«Позже»

— Сегодня, — родной, тёплый голос звучал для маленькой девочки особенно ласково сегодня. — Ты получишь свой собственный дар, Мирабель. Малышка в восхищением и трепетом смотрела на сияющую свечу. — Он будет таким же особенным, как и ты, mi vida, — абуэлла приобняла девочку, с любовью и гордостью глядя на неё. Касита притащила часы, и абуэлла, посмеявшись, вновь обратилась ко внучке. — Пора, Мирабель, — та взяла бабушку за руку. Всё крепче сжимала по мере того, как они навсегда уходили с ней из детской комнаты, как приближались к двери, чувствуя одновременно и нарастающий страх, от которого подкашиваются ножки, и радостное волнение, от которого сердце бъется сильно-сильно. Альма смотрела на неё с поддержкой и заботой, как на дар. Мирабель, едва дыша, коснулась свечи. — Пусть семья гордится тобой, — произнесла последнее напутствие хранительница. Мира с замиранием сердца взялась за ручку, ободрённая любимой бабушкой.

***

Вздох удивления и страха пронёсся по заполненному людьми дому перед тем, как всё стихло. Никто не шептался, никто не вопрошал; казалось, даже дышать все на мгновение перестали. Уголки ещё крошечных губ стали по-тихоньку опускаться. Это ведь шутка, да?.. Это просто... просто так надо, верно? Её дверь не исчезает насовсем – это временно, сейчас она появится и ярко засияет, так ведь? Мирабель ещё улыбалась, не веря в то, что увидела, когда с надеждой посмотрела на бабушку. — Абуэлла, — она невольно сжала ручку ещё крепче. — Это нормально, правда?.. Но стоило её взгляду встретится со взглядом Альмы, улыбка окончательно исчезла, растворилась. В глазах абуэллы отражался ужас – словно она смотрела не на неё, Мирабель, а на чудовище, внезапно появившееся на месте девочки. — Абуэлла?.. — девочка сделала шаг к ней, но та, инстинктивно прикрыв рукой свечу, отшатнулась. Мирабель ощутила, как в её душе что-то вперые надломилось.

***

— Как это понимать? Девочка вся сжалась под пристальным взглядом. Густо покраснев, перебирала собственные пальцы. Где-то рядом звучали голоса других детей; кажется, они снова бранили её. Но ей было не до того. Слышно было, как Камило пытался защитить её. Но сказать что-то сама девочка не могла найти в себе силы. Она уже видела бабушку в гневе. Угрожающе сошедшиеся брови; плотно сжатые тонкие губы; взгляд, пронзающий насквозь – всё, вместе с властным видом Альмы, заставляло мигом замолчать и покорно выслушать всё, что та говорила, не смея возразить. Тогда перед абуэллой робел дядя Бруно. Дядя, казавшийся Мирабель таким взрослым и смелым – робел перед своей матерью, когда она гневалась! Хоть и сдерживался от того, чтобы сбежатья приняв её позицию. Это произошло вскоре после неудачной церемонии. Девочка не услышала тогда толком истинной причины ссоры, зато очень хорошо слышала своё имя и что-то про магию. Они спорили из-за неё?.. И вот, теперь её черёд не сметь смотреть в глаза Альме. В глазах уже собрались слёзы, дыхание по-тихоньку начинало прерываться. — Пока ждите здесь, Джульетта должна скоро прийти. Сидите там. И не вздумайте уходить! Мирабель услышала, как злые дети спешно удалились, и тут же вздрогнула от обращения бабушки к себе. — А ты...! — Я... я не виновата! — не думая даже, о чём говорит, девочка поспешила оправдаться. — Они сказали, что... — Я не спрашивала тебя, что они говорили, — о, этот сухой, леденящий тон! — Но, припоминаю, спрашивала, когда ты прекратишь ввязываться во всякое, и ты сказала, что это был "последний-препоследний раз". Девочка пристыженно опустила голову. Она действительно так говорила, обещала, что больше не причинит никому вреда. А теперь... — Однако, что я вижу? — Мирабель робко посмотрела туда, куда указывала абуэлла: на упавшую садовую мебель и истоптанный, измятый газон, на побитых ребят, и, наконец, на саму Мирабель. — Драка! До крови! Она сильно сжала одну ручку другой. Осознание того, чем обернулась её защита, заполнило душу жгучим стыдом. У тех детей, какими бы гадкими они ни были и как бы маленькая Мирабель их ни ненавидела в тот момент, действительно была кровь. Камило тоже пострадал из-за этого, да и сама Мирабель не избежала ран. Ей было стыдно. Очень-очень стыдно. Но и очень больно. В душе клокотало осознание несправедливости всей этой ситуации. Она не просто так это начала! Она хотела защитить дядю, всегда такого доброго и милого! Мирабель видела, чувствовала, как сильно он любит свою семью. Видела, с каким беспокойством он смотрит на каждое пророчество (хоть в последнее время таковых было совсем мало), не то надеясь увидеть там хоть что-то хорошее, не то опасаясь за человека, будущее которого увидел. Видела... а теперь эти дети, гадкие, противные, злые, называли дядю Бруно сумасшедшим! Они твердили, что он проклят! Говорили, что и Мирабель не получила дар потому, что постоянно льнёт к нему, что она проклята из-за этого! Девочка хотела высказать всё, прокричать об этом, но слова застревали в горле. — Ты дала слово и не сдержала его, Мирабель. Ещё и кузена втянула! — Она не виновата! — Камило –милый, добрый братец! – сделал шаг вперёд, закрыв собой сестру. — Эти дураки говорили– — С тобой, Камило, я позже разберусь, — Мирабель почувствовала, как кузен крепко сжал её руку. — А сейчас иди к отцу. Живо. Но тот сжал руку ещё крепче. — Камило, иди. Он весь сжался под взглядом, опустил собственный, но от Мирабель не отошёл. Последняя не знала: радоваться ли этой прочной крепости, внезапно выросшей перед ней, или просить брата уйти и не брать вину и на себя. Они вляпались в это по её вине. Значит, и отвечать тоже должна она. Она, а не ты, Мило! — Камило! — Феликс, забери его. — Нет! Абуэлла, мы– Нсмотря на яростные протесты Камило, его всё же забрали. Крепость, за которой девочка могла спрятаться, исчезла. — Мира! Мира! — Камило, довольно!.. Голоса становились всё тише. Мирабель оставалась наедине с абуэллой. Та, некоторое время провожая взглядом уходящих зятя и внука, тяжело вздохнула и произнесла, когда те уже почти скрылись из виду:

— Ты очень меня разочаровала, Мирабель.

