Take a chance on danger

Эндрю лежит лицом вверх на полу в квартире тренера, уставившись на царапину на потолке. Он удивляется тому, как она туда попала, ведь он никогда раньше её не замечал. Сегодня плохой день для Эндрю, но это плохой день по всем неправильным причинам. Обычно плохой день означает, что Эндрю может чувствовать нежелательные руки на каждом дюйме своего тела. Что даже прикосновение одежды к его коже — это слишком много, чтобы справиться с этим. В такие дни Эндрю не встает с постели. Он выгоняет Нила и Кевина из комнаты, сворачивается калачиком, аккуратно положив рядом ножи, и почти не спит. Но сегодня. Сегодня все по-другому. Сегодня плохой день по всем неправильным причинам, и это почти смехотворно, как бросать дротик в мишень и каждый раз промахиваться мимо центра. Почему Эндрю сегодня хандрит? Может быть, дело в его мучительном и беспокойном прошлом? Нет. Не совсем. Сегодня плохой день, потому что было слишком много хороших дней. И Эндрю, ну. Он не знает, как с этим справиться. Одна из первых вещей, которую Эндрю сказали в свете предписанных судом лекарств, заключалась в том, что они помогут ему испытывать эмоции, как обычно. Что, несмотря на то, что он был психопатом, встревоженным и вообще не в себе, его лекарства дадут ему счастливый второй шанс. Дадут ему возможность начать все сначала, чтобы быть лучше. Как будто это было так просто. Как будто Эндрю — это не мозаика, составленная из всех кусочков и трещин, которые с ним случались. Как будто каждое слово, прикосновение, мольба и непонимание не пережевывали его и не выплевывали осколки того, кем он является сегодня. Например, разрушение и насилие — это неусвоенное поведение. Как будто они просто прирожденная часть того, кто он есть. Когда Эндрю думает о своем лекарстве, он думает о страшных взлетах и горьких падениях. Он думает о лезвии на запястье, о крови в раковине, о маниакальных ухмылках и нежеланных руках на каждом дюйме своего тела. Он думает об облегчении Ники, улыбнувшегося, увидев Эндрю счастливым, и об усталости Кевина, когда он начал падать. Сидя на лекарствах, Эндрю тонул в водоеме, толстый лед которого удерживал его под поверхностью. Он колотился, чтобы его выпустили, чтобы оставить трещину, чтобы почувствовать что-то, что не было бы окутано манией и одето в широкие зубастые ухмылки. Потом был день благодарения и Истхейвен, и Эндрю совсем перестал принимать лекарства. Он снова был на суше. Промокший до нитки и дрожащий, когда все эмоции, которые он отчаянно хотел испытать за последние три года, ворвались в эту запертую дверь, обрушившись на него с силой торнадо. И он вспомнил, почему никогда не хотел чувствовать. Накачанный лекарствами, Эндрю мог рассчитывать на страх. Высота крыши. А потом — Нил. Что бы он ни чувствовал к Нилу, тогда это было еще туманнее. Окутанный облаком чего-то неприкасаемого — почти галлюциногенного. Интрига, притяжение. Слишком хорошо, чтобы быть правдой, слишком глупо, чтобы быть развлечением. Зуд под кожей — но хороший зуд — независимо от того, сколько раз он чесал его, он возвращался с удвоенной силой. Все эти ледяные голубые глаза, подрывные разговоры и непроницаемое отношение. А теперь… теперь это в некотором смысле похоже. Все еще слишком хорошо, чтобы быть правдой, и слишком глупо, чтобы быть развлечением, но это уже не неприкосновенно. Он прямо там, на расстоянии вытянутой руки, и по какой-то причине это почти хуже. Он может себе это позволить, если захочет. И… в том-то и проблема. Хотеть. Если Эндрю откажется от этого, он сможет еще немного поддерживать иллюзию, что неприкасаем. Если он проигнорирует это чувство — то, что так близко к счастью, — он сможет проглотить желчь, которая поднимется у него в горле при этом слове, при его значении: вымученные улыбки, страшные взлеты и падения, падения, падения. Эндрю просто не знает, что делать. Он думает о рыжеватых волосах, истинах, рассветах и ключах. Его разум — это гребаная железнодорожная катастрофа.       

