Энвер

      Осока шумит переливами, словно широкая и глубокая река. И больше звуков нет, ни голосов, ни криков животных и птиц. Плохое предзнаменование. Из-за всех своих новых обязанностей, Тэхён совсем забыл о старых — сборе трав, запасы которых подходили к концу незамедлительно, всем нужны снадобья. Несколько дней он тратит на сбор различных листьев, зелени: обжигает руки крапивой, колет пальцы еловыми отросточками, светленькими, но острыми, и наконец добирается до кореньев. Настроения нет совершенно, потому что утром они с Чонгуком успели вдрызг поругаться, и виноватым себя омега не считает. Потому что проснулся от тёплых солнечных лучей, пробирающихся сквозь тонкие полупрозрачные тюли, но потом понял, что их заслонила тень, и правда, это оказался его альфа, не крепко обнимающий всеми конечностями, как обычно, а вываливший свою розовую сардельку из домашних штанов и словно ураган приближающийся к его открытому в шоке рту.       — Убери от моего лица свой чёртов член! — Тэхён шлёпнул рукой по красноватой головке и под настоящий волчий вой зашипел, — Ещё раз так сделаешь, я его тебе отгрызу, пусть я и лис, но зубы у меня всё ещё острые, — не до конца проснувшись, но грозно зыркая, — За такими забавами ходи к своим вечно голодным дыркам, что до сих пор по тебе слюни пускают! — и оттолкнул альфу с такой силой, что тот шибанулся головой об прикроватную тумбочку, разроняв с неё баночки с кремами, провода от планшета, книги и ночник. И пополз к двери, прикрывая руками своё хозяйство, скуля и морщась, но ничего в шоке не ответив. Их отношения явно не налаживаются.       И может, если бы Тэхён был более сосредоточен, не пропустил бы треск веток, который до сих пор не несёт в себе никакого иного значения, кроме как привлечения внимания. Он всматривается в чащу, но движения нет, и пожав плечами, продолжает срывать в корзину малиновый кипрей, отличная вещь для укрепления иммунитета на зиму. Не хочется думать, что они с Чонгуком совсем несовместимы, ведь по сути, идеально подходящих друг другу оборотней нет. Их мирок слишком мал и тесен для подобных капризов. Его жизнь — это максимум совершенства, которое, между прочим, все пытаются достичь, а он фукает.       Он слышит перешёптывания слишком поздно, ведь трое темноволосых оборотней только показываются из чащи, но пара секунд, что омега медлит и не может распознать их намерения, становятся решающими. И хоть он оборачивается Энвером, бросив корзину, и даёт дёру в бурелом, по направлению к деревне, опаздывает. Путь резко перегораживает обычный серый волк, тренированный воин, а двое не обернувшихся подступают сзади. Тэхён больше не теряется, виляет, пригибая голову к траве, прижимая уши, пытается поднырнуть под лапы, как делал это с Сокджином, скользит по земле, пригнув лапы, словно водяной уж на запруде меж камней, но не выходит, его ловят рукой за хвост. Энвер взвизгивает, огрызается, вцепляется в запястье, когда тянут обратно. Жутко больно, словно кожу огнём окатывают, но несмотря на то, что на языке уже чувствуется привкус крови, его не отпускают. Он входит клыками глубже, стараясь причинить как можно больше боли, но бесполезно.       — Ладно, беру свои слова назад, теперь ясно почему Чонгук порвал вожака за эту рыжую шкурку, — хохочет один из альф, словно сейчас ему руку почти насквозь не прокусывают.       Они окружают его, и в первый раз пинают ногами. Энвер рычит, тявкает, выпускает плоть из пасти, кидается на ботинок, но его с такой силой отшвыривают, что он врезается в ствол ближайшего опавшего листьями дуба. Чувствует и слышит, как трещит ребро и боль пронзает всё тело с неимоверной, мгновенной силой. Нечем дышать, а мир перед взглядом сливается в сплошное марево, не различаясь на несколько секунд. В ушах начинает звенеть, он через силу быстрыми глотками втягивает воздух и сползает по корням на землю, пытаясь подняться на трясущихся от сковавшей боли лапах, а альфы тем временем уже рядом и со всей силы дёргают за шерсть на хвосте и тянут за шкирку, она не растянутая от папиных зубов и от этого до захлёбывания больно, продолжают пинать, не позволяя улизнуть. Их тихое хихиканье перерастает в мерзкий смех вседозволенности, Тэхён пытается прошмыгнуть, но тело не слушается.       — Сучка мелкая, обратился, но и так сойдёт, — хмыкает один из них и тянет за рыжее ухо вверх, Энвер взвизгивает, задние лапки на пару секунд даже открываются от земли.       — Дырка у тебя всё ещё имеется. Чонгук тебя часто в неё трахает? Уже умеешь принимать волчий член? — и должно быть страшно, но Тэхён сам удивляется, как собран и сконцентрирован, шмякается обратно на землю и раскидывая лапами бурые листья, снова почти проскальзывает между чужих ног. Неумолимо ищет пути отступления, плевать ему на их гадкие слова. Увы, путей нет. Его прижимают руками к земле за бока, давят на ни на секунду не перестающее болеть ребро так, что искры из глаз летят, тянут хвост вверх, двое оставшихся обращаются и скалят свои зловонные пасти. Энвер же грызёт удерживающие его лапы как может извернувшись, дико орёт, дёргается. Чонгук ещё не успел обучить его защищаться.       Чонгук?…       Он тявкает, верещит и чувствуя, как на него наваливается тяжеленная волчья тушка, в панике, удерживая свой рассудок от истерики зовёт, зовёт, зовёт своего альфу. Но совершенно не умеет этого делать, всего один раз получилось, а потом как-то не надо было. И потому, рассчитывая лишь на себя, сейчас здесь защитника нет, он дёргается, сосредотачивается, и на спины им всем валятся трещащие ветки, ударяя по головам со всей силы. Дуб словно даже корнями шевелит в попытке помочь, шумит верхотурой и скрипит, но разве это напугает оборотней.       — Ах ты ведьма! — его вдобавок бьют кулаком по макушке, что даже носом в землю врывается, — Хватит дёргаться, тупая омега! Когда принесём тебя к вожаку, выбора у тебя не останется, затрахаем до смерти всей стаей!       Тэхён всхлипывает, Энвер протяжно воет и всё равно продолжает звать Чонгука, не чувствует его, не знает, слышит ли его тот, лишь про себя повторяет имя, зажмуривается, пытается слиться, соединиться, и бьёт ветром и сухими листьями с земли по мордам альф. Но это не помогает, без своих снадобий он мало что может сделать с их телами, наводимый туман рассеивается в мгновение, а на остальное не хватает концентрации, и чувствует, что под хвостом в него упирается член. Его не напугают жуткие слова, он слишком сосредоточен на своём спасении.       — Ну ничего, сейчас подобрее станешь. Держи ему пасть, — сильная ладонь вновь обращённого обратно оборотня, зажимает его оскаленную пасть и прижимает шею к земле, тяжело дышать, передние лапы тоже крепко держат, остаётся лишь слабо шевелить задними и зажмуриваться, чтобы не пялиться на противные голые тела. Но Тэхён не ревёт, он не сломится ни за что!       Резкая свобода даже пугает, он снова принимает попытку вырваться и на странность получается, тяжесть со спины исчезает, и не теряя ни секунды, слыша позади вой и треск, протискивается сквозь наваленные ветки, царапая бока, и несётся на поляну, но его вновь хватают. Энвер тут же мгновенно оборачивается и шипит на альфу, но тот бесстрашно тянет его к себе, несмотря на то, что лис вцепляется зубами в запястье, хватает за лапы и прижав к груди, укладывает голову на плечо, усаживается с ним на землю.       Сокджин. Тот гладит его шерстку и крепко держит трепыхающееся тельце. Как ни в чем не бывало наблюдает за схваткой.       Волки его стаи кидаются на необращённых оборотней. И конечно, звери гораздо сильнее их человеческой части, Чонгук во главе небольшого отряда, что выпрыгивает из чащи на поляну. Глаза его красные, не человечьи и не волчьи, с рёвом он обращается в чёрного волчару и в жутчайшем оскале показывая слюнявые клыки, надвигается на обидчиков Тэхёна. В этот раз бежать некуда уже тем, их окружили соратники самого сильного вожака этих лесов. Чонгук не торопится, не бесится, утробно и громогласно рычит, ходит по кругу и пристально смотрит. Готов испепелить без остатка взглядом, и сейчас он самое настоящее чудовище, только в отличие от иллюзий омеги — реальное.       Тэхён трясётся и скулит, но сильные руки гладят его по рыжей шерстке:       — Всё хорошо, — Сокджин не издевается, заглядывает в зелёные глаза и снова переводит взгляд на то, как сделав первый огромный шаг, Форс молниеносно, в мгновение, под ужасные визги оборотней, кидается на них, невероятно разинув пасть, впивается в шею и отрывает по кускам легко поддающуюся кожу, пока одна голова не летит в пожухлую траву. Визги уносятся ввысь к сгущающимся тяжёлыми осенними облаками, а чёрный демон с лоснящейся шерстью рвёт тела на части, заливая всё вокруг кровью, схватив разорванную на клочки конечность и мотая мордой в разные стороны, разбрызгивая её, что даже на них с Сокджином капли попадают. Демонстрируя это оставленным жизнь в захлёбываниях и криках агонии двум альфам, прижав лапой к земле, рыча и трясясь от ярости. Секунды уходят у Форса на то, чтобы расправиться со всеми тремя, даже осознание прийти не успевает толком. Оторвать им руки, и вырвать зубами сердца, разорвать шею, исполосовать кожу когтями в лоскуты, и тут же обернувшись, всему в чужой крови, намочившей шерсть и стекающей на землю, кинуться к ним с Сокджином.       — Тэ, любовь моя, — Чонгук падает перед ним на колени, тянет руки и меняется, снова становясь собой, успокаивая Форса, не давая зверю ещё больше пугать омегу. Энвер тут же сползает с груди Сокджина и кидается к своему альфе, оплетает талию хвостом, мокрым носом тычется в шею и фырчит, хочет вжаться ещё больше, — Я рядом, — Форс принюхивается, понимает, что никто не осквернил его омегу и океан бушующей жаром лавы, что вот-вот воспламенится, успокаивается в душе волка. И Тэхён, поняв это, обращается обратно, но продолжает чуять на себе феромоны других альф и от этого просто тошнит. Но для Чонгука, видимо, подобной концентрации достаточно, чтобы было ясно, что самого ужасного случиться не успело.       — Ты пришёл, — шепчет Тэхён, продолжая обнимать альфу ногами и хлюпать носом. Слышать, что все звуки и голоса в лесу действительно замерли, даже ветра нет. Ничто не шевелится, испугавшись кровавого вожака и преклоняясь перед его мощью.       — Я всегда буду защищать тебя. Зови меня сразу же, — Чонгук гладит его по растрепавшимся кудряшкам, по выгнутой спине, и подтягивает повыше за зад. И только сейчас омега понимает, что рёбра дико болят, что неосознанно даже зубы сжимает до онемения челюсти. Форс подступает в упор, понимает это, сообщает своему человеку.       — Что делать с ними? — подаёт голос Намджун, походя сзади.       — Отнесите к границам их территории, — выплёвывает Чонгук, и практически невесомо проходится пальцами по рёбрам омеги, тот всхлипывает. Все оборотни оборачиваются на него, их звери тоже чуют боль члена своей стаи. Он замечает краем глаза, как Сокджин сжимает кулаки и с трясущейся челюстью смотрит на кровавое месиво из разорванных в клочья волков.       Нельзя с такой жестокостью растерзать других оборотней, не по законам лесов, не по правилам стай, но за омегу альфы имеют право расправиться с посягнувшими на их собственность, как именно — выбор каждого. Чонгук — кровожадный вожак, это все знают и способ он выбрал самый жуткий. В отголосках шума елей до сих пор, кажется, слышатся эти наполненные страданий и ужаса крики. Только, что теперь будет, известно лишь одной Макоши. Но предчувствие самого омеги говорит, что авторитет сильнейшего альфы в их лесах поможет держать вожака той стаи, которой принадлежали эти выродки, в страхе подвергнуться подобной расправе. Возможно, ничего и не будет.       И Тэхёну плевать на их разорванные тела, вот если бы Чонгук не пришёл и не спас, то его, позволившего оскорбить себя чужим альфам — ждал бы позор. Если бы так же Чонгук захотел, а он бы захотел, сомнений нет, мог бы выгнать из дома и стаи, потому что он не только его альфа, но и вожак, и принимает решения одновременно. И если бы и родители не приняли обратно, потому что из стаи выгоняют при совсем крайних мерах, осталось бы лишь покинуть земли, где ему не рады и стать отшельником. Одиноким, без защиты альфы, униженным и навеки проклятым. Такие омеги всегда уходили к людям, потому что там больше вероятность выжить, затерявшись в их огромных, шумных поселениях. Но как бы Тэхён не относился к двуногим, ему, свободному и своенравному лесному зверю, заточить себя в их бетонных коробках пропахших химикатами и бензином — невозможно.       