Первая же фраза – удар по темени. Девочка тут же подняла голову в страхе. Увы, выражение лица Альмы четко давало понять: она говорила настолько серьёзно, насколько это возможно. Голос уже не звучал столь сурово, как раньше. Стал мягче. Но в нём отчётливо слышалось твёрдое разочарование. На мгновение даже слёзы перестали течь. — Кроме того, ты дурно влияешь на Камило. — Н-но я... — глаза девочки широко раскрылись. — Он попадал в неприятности, когда был рядом с тобой, — абуэлле не составило труда объяснить свои слова. — Он нарушал правила, когда был с тобой. Обвинения тяжким камнем падали на плечи. Возбуждённый разум только дополнял их. Когда Камило сорвался с дерева (хоть и невысокого) – он пытался достать воздушного змея для Мирабель. Когда Камило не возвращался вовремя или увиливал от обязанностей – он чаще всего играл с Мирабель. Она едва заметно замотала головой. Нет, это не так! Она не виновата! Бабушка, пожалуйста, прекрати так говорить! Прекрати смотреть так! Но она не прекращала. Голос уже не просто отчитывал; он будто увещевал, убеждал "прекратить". Но прекратить что?.. — В любых ссорах он учавствует, главным образом, из-за тебя. В эту драку он ввязался из-за тебя. Камило всегда ладил с людьми, пока они не начинали говорить о Мирабель, пока она не появлялась рядом. Мирабель опустила голову настолько низко, насколько могла, и болезненно зажмурилась. Ей хотелось зажать уши и убежать, но тело не слушалось, парализованное страхом перед абуэллой. — Ты плохо влияешь на своего кузена, Мирабель, — повторила та. Девочка резко вхлипнула, и вдруг почувствовала, как земля ушла у неё из под ног. Буквально. — Мама, довольно, — знакомый голос заставил быстро поднять голову с надеждой. Тио Бруно! Подхватил на руки племянницу, он, посмотрев на неё насколько мог ободряюще, повернулся к Альме. Послышалось, как где-то за их спинами защушукались хулиганы. — Ты не видишь, в каком она состоянии? — Бруно, не вмешивайся, — в голосе вновь зазвучала сталь. — Из-за неё началась драка. — Из-за Миры? — мужчина крепче прижал девочку к себе, закрывая от матери. — Мама, ты понимаешь, что говоришь? В его голосе, отличии от голоса Альмы, не было ярости или осуждения. Только обычно мягкий тон стал жёстче, сам голос звучал громче. Мирабель льнула к дяде, словно ища защиты. Она знала: он не станет кричать или ругаться. Скорее, станет убеждать, успокаивать Альму, пытаться переубедить её. Бруно оглянулся, и шептавшиеся дети резко стихли и прижались друг к дружке. Мирабель же в страхе слушала голоса взрослых. — Этих детей, — он, вздохнув, повернулся к Альме, — все уже знают, как задир и хулиганов. Может, это они спровоцировали? Альма, к удивлению, ответила не сразу. В сердце Мирабель вновь загорелась надежда, но снова тут же погасла. — Даже если так, — её голос зазвучал чуть тише. — Она не должна была вестись на это. Сильная обида больно уколола грудь. "Она не должна была вестись на это". Проще говоря: "она все равно виновата". "За что, бабушка? — Мирабель не могла понять. — За что?.." — Почему тогда ты так строга только с ней? Камило отчитает Феликс, этих детей – их родители; почему сделать выговор именно Мирабель – задача именно для главы семьи? За что? — Ты прекрасно знаешь, почему. Девочка почувствовала, как дядя Бруно дрогнул. На какое-то время он замолчал. Казалось, обоим хотелось что-то сказать, но при Мирабель они этого сделать не могли. Тио мельком посмотрел на опущенные глаза девочки. "Я правда так ужасна?.." Он стиснул зубы. Видение. Это проклятое видение. Бруно так и не простил себя за то, что показал его матери. Быть может, скажи он, что не смог увидеть то, что ей нужно, дай он ей другое видение, увидь он, наконец, будущее получше – сейчас маленькая Мира не дрожжала бы на его руках, то и дело всхлипывая. Тишину нарушила Альма. — Я делаю всё для блага этой семьи, Бруно. Уж не тебе меня судить за это. В самую точку. Бруно тут же побледнел. О, он хорошо знал, на что она намекала. Слишком хорошо. Достаточно, чтобы желание продолжить спор и свои попытки достучаться до Альмы потухло так же быстро, как загорелось. Он, впрочем, хотел сказать ещё что-то, но его слух уловил тихий, почти беззвучный, лишь ему слышный голос. — Хватит, — Мирабель, сжалась в комочек, словно хотела прятаться, исчезнуть. Пожалуйста, просто прекратите. — Пожалуйста... Пожалуйста, хватит её обвинять. Пожалуйста, хватит обвинять друг друга. Пожалуйста, хватит говорить так страшно. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста...! Сердце Бруно сжалось. Он погладил племянницу по волосам. Глубоко вздохнул и тихо произнёс: — Мы уходим. Не взглянув на мать, развернулся и пошёл к дому. Та препятствовать не стала.

***

В тот день Мирабель ещё долго отказывалась отпускать дядю, даже когда на улице успело стемнеть, а его руана была уже насквозь мокрая от её слёз. Она просто боялась его отпускать: казалось, стоит ей убрать руки, и прочная крепость исчезнет, её крепкая защита исчезнет. Она слышала успокаивающие слова доброго тио, чувствовала, как тепло родного человека согревало, утешало и ободряло. Всхлипывая, Мира заикающимся голосом рассказала – если, конечно, судорожные фразы, описывающие произошедшее, можно назвать рассказом – что случилось, и раз за разом повторяла одно и то же: Почему? За что? Неужели я и в самом деле обуза?.. Бруно с болью в сердце поглаживал племянницу по спине, не разжимая объятий. Мирабель плакала, плакала и плакала... нескоро слёзы начали иссякать. Но на смену рыданиям пришли тоска и апатия. Бруно, стараясь не выглядеть столь же подавленным, с улыбкой протянул ей арепу – Мира всё ещё была вся в ссадинак. Она безразлично приняла и откусила. Следы драки начали проходить, но воспоминания о ней заставили стыд нахлынуть с новой силой. — Тио, — робко спросила она. Бруно тут же обратился в слух. — Как думаешь, те ребята на меня сильно злятся?.. Послышался изумлённый вздох. Однако, провидец тут же постарался взять себя в руки. — Мира, милая, — ласковый голос заставил глаза снова намокнуть. — Не волнуйся об этом; эти дети... Он невольно сжал кулак, но тут же постарался прогнать непрошенную злость. Это не то, что сейчас нужно маленькой Мире. — Они будут наказаны за то, что устроили. Возможно, они действительно станут злиться. Но это не должно волновать тебя, mi vida, — Бруно ласково погладил племянницу по намокшей щеке. — Они просто злые сами, вот и видят злыми других. Взгляд Мирабель уловил, как в глазах тио промелькнула тень. — На самом деле, за это их даже пожалеть можно, — он отвёл взгляд ненадолго, почему-то улыбаясь неловко. — В любом случае, о тебе это не говорит ничего, лишь о них, милая. Родной голос убаюкивал. Мирабель чувствовала, как её тревоги постепенно отступают. — И всё же... — Бруно глубоко вдохнул; он боялся, что следующие слова могут ранить девочку снова, но произнести их было необходимо. — Постарайся не драться больше, хорошо? Та лишь молча закивала и поудобнее устроилась в объятиях.