***

Он не уверен, сколько времени провёл, уставившись в потолок, безучастный к миру, но его отрывает от своих мыслей безошибочно узнаваемый лязг ключей Ваймака, за которым следует тихое ругательство, когда он понимает, что дверь не заперта. Упс. — Миньярд? — зовёт Ваймак и тут же появляется в гостиной с невозмутимым выражением лица и скрещенными на груди руками. — Что ты делаешь на моем полу? — Я лежу здесь, тренер. Эндрю садится, и Ваймак щиплет себя между бровями. — Ты всегда был умной задницей, но Джостен определенно воздействует на тебя. — Это оскорбительно. Ваймак слегка фыркает. — Уберешься к чертовой матери из моей квартиры? Эндрю пожимает плечами. — Скорее всего, нет. — Тогда ты можешь хотя бы сесть на диван? Из тебя получается чертовски оскорбительный коврик для ног. — Принеси мне выпить, и я выпью, — говорит Эндрю, поднимаясь на ноги. Он забирается на диван и подавляет желание свернуться калачиком. Ваймак возвращается с бутылкой виски и двумя полными стаканами, Эндрю берет свой и тут же начинает жадно глотать. Ваймак наблюдает за ним и поднимает бровь, неторопливо потягивая свою порцию. — Я вообще хочу спросить, почему ты жрешь это, как воду? Эндрю сглатывает и радуется жжению в горле. Он вытирает рот тыльной стороной ладони и наклоняет голову. — Я думал о том же, глядя, как пьет ваш сын. Ваймак бросает на него унылый взгляд и делает большой глоток. — В том-то и дело, тренер. Теперь мы оба запиваем наши чувства. — Запиваем наши чувства? — повторяет Ваймак. — Так вот, что это такое? — Я никогда этого не говорил. — Конечно, нет. Эндрю снова наполняет и осушает свой стакан во второй раз, прежде чем поставить его на кофейный столик. Он закидывает ноги на диван, подтягивает их к груди и кладет подбородок на колени. Ваймак отрывает взгляд от настойчивого постукивания по телефону и косится в сторону Эндрю. Он стучит еще несколько раз и кладет телефон на кофейный столик. — Говори. — Ваше жалованье было повышено без моего ведома? — спрашивает Эндрю. — Насколько я понимаю, это не имеет к тебе никакого отношения. Ваймак пожимает плечами. — Когда ты вламываешься в мою квартиру три раза в неделю, это становится моим делом, малыш. Наступает короткое молчание. Ваймак терпелив, Эндрю отдаст ему должное. Он подтягивает ноги ближе к себе. — Полагаю, тебе больше повезет, если ты получишь ответы от Эндрю, сидящего на лекарствах. Я слышал, он был большим болтуном. Ваймак прищуривается, словно пытается разобрать слова Эндрю. — Был, — в конце концов, соглашается он. — Но, между нами говоря, мне больше нравится, когда он не употребляет наркотики. Он был настоящим наказанием. — Он был счастливее, — говорит Эндрю. Ваймак наклоняет голову. — А он был? Вовсе нет. — Это ты мне скажи, тренер. Ваймак делает еще глоток. — Эти лекарства убивали тебя. Эндрю сглатывает. Смотрит Ваймаку в глаза. — Возможно. — Ты собираешься поговорить с Бетси обо всем этом? Или с Джостеном? Эндрю не отвечает. — Ты должен, — продолжает Ваймак. — Он беспокоится о тебе. Это привлекает внимание Эндрю. — Держись от этого подальше. — Держись подальше от моей квартиры, и, может быть, я так и сделаю, — возражает Ваймак, а затем, вопреки своим словам, говорит: — Можешь спать сегодня здесь или можешь не делать этого. В любом случае, Нил уже в пути. — Ты сказал Нилу, что я здесь. Ваймак пожимает плечами. — Кто-то должен был, — он исчезает на кухне, и Эндрю слышит, как стаканы падают в раковину. Когда он возвращается, то уже с одеялом и кривой улыбкой. — Ты весь дрожишь. Эндрю выхватывает одеяло из его рук и оборачивает его вокруг своего тела. — Поговори с Нилом, — советует Ваймак, прежде чем скрыться в своей спальне, выключая на ходу свет. Эндрю ждет, пока щелкнет дверь спальни, и выдыхает. В такой темноте