Энвер

      На горы, укрытые густыми осенними лесами опускается ледяная ночь, тьма скользит по опасным склонам, стекая к подножиям деревьев и жилищам их деревни, но Тэхён, выскочивший из дома в одной чёрной футболке и обвешанный оружием, не замечает этого. Словно чувствуя, как горячая, дикая, животная кровь Энвера греет его. Разжигает внутри пламя.       О бедро ударяется тренировочный меч в поясной портупее из грубой кожи, раньше принадлежащий Чонгуку-подростку и вполне подходящий для него сейчас. Это всё не имеет значения, главное — он хорошо заточен. В голенище кожаного сапога расшитого угловатыми узорами, припрятан нож, на всякий случай, в поясной сумке сборы трав, чтобы не копошиться, а сразу швырнуть в лицо врагам, подпалив налету. Он весь обвешан амулетами: тройной луной, что болтается на шее, с разрисованными руками в трикселях, рунами альгиз, и символом богини Лилит прямо у третьего глаза на лбу. И конечно шлемом ужаса вырезанном на ножнах его меча. Ступает по холодной земле быстро, молча, иногда переглядываясь с бесшумно движущимся рядом Юнги, туда, где горит костёр вернувшихся сегодня охотников, а значит, шансы у них есть, альфы устали за несколько дней охоты в чаще.       По ночному лесу уже ползёт первый морозец, что по-настоящему пронизывает до костей. Пар валит изо рта, руки мёрзнут, ну скорее всего только у него, Юнги вполне нормально чувствует себя в одном чёрном бомбере, о чём сообщает Энверу его волк — Атли. Где-то там в вышине завывает ледяной ветер, яркие звёзды медленно мерцают на полностью безоблачном, ультрамариновом небе, игриво наблюдают уже которое столетие за безуспешным противостоянием омег против альф. Но Тэхён это изменит, так он решил.       Хрустя покрытыми инеем опавшими бурыми листьями, проходят мимо горящих окнами домов, где воют волчата, смеются подростки, стащившие у родителей домашний сидр в большом бутыле и распивающие его на заднем дворе, ругаются из-за бытовухи альфы и омеги.       Тэхёну откровенно страшно, это не Сокджина за ляжку цапнуть, тут его действительно могут и ранить и прибить ненароком. Сейчас он понимает, что Сокджин скорее всего просто спустил ему с рук ту шалость, да и вообще никогда плохо на самом деле не относился. Подтрунивал больше чем над остальными, потому что Тэхён омега его друга, а значит, как бы сам того не хотел, входит в круг приближённых. Он поправляет ободок с болтающимися на толстых нитях перьями трёх птиц на голове — совиные, орлиные, воронье. Он защитил себя как смог, применив полученные за годы обучения знания по полной.       И вот, когда всемогущая, только начинающая возрастать Луна восходит на небосклон прямо над головами, светя тоненьким серебристым полумесяцем, и всюду начинают выть волки, они выходят на освещённую огнём большого костра поляну, окружённую огромными соснами, ветви которых колышутся в тёмном ночном небе. Альфы подсчитывают добычу, делёжка без вожака не начнётся, но тот скоро прибудет, значит есть время до его прихода разобраться с много о себе возомнившими.       — Эй ты, — Тэхён знает, что мечом не справится с тренированным воином, оружие взято для устрашения и собственного успокоения, арбалет для него тут бесполезен, это привилегия Юнги, с копьём в руках вообще засмеют, так что у него есть лишь свои травы, нож припрятан на крайний случай. Ещё на подходе, максимально сконцентрировавшись, вспоминая все уроки шамана, призывает демонов морока, тучи сгущаются, уже снеговые, то и дело закрывающие полумесяц, грозные. Ветер начинает подниматься, взметая в воздух горячие искры от костра, что разлетаются вместе с опавшими листьями в лица всем, кроме него и Юнги. Тот не только с арбалетом, но так же и с мечом, которыми владеть как раз умеет, так что сейчас они скорее всего в равных с альфами напротив условиях. Из знакомых тут громила Намджун, а сам Юнсо здоровенный, словно разъярённый вепрь. Стоило, наверное, кого-то позвать на подмогу, но и сам Тэхён только начинающий воин и вряд ли выиграет свой первый бой, а это какой-никакой опыт.       Альфы тут же замолкают, оборачиваются и замирают, смотрят с презрением, оно и понятно, их никогда ни за что не призывали к ответственности, разбалованы до нельзя, им всё дозволено. А тут пришли какие-то омеги, и ещё даже не начали качать права, но уже для них выглядят смешно. Ещё бы, такие огромные, как горы вдалеке, мышц нарастили, клыки выпятили и дико ухмыляются.       — О, лисичка вожака, — Юнсо засовывает руки в карманы, словно знает, что обратились именно к нему. Задирает подбородок, а остальные охотники смеются и улюлюкают. Юнги поудобнее перехватывает арбалет, сглатывает и бегает глазами по сторонам, Атли сообщает, что тот ищет наилучшие позиции для боя, ну и для отхода, конечно. Даже завидно, сам Тэхён обо всём этом не подумал, его ещё не научили подобному.       — Моё имя Тэхён, — он гордо задирает голову, успокаивает тявкающего внутри Энвера, потому что волки тоже начинают издеваться, вилять хвостами, не воспринимая лиса как собрата. Это не мудрено, только вот Энвер жутко конфликтный.       — Имя нужно заслужить, полукровка, — Юнсо чавкает сырым мясом, выковыривает когтем из клыков застрявшие куски какого-то суслика, и Тэхён даже представить страшится, что испытал Донхи, когда его на Ночной охоте схватило это чудовище, пусть на морду лица он и ничего…— Эти две дырки возомнили из себя воинов, посмотри на них, мечи нацепили! — альфы хохочут ещё громче, тычут в них пальцами. Тэхён учится разделять концентрацию магии и сосредотачиваться на бое каждый день, беспрерывно и потому не сразу замечает, как его силы выходят из-под контроля, ветер начинает завывать, усиливается, костёр вспыхивает ещё сильнее.       — Ты нас своими ведьменскими штучками не пытайся одурачить, — рычат оборотни, правда от костра нехотя на пару шагов отходят. Но Тэхён и не пытается, он действительно дурачит. Пока альфы отвлеклись, Юнги уже оказался за их спинами, ловко, тихо, молниеносно и без какого-либо недопонимая. Они сработаются.       — Очевидно, говорить с тобой на языке не диких псин не выйдет. В общем, мы на это и не рассчитывали, — не может сдержать ехидную ухмылку Тэхён, потихоньку высыпая из кармана свои травы, подпаливая по чуть-чуть, чтобы туман и дым, что начинают ползти у ног не стал заметен сразу. А вот Юнги с его высокой позиции всё прекрасно видит и ухмыляется, так же отрастив волчьи клыки.       — Мы? А этот полуальфа недоросток с тобой что ли прибежал? — Юнги взводит арбалет, — кстати, где он? — альфы начинают крутить бошками.       — За вашими спинами, великие охотники, — уже усмехается Тэхён в голос, ибо Юнги в три шага оказывается на средних ветках ели и готов прикрыть спину своему соратнику, но и тут же очутиться внизу в случае чего. Идеальная позиция. Непонятно, почему Чонгук так им недоволен.       — Только дай команду и его яйца впечатаются в ствол того орешника, — Юнги спокоен словно перед телевизором сидит, а не целится в более сильного противника, и где одно его неловкое движение может развязать драку.       — Если ты не прекратишь обижать Донхи, так и будет! — решает последовать примеру друга Тэхён и сохраняет внешнее спокойствие, надеясь, что незаметно продолжает вытаскивать травы из сумки. Энвер сообщает, что альфы обходят его по кругу, вставая за спиной, но особо всё равно не боится. Как это будет выглядеть в чужих глазах — не важно, он в любую секунду может позвать Чонгука, который, скорее всего, уже и так где-то на подходе и тогда бой закончится не начавшись. А если он будет совсем уж сукой и начнёт хныкать, что злые альфы его обидели, кто знает, как отреагирует на это прекрасно сыгранное, без сомнений, враньё, кровавый вожак…       — А если ты не прекратишь лезть не в своё дело, омега вожака, то мы заткнём твой милый ротик, как пытались сделать те три идиота на поляне, — впрочем, кажется, альфы уже успели чуть набраться эля и шансы увеличиваются, хоть их тут с десяток. И план отхода, что придумался только что, будет идеальным. Пусть их слова не несут реальной опасности как тогда, залезть к ним в головы не сможет никто, кроме него и шамана. Доказывать что-либо придётся только Чонгуку, а тот, кажется, в этом плане не особо сговорчив, когда дело касается его омеги. Ночная кукушка неплохо выполняет свою работу.       Альфы к нему не подходят, но пытаясь пригрозить или напугать: укладывают руки на рукоятки мечей, показательно перехватывают копья и топоры. И постоянно пытаются спутать его мысли, стараются заставить подчиняться их силе его омежье начало. Но феромон Чонгука так силён, что все эти попытки тщетны, разум его чист и максимально сосредоточен.       Где-то ухает филин.       — Они поплатились за это своими жизнями. Уверен, что попытка трахнуть меня того стоит? — делать этого они, конечно, не будут. Кроме закона, запрещающего трогать уже занятых омег, есть и такая штука, как стайный инстинкт. И пусть Тэхёна собратом не считают, он часть этой стаи и связь с ним, хоть и совсем мизерная есть у каждого, кто живёт на данной земле. Им, как и каждым волком, тут всё пропахло, он их собрат, а значит, причинить ему вред, то же что и навредить собственному вожаку. А вожак для волка главный закон. И Тэхён это прекрасно знает, иначе бы не пришёл сюда сегодня.       — Никогда ещё не ебал лисиц, ты наверное чудно тявкаешь с волчьим членом в заднице, так что, попытка не пытка. Вашим альфам нужно научить вас знать своё место, — Юнсо толкает язык за щёку имитируя акт и выпятив пах, пытается показать кто тут альфа-самец. Все охотники встают в более плотный круг, костёр остаётся гореть за их спинами, а Энвер вполне проскользнёт между широко расставленных ног, как только появится реальная опасность. Об этом и говорил Чонгук во время их уроков на арене — хитрость его главное орудие.       — Об этом уже не тебе заботиться, у тебя сейчас другая печаль, — и если они с Юнги хотят что-то кому-то доказать, то лучшая защита это нападение.       Тэхён, высоко задрав руку, швыряет по кругу в альф сушёные семена мака и шалфея, чтобы чуть помутить волкам рассудок и обращается в Энвера, это его единственный выход; Юнги в один прыжок оказывается на нижних ветках ели и выпускает первую стрелу в альфу, припечатывая наконечником к земле его ступню. Увы, морок развеется быстро, оборотни очень сильные.       — Ах ты, сука мелкая! — но тем временем Тэхён разбежавшись и оттолкнувшись от ствола задними лапами, сдирая когтями кору, прыгает на загривок Юнсо, рычит, скалит свои клыки и не медля ни секунды, вонзает их в открытую шею.       