***

С того момента что-то изменилось. Не только в первые дни, когда Мира ходила по Касите реже и осторожнее, боясь наткнуться на абуэллу. Не только в первые недели, когда напряжение между Альмой и Бруно было ещё острее, чем обычно. Не только в первые месяцы, когда игрушки постепенно заменялись швейными принадлежностями, игры с Камило – работами по дому как у себя, так и у соседей, а взгляд дяди становился всё печальнее. Всё просто стало... иначе. Покатилось куда-то и не останавливалось. Несмотря на поддержу мамы и Бруно, слова бабушки глубоко засели в сердце. "Ты разочаровала меня, Мирабель". Это то, что – девочка просто чувствовала это – вертелось на языке абуэллы ещё со дня провальной церемонии. Ты – разочарование.

Ты не помогаешь своей семье.

Ты вредишь ей.

Эти слова не звучали в ушах, не лишали сна, не мучили ежечасно. Скорее, медленно обволакивали разум, постепенно сжимаясь, как бы Мирабель не старалась их отогнать, повторяя каждое утро, словно молитву:

"Пусть семья гордится тобой!"

А вставала Мирабель рано. Ещё Джульетта не закончила делать завтрак – её дочь уже на ногах; и это при том, что целительница вставала, пожалуй, раньше всех в Энканто. И, конечно же, девочка спешила помочь ей со всем: отнести тарелку сюда, подсыпать ещё муки, проверить выпечку. Джульетта, хоть и благодарила её за помощь, всё же волновалась, но, сколько бы она не уговаривала Мирабель поспать подольше хоть разок – та говорила, что уже и выспалась, и в постели много лежать не может, и вообще, у неё много дел. Она зареклась упоминать тот факт, что у неё не было дара. Когда Мирабель говорила об этом, печаль в глазах матери становилась невыносимой, хоть та и пыталась поддержать девочку. Да и к чему говорить об этом? Слова ничего не изменят, а вот дела – ещё как. Верно ведь? Да, верно. Всё хорошо. Кроме одного но.

***

Треск!

— Ах! Мирабель в растерянности смотрела на осколки тарелки, которые должна была поставить на стол. — Ой! Извиняюсь, — издав нервный смешок, она принялась было убирать их, но Касита успела сделать это раньше. Мирабель неловко посмотрела на Альму. Конечно же, эта тарелка предназначалась ей. — Мирабель, — та вздохнула, — лучше сядь за стол. Прежде, чем она успела что-то сказать, Касита уже подхватила девочку и притащила прямо на стуле за стол. Мирабель успела заметить колкую ухмылку Изабеллы, появившуюся на секунду. Джульетта смотрела на дочь с беспокойством, но та лишь улыбнулась матери. Всё хорошо! Просто неловкая ситуация, не больше. Вскоре Мирабель уже преспокойно ела, будто ничего и не случилось. Но душу грызла досада.

***

— Мирабель! От голоса, внезапно возникшего за спиной, девочка подскочила, пытаясь спрятать за спиной подпалённое украшение. — Бабуля? — Что ты делаешь? — Я, — Мирабель прокашлялась. — Я украшаю! Вот, почти закончила... Она присела и собиралась уже поставить снова свечу на узор, но последний, как оказалось, лишился уже половины и продолжал дымиться. Мира неловко хмыкнула, краснея. — Ой... ну, я ещё сделаю! Сейчас, погоди... — она собралась было пойти куда-то, но голос Альмы не позволил. — Мирабель, — бабушка вздохнула. — Я вижу, что ты хочешь помочь. Но сегодня всё должно пройти идеально!

Не мешайся под ногами.

— Может, лучше ты не будешь вмешиваться? Дай другим делать то, в чём они всегда были хороши.

Пусть помогают те, от кого хоть какой-то толк есть.

Мирабель постаралась отогнать эти мисли. Слегка улыбнулась, кивнула. Нет смысла спорить с тем, кто прав. — Вот и славно, — Альма тут же перевела внимание на проходившую неподалёку дочь. — Пеппа, у тебя туча над головой! — Я знаю, мама, но я не могу найти Антонио! Чего ты хочешь от меня?! Мирабель робко взглянула на лицо абуэллы. Та, казалось, уже и позабыла о существовании внучки рядом. Или просто не хотела замечать. Всё ещё улыбаясь, Мирабель послушно пошла к себе. Вот и то самое но, омрачающее светлые дни.

***

Взгляд, строго вопрошающий, вперился в Мирабель. Хоть она и не решалась посмотреть на абуэллу, но ясно ощущала это. Да и все присутствующие вперились взглядами в единственную Мадригаль без дара. Та, в свою очередь, старалась просто смотреть прямо и не выдать своего волнения; своего страха, от которого ноги казались ватными. Она слегка тряхнула головой, будто смахивая тревогу. Сегодня не её день, чтобы заботиться лишь о себе. Сегодня день Тонито, и она должна сделать всё, что в её силах, чтобы он прошёл хорошо. Взяв за руку младшего кузена, Мирабель тепло улыбнулась ему. — Идём, — Антонио, прижавшись к её ладони, неуверенно сделал шаг вперёд. Осторожно и неспешно, но стараясь, с подачи Миры, не отставать, они поднялись по лестнице. Альма, как обычно, произнесла принятые в этот день слова. В душе Мирабель что-то заныло, когда послышалось знакомое:

"Пусть семья гордится тобой".

Впрочем, она лишь тряхнула головой ещё раз. Хватит. Ты нужна Антонио. Ему нужна поддержка. Покажи же, что бояться нечего! Мальчик робко взялся за ручку. Мирабель не могла на заметить секундный взгляд Альмы, который та бросила перед этим. Она поняла, что он значил, но решила не зацикливаться на этом.

Если что-то пойдёт не так – виноватой будешь ты.

И всё же сердцу стало больно. На мгновение послышался знакомый по прошлой церемонии вздох. Свет двери затрепетал, грозясь погаснуть... "Нет, нет! — Мирабель почувствовала, что разучилась дышать. — Пожалуйста, нет! Не Антонио!" Но затухание оказалось лишь секундным. Мирабель не успела даже додумать мысль, когда дверь уже ярко засияла. Вместе со всеми она облегчённо выдохнула; вместе со всеми изумлённо наблюдала за тем, как Антонио впервые заговорил с птицей; вместе со всеми ахнула при виде комнаты кузена; вместе со всеми, сказав стандартную фразу "La famila Madrigal"... Она просто задержалась. Робея, не осмелилась подойти к остальным. А вдруг опять всё испортит? Вдруг она опять напортачит где-то, после чего бабушка отправит её посидеть тихонько в сторонке? Вдруг испортит фото... да что там – весь этот день, который должен быть идеальным, который должен всецело принадлежать Антонио? Она замерла, не решаясь встать перед камерой со всеми.