он ничего толком не видит, только красные блики от цифровых часов на полке. Решает, что так, может быть, и лучше. Он снова вздрагивает и плотнее закутывается в одеяло, секунду смотрит на бутылку виски на столе, размышляет, но потом решает не пить. Вместо этого закрывает глаза. Нил скоро будет здесь. Звук громких шагов, шлепающих по тротуару, эхом доносился из открытого окна. Эндрю не потрудился открыть глаза, чтобы проверить. Только Нил был бы настолько глуп, чтобы бежать всю дорогу сюда. Прошло всего несколько минут, прежде чем раздались два тихих стука в дверь. Эндрю открывает глаза и видит перед собой Нила, улыбающегося и капающего потом на деревянный пол Ваймака. — Привет, — говорит Нил. Как будто он пытается привлечь внимание Эндрю, как будто оно у него не всегда есть. — Ты бежал сюда. Нил смеется, слегка задыхаясь. — Тренер сказал, что это красный код. — Красный код, — повторяет Эндрю. — Бог знает, что это может повлечь за собой. — М-м-м, — напевает Нил, делая несколько неуверенных шагов к Эндрю, он зависает у дивана, и это осторожно, это раздражает. По кивку Эндрю он садится. — Он сказал, что ты имитируешь ковер. Эндрю сжимает челюсти. — Жаль. Любое хорошее предательство начинается с доверия. Нил снова смеется: сначала громко, потом тихо, как будто только что вспомнил, что они в полночь в гостиной Ваймака. Он наблюдает за Эндрю в течение секунды, в том смысле, который он определенно считает тонким, и Эндрю сдерживает желание сказать ему, чтобы он отвалил. — Хочешь прокатиться? Эндрю переводит взгляд на цифровые часы. — Сейчас двенадцать тридцать шесть. Нил пожимает плечами. — Ну и что? — Твоя последняя мозговая клетка бросила полотенце ? Завтра в пять мы отправляемся на игру. Нил скорчил гримасу, которую Эндрю ненавидел, и снова пожал плечами. — И что? — повторяет он. — Мы можем спать в автобусе. Ты бы все равно сейчас не спал, — и он бросает на Эндрю понимающий взгляд. Эндрю ненавидит его. Нил всегда знает. — Ты — боль для моих ушей. — А ты тратишь время на спор, который не выиграешь. Эндрю вздыхает, побежденный, поднимается с одеялом на плечах. — Тогда пошли. Нил улыбается, ярко и нелепо, когда они идут к двери. — Ты возьмешь это с собой? — он указывает на одеяло. — Расплата за предательство. Они добираются до парковки, и Нил ловит связку ключей, которую бросает ему Эндрю. — Я поведу машину? Эндрю бросает на него взгляд, который явно говорит: «Блядь, очевидно», и Нил улыбается. Они садятся в машину, и Нил выезжает со стоянки. На какое-то время в машине воцаряется тишина, нарушаемая только звуком двигателя и тихим гудением Нила. Эндрю опускает стекло, и его обдает холодным ночным воздухом. —… съел сегодня, да? Секундой позже он понимает, что Нил задал ему вопрос. Отрывает взгляд от окна, и Нил смотрит на него с плохо скрываемым беспокойством, написанным на его лице. — Хм? — Ты сегодня что-нибудь ел? Эндрю качает головой. — Мы могли бы пойти в закусочную? Эндрю сглатывает. — Колумбия. Машина сворачивает, когда Нил разворачивает ее и сворачивает на другую полосу движения. Эндрю моргает. — Ты сам попросил в Колумбию, — объясняет Нил. — Я так и сделал. А еще там был другой въезд. — Был, — соглашается Нил. — Почему Колумбия? Эндрю пожимает плечами, и Нил снова смотрит на него, наклоняет голову, как будто собирается настаивать на объяснении, но решает не делать этого. — Хорошо, Дрю. Короткая поездка в Колумбию наполняется еще большей тишиной, и когда они приезжают, Нил отпирает дверь дома. Они скидывают обувь, и Нил подходит к холодильнику, оценивая его содержимое. — Хочешь яичницу? — спрашивает он, встряхивая коробку. — Нет, если ты её делаешь, — говорит Эндрю и выхватывает яйца у него из рук. Он вытаскивает кадку с маслом и машет Нилу рукой. — Садись. — Ты