На всём пути до дома, Чонгук то и дело потрясывается от не прошедшего гнева и крепче прижимает к себе своего омегу, но при этом нежно, стараясь не причинить боли. Он достойный альфа, как и обещал, оберегает его душу от тревог и напастей. И Тэхён крепче оплетает мощную шею руками, понимая, что это единственный верный выбор, сейчас он ни секунды не жалеет, что именно Чонгук стал его альфой. И наконец осознаёт, что другие оборотни ему противны, он хочет быть только со своим, но из-за поведения того порой, пока не собирается, да и не готов, говорить о своих чувствах.       Слухи разлетаются мгновенно. Чонгук успевает его нежно и бережно помыть, каждый раз смотря пристально, проверяя реакцию, когда плавно проходится по телу мочалкой в тёплой, приятной воде, накормить аппетитно пахнущим гуляшом, что потушил в мультиварке сам, напоить крепкой алкогольной настойкой рябины и завернув в уютный плед, прижать к себе, начать лечить, переливать в него свою энергию и силу добровольно, целыми литрами, которые нетренированное подобным тело омеги не может быстро принять, как в дверь ломятся. Это Юнги и Чимин. Сокджин позади пытается их остановить, но ловкие омеги выскальзывают из его рук как ужи.       — Тэ! — и тут же кидаются к нему, усаживаясь у дивана. В их доме горят только торшеры и бра, полумрак, потрескивает поленьями камин из кирпичной кладки, жар от рыжего огня которого доползает даже до ног Тэхёна, заботливо обутых в шерстяные красные носки и укутанные пледом.       — Всё хорошо, ничего даже случиться толком не успело, — отмахивается Тэхён, но сильные пальцы его друзей вцепляются в колени и плечи, под тихий рык Чонгука, что так и не отпускает.       — Это ужаса произошедшего не уменьшает! — возмущается Юнги, — Почему ты до сих пор не отдал его на обучение?! — и поворачивается к вожаку. Хоть Юнги и омега, в прихвостни не заделался, имеет чувство самоуважение для подобного, всё же находится в ближайшем окружении Чонгука, и может отстаивать не только свои права, но и права друзей, а так же и делать, что вздумается, нарушая запрет вожака на патрули.       — Моя ошибка, — вдруг признаётся Чонгук. И скорее всего, это бывает так редко, или вообще не бывает, что все, включая Тэхёна, пялятся на него во все глаза.       — Ну, убедились, что он жив-здоров, пошли уже, — зыркает на омег Сокджин, отвлекая на себя всё внимание, те нехотя поднимаются на ноги. Энвер же чувствует, что это сильная аура альфы так на них влияет, омеги не могут не подчиниться. Сокджин, несмотря на всё, что представляет собой, сильный оборотень и воин, и может не только грубой силой заставить себе повиноваться. Чимин перед ним тает, и не противится этому доминированию, не идёт против клыкастой, но аккуратной метки на шее.       Тэхён понимает, что раз Чонгук привёл Юнги в комнату с оружием, то сам и помог тому стать охотником, но теперь почему-то ведёт себя с ним ужасно. Юнги умница и тоже мог бы ходить на патрули. Чимина насильно затолкали под альфу, и заставили смириться, от волчат он далеко действительно не убежит, ни один омега не в состоянии разорвать эту связь с детьми. Его же самого вожак никак не обижает и ни в чём не ограничивает, и напоив на ночь сонным отваром из: лаванды, тимьяна, мятного масла, сон-травы, укладывается рядом, оберегает сладкий сон без сновидений от любых тревог и напастей. А с наступлением утра, увидев, что Тэхён сидит в подвесном кресле и пялится в окно с остывшей чашкой травяного чая, предлагает, видимо, внезапно мелькнувшую мысль:       — Давай съездим в человеческое поселение, разузнаём обстановку с теми недотёпами и выберем тебе, что захочешь из их вещей, — омега улыбается впервые за прошедшие сутки. Он безумно подавлен, впервые ощутил свою по-настоящему никчемность, бессилие, глупость. Ему не дадут времени прийти в себя, иначе окрестят ещё большим слабаком, но сил бороться с подобным осознанием нет.       Смотря на уже не оранжево-жёлтый лес, а стремительно сереющий и темнеющий, как и купол небосвода окрашивающийся всевозможными угрожающими ливнем оттенками серого, на разговор, который пытается завести альфа, не идёт. Лишь «угукает», на вопрос о самочувствии своём и шамана, родителей, которые тоже уже наверняка в курсе. Он был на волосок от того, чего пережить бы не смог, и ничего не сделал. Не замедлил эти ужасные действия, не оттянул неизбежного. Тут его магия хоть и без сосредоточения проявилась, но не помогла, иногда и она бессильна. Хоть шаман и гордится достижениями Тэхёна, сам он чувствует, что ещё совершенно ничего не умеет. Просто-напросто не готов к неординарным, выбивающим почву из-под ног ситуациям.       Они бродят по маленьким магазинам, заставленным вешалками с одеждой так плотно, что еле протиснуться с огромными габаритами альфы можно. Сверху пекут макушку синие длинные лапы, и продавцы дремлют за стойками. Но в ворохе нежных оттенков клетчатых рубашек и стильных, узких джинс, Тэхён немного отвлекается, успокаивается, перестаёт каждую секунду об этом вспоминать, нервничать, что такой дурачок. Чонгук от него ни на минуту не отходит, вместе выбирает сапоги и шапки с шарфами на зиму, и снова обменивается с загипнотизированными продавцами дарами природы, правда уже сушёными ягодами. А ещё, в строительном магазине, набирает с десяток банок краски, салон заполнен пакетами с одеждой и запасами химии для стирки и уборки и те отправляются в кузов.       — Поедим? — предлагает он, когда вдалеке показывается горящая ярким малиновым светом названием на баннере у проезжей части, кафешка. Огромная стрелка мигает в направлении заезда, а сама кафешка вытянутой, обтекаемой формы, светится приятным светом больших стёкол. Накрапывает дождь, барабаня по окнам, место, где все оставляют автомобили почти всё занято, на асфальте лужи. Внутри красного помещения многолюдно и очень шумно, душно от перепада температур и влаги. Быстрый взгляд Чонгука находит им «уединённое место» в самом конце и ловко обходя официантов, они усаживаются на скрипящие диваны.       — Они делают мебель из кожи? — хмыкает Тэхён, водя пальцем по красным сидениям с пересекающей полосой посредине.       — Думаю, они не умеют так хорошо охотиться, это просто похоже на кожу, — на белом столике лежат картонки с названием еды, а к ним подходит официант, ставит две чашки и наливает ароматный кофе. Совсем не похожий по вкусу на то, к чему они привыкли.       — Мне нравится, — омега снимает тонкую зелёную парку и греет руки о чашку, смотрит в окно. От него немного тянет прохладой, а на улице начинает смеркаться, свет от ярких разноцветных лампочек снаружи отражается в уже больших лужах, стёкла от дыхания начинают запотевать.       — Что будешь? — Чонгук внимательно читает, грызёт губы, названий много, и почти ничего из того, что они едят.       — Я не знаю, что такое милкшейк, — чешет макушку Тэхён, находясь взглядом на колонке «десерты», но раз это рядом с пирогом, значит сладкое.       — Думаю, это молоко, — со знанием дела кивает на свои же слова альфа.       — Я бы выпил молоко, — омега запоминает всё заинтересовавшее и начинает осматривать помещение с длинным столом, блестящим железом посредине, и причудливыми высокими стульями без спинок и круглыми сидушками. Телевизор в углу под потолком, лампочку над их головами на проводе, маленьких человеческих детёнышей, что капризничают за соседним столиком. Тихо звучит музыка и чуть громче голоса с миллионом интонаций и оттенков       — Вы уже выбрали? — официант плавно появляется перед их столиком и вытаскивает из кармана белого фартука блокнот с карандашом.       — Да, — кивает Тэхён, как более адаптированный к общению с двуногим, — Омлет с ветчиной, беконом и сосисками, шоколадные панкейки, курицу с вафлями, бургер с говядиной, острые куриные крылышки, фиш энд чипс, луковые колечки, кобб салат, суп чили и милкшейк, — официант в желтом комбинезоне, изогнув бровь удивлённо моргает, но записывает их заказ, подливает ещё кофе и удаляется.       — Надеюсь, мы наедимся, — хмурится на толпу Чонгук и прислушивается к разговорам, Тэхён следует его примеру, прося Энвера навострить рыжие ушки.       — Слышал, вы в горы, в лес больше не сунетесь, — слышится откуда-то издалека.       — Ни в жизнь! Я там такого страху натерпелся, мы надышались, может, чего от болот, говорил же, топи одни там, — доносится в ответ. Они с Чонгуком даже через столик перегибаются на пару секунд, но вовремя берут себя в руки.       — Чонгук!…— шепчет омега, хватая его за руку.       — Да, это он, — кивает альфа, щуря глаза, которые начинают желтеть.       — Мы не ходим и никому не советуем, — грозно сообщает собеседнику один из тех «везунчиков» на которых Тэхён испробовал своё колдовство.       — Больше никто и не пойдёт, так и не нашли тех туристов, гиблые места, — машет рукой другой двуногий и принимается резать стейк. Чонгук облизывается, и смотря как официант ставит перед ними омлет с картошкой фри и беконом, панкейки и вафли, просит:       — И стейк рибай ещё, пожалуйста, — он тянет плотоядную улыбку уже странно смотрящему на них официанту. Еда оказывается изумительной! Они таскают кусочки из тарелок друг друга. Почти чавкают от наслаждения куриными крылышками и рыбой. А милкшейк это если и молоко, то какое-то очень густое, но зато сладкое и с сахарной вишенкой, вкуснотища! Хлебают красно-оранжевый суп, закусывая жареными оказывается луковыми колечками и свежим салатом, и подслушивают разговоры. Люди боятся ходить в лес, не пускают туда детей и вообще хотят уехать из этого поселения. Отлично проводят время, омега немного расслабляется в тепле и гомоне, хихикает над жмурящимся от удовольствия едой альфы, наслаждается бесконечными ароматами и кормит своего зверя вкусностями.       — Всё на зиму заготовил? — отрываясь от тарелки интересуется альфа.       — Да, наконец-то, займусь дальнейшим обучением, шаман ворчит.       — Буду тебя встречать как закончишь у него, просто позови меня, — и Чонгук тянет к нему руку по столу.       — Ты ведь тоже занят, — немного наигранно смущённо, ковыряя картошку фри отвечает омега, и осторожно укладывает в широкую ладонь свои длинные пальцы. Но по взгляду альфы понятно, что тот никаких возражений даже слушать не станет, но, впрочем, пусть побегает туда-сюда, у них много времени впереди, дела вожачьи подождут.       Бургер и стейк отличное завершение их обеда, альфа довольный отваливается на спинку диванчика, провожая взглядом охотников, что были в лесу.       — Хотите что-нибудь ещё? — интересуется официант забирая очередные пустые тарелки, очень удивляясь этому каждый раз.       — Нет, спасибо, мы наелись, — щурится от довольствия Тэхён.       — Кофе?       — Нет, нет, больше ничего не нужно, — машет он руками.       — Принести вам счёт? — на эту фразу они с Чонгуком переглядывается, но альфа решает не вызывать подозрения, спрашивая, что это, и кивает. Через пару минут на столе лежит длинная, узкая бумажка с цифрами у каждого блюда, что они ели.       — Это плата за еду, — задумчиво трёт подбородок Тэхён, — А как нам?       — У меня есть столько, сколько тут написано, — из внутреннего кармана расстёгнутой красно-чёрной в клетку байковой рубашки, Чонгук достаёт свёрнутые разноцветные бумажки.       — Откуда? — изумляется Тэхён, тянет к себе одну и изучает.       — Те двуногие бросили свои сумки, забыл, что ли? Я посмотрел в интернете, что это за одинаковые бумажки такие, вот, это сто, а тут написано восемьдесят, думаю, это всё, что от нас нужно, — пожимает плечами альфа и начинает собираться положив одну бумаженцию на стол. Так тут делают все, кладут бумажки рядом с «счётом» и уходят. Уже у двери их нагоняет официант и просит приходить ещё, желает хорошего вечера, улыбается во все зубы.       И по стремительно темнеющим и намокающим шоссе они отправляются обратно к себе в лес. Ливень за окнами машины расходится, дороги размываются, но предназначенная для езды по дикой местности машина двуногих ловко и напористо едет всё выше в горы по буеракам, кочкам, наваленным веткам. В их «гиблые места». Капли на стёклах иногда блестят под светом фар, что бросают блики по территории. Путей не видно совершенно, тропы превратились в ручьи, что вот-вот норовят смыть их, но Чонгук ведёт автомобиль уверенно и при этом совсем не выглядит напряжённым. Ветви хлещут по крыше и дверям, а дворники работают на полную мощность, но видимость всё равно практически нулевая. Однако, их ведут инстинкты.       — Спасибо, — шепчет Тэхён в шуме радиостанции, сигнал перестал ловиться, значит, они близко к деревне.       — Тебе не за что меня благодарить. Защищать, оберегать, радовать тебя — смысл моей жизни, — вдалеке показываются первые сараи, своим животным взглядом омега видит это.       Уже под навесом, припарковав машину и собрав сначала вещи омеги в одну руку и бытовую химию в другую, альфа собирается зайти в тёмный дом, как Тэхён не удержав порыва, потому что Энвер с каждым днём всё больше сливается с ним своей дикой энергией и страстью, набрасывается на шею своему вожаку. Впивается губами, прокусывает чужие до крови, пригвоздив к стене, лезет руками под свитер, трогая горячую кожу.       — Ох, моя лисичка, — немыслимая сила таится в Чонгуке, он подхватывает наиболее свободной рукой и его, в придачу к покупкам, несёт в дом, раскидав пакеты по гостиной, на второй этаж в спальню. Стаскивает одежду и нежно укладывает на кровать, а не швыряет, как обычно. Опускается губами к животу, разводит ноги, лижет член омеги, грызёт внутренние стороны бёдер.       Тэхён начинает дрожать незаметно для себя, но всё сильнее сжимает пальцами простыни, покрывается мурашками от воспоминаний, что проползают в разум мерзкими длинными червями, а потом так же резко на вздохе всхлипывает. Довольно тихо, но от Форса с его идеальным слухом ничего не скроешь.       — Больно укусил? — лицо Чонгука с горящими жёлтыми глазами появляется перед ним в момент. Тот упирается мощными руками с проступающими тренированными мышцами в подушку у кудрявой головы омеги, — Рёбра ещё болят?       — Нет…— Тэхён отворачивает голову, шепчет почти неслышно в разошедшемся еще сильнее ливне на улице. Ветер гнёт ели и уже голые деревья, долбится в стёкла, завывает словно дикий, голодный и одинокий зверь. Его передёргивает, но от того, что больше кожу не трогают, чуть успокаивается.       — Тогда в чём дело? Что я не так сделал? Я не хочу чтобы ты плакал от моих прикосновений, — совсем некогтистыми пальцами Чонгук поворачивает к себе его голову и медленно поглаживает.       — Я не плачу, мне просто… Вспоминаю их руки, как это было неприятно, — нельзя такое говорить своему альфе. Думать о других оборотнях, находясь в постели со своим. Но, их отношения никогда не были как у всех остальных. Ещё много чего делать было нельзя, только вот, Чонгук тоже не типичный самец, и может потому они прекрасная пара?       — Мне жаль, что я не только как твой альфа, но и как вожак допустил подобное на территории твоей стаи. В месте, где ты должен быть в полнейшей безопасности, — Чонгук вздыхает тяжело, безумно тяжело, — Недоглядели, я и патруль, это опыт и мы научены им, а значит знаем, как избежать подобного в будущем, — осторожно слезает с него, укладываясь в куче огромных, мягких подушек на спину, и тянет омегу ближе, накрывает воздушным одеялом, обнимает, укладывает его голову к себе на грудь, но Тэхён забирается сверху, распластывается по мощному волчьему телу, так он чувствует себя в безопасности, — Я понимаю, что у нас с тобой мало общего и в первую очередь у каждого должно быть личное пространство. И я не запрещаю тебе делать, что хочется, не хочу быть моим отцом, да и любым другим альфой, что превращают жизни своих омег в рабский труд. И хоть мне не нравится, что у тебя есть свои омежьи секреты и ты скрываешь что-то, я понимаю, что так правильно, пусть моей собственнической натуре подобное претит, — он сначала почти не дотрагиваясь начинает гладить Тэхёна, всё ощутимее проходясь по его плечу, руке и талии, — И, поскольку, я не знаю, как широко должно быть для тебя понятие свобода, я боюсь, что упущу что-то важное. Не увижу, не пойму, и Форс не сможет, ведь он такой же, как и я. Так что, лишь прошу говорить мне, когда ты чего-то хочешь или нет, что тебе нужно, чего ты не можешь сделать сам, а попросить гордость не позволяет, когда ты страдаешь, но и когда тебе хорошо со мной тоже. Пусть я выгляжу поросшим мхом безэмоциональным камнем, это далеко не так, — Тэхён лишь завороженно слушает, даже дышит через раз, рассматривая в темноте едва различимые глаза, — Так что, я лишь прошу говорить. Сам я в этом не силён, не умею, показываю всё делом, но знаю, что ты не такой, ты ведь более эмоциональный. И не потому, что ты омега, не обижайся, а потому что ты шустрая лисичка. Я хочу знать вовремя, пока не зашёл слишком далеко, что я сделал не так, ведь как мне понять, что произошло, если всё вроде, как обычно, а ты плачешь.       — Я… не думал, что ты умеешь так говорить, — Тэхён боится спугнуть это наваждение, нежно гладит лицо своего вожака, вслушиваясь в каждую интонацию. Ненадолго повисает молчание, оба осмысливают произнесённые слова, передают друг другу эмоции, обмениваются теплом обнажённых тел и феромонами.       — Тэ, ты всё ещё считаешь меня тупым животным? — вдруг раздаётся в тишине.       — Ч… чт-о? — омега хочет подскочить, но тренированные, сильные руки держат крепко.       — Я слышал…— вот же позор! Ужас! Может и считал, но буквально пару часов назад окончательно понял, насколько ошибался. Как много для него делает его пара, как меняется и наконец сообщила, что же чувствует. Стыдоба!       — Я просто…— заикается Тэхён, — я не хотел никому ничего рассказывать. Не хотел, чтобы кто-то знал о том, что ты давно был в моих мыслях, ещё с той первой Ночной охоты и даже несмотря на твоё поведение временами, это не отталкивает от тебя. Просто, я был шокирован, какой ты настоящий, вольный, свободный, и все мои знания об альфах были лишь на словах, без практики. Когда я получил своего собственного, немного растерялся, если честно, не знал как вести себя и что делать. Самостоятельная жизнь вдали от семьи — это немного не так, как я представлял, — жалко, зато честно.       — Я просто не стал тебя тогда пугать, ты выбрал хорошее укрытие в корнях. Но твой запах звал меня, я не мог противиться. Ходил за тобой всюду, нюхал, еле сдерживался, — Чонгук сжимает его зад через одеяло, но это не намёк, Форс прекрасно всё понял без слов, омеге нужно немного времени, — Я не могу и не умею быть таким, каким ты бы хотел меня видеть в идеале. Когда был маленьким да, я ныл о том чего мне хочется, но когда подрос… Просто понял, что я должен умерить свой пыл и перестать говорить о своих чувствах и желаниях. Точнее, этого хотел папа. Я понимаю, что мы не люди и некоторые вообще забыли что это значит, живя здесь, и в принципе согласен, нельзя быть нежным и милым в нашем мире. Я не умею просить, не умею говорить о своих проблемах, не умею разговаривать по душам и выдавать все свои глупые переживания и мысли. И мне очень странно, что ты обижаешься на то, что я не общаюсь с тобой о том, как прошёл мой день. Ведь проблемы есть у всех, зачем о них говорить? Я не привык, чтобы меня жалели. Папа и отец вечно говорили, что я их гордость, что я лучший, сильнейший. Да, я таким и вырос, но у всего есть своя плата. Нельзя быть сильнейшим и при этом нежным, эмоциональным, когда принимаешь важные решения. Не буду врать, что поменяюсь, это не так, да и нельзя. Но знай, что ты для меня дороже всех в этом мире.       