***

— ...А Антонио всё-таки получил свой дар! Бруно насторожился от того, как весело звучал голос его племянницы. С беспокойством посмотрел на неё. Что-то было явно не так. Он понял это уже тогда, когда Мира, с горой еды, которой хватило бы минимум на троих очень голодных людей, ворвалась в его комнату в самый разгар праздника. Бруно идти туда не стал. Даже на прошлой церемонии он был всего пару минут, но этого хватило, чтобы презрительные взгляды вонзились, как ножи. А потом случилось... то, что случилось. И, естественно, всё стало ещё хуже. Даже на улице мужчина почти не появлялся. Разве что, когда слышал от Долорес, что с Мирабель и Камило что-то стряслось – как, например, в тот день. — Сначала дверь погасла на секунду, все испугались, но всё обошлось! — Мирабель будто не замечала волнения Бруно. — Представляешь, он может говорить с животными! Тио, тебе нужно обязательно посмотреть его комнату – она нечто! — Мирабель восторженно развела руками. — Там целые джунгли! И Тонито катался на ягуаре! Представляешь? — Звучит здорово, — слегка неловко ответил Бруно, улыбнувшись. Он был рад за племянника, но состояние Миры его тревожило. Последняя между тем не умолкала. — Тиа Пепа выглядела такой счастливой – ни тучки за весь вечер! О, а мамина еда? Она сегодня особенная! Ну, то есть, она всегда особенная, но сегодня – особенно особенная! Прямо как... — Мирабель, — она осеклась. — Ты же... Бруно замолк, подбирая слова. — Ты же понимаешь, что можешь быть честной со мной?.. Девочка непонимающе улыбнулась. — О чём ты? Однако, под печальным взглядом тио улыбка вскоре сползла с лица. Она опустила голову. Кажется, игры с Камило так и не научили её как следует притворяться. Повисло молчание. Очень неловкое молчание. Бруно молился, чтобы от его слов не стало хуже — Тио, скажи, — наконец, произнесла Мирабель, и Бруно испугался тому, как изменился её голос, как поменялось лицо. Из весёлого и лучистого выражение стало никаким. Пустым. Лишь печальным немного. — Ты чувствовал себя... чужим здесь? Глупый вопрос, и Мирабель это знала. Но как ещё выразить то, что было у неё на душе – не знала. Бруно крепче обнял племянницу. — Да, не раз, — конечно, чувствовал. — Когда опять предсказание неважное попадается, и люди начинают злиться... "...то есть каждый раз, когда ты используешь свой дар, так?" – закончила мысленно Мирабель. — Н-но ты не чужая! — он поспешил развеять неприятные мысли у племянницы. — Ты такая же особенная– — "...как и все здесь", хах? — она ухмыльнулась, но улыбка быстро сползла с губ. Мирабель непроизвольно сжала юбку в руках. — А в чём, Бруно? В чём я особенная? Ответом оказалась тишина. Не потому, что ответа не было: скорее всего, Бруно просто был сбит с толку неожиданным вопросом или не смог собраться с мыслями от тревоги за Мирабель. Она знала это, прекрасно понимала, но... — Знаешь, — голос предательски дрогнул. — Меня не позвали фотографироваться сегодня. Сердце Бруно упало куда-то. Он почему-то посмотрел вопрошающе в сторону двери. — Мирабель, — Бруно стал судорожно подыскивать подходящие слова. Когда-то давно его точно так же не позвали для фотографии. Он хорошо помнил чувство, возникшее в тот день. Ты лишний здесь.

Видишь? Все счастливы и без тебя.

От тебя одни беды. К чему ты здесь?..

Эти слова звенели в ушах, врезались в разум, протыкали сердце, как кинжалы. Тогда между ним и остальными членами семьи, казалось, была проведена чёткая черта. С того момента Бруно стал то и дело пропускать трапезы. С того момента количество ступенек в его комнате постепенно возрастало. Никому, даже тем, кто чаще остальных твердил, что Бруно проклят, провидец бы не пожелал подобного. А теперь это переживает Мирабель – маленькая, милая Мирабель! Ещё совсем ребёнок! — Ну, то есть, — девочка задрожжала. — Я сама виновата, что не подошла, но... но... Эгоизм ли это – чувствовать боль от того, что её даже не позвали? — ...скажи, тио, — она посмотрела на Бруно полным какого-то отчаяния взглядом. — Я что-то делаю не так? Поэтому абуэлла не любит меня?. Но... но ведь я стараюсь изо всех сил! Почему же всё так? Что я сделала? Да, у меня нет дара, но... Послышался всхлип. — Но... — она опустила голову вновь. — Но я ведь тоже член семьи... почему же, тио?... Она знала, что у него нет ответа на её вопрос, и все же продолжала упрямо спрашивать, разрывая и без того израненное сердце: — Почему, тио?.. Прежде, чем слёзы брызнули у девочки из глаз, Бруно крепко прижал её к себе. Вскоре почувствовал, что его руана начала намокать. Собственные глаза тоже что-то обожгло. Внимание привлекла скрипнувшая дверь, но лишь на один миг. Бруно уже не думал, что сказать. Бесполезно: Мира не станет слушать сейчас. Всё, что он мог – укрыть её в своих обьятиях — В чём мы виноваты, тио?.. — совсем тихо спросила она, всё ещё не зная, зачем. Она всегда была дружна со всеми. Всегда старалась помогать соседям, всегда излучала свет. Так, наверное, можно сказать со стороны. Тем более, после того, как Бруно перестал появляться на людях, видеть их с Мирабель вместе стали реже. Это помогло отчасти: напряжение постепенно спадало. Но не исчезло совсем. Да, горожане чаще всего приветливо улыбались ей. Да, позволяли иногда помочь. Сторонний наблюдатель непременно решил бы, что Мирабель здесь душа компании. Но сама она знала, что это не так. Случайный глаз не увидит то и дело мелькавшую опаску во взгляде людей, решивших принять помощь. Не заметит и того, как редкие горожане ещё продолжали креститься после того, как к ним подходила Мирабель. Не заметит, что, хоть дети и любили её, некоторые из них всё ещё шугались "той, без дара". Разумеется, по научению родителей. — Мирабель, — голос тио звучал лаского, успокаивающе. Конечно, Бруно знал, через что его племянница проходит. Даже от Джульетты Мирабель умудрялась это скрывать, но Бруно... так уж вышло, что с ним она предельно честна.

"Собратья по несчастью", хах?