уверен? — спрашивает Нил, снова зависая в воздухе. Эндрю не отвечает, и Нил принимает его уныние, дрейфуя к дивану. Эндрю слышит, как включается телевизор и переключаются каналы, пока громкая игра экси не заполняет пространство. Он закатывает глаза. Закончив готовить, он ставит тарелки на кофейный столик и садится рядом с Нилом на диван. Нил улыбается ему, и Эндрю замечает, что Нил слегка сдвигается, не желая вторгаться в пространство Эндрю. Это напоминает Эндрю, что Нил понятия не имеет, что все это значит, и почему он был таким отстраненным на прошлой неделе. Он, наверное, предположил, что у Эндрю плохой период или что-то в этом роде. Он кладет руку в пространство между ними и наблюдает, как Нил осторожно смотрит на нее, его глаза бегают взад и вперед между лицом Эндрю и его рукой, пока Эндрю это не надоедает, он хватает руку Нила и переплетает их пальцы. Нил улыбается своему тосту. — Хорошо? — спрашивает он с набитым ртом. Эндрю не отвечает, хмурится на секунду, достаточно долго, чтобы почувствовать, как рука Нила начинает убираться. Эндрю крепче сжимает ее. — Ты счастлив? Нил сглатывает. Он не выглядит удивленным вопросом, его внезапностью, он просто обдумывает его. Эндрю наблюдает, как в его голове крутятся шестеренки, как он прикусывает нижнюю губу. В конце концов, говорит: «Да». Эндрю кивает, он ожидал такого ответа. Не удивлен, что Нил рад, что Нил счастлив. — Это… — Эндрю начинает, потом останавливается. Он хмурится. Хотел бы он, блядь, просто поговорить. Нил терпеливо ждет. — А это легко? — Быть счастливым? Эндрю кивает. Беспокоится, что Нил может этого не понять. Нил придвигается чуть ближе. — Иногда это трудно, — признается он. — Знаешь, мне не суждено было зайти так далеко. Моя мама пожертвовала всем ради меня, а потом умерла, и… и я пошел против всего, за что она боролась. Значит, Нил все-таки понял. Конечно, он знает. Их «это» было построено на этом — всегда понимать друг друга. Это одна из самых сильных вещей, которые Эндрю когда-либо чувствовал. Определенно, самая важная. — Я не жалею об этом, — продолжает Нил. — Это дало мне семью и дом, но… иногда это трудно. Не чувствовать себя виноватым из-за этого. Эндрю снова кивает, свободной рукой убирает выбившийся локон со лба Нила. Нил закрывает глаза. Эндрю сглатывает. — Я думаю, что это похоже. Для меня. Нил открывает глаза, и они серьезны. — Да? — Да, — говорит Эндрю. — Я не создан для этого. Для счастья. Я никогда не рассматривал будущее, в котором это было бы возможно. Нил снова кусает губу. — Но? Эндрю вздыхает, кладет руку Нилу на шею. — Но иногда… бывают моменты, когда оно кажется таким близким, что его почти можно потрогать, — Эндрю качает головой. — Это глупо. — Это не так, — возражает Нил. — Это не так, — и его щеки слегка порозовели, хотя здесь не так тепло — может быть, это просто от разговора. Эндрю тоже чувствует тепло. — Ты ведь знаешь, что заслуживаешь этого? — Нил больше говорит, чем спрашивает. Он поднимает руку, чтобы зависнуть у лица Эндрю, и Эндрю кивает. Нил проводит большим пальцем по скуле. — Ты заслуживаешь счастья, — Эндрю усмехается, но Нил крепче сжимает лицо Эндрю, чтобы тот не мог разорвать зрительный контакт. — Я серьезно. Эндрю не отвечает — не может ответить, по крайней мере, пока. Он все это чувствует, а Нил — ну, да. Нил каким-то образом стал проклятием его существования и, возможно, лучшим, что когда-либо случалось с ним. Нил смотрит на него еще секунду, потом его взгляд скользит вниз, к губам Эндрю. — Да или нет? Эндрю тихо шепчет: «да», а потом Нил притягивает его к себе, и они целуются. Это мягко, но яростно, как будто Нил пытается сказать ему что-то через прикосновение губ. Может быть, послание. Обещание. Эндрю слышит его громко и ясно.       