Другие альфы не слепые щенята, они опытные воины, уже схватив его за шкирку пытаются оторвать от орущего Юнсо, что дубасит по спине кулаками, пропадая и по лисице. Но тут на помощь летят чудища, вечные защитники. Хоть все вокруг оборотни и все прекрасно знают, в каком мире живут, как близок к ним потусторонний, встречаться лицом к лицу с подобным мало кому приходилось. Все молятся лесным богам, все лечатся наговорами шамана, но сейчас вскрикивают, а Юнги, хохоча, присвистывает и уже оказавшись на земле, заносит свой меч, перед этим правда выпустив град стрел и пригвоздив штанины нескольких альф к промёрзшей почве так, что они по середину древка в неё вошли. Ранить кого-то в их планы не входит, и страдать сегодня будет лишь один Юнсо, тролль зловонный!       Завязывается схватка, Тэхён налету оборачивается, не совсем элегантно приземляясь на ноги, зато точно у сброшенной одежды, выхватывает свой меч и в последнюю секунду блокирует удар. Лязг оглушает, только что искры не летят, но долго он так явно не продержится, от напора смотрящего ему прямо в глаза альфы, уже руки дрожать начинают. Но…       Но он лисица, и он голый. Пусть эти альфы видели всех членов стаи в чём те предстали на свет, хитрый взгляд улавливает эту секундную заинтересованность, за что альфа получает ногой в колено, а Тэхён отскакивает в сторону, утаскивая следом свой меч, от чего охотник со своим летит носом в землю. Увы, если бы тот был один, то схватка была бы выиграна, но сзади к спине уже прижимается чья-то грудь, а к горлу приставляется кинжал, что блестит остротой в отблесках костра.       — Ну что, рыжая сучка, доигралась? — почти плюётся в ухо альфа. Этому Чонгук не учил, но зато в кино двуногих такое показывали и Тэхён отклонившись назад максимально, как может, врезает затылком альфе по носу. Тут же обращается и скользит тушкой вниз, по земле откатываясь в тень веток.       Он группируется, чтобы ненароком мечом в живот не пырнули, ведь уже несколько недель занимается с Чонгуком и это всё для него не шутки, и кидается в новый бой уже человеком. Всюду в ушах отряжается лязг мечей, пыхтение, Юнги невероятен, один справляется с почковыми одновременно: пинает, кусает, врезает сильным кулаком по моське. На помощь спешит новая порция тумана и чудищ, они может больше и не пугают, но мешают, заставляя охотников брезгливо отмахиваться.       — А меня что не позвали? — высокий голос всех отвлекает и у Тэхёна есть секунда вывернуться из уже нового захвата снова став Энвером, упасть на землю и по стелющейся по ногам мгле уползти за спины врагам. У Чимина, что внезапно оказывается перед ними, нет своего оружия, но есть чугунная сковорода для блинов, и она отлично впечатывается прямо в морду одного из охотников. Этот омега приглашения не ждёт.       — Ты родил недавно, — хохочет Юнги, скрещивая меч с особо прытким молодым охотником и выбивая у того из рук топор ловко и очень далеко в кусты, тут же врезая второму, что подкрался сзади локтем в грудь.       — И что? Я теперь дома сидеть должен? — продолжает возмущаться Чимин, долбя кого-то, обернувшегося волком, по хребту. Тэхён же тем временем не на шутку грызёт ногу брыкающегося Юнсо, которого с таким трудом разглядел в этой суматохе. Снова обращается, подхватывает свой меч…       — А ну прекратили! — грозный рык разносится по всему, почти спящему перед зимой лесу, словно содравшаяся и землю и деревья, заставляя пламя костра колыхнуться.       Вожак.       Стоит злой, как болотный чёрт, ветер треплет его чёрные локоны, подола джинсовой куртки с белым мехом из овчины на подкладке, а клыки сейчас точно в кого-нибудь вцепятся. За ним, конечно же, такое событие интересное творится, потихоньку подтягиваются все жители деревни. Тэхён только сейчас соображает, что тут ещё несколько омег с кочергами и шампурами, что так и застыли, кто волка за ухо тянул, а кто впившись клыками в лопатку.       — Юнги, если ты не понимаешь слова «нет», от своего вожака, то возможно тебе стоит искать другую стаю. А ты, Хосок, лучше следи за своим омегой! — рявкает Чонгук тут же подоспевшему Хосоку, который раскрыв в шоке рот не может ничего ответить.       А Тэхён от этого всего просто в бешенстве. Во-первых, ему не дали на практике понять научился он хоть мизерному владению мечом в руках, а во-вторых, толком отстоять честь Донхи! Они ведь все едва начали, он сам только вошёл во вкус и Энвер лишь учуял кровь врагов.       — Не делай виноватым Юнги! Он лишь пришёл за помощью ко мне! Когда ты отказался встать на защиту Донхи, — и потому вскрикивает, выступая из-за спины Юнсо.       — Тэхён! Донхи не твоя забота и не твоя семья! — рычит вожак, он злой не как чёрт, нет, как настоящий Чернобог, готов высосать его душу даже издалека, от него веет таким холодом, что огромный костёр пылающий за спиной, больше не обжигает своим жаром. Что горит отражением в мрачных глазах Чонгука, а кулаки сжаты до белизны. И эта ненависть за то, что Тэхён пришёл защитить того, кто попросил, да даже не просил, потому что не мог, помощи?! А для чего, чёрт возьми, он тогда учится у шамана и владению мечом?! Враги ему и всем омегам сейчас явно не двуногие.       — Разве стая не одна семья? — вдруг так спокойно, что сам удивляется, выдаёт Тэхён в повисшей тишине, где лишь потрескивание вектор в пламени, — Вы волки разве не гордитесь, что лучше нас лисов тем, что готовы глотки порвать за члена своей стаи? Или это только двуногим? А между собой здесь все чужие?! — кто бы знал, как он ненавидит выступать перед толпой! Но обстоятельства вынуждают.       — Мелкая, неблагодарная…— из темноты резко показывается недовольная физиономия Сабина, что кутается в кардиган. Ну ничего, этот тоже однажды получит!       — Заткнись, папа! — рявкает на Сабина Чимин, — Он лучшее, что могло случиться с таким, как Чонгук и всей нашей стаей! И он прав! В нашей семье никто никого никогда не любил, лишь ты одного Чонгука, — Чимин пинает и без того держащегося за макушку альфу, которому чуть ранее врезал сковородой, — А мы все стая! И когда Донхи годами подвергается издевательствам от этого тролля, будь он трижды проклят, а никто ничего не делает, только хвосты стыдливо прижимают, Тэхён наша последняя надежда! Он больше волк чем все вы вместе взятые! — орёт Чимин так, что эхо разлетается по всему ночному лесу.       — Если ты сейчас ничего не сделаешь, Чонгук, я уйду, как ты и сказал. Думаю, есть стая, где меня примут, — продолжает дальше уже Юнги, опуская арбалет от лица одного из альф, что глаза к наконечнику стрелы скосил и впервые за этот монолог сглотнул.       — Да, моя бывшая стая, где вожак защищает каждого оборотня независимо от пола, примет нас с Юнги, — гордо задрав голову завершает Тэхён, — Не пропадёте без ведьмы-лисицы, — добавляет с ехидством, и не удержавшись, бьёт Юнсо древком меча по рёбрам.       — Хороооош, — шипит тут же альфа и выловив эту секунду, когда омега отвлёкся, резко хватает его за руку, начиная выкручивать, дико смотря прямо в глаза, — Метку влепил альфе и уйти собрался. Все лисы такие, мелкие сучки, — и плюётся от злости в лицо Тэхёна, наклоняясь к нему всё ближе, пытается запугать, но вряд ли это возможно сделать хоть кому-то, и только хочет поднять голову за подбородок…       На шее Юнсо сжимается стальная хватка Чонгука, да так резко, что все вокруг пугаются и охают. Вожак подлетел мгновенно, лишь лёгкий поток ветра треплет спутавшиеся кудри Тэхёна, снова вставая на защиту своего омеги. Он даже трясётся всем телом, надавливая и надавливая, всё выпуская когти, пуская по плечам и груди красные ручейки крови из чужой шеи, пока запястье Тэхёна не оказывается на свободе. Но это ничего не меняет, Чонгук лишь медленно моргает, а когда распахивает веки вновь, глаза его уже горят красным. Кажется, что вокруг становится точно на несколько градусов холоднее, мрачнее и явно тише. Лес вновь замирает, даже костёр не трещит, волки не воют в чаще, совы не ухают, оборотни не шевелятся. Время от времени Чонгук очень ловко напоминает, почему он кровавый вожак и продолжает держать в узде свою стаю.       — Ты сделал больно моему омеге?! — начинает наступать медленно, перенося ногу с пятки на мысок, кажется, отращивая когти ещё больше. И Форс внутри него так громко рычит, что не услышать это невозможно никому. Он напирает на Юнсо, который вообще-то больше Чонгука, с такой неимоверной, до холода по всему телу пугающей силой, сталкивая того с земли, что охотник скользит ногами, прорывая землю, кряхтит, покраснел, царапает предплечье вожака, и высунул язык. Чонгук даже в Форса не обращается, просто жмёт альфу к земле одной рукой, на которой все мышцы и вены выступают, пока тот не упирается в мощную грудь Намджуна.       — Что ты сделал с Донхи?..— тон Намджуна не предвещает ничего хорошего, от него, белого, снежного волка, по земле словно иней начинает расползаться, но это уже не забота Тэхёна. Чонгук же молча, долго смотрит в глаза Юнсо и видно, что из последних сил не даёт вырасти клыкам и когтям окончательно. И, о, это молчание, оно как трескающийся лёд на реке в середине зимы, а ты посредине и знаешь, что это значит.       — Отведите Юнсо в Медовый дом. Побеседуем с ним, как он обращается со своим омегой, которого должен оберегать и защищать. И я доходчиво объясню ему, что значит дотронуться до моего Тэхёна, — Чонгук говорит в противовес своему состоянию спокойно, медленного, от этого тона Юнсо уже начинает дрожать. Вожак разворачивается и направляется к светящейся деревне, на ходу укладывая руку Тэхёну на спину и подталкивая его ближе к себе, не замедляя шаг, — Как рука? Болит? — берет его кисть в свои ладони и поднеся ко рту лижет волчьим шершавым языком. Кто сейчас перед ним омега не знает. Может это и есть на самом деле тот, кем является каждый из них — не человек и не волк.       Оборотень.       — Нет, порядок, — приложить дома замороженные ягоды и нормально, он это не произносит, чтобы выглядеть в глазах всех очень опытным и сильным, но Чонгуку услышать позволяет, от чего тот уже хрустит челюстью и красные глаза убирать даже не собирается.       — Уверен? Я отгрызу ему хвост, если он ранил тебя, — Чонгук говорит это нарочито громко и до ужаса, до льда по коже спокойно. Понятно теперь, как и почему его окрестили кровавым вожаком.       — Скоро решу, — хочет уж ехидничать до конца Тэхён, прижимаясь к своему альфе ближе, укладывая голову на плечо. Ведь Чонгук их всё-таки не проигнорировал и уходить-то от него омега и не собирался. И особенно красноречиво это выглядит, когда они в обнимочку, перешёптываясь и облизывая друг друга проходят мимо Якёна, которого сватал к Чонгуку так же рядом с тем стоящий Сабин. И Энвер не сдерживается, заставляя Тэхёна полапать своего альфу за зад. Якён ему ничего не сделал, но этот взгляд зависти наполненный желчью вполне сойдёт за «сделал».       — У меня тоже метка, и чё? — вдруг доносится хохочущий голос Джина позади и тут же шокированные перешёптывания, особенно Сабина, — А ты что за охотник, раз омега на тебя наброситься смог, — и тоже рычит в сторону Юнсо.       — Чонгук! Ты спятил? Это что, из-за суки своей? — вдогонку им, удаляющимися, орёт шокированным голосом какой-то альфа. И только Чонгук наклонив голову вбок хочет развернуться, Тэхён вспоминает, что ночная кукушка то тут он. Берёт лицо альфы в свои холодные ладони, заглядывает в глаза и даже ничего не говорит.       — Его тоже в Медовый дом, — громко отвечает вожак и позволяет увести себя с поляны в темноту извилистых тропинок.       Чонгук не сразу направляется общаться с альфами и вправлять им мозги, он сначала заводит Тэхёна к ним домой, молча, хмурясь, осматривает его руку, нюхает, лижет волчьим языком, потом целует в лоб и:       — Будь здесь. И не смей говорить со своими друзьями бунтовщиками. И только посмей сбежать к родителям! — хлопая входной дверью, выходит в ночь. Дом погружается в звенящую тишину, вокруг ярко освещённой гостиной, где омега стоит один, сгущается тьма остальных комнат, свет в которые не поступает от обычно ярко светящей Луны, сейчас она спряталась за облаками, может, тоже опасается разозлённого кровавого вожака. На улице иногда появляются голоса расходящихся от костра жителей деревни, и так же постепенно затихают.       Все оборотни всегда кичатся тем, что они волки, а не люди, но это не совсем так. В стаях волков к самкам относятся уважительно, почтительно. Тут омег, конечно, тоже оберегают, но ни о каком равноправии и речи не идёт. По сути они бесправны и альф от неограниченной свободы удерживает лишь авторитет вожаков, которые запрещают трогать не занятых омег, которых можно ловить только на Ночной охоте и карают за нарушение этого правила. Если, конечно, омега сам не захочет и альфу и метку. Альфы из стаи Чонгука, и его теперь стаи, подчиняются беспрекословно, пусть и не все согласны до конца. Старики в дела или не лезут, или как-то, как догадывается Тэхён, сдерживаются и убеждаются Гёнхи, молодняк вожак держит в узде сам.       Тэхён разогревает ужин, принимает душ, смывая весь свой боевой раскрас, перебирает травы, чтобы всякие жучки-паучки в них не завелись, проверяет так и продолжающего беспробудно и наконец спокойно спать Донхи, и уже готов пойти в постель, сидеть в интернете, когда его альфа наконец возвращается домой. Слава лесным богам, что не в крови. Хмурый, задумчивый, уставший. Рассвет ещё не занимается, он наступает всё позже и позже с каждым днём. Теперь уже отчётливо приближается зима.       — Может я ужасный вожак и правда рано им стал. Я не умею держать стаю и альф в узде, — он ковыряет вилкой зажаренную рыбу с овощами и хмурится, — Омеги страдают, а я ничего не делаю. Наверное, я выбрал неверный путь и не понял смысла руководства стаей.       Тэхён сидит напротив, ему тоже кусок в горло не лезет, особенно от слов признания своих ошибок.       — Я начну заново, но мне нужна твоя помощь, — альфа поднимает голову и заглянув ему в глаза мгновенно находит там отклик, — Я хочу, чтобы с омегами, которым нужна помощь говорил ты, чтобы они доверяли тебе, ибо мне они вряд ли когда-нибудь доверятся вновь. А если это и случится, то не скоро, мне нужно доказать, что я достоин быть их вожаком. На эту роль подошёл бы больше ты, Тэ, но ты омега, увы. Я доверяю тебе и прошу мне помочь, — Энвер орёт, а Тэхён, как более воспитанный, сдерживается. Папа бы похвалил свою ночную кукушку, а Сабин визжал бы от злости, Тэхён же сейчас получает, что хотел. Конечно, он не со всеми найдёт общий язык, не сможет выполнить всех просьб, да и вообще, сначала нужно научиться с ними говорить и стать самому их авторитетом. То, что он чуток может за себя постоять не значит, что другие тут же пойдут за ним.       — Конечно, мой вожак, я помогу тебе, — но он будет бороться за это от чистого сердца. Потому что дальше продолжаться так, как есть сейчас не может. Они всё-таки ужинают и даже находят в себе силы посидеть на диване перед телевизором немного.       — Я хочу, чтобы ты знал, — шепчет ему на ухо альфа, обжигая диким, горячим дыханием, что табуны мурашек по спине тут же пробегают, — Я тебя никогда не отпущу. Никто тебе уже не поможет. Я найду тебя, даже если ты убежишь за границу наших лесов, — значит всё же пораскинул мозгами, что Тэхён действительно может уйти. Принесёт ли это им обоим чести и уважения? Конечно, нет. Но такой вариант всё же существует.       — Я никуда и не собирался, — так же почти неслышно шепчет омега. Сейчас скорее общаются их звери, чем они, и смотря на своего альфу в этом полумраке, добившись всё-таки публичного признания правоты, выиграв этот бой, пусть и не совсем так, как рассчитывал и представлял себе, он на секунду думает, что… может быть он и правда любит? И тут же пугается своих мыслей. Одно дело — хотел себе кровавого вожака, другое дело оказалось, когда получил.       —…так что думаю, это был хороший бой, но я не зачту его тебе как экзамен, начало то я не видел, — посмеивается в ухо Чонгук, половину Тэхён прослушал.       — Что? Ну почему?! — но Чонгук улыбается и не отвечает, лишь подтягивает его поближе к себе и подставляет шею:       — Тебе нужно восстановить силы, как ты там это делаешь? Пей, — а ещё его альфа совсем нежадный и очень сильный. Много он всё равно не в состоянии выпить, но некоторые бы и этого не дали. И пока Тэхён размеренно дышит, прикрыв глаза и выровняв своё сердцебиение, позволяя силе и энергии перетекать в собственное тело, слышит, как Форс принюхивается, — А кем это у нас пахнет? Орешник?       — О, — спохватывается Тэхён, — это Донхи отдыхает в гостевой комнате, — на его слова лицо Чонгука вытягивается.       — Донхи?! Я же отряд отправил его искать…— альфа закатывает глаза и взывает Форса сообщить всем, что поиски окончены. Немного даже завидно, какая огромная, нерушимая и сильная связь у вожака с каждым членом своей стаи. В которую самого омегу так пока и не пустили толком.       И вроде бы всё нормально, они засыпают в обнимку, не рычат друг на друга, с утра Тэхён провожает Донхи. Тот направляется в дом к своим родителям, залечивать раны, с большой корзинкой в руках со снадобьями и мазями для быстрого восстановления и пирожками вдогонку, для поднятия боевого духа, невероятно осчастливленный тем, что оказывается вожак защитил и его честь. А сам Тэхён ставит чайник и отправляется заниматься утренними водными процедурами в тёплой водичке.       И вроде бы довольно неплохое утро. Альфа даже за собой постель заправил, а не раскидал одеяла и подушки, как обычно по всей комнате. Но он всё равно позволяет себе ещё полчасика просто поваляться в мягкой постельке, покусать губы от воспоминаний вчерашний ночи, когда Чонгук вжав его голову в подушку вдалбливал в кровать, чтобы их гостя не разбудить и уже после пойти завтракать. Но делать это совершенно неспешно, напевая под нос забавную песенку, ведь сегодня у него вроде как выходной. Шаман принимает больных альф, те категорически отказываются идти лечиться, если там есть Тэхён… интересно, как ему нужно учиться перенимать знания? Занятия с Чонгуком только после обеда, тот уже должен быть на патруле, все домашние дела сделаны, суп сварен, мясо запечено на пару дней вперёд, полы вымыты, одежда перестирана, запасы на зиму полностью собраны. Но мечтам о спокойном и размеренном утре сбыться не удаётся.       — Тэхён, — как только его нога ступает на пол гостиной, с дивана доносится голос Чонгука, который совсем не на патруле, а сидит закинув ногу на ногу и не шевелился совсем, словно увидел добычу и выжидал всё это время, — Несмотря на твои благородные намерения помочь Донхи, ты поступил неправильно, напал на члена своей стаи. Даже если он тебя бесит и хочешь ему глотку перегрызть, ты не можешь накидываться на него с оружием без причины. Я долго думал вчера над твоим поведением и нам нужно это обсудить, — даже доброго утра не пожелал. Свин!       — Причина?! — взвинчиваются вмиг и Тэхён и Энвер.       — Не перебивай своего вожака! — альфа повышает голос совсем немного, пытается сделать его грозным, но качать права он решил совсем не в том месте. Свой авторитет вожака пусть доказывает перед тупыми альфами, — Не могу поверить, что ты так себя вёл и со своим отцом, раз не знаешь, что нельзя повышать голос, когда я с тобой говорю! Тебя безумно разбаловали, вообще не чтишь ни одной традиции. И если думал, что эта выходка окажется совершенно безнаказанной, то ты ошибся, — он так и не поднимается с дивана, лишь откидывает голову на спинку, сглатывает, от чего кадык дёргается.       — Для меня? А этот тролль Юнсо? Что ты ему сделал? Отпустил? — упирает руки в бока омега.       — Тебя бы в древние времена за неповиновение вожаку, голым привязали к столбу и хорошенько отхлестали бы крапивой…— альфа наклоняет голову вбок, полностью игнорируя то, что Тэхён отвечает и преспокойно продолжает свой монолог.       — Тоже мне, напугал, — фыркает омега, но альфа лишь изгибает бровь и окончательно застывает, — Чонгук?       — Увы, осенью крапива уже не такая жгучая. Обойдёмся ремешком, — и наконец-то, о нет, поднимается, берёт лежащий рядом ремень…       — Нет! — взвизгивает Тэхён и быстро пятится назад, на кухню.       — Нет? Не хочешь? Тогда ладони хватит, — альфа не бежит за ним, как и тогда в первую их встречу на поляне, ступает медленно, прекрасно зная, что деваться его добыче некуда.       — Не трогай меня! Ночью тебе нос отгрызу! — но стоит только Тэхёну подумать, что можно и на улицу рвануть, крепкие ладони уже сжимаются на его талии. Энвер урчит, что альфа хочет поиграть, будто он сам этого не видит и не понимает, но…       — Обычно удары назначали по фазе Луны. Тебе не повезло, вчера было новолуние, так что придётся отшлёпать двадцать восемь раз, моя лисичка. Чтобы пока Луна не переродилась, ты помнил о наказании, — облизывается Чонгук, уже таща его на диван, молниеносно закинув себе на плечо.       — Не надо, — ох, какой ужас, если бы Тэхён хотя бы брыкался для вида, а так, а так Энвер доволен аж пищит. Но постучать кулаками по спине всё равно нужно.       — Ещё как надо. Может тогда хоть немного начнёшь меня уважать.       — Насилием ты ничего не добьёшься! Ты должен заслужить мою покорность и желание следовать за тобой лишь своим авторитетом, а не применением силы… Ааааа! — Тэхёна резко перекидывают через колени и тянут вниз трусики, скручивающиеся на бёдрах, сжимая руки за запястья. Чонгук же его, кажется, вовсе не слышит:       — Но твоё счастье, что я собственник и не хочу, чтобы все видели, как ты стонешь и извиваешься привязанный голым и беззащитным к столбу, когда буду шлёпать твою сочную задницу, — когтистая уже ладно сжимает ягодицу.       