— Я... — он вздохнул, почему-то виновато. — Мне очень жаль. — Я сейчас видела, как Касита трескается, — не ответив, может, не услышав, произнесла Мирабель. Бруно резко вздрогнул, словно от удара током – то ли от того, как спокойно, будто даже безразлично, звучал голос девочки, то ли от воспоминания об этом. Мирабель, между тем, продолжала: — Трещины были повсюду, свеча начала гаснуть... я испугалась, побежала сказать остальным, сказать бабуле, но когда все пришли в дом – трещин уже не было. Она сильнее сжалась, брови сошлись. — Бабушка... я пыталась её убедить, но она не поверила. Вообще-то, никто не поверил! Но она... В голосе, помимо печали, всё сильнее звучали досада и злость. — Она сказала, что "магия сильна, и напитки тоже", — усмешка скривила губы. — Да, вот так. Просто обвинила меня перед всеми. — Да что ты, нет! — Бруно попытался переубедить её, но в свои слова даже сам не верил. — Она только... только... — Отшутилась? Может быть, — девочка горько хмыкнула. — Вот только никто не усомнился в её словах, а мои посчитали... Она замолчала. Это было унижение. Полное и абсолютное. Её слова, её попытки рассказать о проблеме, которая может ударить по всей семье – всё списали на её вольность, на её ветренность! — Какой же позор... — прошептала Мирабелья, вспоминая насмешливые взгляды. — И ведь все поверили. Никто даже не засомневался в том, что мне привиделось или я просто наврала. Может, абуэлла права? Голос зазвучал обречённо. — Может, я действительно приношу одни беды? Вот никто мне и не воспринял мои слова всерьёз. На какое-то время повисла тишина. Тишина, прерываемая лишь дыханием да звуком падающего песка. Её прекратил голос тио Бруно, звучавший отчего-то... иначе. Твёрдо, настойчиво, серьёзно, но при этом не утратив теплоты. — Мирабель, посмотри на меня. Девочка подняла взгляд на дядю Бруно. Тот смотрел прямо, без тени сомнений. Даже её слёзы пообсохли от удивления. — Ты не приносишь беды, Мирабель, — произнёс он, стараясь говорить твёрже. — Ты приносишь... — он незаметно глубоко вдохнул, молясь о том, чтобы сказать всё правильно. — ...радость Брови Мирабель приподнялись. — Д-да, радость, — несмотря на заикание, голос стал звучать увереннее. — Вспомни, как радуются те дети, когда видят, что ты идёшь к ним... — он уловил скепсис во вжгляде племянницы и поспешил уточнить: — Тоесть... не все, это правда, но многие! Вспомни, как Тонито расстроился из-за того, что должен переехать в другую комнату; вспомни, как тебя любят твои родители! Просто потому, что ты – это ты, наша замечательная девочка, — он осторожно взял руками её лицо, вытирая мокрые дорожки от слёз. — Ох, Мирабель, если бы ты только могла увидеть себя моими глазами!... Он почувствовал, как с плеч начала сползать гора, когда Мира слегка улыбнулась. Он смелее продолжил: — Мама поступила несправедливо с тобой, mi vida. Но ты не думала о том, что она скажет или сделает – ты просто поступала так, как было лучше для семьи! Разве может такой человек приносить беды? Бруно тепло улыбнулся ободрённой племяннице. Кажется, тучи начали расходиться. Вдруг Мира поддалась вперёд и что есть сил обняла тио – да так, что тому вспомнилась Луиза. — Спасибо, тио, — тот, добродушно усмехнувшись, обнял в ответ. — Я... я не знаю, что бы я делала без тебя... Бруно медленно облегчённо выдохнул, поглаживая одной рукой спину племянницы, другой – её волосы. Но окончательно беспокойство не ушло. Да, сейчас ему удалось успокоить Мирабель. Но надолго ли? Нужно придумать, как избавить её от клейма "ненужной" и "лишней", навязанных абуэллой и ею самой. Нужно придумать что-то, что не просто принесёт ей радость – что-то, что сможет дать ей уверенность. Но что?... Мысль промелькнула в голове, заставив Бруно вздрогнуть.

"Здесь нет точного ответа!"

Он едва заметно покачал головой сам себе. Нет. Иключено. Он завязал с предсказаниями, а конкретно об этом и вспоминать не хотелось. С него начались все беды Мирабель; вернее, с того момента, как Альма увидела его. С другой стороны... Бруно немного отстранил от себя Мирабель и с беспокойством всмотрелся в удивлённое лицо. Эта девочка справится со всем, он не сомневался в этом ни на секунду. Бруно был твёрдо убеждён: в том видении она спасала волшебство. Никто и ничто не заставят его передумать. Однако, если вдруг что-то пойдёт не так, свет в её глазах может померкнуть. И Бруно никогда себе этого не простит. — Тио?.. — Мирабель начала волноваться от того, как долго дядя в сомнениях смотрит на неё. Тот, взяв со стола соль, перекинул её через плечо. — Тио? — ...Возможно, есть способ...

***

В ту ночь Мирабель, наконец, узнала, в чём же причина такого отношения Альмы к ней.

Пророчество.

Абуэлла попросила Бруно заглянуть в будущее в ту ночь, когда девочка не получила дар. Тот посмотрел – и тотчас пожалел об этом. На светящейся ядовитым зелёным плите было знакомое, но всё же немного другое лицо и Касита. Лицо определённо принадлежало Мирабель: те же кудряшки, те же большие очки, те же черты лица, в большинстве своём взятые от матери. Но Касита... она была покрыта трещинами. Она разрушалась. Магия гасла. Сомнений быть не могло: волшебство губила Мирабель. Так решила Альма. Бруно изо всех сил старался переубедить её: говорил, что видение не точное, что в нём нет ясного ответа. Стоит лишь посмотреть под другим углом – и вот, Мирабель уже не разрушает, а спасает их дом, их дары! Но абуэлла... что ж, она учла это. Но относится ко внучке с прежней теплотой уже не могла. Теперь она то и дело, что придиралась к любой мелочи, словно каждая свидетельствует о том, что однажды Мирабель действительно навредит семье. Бруно корил себя за то, что вообще показал это видение, но исправить это уже было нельзя. Но сейчас... возможно, в этом пророчестве и крылось решение? — Так я, — проговорила Мирабель ошарашенно. — Выходит, я... — Ты не разрушаешь волшебство, Мирабель, — перебив племянницу, твёрдо сказал Бруно. — Ты спасаешь его! Я знаю, что спасаешь! Он смотрел и видел все перемены на лице девочки. Недоверие, страх, растерянность сменяли друг друга, пока в голове Мирабель не прозвучали спасительные слова:

Твоя семья будет гордится тобой!