***

«Лисы» проигрывают свою игру против «Катамаунтов» на два очка, и Кевин развязывает ад еще до того, как они добираются до раздевалок. Девушки быстро отделяются и направляются к своим, — умный ход. Джек, Рори и Логан пристыжены и ругаются, и между Кевином и Нилом происходит ва-банк—матч по крику на режущем французском языке, на который Ники и Мэтт смотрят с одинаковой настороженностью, в то время как Аарон упорно игнорирует всех и вся. Первокурсники выходят первыми, Джек ругается себе под нос, Логан плохо справляется с его умиротворением, а Рори плетется за ними с видом побежденного. Никки, Мэтт и Аарон следуют за ними, а потом Эндрю принимает душ, в то время как Кевин и Нил продолжают разрывать друг друга на части. — Это твой гребаный первокурсник, он не знает, что делает! — Джек, конечно, одно из наших слабых мест, но как насчет твоего новобранца? Риз тоже не очень-то преуспевает! Кроме того, твой парень на этой неделе дважды прогуливал тренировку, и если кто-то и виноват, так это он! Нил усмехается. — Если ты забыл, Эндрю сегодня вечером закрыл ворота. Он — единственная причина, по которой наш разрыв в очках был так мал, так что хоть раз возьми на себя ответственность и следи за своим гребаным ртом. Эндрю не знает, почему они все еще говорят по-французски, он здесь буквально единственный. Он тоже не совсем их понимает. Конечно, он может уловить странное слово, и он определенно слышал где-то там свое имя, что совершенно неудивительно. Он выходит из душа в облаке пара и оборачивает полотенце вокруг талии. Оглядывает ущерб: у Кевина вена вот-вот выскочит на лбу, а Нил смотрит в полусекунде от того, чтобы выцарапать его глаза. Неплохо. — Кевин, иди в душ. Кевин резко поворачивает голову к Эндрю, как будто забыл, что тот все еще здесь, готовый обрушиться на новую цель. Его ярость слегка колеблется от невозмутимого выражения лица Эндрю, и Кевин стоит на месте еще секунду, прежде чем понимает, что это бессмысленно, и уходит в душ. — Гребаный хер, — бормочет Нил, как только слышит, что кабинка закрывается, и Эндрю фыркает. Нил поворачивается на звук с легкой улыбкой, а затем его глаза оценивающе пробегают вверх и вниз по всему телу Эндрю. Выражение его лица быстро становится застенчивым, и он слегка краснеет, отводя взгляд. Это мило, а Эндрю ненавидит, когда Нил такой милый, тем более что сейчас он должен быть расстроен из-за него. — Я же говорил тебе не участвовать в моих битвах, наркоман. Нил криво улыбается. — Ты не говоришь по-французски. Ты понятия не имеешь, что я сказал. — Например, мое имя, — указывает Эндрю. — Это всегда очевидно, когда ты это делаешь. Твой голос меняется. Откровенно говоря, это отвратительно. — Тебе нравится мой голос, — бросает вызов Нил. — У меня кровь из ушей идет, — говорит Эндрю. — Душ. Ты отвратительно пахнешь. — М-м-м, — напевает Нил, на его губах играет легкая ухмылка, и Эндрю хочется затолкать его в шкафчики, дабы стереть это выражение с его лица. Вместо этого он швыряет в него свою грязную майку. — Эй! — Нил вскрикивает из-под майки, не потрудившись снять ее с головы, и, спотыкаясь, идет в душ. Эндрю закатывает глаза, упрямо подавляя ухмылку, растягивающую его губы. Кевин только один раз пытается продолжить спор в автобусе, но отступает под взглядом Эндрю. Обычно Эндрю оставлял эту пару драться, швыряя оскорбления туда-сюда, пока один из них, в конце концов, не сдавался, но он чертовски устал и, вроде как, хочет, чтобы Нил был рядом прямо сейчас. Не то чтобы он когда-нибудь признавался в этом. Нил, о котором идет речь, прислонился к плечу Эндрю, приоткрыл рот, тихо дышит и, по-видимому, не спит. Он утверждал это всего несколько минут назад — перед тем, как быстро заснуть. На свитере Эндрю осталось пятно слюны Нила, но он пахнет клубничным кондиционером, который Эллисон купила для него, и он доверчивый и теплый, и Эндрю хочет разлить все это по бутылкам. Он закрывает глаза и кладет голову поверх головы Нила. Его выдергивает из сна мягкий голос Нила, Эндрю просыпается и тут же напрягается. Его руки тянутся к нарукавным повязкам, прежде чем глаза распахиваются, и он расслабляется. Нил присел перед ним на корточки, легкая улыбка тронула его губы. — Сколько я проспал? Нил пожимает плечами. — Я тоже только что проснулся. Мы на