На утро Тэхён знает, что после этого ночного разговора, они сблизились до той степени, которая полагается всем парочкам. И он счастлив, потому что это нужно было сделать. Им вместе жить очень, очень долгую, бесконечную жизнь. И наконец-то они сблизились по-настоящему.       Они разводят краску, не спеша, потому что покрасить стены и потолки в белый, идея альфы, но так сильно приходится омеге по душе, что он даже задумывает небольшую перестановку по завершении. Начинают с коридора и вдвоём уже через несколько часов первый слой закончен, выглядит супер. Некоторые комнаты планируют сделать немного лимонного цвета, другие слегка голубого. Форс внутри Чонгука так счастливо прыгает, что своими феромонами сшибает Энвера, и тот тоже беситься начинает.       Тэхён закрашивает кисточками стыки выпуклых брёвен, напевая мелодию из радио, включенное специально для него, альфа эту музыку не понимает, ну, или не понимал, потому что тоже качает в такт головой. Заляпался в краске и проходясь пальцем тому по щеке, омега размазывает каплю, а не стирает, но ладонь целуют.       — Ремонт делаешь? — Сабин появляется на пороге внезапно, как обычно, а они, словно нашкодившие волчата, отскакивают друг от друга в разные углы. Тэхён опускает кисточку в банку и уходит на диван, подальше от надоедливого омеги.       — Светлые стены намного уютнее, — добродушно отвечает Чонгук, не прекращая скользить валиком по брёвнам.       — Для своей шалавы стараешься? — без какой угодно прелюдии, мерзко, едко, по самому больному месту. Ручка оранжевого валика трещит, и тот обломками летит в квадратную ванночку для краски, разбрызгивая капли по ногам Сабина. Чонгук же налетает на отвлёкшегося на это папу столь мимолётно, что даже Тэхён не успевает среагировать, продолжает лить чай из кружки на собственные колени, в то время, как рука альфы, с уже вылезшими волчьими когтями, сжимает шею Сабина, который кряхтит, отрывается ногами от земли, вцепившись пальцами Чонгуку в предплечье. И глаза совсем и не его, Форса, а кто такой злой оборотень, уже было продемонстрировано. Возможно, Сабин тоже подобное уже лично видел.       — Выметайся, — альфа разжимает руку и тело его папы летит на пол, — И никогда больше не смей входить в наш дом без разрешения! — рявкает он и рывком распахивает дверь на улицу.       — Ты что…. кха… кха… не видишь, кого в дом притащил? Ни один омега просто так в… в подобные ситуации не попадает, уж я то знаю, он сам их соблазнил! И сделал это специально, зная, что ты придёшь, чтобы их убил и развязал вражду с соседней стаей! — Сабин отползает к двери, держась за своё покрасневшее горло, пятясь, но всё равно оставаясь такой же мерзкой лесной гадюкой.       — Ты знаешь? — вдруг хохочет Чонгук, но смех этот не радостный, скорее вершащий расправу, — Тоже от отца гуляешь? Мне стоит с ним поговорить об этом? А может вышвырнуть тебя из стаи? — он наклоняется над папой, убрав руки в карманы широких чёрных штанов и склонив набок голову. Именно это внушает дикий ужас самому Тэхёну, что не может заставить своё тело отмереть и двинуться с места.       — Ты… Не смей на меня наговаривать! А ты, мелкая дрянь! — тычет в него пальцем Сабин, — Ночная кукушка, буть ты проклят! Ты погубишь всех нас, лисица, лесная ведьма! — вскрикивает, подскакивает на ноги и хочет было ринуться к нему.       — Твои речи — тебе же в плечи, — шепчет Тэхён в чашку, чтобы проклятия Сабина до него не добрались. Тот оступается, спотыкается о банку, хорошо, что закрытую, и обняв себя руками, с мерзостью отразившейся на лице:       — Ведьма! — орет, и наконец-то хлопает дверью так, что даже подкова со звоном отражающимся от стен, летит на пол. А Чонгук вздыхает устало, вешает её на место, и, словно ничего не произошло, берёт новый валик, снова принимается красить стены.       — Пол тоже покрасим, а то пятно будет. Или можно сюда поставить комод, я посмотрел в «интернете», так красиво будет, двуногие довольны, и картину повесим из засушенных цветов, я видел, вы с Чимином делали.       — Чонгук…       — Не переживай, — и на серьёзный тон Тэхёна всё-таки поворачивается, — ты не первый омега, которого он загрызть хочет. У меня ещё двенадцать братьев альф и всех у кого есть омеги, он терпеть не может.       — Я хочу уметь сражаться, ты ведь сказал мне выбрать оружие не просто так, да? — только омега хочет подняться с дивана.       — Да…— но договорить им вновь не дают. Без стука в дом врываются родители, папа, игнорируя вожака другой стаи, даже не здороваясь, бежит к нему, сжимает в объятиях так крепко, что кажется, будто несчастные рёбра вновь захрустят. Раскидав корзины, всхлипывая, тычясь носом в шею.       — Почему ты нам обо всём не рассказал? Я лично их загрызу! И их вожака тоже! — вскрикивает папа и принимается обцеловывать его лицо, — Лисёночек мой!       — Боюсь, вы опоздали, Хаюн, я уже разобрался с ними. Касаемо вожака отдавшего этот приказ, что будет с ним — решит совет, — папа на произнесённые слова ошарашено оборачивается на Чонгука, но дёрнув бровью, не спорит, целует сына в макушку, усаживает на диван и силой прижимает его голову к своей груди, заставляя сидеть в нелепой позе, согнувшись.       — Останетесь на обед? — интересуется Чонгук, сам принимаясь его готовить, усмехаясь на позу Тэхёна.       Подобное приглашение знак дружбы и доверия, разделить пищу за одним столом. И ему незачем искать союзника в лице отца, это и так понятно, ведь Тэхён, как переходящий трофей, отец уже будет на стороне Чонгука, ведь тот владеет их сыном. От собственных мыслей даже передёргивает, но это так. Пока что он не умеет ни охотиться, ни драться, защищать себя, а значит беспомощен. И лишь альфа может по-настоящему оградить от тех врагов, которые бьют в лоб.       — Ты не потерял самообладания, попросил природу о помощи, и Тара пришла на подмогу, — шаман тоже встречает его встревоженным, но видя улыбку Тэхёна и расслабленную походку, а так же наблюдающую из-за ели физиономию вожака, что провожал его, успокаивается, перестаёт теребить край своих лохмотьев.       — Это не так! Я был бессилен что-либо сделать, — грустно отвечает омега, усаживаясь на пенёк перед грязным ритуальным столом с засохшими кишками.       — Мы, награждены Лугом иметь связь с иным миром, не доступным остальным, их взглядам и осознаниям, но мы и не самилданы, не можем противостоять натиску меча. Ты ещё очень молод, дитя, и наше обучение лишь в начале своего пути. Ты научился управлять ветром и светом, создавать иллюзии, и всё? Думаешь, достиг совершенства? — шаман ставит перед ним очередную овальную корзинку без ручек с травами, — Иди-ка, приготовь лекарство от хвори на зиму для волчат, — в этот раз над тихим хихиканьем шамана Тэхён не возмущается, наоборот, он счастлив, как никогда.       А ещё через пару дней, в которые папа от него не отходит, ранним утром уже на пороге, и по домашним делам помогает, но всё же успокаивается и с натиском влияния вожака как альфы, соглашается пойти домой.       — Я не бросаю слов на ветер, буду защищать вашего сына ценой собственной жизни, больше подобной ошибки никогда не повторится! — заверяет вожак.       — Это не ошибка, ты ведь спас его, — но папа на Чонгука не злится, кажется, он действительно доволен созданной сыном парой.       — Поскольку ты уже мой омега, а связь с учителем должна будет установиться духовная, обучать тебя буду я. Долго думал, но принял такое решение. Конечно, мог бы Юнги, но ему самому ещё учиться и учиться. Могу сказать честно, что с учителем тебе не повезло, — но последнее Тэхён уже не слушает, подскакивает на месте.       — А мне кажется, наоборот, — и готов запрыгать от счастья, подумать не мог, что обучать его возьмётся самый сильный альфа этих лесов.       — Ну…— Чонгук оглядывается по сторонам и пока никто не видит, прижимает своим мощным телом, Тэхёна к шершавому стволу высоченной сосны, — Может для тебя я сделаю исключение в отношении, но в обучении и его методах — извиняй, нет. Надеюсь, это всё тебе никогда не пригодится, но всю жизнь придётся тренироваться, чтобы ничего не забыть. А тренировки будут сложными. Я не буду на тебя орать и пугать, а вот заставлять учиться до изнеможения буду, — шепчет уже в шею, проходясь шершавым волчьим языком по бьющейся лихорадочно венке.       — Если потом будешь меня ласкать, чтобы я отдохнул, то хорошо, делай, что считаешь нужным, — откидывает голову назад омега. Доверие.       — Ох, Тэ… ну ты и лисица.       В конце деревни расположен совсем небольшой каструм. Круглая арена, обнесённая высоким, острым частоколом толстых, потемневших брёвен, прочно скреплённых между собой канатами, опоясывающих её по кругу. С одной стороны вырезан вход с поднимающейся вручную на канатах тяжёлой дверью. На ней уже тренируются десяток молодых альф и их учитель — Хосок.       У стен с одной стороны несколько построек с кривыми окнами, скамейки и бочки с водой. С другой, на вертикальных, остро заточенных брёвнах, висят разноцветные деревянные круглые щиты, некоторые обтянуты кожей, с поцарапанными умбонами, все, видавшие не одно сражение. Рядом прислонены копья, сети, мечи в расшитых узорами кожаных ножнах. Деревянная лестница ведущая на следующий ярус с перилами, где уже опытные, это видно, воины наблюдают за издевательствами над молодёжью. Тут, конечно, и Джин. Но, он приветливо машет завидев Тэхёна и перепрыгнув прямо через перила, приземляется на арену, поднимая в холодный воздух столп песка с земли.       — Ну наконец-то привёл его, — жмёт руку Чонгуку, а после протягивает и омеге. Но в этот раз сжимает не больно, даже почти нежно и бережно.       — На них не смотри, и если что будут говорить, тоже не слушай. Мы с тобой будем учиться по-другому. Ты уже слишком взрослый, чтобы объяснять тебе, что играть с оружием нельзя. Но всё же. Только для самообороны. Я не буду затачивать тебе меч каждую неделю, потому что ты захотел им ветки порубить, пока грибы собираешь, — начинает лекцию Чонгук, Тэхён лишь закатывает глаза. А Джин улыбается на них и отходит к молодняку.       — Ты и Юнги тренировал?       — Нет, у него был другой учитель. Он погиб от рук двуногих несколько лет назад. С той поры Юнги не хотел быть ни с каким иным альфой, но всё изменилось. Но я этого тебе не говорил.       — Вот же чёрт, — омега хватается ладонью за рот. Юнги вообще их с Чимином в подробности жизни с Хосоком их не посвящает и, понятно почему.       — Это его тайна, никто не знает. Я случайно их застал, тут в полночь на арене тискались, — Чонгук слегка улыбается и подходит ближе к висящему снаряжению, — Начнём с того, что сейчас боевого оружия у тебя не будет, выкуют меч лишь после того, как ты пройдёшь испытание и заслужишь его. Об этом пока не думай, долгий путь. Вот, — Чонгук протягивает деревянный меч со стены, — Этот лёгкий, должен подойти, ты всё-таки не воин, и разрубать противника пополам не нужно.       — Что? — пищит Тэхён, чуть не роняя меч в песок.       — Бывает и такое, — пожимает плечами альфа, — Мы будем чередовать наши занятия, воин — не всегда охотник, но умеет добыть себе пропитание. Так что, и ты будешь охотиться. Я научу тебя следить за зайцами и оленями, рыбу ты уже ловить умеешь, ничего сложного, — тёмный глаз подмигивает. А сам Чонгук медленно начинает обходить его по кругу, заставляя тем самым омегу вертеться следом. Он прекрасно помнит «Первое правило охотника — не подставлять зверю свою прелестную шейку».       — Каждый альфа рождается воином, хочет он того или нет, и охотником, поэтому обряд воинской инициации начинается, обычно, с самого появления на свет: шаман обрезает пуповину наконечником боевой стрелы, тем самым с рождения мы готовимся стать воинами. По достижении тридцати шести лун, если уже обратился, в обличье волка оббегаем двор на полную Луну три раза — становимся истинным оборотнем. И только после начинаем обучение собственно всем присущим обязанностям. Для освоения боя и оружия — приставляется опытный воин. Я твой. Но, думаю, ты это и без меня знаешь, у тебя же есть братья альфы, — Тэхён кивает, он наблюдал эти пробежки по ночам вокруг дома ото всех по порядку.       — После обучения, когда наставник решает, что ты готов, наступает испытание — альфа один уходит в лес на охоту, это чаще всего, но бывает и что-то другое. Удачное завершение задания необходимо для выполнения инициации. Если постигает неудача, то отправляют снова и снова. Но, чем больше попыток, тем… сам понимаешь. После посвящения и клятвы в верности стае и Луне, получаешь право носить боевое оружие и выбрать омегу, — последнее словосочетание Чонгук уже урчит, растягивая губы в довольной ухмылке. Тэхён тоже не может перестать улыбаться, но скорее от радостного и немного нервного предвкушения всего, что его теперь ждёт. Тут пахнет пылью, травами, свежим деревом от некоторых новых острых брёвен частокола и лёгкой сыростью в тени, где они находились и намного прохладнее, чем на солнечной стороне. Но истекающие потом, по пояс голые молодые оборотни, сражавшиеся на таких же деревянных мечах с радостью бы поменялись с ними местами.       — Сегодня я хочу, чтобы ты посмотрел, как вообще выглядит схватка не в обличье волков. Видел когда-нибудь? — Чонгук вешает меч обратно на стену и снимает два настоящих, с обтянутыми кожаными лентами рукоятями.       — Нет, не доводилось, — мотает головой омега.       — И хорошо. Конечно, с твоей комплекцией ты не сможешь так же сражаться как мы, тренированного альфу победить не просто, но твоя главная цель будет не идти в лобовую атаку, не рубиться мечом, чтоб искры летели. Хитрость, ловкость и острое орудие — вот твои главные козыри. Да и никто подумать не сможет, что ты будешь великолепно им владеть, — подмигивает Чонгук и подкидывает один меч в воздух над собой, — Забирайся наверх, — но не успевает оружие упасть, как мимолётно быстрый Джин ловит тот на лету и приземляется рядом с ними. Вожак притягивает к себе омегу и чмокнув в висок подталкивает к лестнице. Своих учеников Хосок тоже отводит на второй ярус, а Джин хрустнув шеей, разминает плечи и берет со стены щит.       Оборотни не обращаясь начинают медленно двигаться по кругу, удобнее перехватывая щиты, замедляясь, когда деревянные идолы расставленные на арене у стен оказываются за их спинами. В дереве высечены: Святовит — трёхглавый бородатый и хмурый старец; Руевит — с мечом и копьём в руках; Локи — в языках пламени, с вороном на плече, и рогами из волос; Дидилеля — с месяцем над головой, луком в руках и колчаном стрел; Кожла-ава — с огромными глазами, в оплетении ветвей и листьев.       Совсем юные, будущие воины следят за ними открыв рты, а Хоби с усмешкой. Тэхён же от восторга впился пальцами в ограждение из сплетённых прочных веток, уже отполированных ладонями за многие года. Наконец альфы встают в боевую позицию: чуть согнув колено одной ноги, перенося вес на другую, и пристально смотрят друг другу в глаза. То, что Чонгук вожак, сейчас выгоды ему не делает, по Джину видно, что тот настроен серьезно.       Лязгом металла их мечи ударяются друг об друга, скрещиваясь, и альфы тут же отскакивают назад. Атакуют противника до его собственного удара и вынуждены отступить. Первым вперёд кидается Чонгук, но меч проходится по вовремя выставленному щиту, оставляя борозду в дереве. В это время и Джин наносит удар справа, но в последнюю секунду Чонгук уворачивается, подныривая. Их глаза плавно, но быстро начинают светиться из жёлтого в красный, а изо рта виднеются кончики клыков. Они ловко, словно танцуют, перепрыгивают на метры и неустанно продолжают ударять по мечам и щитам друг друга, при этом хохотать и подначивать. Проезжаться по земле подошвами сапог и почти задевать по ногам, но реакция обоих невероятна, а скорость поражает даже чуть освоившегося в теле Энвера Тэхёна.       — Перед омегой своей выделываешься? — толкает друга в спину Джин, но Чонгук уворачивается и поддевает ногой, что тот чуть ли не валится на землю.       — Это будет долгий бой, они одинаково сильны, — возникает за спиной Хосок, — Чонгук не уступит, потому что тут ты, и Джин тоже, чтобы ты же потом над ним не издевался, что он слабак.       — Я и не собирался, — неотрывно смотря за схваткой шепчет Тэхён.       Тем временем альфы входят в раж, воя, уже начинают подпрыгивать и сверху наносить удары на вовремя подставленные щиты, то опираясь мысками на стены и раскручивая в ладони меч, бить так, что в ушах звенит. То ловко проезжаться по земле, надеясь задеть колени оппонента.       Прокручиваются вокруг своей оси, ловко упираясь на одну ногу, перемещая вес тела и всего корпуса на неё, чтобы совершить более сильный замах. Молниеносно отвечают на выпады соперника, приседают, кружатся не переставая, поворачиваются ловко и быстро, пригибаются, делают всевозможные выпады и телодвижения, чтобы сбить с толку. Перехватывают инициативу, вынуждая противника постоянно двигаться.       — О, привет, Тэхён, — вдруг говорит Джин Чонгуку за спину и останавливается. Вожак почти и не оборачивается, но из рук ловким крутящим движением выбивают меч, хватает доли секунды.       — Сука! — рычит Чонгук и поддав ногой столп песка в воздух, заставляет Джина отшатнуться, дезориентируя, тем самым выбивая меч ребром щита и у того.       — Да ты что ж такой неугомонный? — хохочет Джин, и в одну секунду они, словно сговорившись, дико улыбаясь, отшвыривают щиты и мгновенно превращаются в волков, обрастая шерстью, вновь накидываются, норовя вцепиться в шеи клычищами. Тэхён отшатывается, ударяется спиной в заострённые брёвна и закрывает руками лицо. Воспоминания слишком свежие. Пусть он старается забыть обо всём и понимает, что на омег часто нападают другие альфы, нет в этом ничего особенного, всё же…       — Всё, стоп! — выкрикивает вдруг Хосок. Арену как по команде охватывает тишина, из щелочки между пальцами омега наблюдает, как тот так же ловко спрыгивая на песок арены, — Повыделывались и хватит, — волки отпрыгивают в разные стороны смотря только на Тэхёна, и обращаются, без слов жмут руки, схватив за запястья, и идут одеваться. Пытаясь скрыть ухмылки, но в глазах Чонгука совсем лёгким дуновением ветерка заметна и тревога направленная на омегу.       Тэхён давно подметил, что он и, наверное, ещё совсем юные щенки, обращаясь, рвут свою одежду. Опытные оборотни так ловко из неё выскальзывают за доли секунды до того, как стать зверем, что та остаётся в целости и сохранности. Обидненько. Но сейчас он не придаётся самокопанию, чтобы не впасть в уныние, а перепрыгивая через одну ступеньку несётся к своему альфе. С ним спокойно, он забирает тревожные мысли, дарует умиротворение и защиту на уровне инстинктов.       — Ты такой сильный и смелый, вау, — шепчет он в мокрый висок альфы, — И только мой, — и обхватив того ладонями за голову, целует. Чонгук рычит утробно и сжимает в руках его зад одной ладонью, а другой притягивает максимально близко за талию, не стесняясь зрителей. Краем глаза Тэхён видит, как расстроенно вздыхают юные бойцы и закатывают глаза Хосок и Джин. И жуть произошедшего немного его отпускает.