лишь обрывочные мутные кадры, никогда не складывавшиеся в единую картину, но вот отца Какаши помнил прекрасно. Сакумо воспитывал его один, учил всему, что знал сам, в принципе был хорошим отцом. Иногда он не справлялся, чувствовалось, как мужчине тяжело работать в полиции и совмещать это с заботой о ребенке, но Сакумо честно старался. Он не женился во второй раз, хотя друзья и твердили, что ему нужна жена, а его сыну — вторая мать.       Какаши было девять, когда он нашел отца мертвым дома. Мужчина висел в петле. Для ребенка это было огромное потрясение. Какаши не мог понять, как такое вообще могло произойти, что довело отца до подобного, как он сам не заметил, что Сакумо оказался в таком состоянии. Именно тогда Какаши полностью закрылся в себе.       Предполагалось, что его отправят в сиротский приют, потому как родных у него не было, а в приемную семью сына суицидника мало кто захотел бы взять. О Сакумо даже его сослуживцы не беспокоились, никто не устроил ему достойных похорон. Его тело отправили в крематорий, ровно в то время, пока Какаши находился в клинике под наблюдением психологов. Прах развеяли тоже вне присутствия сына.       В дальнейшем опеку над мальчиком взял Данзо Шимура, о котором в ту пору Какаши вообще ничего не знал. Шимура объяснил, что это — часть политики школы «Коноха», к которой, к слову, сам Какаши отношения не имел. Ее выпускником был Сакумо, одним из лучших в своем потоке, а Данзо, будучи заместителем директора, всегда интересовался судьбой выпускников. Он посодействовал тому, чтобы Какаши определили в «Коноху» учеником и дали ему комнату в общежитии на то время, пока он еще ребенок. Так что до тринадцати лет Хатаке жил в этом общежитии под почти постоянным надзором Шимуры.       Этот мужчина ему не нравился никогда. Будучи ребенком, Хатаке многого не понимал, но все же чувствовал, насколько порой все ненормально. Данзо часто забирал его к себе домой на правах опекуна, часто сажал себе на колени и трогал его ноги и талию, иногда настаивал на том, чтобы мальчик переодевался в его присутствии. Какаши было страшно и мерзко, настолько, что в один из дней он просто сорвался и закатил истерику, пообещав рассказать всем, что Шимура его лапает. Мужчина тогда разозлился, схватил его за волосы и даже потащил в свою спальню, страшно подумать вообще — зачем. Но в какой-то момент он передумал, отпустил мальчика и велел никогда и никому ничего не рассказывать. Тем же вечером он отправил его в общежитие и больше никогда с тех пор не водил к себе домой.       Его интерес исчез окончательно с пубертатом Какаши, и примерно тогда же он позволил ему вернуться обратно домой. Хатаке был вполне способен жить самостоятельно. Ему было четырнадцать, когда он собрал все вещи отца в доме и сложил все в ту самую комнату, чтобы закрыть дверь и никогда ее более не открывать. Разумеется, за два года в ней скопилось много пыли, но Какаши ничего не смутило. Полночи он прибирался, стараясь не впадать в уныние из-за болезненных воспоминаний, и в какой-то момент на глаза попался флакон с парфюмом. Этот запах всегда ассоциировался у Хатаке с отцом, потому как Сакумо никогда не менял парфюм. И почему-то парню захотелось отнести флакон в ванную и поставить на полку. Он сам ничем подобным никогда не пользовался.       А ныне утром, перед выходом в школу, Какаши дернуло пару раз пшыкнуть парфюм на себя. Просто так, просто захотелось. У этого порыва не было никаких внятных объяснений. Но неужели Обито уловил запах на расстоянии, пусть и небольшом?       — С каких пор ты пользуешься парфюмом?       Учиха посмотрел ему в глаза, а Хатаке просто не нашелся с ответом. А ведь вопрос был совершенно не сложный.       — Какие-то проблемы? — теперь уже поинтересовался Какузу. — Итачи ждет нас.       Стало быть, они и правда шли в восточное крыло, но Обито, кажется, потерял интерес к той самой драке.       — Идите, я догоню. Мне нужно кое-что обсудить с Какаши.       