В тот же миг в глазах ярче преднего загорелся огонёк. На губах, к великому облегчению Бруно, наконец появилась улыбка. — Спасибо, тио Бруно! — Мирабель вскочила так резко, что едва не сбила Бруно. Тот ошарашено наблюдал, как племянница скоростью света выбежала из комнаты. Мда. Вот уж чего-чего, а энергии ей не занимать. Минуту назад мертвеца бледнее, а сейчас уже бежит навстречу приключениям! Бруно почему-то усмехнулся, услышав, как Мира, судя по всему, ударила кого-то дверью. И, судя по всему, это был Камило. Его, безусловно, было жалко, но сейчас хотелось просто порадоваться за воспрянувшую духом собрину

***

Стоило преисполненной энтузиазмом Мире распахнуть дверь – раздался крик, а рядом поочерёдно появились её точная копия, Бруно, бабуля и, наконец, Камило собственной персоной. — А?..Ох, боги! — Мирабель отодвинула руку Камило, которой тот держался за нос, и осмотрела его. — Прости! Сильно ударила? — Нормально, — сдавленно ответил лицедей. — Прости, надо было дверь спокойно открыть... — Да ладно, стряпня тёти всё исправит. Несколько секунд они молчали, когда Мирабель вдруг кое-что поняла. — А что ты вообще тут делал? — К вам с тио хотел заглянуть – проверить, как вы там. Девочка присмотрелась. Не похоже, что Камило врал. Или похоже? К собственному удивлению, она не могла точно сказать, хотя будучи маленькой определяла мгновенно. Видимо, практика лицедейства сделала своё дело — А... да всё в порядке! — Мира улыбнулась. Камило хмыкнул. Странно, она не могла даже понять, поверил ли он ей. Они перебросились ещё несколькими фразами и замолчали. Мирабель заперебирала пальцы, Камило слегка постукивал по перилам. Кажется, нужно было что-то сказать, но что именно – никто из них не знал. Мирабель подавила вздох. Ещё одна причина, по которой она втайне мечтала о даре. Ненадолго воцарилось молчание. Мира решилась первой прервать его: — Ладно, я пойду. Ещё раз прости за это, — она прикусила губу, глядя на покрасневшый нос кузена, и направилась в свою комнату. Огонёк в глазах, в душе, слегка поугас. — Мирабель! — она обернулась на зов. — Ты... — взгляд Камило был почему-то обеспокоенным.. — У тебя всё хорошо? Мирабель вопросительно посмотрела на кузена. В душе зашевелилось неприятное предчувствие. — Эм, да? Всё прекрасно?.. А что вдруг? — Просто ты... Он вдруг запнулся. Вздохнул. — Я слышал. — Слышал что? — не поняла Мирабель. — Слышал, как ты... ну, спрашивала у Бруно, в чём ты особенная. И про абуэллу. И про фотографию... Мирабель не видела себя со стороны, но была готова поклясться, что бледнела и краснела поочерёдно. Проклятье. Он слышал. Касита, ну почему ты не предупредила? Почему вообще позволила ему подслушать?! — Э-это, — она сжала одну ладонь другой. — Просто... — "Плохой день"? Мирабель выдохнула и мысленно поблагодарила Камило за то, что помог ей придумать "отмазку". — Плохой день, — она неловко улыбнулась — Мирабель, ты... Камило вдруг снова замолчал. Его поведения начинало напрягать. — Я – что? — прервала Мира паузу, снова слишком затянувшуюся. — ...Ты можешь рассказать мне, если что-то не так. Хорошо? Она тепло улыбнулась. Кивнула. Направилась к себе в комнату и в этот раз дошла. Как только дверь закрылась, Мирабель облакотилась на неё и тяжело вздохнула. "Ты можешь рассказать мне, если что-то не так." И как прикашь это сделать, Камило? Они ведь не общались нормально уже года. Один исполнял свои обязанности, связанные с даром, другая всеми силами пыталась этот дар – вернее, его отсутствие – компенсировать. Время оставалось разве что на периодические подшучивания друг над другом. Да и у Камило уже были друзья в школе – друзья, которые не спотыкаются на пустом месте, не бьют тарелки и не сжигают украшения. И которые не будут на него плохо влиять. Мирабель провела рукой по лицу. Проклятье. Она скучала. Очень сильно скучала по тому, что у них когда-то было. Если уж совсем честно, это было одной из причин, по которой она так резко ободрилась после слов Бруно. Если Мирабель спасёт магию – её разлады с семьёй прекратятся, вернётся эта теплота между ними. Теплота между ней и Камило. Может быть, она всё же сумеет собрать те осколки, что у них остались?.. Огонь загорелся с новой силой. Она расправила плечи, отбросив волосы с лица. Она соберёт. Ей, наконец, выпал шанс действительно помочь семье! Выпал шанс сделать так, чтобы ею гордились! А значит, Мирабель не остановится. Она обязательно сделает всё, что в её силах. Потому, крепко сжав кулаки и расправив плечи, она устремилась спасать волшебство... ...и замерла около двери. — Постойте. Касита недоумевающе постучала плитками. Мирабель озадаченно наклонила голову. — А как я спасу волшебство?.. Ставни окон открылись и помахали, давая понять, что у дома ответа нет. Девочка задумалась. В видении Бруно не было ничего о том, как именно она спасёт волшебство... Тут её осенило. "Видение! Мне нужно ещё видение!" Просить его, конечно, было немного совестно: Мирабель хорошо знала отношение тио к его дару. Однако... разве это не ради семьи? И разве, когда – слово "если" было уже ею негласно запрещено – она сохранит чудо, Бруно не признают тоже? Не поймут ли, насколько он печётся о семье? Это заставило Мирабель с ещё бóльшим энтузиазмом распахнуть дверь, и, не обратив внимания даже на Камило, которого она едва не сбила с ног, ворваться в обитель дяди снова. — Тио Бруно!..

***

— Бруно. Строгий голос отзывался в ушах, но его заглушали собственные вопросы.

Почему?..

Рука тио легла ей на плечо.

Как же так?..

— Ты не можешь обвинять её, — повторил свои слова Бруно. Он внутренне робел под прицелом взгляда Альмы. Он хотел уйти вместе с Мирабель, пока не пройдёт беда, но нельзя. Не получится больше убегать. Пора, наконец, встретиться со страхом лицом к лицу. — Мама, — он постарался говорить как можно твёрже. — Ты можешь винить мои пророчества, судьбу, свечу – кого угодно, но не ту, кто каждый день делает всё, чтобы ты, наконец, перестала смотреть на неё, как на проклятье! Не ту, кто лезет вон из кожи, чтобы ты её, наконец, признала! — Она вредит этой семье, — слова врезались в сердце, как ножи. Мирабель крепче сжала одну ладонь другой. Этой. Не "нашей", не "своей. Этой. — Поэтому свеча загорелась ярче, когда Мирабель поладила с Изабеллой? — Бруно указал рукой туда, где свеча находилась. — Поэтому она дружна с Каситой? Мама, она любит эту семью! С чего бы ей– — Не тебе говорить о любви к семье! — абуэлла строго прервала сына. — Ты не заботился о ней все эти годы! Мирабель готова была поклясться, что тио побледнел, хоть она и не видела его лица. В её душе что-то трескалось, ломалось и устремлялось вниз. Точно как Касита. Между абуэллой и "проклятыми" прошла трещина, но те, казалось, и не замечали этого. Она помогала. Она почти помогла! Свеча ведь в самом деле засияла ярко после их с Изабеллой объятий! И видение Бруно тоже было об этом – оно было хорошим! Но именно его никто не видел, именно из всей этой ситуации с Изой все заметили лишь изменения в поведении последней, которые, естественно, посчитали "дурным влиянием Мирабель"! Дыхание спёрло от несправедливости. Точно как тогда. Девочка невольно сжала кулаки, слово это помогло бы ей справиться со всеми чувствами, что нахлынули сейчас, словно помогло бы не разрыдаться от отчаяния и обиды. — ...Мы всегда будем для тебя плохими, — взгляды мгновенно обратились на неё. Она подняла глаза. — Так ведь? Лицо Альмы едва ли поменялось, разве что стало еще холоднее. — Как бы сильно мы ни старались, так? — её взгляд зацепился за сестёр, родителей, а рука тио крепче сжала плечо. — Вообще-то... — Мирабель ощутила нарастающую ярость. — никто из нас не в силах тебе угодить! Трещина, образовавшаяся между ними и Альмой, стала расти. Прошла до стен, разветвлялась, как уродливое старое дерево; но они не видели. Они ничего не видели в своём гневе. Слова снова вырывались из груди, становясь всё громче и отчаяннее. Изабелла, Луиза, Камило, тио Бруно, сама Мира, наконец! Они все натерпелись достаточно, чтобы, в конце-концов, боль вырвалась криком. — Ему нет дела до этой семьи! — Альма попыталась сдержать его, попутно бросив грозный взгляд на Бруно, но крик лишь стал громче и раздавался уже не от одной только Мирабель. — Я люблю эту семью! Мирабель любит эту семью! — Ты – та, кому плевать! — голос девочки был надорван комом в горле. — Мирабель!