Он невольно вздрагивает, перестаёт вздыхать, чувствуя, как шершавая подушечка пальца, медленно начинает спускаться вниз по шее, а потом и по спине уже целой ладонью, пуская за собой извилистые дрожки мурашек. Начинает чуять, Форса, что завороженно наблюдает за тем, как он замирает от этих прикосновений, как его тело слегка прогибается и как он закусывает губу, чтобы тихо не застонать. А собственное сознание, подкидывающее картины его прилюдной казни не помогает в этой ситуации вообще, ибо слишком гипертрофированно сексуальным подтекстом.       Тем временем пальцы проскальзывают до копчика, останавливаясь у самой ложбинки, начиная поглаживать округлые ягодицы, тереть и слегка пощипывать. И нет, не Тэхён, Энвер, выгибает спину дугой, чтобы прикосновения стали более напористыми, сильными, как привык, а не такими мучительно лёгкими и почти неощутимыми. Но это был лишь отвлекающий манёвр, тут же, сосредоточиться не успел, по всей гостиной разносится шлепок о его голую кожу сильной ладонью, заставляя дёрнуться и громко охнуть.       — Тебе нужно считать, и не думай, что я забыл, что ты такой же выносливый оборотень, — хмыкает сверху альфа, удобнее устраиваясь на диване, вытягивая ноги в серых спортивных штанах и укладывая локоть второй руки на подлокотник, перед лицом омеги, что и не рыпается даже. Только Тэхён не собирается играть в эту игру, по крайней мере сразу, по первому приказу, и потому, хитро щурясь, не медля более, тут же обращается в лисицу. Но теперь передние лапы продолжают держать крепко.       — Даю один шанс. Если ты сейчас же не обратишься обратно, я трахну тебя даже не обращаясь сам…— голос альфы спокоен, немного игрив, в нём отчётливо слышится усмешка и чувствуется, как чужая ладонь плавно скользит по меху уже ему под пушистый хвост, которым Энвер игриво бьёт из стороны в сторону и то и дело оборачивает морду назад, лукаво и хищно смотря на своего волка, который и сам хитрюга не хуже любой лисы, знает чем припугнуть по-настоящему. Прошло много времени с первого обращения и оно происходит быстро и легко. Тэхён не спешит, укладывается поудобнее, дёргает руками, чтобы так сильно не сжимал, животом елозит по коленям, а ногу закидывает на ногу.       — Один, — и на вдохе тихо, томно произносит, подкладывая согнутые руки себе под голову.       — Хорошая лисичка, послушная, — хитрый, хитрый альфа! Ну зачем такое и таким тоном нужно говорить?! Шлепок разносится оглушающий ударом по всему дому.       — Два, — уже чуть выше тянет Тэхён. Чонгук словно знает, как это надо делать, наказанием тут и не пахнет, ибо сильная рука попадает по самым чувствительным точкам ягодиц, специально по нижней части. Новый удар заставляет закусить губу. Ладонь на коже не залёживается, он словно хлещет кнутом, и тут же отнимает обратно.       — Три, — заикаясь на середине продолжает отсчёт, по чуть-чуть начиная царапать обивку дивана.       — Четыре, — и закатывает глаза, дёргается из стороны в сторону, сжимая пальцы на ногах. Кожу слегка начинает жечь, а дырочка к своему стыду намокать. Само осознание того, как он лежит, что его! шлёпают по заду и ловят кайф от этого, судя по тому, как тяжело начинает дышать Чонгук, и чувствуя, что Энвер покорно принимает это «наказание», стелится под Форса и словно весь горит от зарождающегося возбуждения, заставляет краснеть щеками и непроизвольно чуть раздвигать ноги.       — Ох, покраснела попочка, ну нужно потерпеть. Ты же сможешь, да, детка? — голос альфы становится настолько низким, чуть с хрипотцой, что удерживать больше себя в руках не удаётся.       — Смогу…— шепчет Тэхён и выгибается, подскакивает, упирая руки в бедро альфы от нового громкого и с отмашкой удара, — Семь, — он дёргается каждый раз, подаётся вперёд, грызёт губы, ноет, вздрагивает, и постоянно пытается подогнуть ноги, что сильная рука возвращает обратно. Ягодицы начинают гореть гнём, пылать, но хуже всего не это. Его вставший член так больно упирается в ногу Чонгука, а из дырочки уже ручейками вытекать смазка, и если Форс не лишился нюха, то прекрасно осведомлён об этом.       — Ты хоть понимаешь, за что я тебя наказываю? — доносится с усмешкой сверху.       — Потому что извращенец и просто нашёл повод меня отшлёпать, начитавшись об этом в сетииии! Восемь! — ноет Тэхён, вновь падая обратно, раздвигая ноги и приподнимая зад. От каждого удара у него поджимается попка и дырочка, от чего Чонгук уже кажется рычит. А может это и Форс.       Он, видимо, действительно ненормальный, правы были все эти годы омеги у реки, раз ему до мурашек, что бегут по всему телу, нравится, как каждый раз с громким шлепком, сильная мозолистая рука опускается на его ягодицы, заставляя кожу трястись и всё больше полыхать. А альфа продолжает изощрённо измываться: ударяет не сразу, сначала водит почти невесомо пальцами, гладит, замирает и когда Тэхён готов застонать от новой порции, снова проводит рукой, и шлёпает тогда, когда бдительность его жертва потеряла полностью.       — Девять…— он чуть поворачивается, пытаясь инстинктивно уйти от прикосновений, подгибает ноги в коленях. На висках выступает пот, а собственный рот и не закрывается.       — Тише, тише, лежи смирно, иначе ещё добавлю, — утыкает его, подскочившего было, носом в подушки другой рукой и опускает обратно ноги Чонгук, — Умница, ты так хорошо справляешься, очень болит? — хмыкает и… плавно, но резко вставляет в него большой палец, сгибает и тянет вниз.       — Нет…— визжит в подушку омега, хрустит шеей, и подчиняется, когда вторая сильная рука укладывается ему на макушку и совсем легонько сжимает волосы.       — Нет? Может тогда всё-таки ремешком? — усмехается Чонгук, но в ответ ему на это только доносится:       — Ах… ох…— а омега продолжает хрипло считать, пуская слюни и виляя задом, — Одинадцать.       — Мне вот интересно, — рука укладывается на ягодицы, замирает, Тэхён вскрикивает, но шлепка нет, просто гладит его кожу, — Зачем же ты так ломался на кровавую Луну, если любишь пожёстче? — вот же свин! Энвер снова шустрее и ловчее, как его остановить, и Чонгук получает по морде когтистой лисьей лапой, что расцарапывает кожу до крови. Но на того эта мгновенная атака не действует совершенно, просто продолжает хищно улыбаться и и снова прижимает к своим коленям, — Придётся тебя ещё и хорошенечко отодрать после. Чтобы закрепить наш урок.       — Двенадцать, — стонет Тэхён, когда резко рука попадает по бёдрам, что тоже уже горят.       — У тебя до сих пор тут всё растянуто, прелесть то какая. Но почему тогда ты раз от раза такой узкий? Ведьма, — альфа возвращает пальцы внутрь вытаскивая их лишь чтобы резко нанести удар. Гладит изнутри, вытаскивает и вставляет, давит, трёт, хлюпает смазкой. На восемнадцати Тэхён уже грызёт обивку дивана, на двадцати пяти, что наносились не останавливаясь, ноги сами раздвигаются.       — Двадцать семь, — лихорадочно дыша, находясь в настоящей истерике хрипит, пот уже стекает, капает на диван, веки горячие, а разум в тумане.       — Ох, мой маленький, потерпишь ещё разочек, хорошо? — вдруг резко шепчет ему над самым ухом Чонгук, убирая за ухо мокрую чёлку и слегка сжимает ягодицу, — Я знаю, твоя чудная попочка и не такое выдерживала. Несладко лисичке с узлом приходится, но нельзя же лишать её этого удовольствия…— он уже урчит утробно, по-волчьи, и мгновенный взгляд назад подтверждает, что длиннющие клыки отрастил, уши звериные торчком, глаза дикие, улыбка хищная, а язык постоянно проходится то по губам, то по зубам. И пока Тэхён отвлекается, на пылающую огнём ягодицу прилетает последний удар.       — Ай! Двадцать восемь!       — Как думаешь, сможешь меня принять без растяжки? — альфа ловко переворачивает его лицом к себе, осторожно поддерживая спину, и наклоняется близко-близко, соприкасаясь носами, глядит заботливо и вопросительно, словно не он сейчас всё это вытворял!       — Да…— закатив глаза шепчет Тэхён, может это всё воздействие альфьих феромонов на его омежью сущность? Бедная его задница! Тяжела судьбинушка омег. Чонгук тем временем его уже уложил животом на диван и копошится со своими штанами.       — Хороший мальчик. Всегда бы был таким покладистым.       — Да заткнись ты там и вставляй уже, — рявкает омега, потому что хочется прямо сейчас, пока эйфория ещё не закончилась. Или подчинение феромонами.       — Ох, как же я тебя люблю, моя строптивая лисичка, — и схватив ягодицы, Чонгук тянет их в стороны, под болезненные вздохи снизу. Урчит ещё громче и наконец толкается головкой. Тэхён морщит лоб, правда пытается расслабиться, но у его альфы и правда слишком огромный, он немножко неподумавши согласился.       — Эй, детка, ну пусти меня, потужься немножко, так тебе скорее станет хорошо, — даже несмотря на количество смазки член идёт туго, плавно, но с трудом раздвигая упругие стенки и слишком быстро, учитывая, что никакой подготовки не было, — Каждый раз словно в первый. Самоё большое удовольствие в жизни трахать свою лисичку в эту узкую, горячую норку, — и продолжает раздражать этими вообще ненужными комментариями. Ему не до чего, он пытается расслабиться, перетерпеть это ощущение, когда в его тело погружается с огромным напором, полностью заполняя, не давая рефлекторно сжаться, огромный ствол. От слишком неаккуратного трения стенки горят, он чувствует, как его растягивают вновь словно до предела и альфа прав, каждый раз как в первый.       — Ты сейчас ещё раз получишь, неужели не можешь молча всё делать? — шипит Тэхён, выгибая спину, пытаясь отдышаться и скорее привыкнуть к ощущению заполненности. Потому что долго его никогда не ждут.       — А почему ты вечно огрызаешься, когда я делаю тебе комплимент? — хмыкает альфа, потирая подбородок и продолжая другой рукой мять и без того болящую ягодицу.       — Какой это к лесной бестии комплимент?! Ты называешь норкой! — взрывается Тэхён, чуть двигается и закатывает глаза, потому что головка резко давит на самое чувствительное место.       — А что это ещё? Мне так и говорить? Окей, люблю ебать твою охуенную дырку, — широко раскрывает рот Чонгук, язык его уже волчий, длинный, а глаза… нет, не красные, пошлее некуда!       Омега тут же отворачивается, зачем он вообще начал этот бессмысленный спор? Воспоминания о первой их ночи и всём, что альфа тогда наговорил в домике у реки заставляют уши краснеть не меньше несчастного зада.       — Что? — тихо спрашивает Чонгук сверху, — Тэ? — и дотрагивается осторожно до его плеча, так и не получив ответа.       — Лисичка, всё хорошо? — омега приглушённо мычит.       — Начни меня уже трахать, пожалуйста, — он не привык просто лежать с членом в заднице и несомненно, это нереальный кайф, просто чуть сжиматься и чувствовать неподвижный крепкий, твёрдый ствол, аж язык высовывается от удовольствия, но оторвать ладони от алого, словно спелый томат лица и сообщить об этом, он не в состоянии. Но это обычно развлечение Энвера, которого узлом связали. Он не такой, нет, ему это вообще всё не нравится!       — Уверен? Ну ладно, — Чонгук пожимает плечами и делает первый, долгожданный толчок, его уговаривать сто лет не надо. Животное…