Он даже улыбнулся, но это была та самая улыбка, что не предвещала ничего хорошего, скорее напротив — обещала все самое худшее. Хидан как-то странно хихикнул и махнул рукой.       — Как скажешь. Пока, принцесска.       Он махнул рукой и пошел дальше, Какузу, более задумчивый, чем обычно, окинул одноклассников нечитаемым взглядом и все же последовал за Хиданом.       — Итак, — снова заговорил Обито. — Я повторяю вопрос — с каких пор ты пользуешься парфюмом?       Какаши честно не понимал, в чем вообще проблема. Учиха зачем-то контролировал все его телодвижения в школе, заставил носить закрытую одежду по типу водолазок, маску на лице и бесформенные худи. Зачем — не понятно. Он ничего не объяснял, просто ставил перед фактом. А если Хатаке нарушал тот или иной запрет — наказывал весьма извращенно, так что больше нарушений уже не было.       — Сегодня решил. Что-то не так?       Обито улыбнулся шире.       — Все не так, Какаши. Этот запах тебе совершенно не подходит. Хочешь узнать, почему?       Хатаке было крайне дискомфортно стоять вот так. Учиха словно давил на него, хотя он был выше буквально на несколько миллиметров. Ощущалось значительно больше.       — Почему?       На сей раз Обито хихикнул. Почти как в детстве, когда все было хорошо, когда он был совершенно другим человеком. Самая жестокая обманка из всех. Радостное выражение было стерто с лица за одно короткое мгновение, а ладонь Учихи вцепилась в горло Какаши, сжимая сильно и причиняя вполне ощутимую боль. Хатаке вскрикнул, но тут же заставил себя подавить порывающийся крик ужаса — взгляд Обито заставлял цепенеть.       — Потому, что это — мужской запах, Какаши. А ты — не мужчина. Ты — шлюха, и пахнуть от тебя должно соответствующе.       На миг показалось, что Учиха собирается его придушить. Хатаке задрожал всем телом, мечтая провалиться сквозь землю или хотя бы просто упасть замертво. Все, что угодно, лишь бы только это прекратилось. Обито отвлекся на проходивших мимо неизвестных Какаши учеников. Два парня уставились на них, даже ход замедлили, явно потрясенные таким открытым проявлением насилия в стенах школы, так что Учиха рыкнул:       — На что уставились?       Парни логично решили унести прочь ноги. Они умчались быстро, так что пятки сверкали, а Обито вернул свое внимание едва дышащему Хатаке.       — Отпусти… умоляю, хватит…       Глаза заслезились сами собой. Какаши не хотел плакать в присутствии Учихи, но держать себя в руках было все сложнее и сложнее.       — Нет, сперва я это исправлю. Ну-ка, идем.       Шею Хатаке отпустили, но сразу после этого болезненная хватка ощутилась на плече. Какаши дернули с места слишком резко, он не сразу понял, что его куда-то ведут.       — Перестань, Обито…       — Рот закрой. Тебе надо снова преподать урок и показать, где твое место. Мне не лень, я готов делать это столько раз, сколько потребуется, Какаши. Буду вбивать в твою тупую голову, пока не обоснуется окончательно.       Кажется, Учиха по пути сбил кого-то с ног, Хатаке так и не понял, кто это был. Дверь открылась и закрылась стремительно. Какаши просто швырнули внутрь, и только после этого он понял, что оказался в мужском туалете. Какой-то мальчик стоял рядом с писсуаром, больше людей не наблюдалось.       — Сгинь.       Хатаке оперся плечом о стену, стараясь успокоиться. По ощущениям все смахивало на паническую атаку, но он все еще дышал и стоял на ногах. Страшно, очень страшно. Неизвестный мальчишка убежал, застегивая на ходу штаны, они остались одни.       — Мне надо… на урок…       Это была единственная адекватная мысль в голове, та самая соломинка, которая еще могла бы стать спасением.       — Да мне плевать. Иди сюда, будем убирать с тебя этот запах.       Какаши захотелось беспомощно разрыдаться. Это ведь всего лишь парфюм его покойного отца, та малость, которая о нем напоминает. В чем же вообще проблема? Почему он не имел права похоронить отца, а теперь не имеет права пользоваться этим парфюмом?       