— Волшебство гибнет из-за тебя!

Последняя фраза, будто последний, добивающий удар, заставивший главу семейства отшатнуться, в то время как в её глазах отразился ужас, в какой-то момент стеревший даже ярость. Всё было как в тумане. Мирабель почти не помнила, что случилось дальше. Кажется, дом не выдержал и начал рушиться. Двери стали гаснуть. Из комнаты Антонио вырвались все животные, что там были, и сразу же сама комната стала разрушаться. Касита из последних сил выставяла всех, кто находился внутри, как бы Джульетта и Агустин не пытались пробраться к дочери. Мирабель же, не без помощи дома, старалась добраться до свечи. Она помнит, как спешила, как несколько раз едва не сорвалась и как в последний момент свеча завалилась куда-то, что, конечно, лишь ещё больше усложнило всё. — Мирабель! — Бруно... добрый, смелый тио Бруно! Ты успел ухватиться за что-то, пока магия самой Каситы начала слабеть. Я не могу оставить её! Не сейчас! Наконец, свеча была в руках Мирабель, та выдохнула, но выступ, на котором была её нога, обвалился. Девушка сорвалась вниз, и, если бы не помощь Каситы, сильно бы пострадала. — Мирабель, — Бруно подбежал к ней, помог ей подняться. — Бытрее, нужно выбираться! Девушка поспешила за тио, но тут же упала от боли в ноге. Проклятье... видимо, падение с высоты всё же не прошло бесследно. В памяти Мирабель проскальзывали попытки встать, но идти было почти невозможно. Провидец, теперь уже бывший, в панике обратился к дому. — Касита, помоги!... Он посмотрел наверх...

***

Слышно было, как тут и там падали обломки, грозя в любой момент убить двоих. Но Бруно крепко сжимал свою собрину, закрывая собой от всего. Та выронила свечу из-за этого, хотела потянуться за ней, но тио не позволил. Мирабель должна выжить. Выжить и показать им всем, насколько она замечательная и светлая! Нельзя, чтобы этот свет потух так же, как эта свеча! "Боже, пожалуйста, — взмолился Бруно. — Сохрани её! Не дай ей умереть! Прошу, только не она!" Касита поспешила загородить их последней помощью.

***

Приятная, но сейчас такая холодная комната. Окна были зашторены, придавая ей ещё более мрачный вид. На прикроватном столике стояли лекарства. Мирабель сидела неподвижно. В голове проносились все события и чувства, все обвинения и обиды. Но над всем этим было одно, яркое, как кровь, воспоминание.

***

— Мирабель! Голос матери звучал, как сквозь толщу воды. В ушах неистово звенело; кажется, е неё кружилась голова, потому что ощущения были, словно она качалась на волнах. Что-то сползло и упало совсем рядом с ней. Крик Джульетты, надрывный и отчаянный, впился в уши так остро, что Мирабель, хоть и с трудом, но открыла глаза. Всё вокруг было в пыли, виднелись какие-то куски – когда зрение прояснилось, девочка поняла, что это были обломки их дома. Каситы. Кто-то быстро подбежал вместе с мамой. На мутноватых лицах было выражение, которого Мирабель не видела ещё никогда. Она всё не могла понять, в чём дело, но новый крик заставил похолодеть от осознания: — Мирабель! Брат! Она рывком поднялась – движение отозвалось сильной болью, но ей было не до того. Девочка посмотрела на того, чья рука всё ещё лежала на ней, будто обнимая. Тио?... Тио Бруно лежал рядом. Прежде, чем Мирабель смогла понять, что случилось, Джульетта порывисто прижала к себе дочь, пока её саму уже сотрясали безслёзные рыдания. Девочка в панике попыталась посмотреть в ту сторону снова, но мать не позволила. — У него кровь! — послышалось позади. — Он жив?.. — Dios mio, por favor!.. Дыхание стало дрожжащим, прерывистым. Тио, который всегда был с ней в лучшие моменты жизни; тио, который всегда был рядом в её тяжелейшие мгновения; тио, который больше всех верил в неё, в то, что она спасёт волшебство, несмотря на все неудачи; тио, который готов был умереть сам, но не позволить умереть ей, сейчас... сейчас... — Тио... — беззвучно прошептала Мирабель, словно надеясь, что он услышит её зов и поднимется; что его ласковый голос вновь согреет среди всех разрушений. Но он не услышал. Казалось, большой кусок души, подобно злополучной башне, отломился и устремился в бездну.

***

Мирабель не знала, сколько времени прошло. Первые пару дней стёрлись из памяти подчистую, а последующие едва ди чем-то различались. Она смотрела, не видя, слушала, не слыша, и не чувствовала ничего – ни голода, ни жажды. В её голове не укладывалось то, что произошло. Мирабель не признавала, не верила, не понимала. Тио Бруно, разве мог ты умереть? Разве мог покинуть меня вот так? Нет, не мог. Определённо не мог. Но этим мыслям противостояла картина, представшая перед Мирабель в том проклятый день. Она ничего не могла понять. Не могла, до тех пор, пока не увидела тио снова. В последний раз. Мирабель не помнила даже, как очутилась здесь, как перед её глазами предстал вид тио. Она, будто ведомая чем-то, протянула руку, чтобы поправить один выбившийся локон. Какие сны он видит? Наверное, очень хорошие, раз его лицо так безмятежно и спокойно, как у ребёнка. Только бледное, застывшее. Грудь не вздымается от дыхания. Чёрные, с проседью, волосы не растрёпаны неловкой рукой, как обычно.

Это твоя вина.