Обито не дал ему времени что-то спросить или как-то донести свои мысли. Он схватил Хатаке за волосы на затылке и, словно безвольную тряпичную куклу, потащил к раковине. Какаши до последнего не понимал, что Обито собирается делать, но вот его буквально ткнули лицом в белоснежную раковину, так что лбом парень уперся к слив. Это было больно. Голова вновь пошла кругом. До чего же это унизительно.       Но это было лишь самое начало. Учиха открыл кран, и на голову Хатаке полилась холодная вода. Он вскрикнул, теперь уже пытаясь вырваться из хватки, но Обито едва ли не лег на него, давя на спину так, что из-за его веса Какаши больно вжимался в край раковины.       — Вода должна вымыть запах. Надеюсь, парфюм не самый стойкий, иначе это будет надолго.       Спокойствие в голосе Учихи воистину пугало. Он принялся растирать ему шею, все так же держа за волосы и причиняя боль. Холодно, больно, унизительно. На сей раз Хатаке не смог сдержать слезы, они полились из глаз, смешиваясь с водой, не позволявшей ничего видеть.       Какаши потерял счет времени. Казалось, эта мука продолжается целую вечность. А потом мир снова потемнел. Перекрыв воду, Обито позволил ему приподняться, все так же держа за волосы. Влага заструилась по телу, мокрая маска облепила лицо, как и волосы.       Противно и холодно.       В какой-то момент Хатаке вырвался. Он хотел убежать, действительно хотел, но ноги стали ватными, а голова от потоков холодной воды не болела, а просто трещала по швам. Он едва не упал, Учиха легко прихватил его и толкнул назад, в сторону открытой двери кабинки. В итоге Какаши повалился на пол, лишь чудом не стукнувшись об унитаз, а Обито настиг его, сделав один уверенный шаг.       Неужели это все только из-за парфюма?       Присев на одно колено перед ним, Учиха приблизил свое лицо.       — Да не дергайся ты. Дай понюхаю.       Хатаке едва не захныкал. Из-за влаги на лице и слез было не различить, так что Обито скорее всего и не понял, что он плачет.       — Перестань…       Голос дрогнул.       — Если запах исчез — перестану, — легко пообещал Учиха. — Ты сам виноват, нечего было так душиться. Х-хм… — он и правда принюхался снова. — Нет, не исчез. Что же делать?       Этот вопрос прозвучал как откровенное издевательство. Слишком жестоко даже для Обито.       — Перестань…       Хатаке просто полусидел, опираясь на унитаз, мокрый, униженный даже сильнее, чем обычно. Учиха поджал губы, размышляя о чем-то, а потом кивнул сам себе.       — Понял. Именно так и поступим.       Он поднялся на ноги, а Какаши сжался, уверенный в том, что с него сейчас будут срезать кожу, чтобы точно не пахло. Однако вот Учиха зачем-то расстегнул молнию на своих штанах. Хатаке распахнул глаза и уставился на него, не в силах поверить в то, что видит. Эта растерянность вкупе с ужасом от происходящего не позволила ему двинуться с места.       Между тем Обито достал пальцами член.       — Не дергайся.       Какаши не хотел верить в то, что это происходит на самом деле. Он зажмурился, а потом ощутил ударившую ему в лицо теплую струю. Это происходило на самом деле, Учиха мочился на него, да еще и с таким лицом, будто не происходит ничего из ряда вон выходящего. Хатаке просто перестал в какой-то момент что-то чувствовать, вообще. Словно он покинул свое тело и теперь видел со стороны, как некогда самый близкий друг просто писает на него.       Это было… омерзительно.       Закончив, Обито застегнул штаны, а потом, все такой же серьезный и собранный, вновь склонился над оказавшимся в луже его мочи Какаши и принюхался.       — Так-то лучше, — заключил он. — Теперь пахнешь, как надо, тебе подходит.       Хатаке не смог открыть глаза. Он уловил краем уха чужой смех, потом — шаги, стук двери. Могло ли быть что-то ужаснее? Чувствительность вернулась, снова захотелось рыдать в голос. Не понимая толком, что делает, он протянул руку, нащупал открытую дверку и прикрыл ее. Просто спрятаться на время от мира, спрятать этот позор и спокойно порыдать. Разумеется, на последний урок он так и не пошел.