Мысль поразила, как гром, сдавила грудь, не давая дышать, обожгла глаза, заставив зажмуриться, больно ударила по темени, выбила землю из под ног. Девочка зашаталась, вцепившись руками в гроб, и на его стенки упали первые капли. — Прости меня, тио.. — она произнесла это без единого звука, едва пошевелив губами.

***

С того момента тяжёлый камень не спадал с души. Напротив, с каждым прожитым днём он давил всё больше. Всё, что абуэлла говорила про неё, оказалось правдой. Мирабель, помимо прочего, видела и слышала, как тяжело было взрослым решать все вопросы. Видела всеобщую неловкость от того, что им приходилось обременять семью Гузманов. Видела эту глубокую печаль в глазах мамы и тёти, в которые лишь однажды решилась заглянуть. Как и в глазах всех остальных членов семьи, впрочем. Однажды девочка столкнулась с Камило. Их взгляды пересеклись, но свой Мирабель тут же отвела и поспешила уйти. Она не могла смотреть в глаза тому, кого лишила дяди. Тому, связь с кем так хотела вернуть, а в итоге... Не получилось. Не вышло. Не сработало. Как и всё, за что она когда-либо бралась. Камило не пошёл следом. Наверняка он согласен с этим – так ей казалось. Но что-то внутри упорно кричало, что это не так, что Камило не такой. И, по правде, лучше от этого не становилось.

Это твоя вина.

Мирабель крепко сжала кулаки. Из всех сил стиснула зубы, чтобы не закричать. Опустилась на пол и посмотрела на потолок, чтобы не дать слезам волю. Она уже знала, что делать. Решение созрело в тот же миг, в который она попрощалась с тио Бруно. Она знала, что так будет правильно. А потому сердце мучительно сжималось и рвалось в груди – да так, что девочке пришлось надавить на него руками, чтобы хоть как-то усмирить его. Не выходило. Оно успокаивалось ненадолго, пока Мирабель, улыбаясь, снова помогала всем, кому могла – благо, её травмы оказались относительно легкими. Его грели мамины колыбельные, о которых теперь каждую ночь просила девочка, хоть и боролась со слезами, пока слушала их; грели ласковые поглаживания папы по голове. Но когда они уходили, боль возвращалась. Мирабель плакала. Плакала, плакала и плакала, сжимая зубами подушку, чтобы отчаянный стон не вырвался из груди, чтобы никто, ни Долорес – хоть та и не обладала больше уникальным слухом – ни родители, ни Камило, ни сёстры не услышали её боли. Она не имела на неё права. Она – та, кто виновен в смерти тио. И не только в ней – в потере волшебства, которое столько лет хранило жителей Энканто; в потере даров, которые уже, казалось, были частью личностей каждого в семье Мадригаль. Оставалось лишь пытаться сгладить хоть как-то нанесённую ею рану, улыбаясь всем, понуждая немного отвлечься от печали, убеждая всех, что уж о ней-то беспокоиться точно не нужно – вот, она уже бодра, как обычно! Не нужно думать о ней слишком много! Только один раз девочка решилась привлечь к себе внимание.

***

Печальные, но такие живые голоса. Блеск в глазах родных людей. Их тихие разговоры о Бруно, о дорогом, милом Бруно. Даже Камило всплакнул; если подумать, Мирабель чуть ли не впервые видела слёзы кузена. Девочка смотрела, вслушивалась во всё, стараясь запечатлеть в сердце, навсегда выгравировать в памяти. Сказав памятную речь, она лишь изредка говорила что-то теперь. Когда её так сильно обняли, её сердце дрогнуло. Решимость поколебалась. Разве она сможет?.. Нет, нет! Исключено! Это слишком, это выше её сил!.. Но тут же прозвучало имя любимого тио, и Мирабель проглотила ком в горле. Нельзя. Нельзя сомневаться. Нельзя отступать. Она должна, должна так поступить. Безусловно, это причинит им боль. Но если Мирабель останется, боли будет намного, намного больше. Думать иначе она себе запретила: подобное уже обернулось трагедией. Ни к чему повторять это снова. Она грелась. Грелась в теплоте этого вечера, который, как им казалось, должен был стать траурым и полным скорби. По сути, так и вышло. Но всё же не так тяжело, не так больно, как могло бы быть. И Мирабель была от всей души им за это благодарна. Она слушала рассказы о детских проделках тройняшек, об их с Камило сценках, о забавных ситуациях и просто обо всём, что было хорошего и ни о чём, что было плохого. Мирабель даже была в каком-то смысле благодарна поводу ужина (хоть о последнем все благополучно позабыли, и еда давно остыла): сейчас её слезы и дрожжь никого не удивят. Но все имеет свойство заканчиваться. Закончился и этот вечер, ставший вдруг таким дорогим. Как бы Мирабель ни хотелось, чтобы он продлился ещё хоть на чуть-чуть, хоть на минутку дольше – все разошлись, всхлипывая или успокаивая тех, кто плакал. — Mi vida, ты спишь? Мирабель почувствовала, как на кровать присела мама. Её сердце сжалось, но девочка предусмотрительно легла лицом к стене. Нужно было просто постараться не дрожжать и дышать ровнее. Однако, она едва не издала громкий всхлип, когда почувствовала родную руку, успевшую покрыться мозолями, гладящую её по волосами. Мирабель затаила дыхание. Пожалуйста, уйди. Иначе моё сердце разорвётся. Но Джульетта всё не уходила. Девочке казалось, что она чувствовала на себе её любящий, беспокойный взгляд. — Ты – наше чудо, Мира.

Нет, прошу, не говори так.

Я – та, кто настоящее чудо погубил.

Наконец, она ушла. Мирабель пролежала ещё какое-то время, отчасти потому, что ждала, пока все улягутся, отчасти – пытаясь побороть странное оцепенение.

Он правда сможет это сделать?

Она сможет уйти?

Разум твердил: "да". Сердце кричало: "Нет!" Боясь, как бы второе не взяло вверх, девочка сбросила с себя одеяло и поднялась. Какое-то время просидела без движения, молясь, чтобы не разрыдаться, и закусив губу до крови. Часы несколько раз ударили. Девочка тихонько поднялась. Всё самое нужное было уже собрано. Какие-то вещи Мире давали в качестве благодарности за помощь, хоть подобное она и принимало редко; впрочем, это было, скорее, попыткой поддержать саму семью в столь сложной ситуации, нежели в самом деле отблагодарить её, ту, что убила собственного дядю, к кому всегда относились с осторожностью. Какие-то вещи неведомым образом уцелели при обвале дома, хоть и потрепались и запачкались. Это, впрочем, легко исправили стирка и скромные швейные навыки девочки. Утром, когда кто-то зайдёт, произошедшее мгновенно раскроется. Но Мирабель к тому времени должна быть уже далеко. Сейчас же ей оставалось лишь дождаться, когда все уже наверняка будут спать. И тогда той, что причинила столько бед и волнений, той, что столького лишила родную семью, здесь, наконец, не будет.

Я больше никогда не причиню вам боль.