последней остановке. Эндрю вытягивает шею, чтобы посмотреть, а на улице уже темно. Они останавливаются перед большой освещенной заправочной станцией, и автобус пуст, за исключением их двоих. — Устал, — бормочет Эндрю, и Нил делает лицо, которое Эндрю ненавидит: широко раскрытые глаза и мягкий рот. Как будто ему подарили щенка на Рождество, как будто он вне себя от радости только потому, что Эндрю в чем-то признается. — Можешь идти спать, — предлагает Нил. — Ники в любом случае принесет закуски. Я просто подумал, что ты захочешь сигарету. Эндрю качает головой и протягивает руку, убирая челку Нила с его лба. Нил наклоняется к прикосновению, как кошка. — Надо отрезать, — бормочет он. Эндрю наматывает прядь на палец. — В этом нет ничего ужасного. Глаза Нила расширяются, а затем он ухмыляется. — Тебе нравятся мои длинные волосы. Эндрю отпускает прядь и толкает Нила так сильно, что тот падает навзничь с того места, где сидел на корточках. Нил лишь восстанавливает равновесие и улыбается. — Все еще устал? Эндрю открывает рот, чтобы ответить, но его прерывает ужасное пение Ники, когда он забирается в автобус. Рори следует за ним на цыпочках, а вслед за ними появляется Аарон. — Черт возьми, вы проснулись! — Никки жалуется, когда видит их. Как будто его пение не разбудило бы их, если бы они уже не проснулись. Он драматично плюхается на свое место. — Я хотел сфотографировать вас обоих для инсты, — и он издает неприятный щелкающий звук камеры своим языком. Нил фыркает. — В следующий раз повезет больше. Никки тычет пальцем в их сторону:  — Я доберусь до вас однажды, просто подожди и увидишь. — Конечно, доберёшься, — ухмыляется Нил, а затем быстро ловит закуски, которые Аарон бросает в их сторону. Благодарно кивает. Эндрю наблюдает, как Ники тихо беседует с Рори, а Аарон разговаривает по телефону, пока Нил не машет перед его лицом пакетом конфет, загораживая ему обзор. Эндрю поворачивается к нему лицом и берет конфету, затем морщит нос от того, что Нил засовывает себе в рот. — Семечки, — говорит Нил с полным ртом, и Эндрю морщится, демонстративно запихивая себе в рот липкого червяка. Голоса девочек доносятся до автобуса, голоса Мэтта и Кевина, остальные первокурсники следуют за ними, а потом автобус заполняется. Ваймак делает подсчет голосов, а Эбби снимает куртку, чтобы Шина использовала ее, как импровизированную подушку. Мэтт бросает попкорн, а Дэн пытается поймать его ртом — Эллисон и Рене аплодируют каждый раз, когда она это делает. Кевин опускается на сиденье рядом с Аароном, и Аарон молча протягивает ему один из своих наушников. Это тепло, знакомо и осязаемо, и Эндрю ненавидит то, что ему это почти нравится. Он отворачивается от всех, упрямо прислоняется головой к окну и роняет пустой пакет на пол. Он больше слышит, чем видит, как Нил поднимает мусор и засовывает его в карман. — Дрю. Эндрю поворачивается к нему. Нил улыбается, потому что, конечно же, он улыбается. — Привет… — говорит он, и что-то похожее на нежность вспыхивает в груди Эндрю. — Что? — Эндрю отвечает, голос мягче, чем он намеревался, вроде как, он вышел вообще без наезда. — Просто хотел поздороваться, — ворчит Нил, и Эндрю закатывает глаза, проверяя, что за ними не наблюдают, прежде чем прижаться губами ко лбу Нила. Нил удовлетворенно вздыхает и устраивается в изгибе шеи Эндрю. Эндрю еще раз целует его в лоб и снова закрывает глаза.       

***

— Все, что я хочу сказать, это то, что если бы была ежегодная Судная ночь, я бы просто не бродил ночью по улицам. И мне все равно, что вы думаете! — О’кей, конечно, но что, если бы у тебя была защита? — Ники делает ставку: — Например, пистолет. Или… Не знаю. Эндрю. — Если бы у меня был Эндрю во время Судной ночи, то да! — Эллисон присоединяется: — Я бы вычистила все дерьмо из чистки. — Вот именно! Сегодня вечер кино, и, к всеобщему удивлению, выбор Ники оказался выигрышным. Это только оригинальный состав «Лисов» на сегодняшний вечер — они подумывали пригласить первокурсников на полсекунды, прежде чем весело отказаться от этого, — и поэтому они все забились в женском общежитии с закусками и напитками. Эндрю никогда не придирался к тому, что они смотрят, и его не волновало, что он может устроиться между подлокотником дивана и Нилом. Мэтт тычет пальцем в их сторону. — Ты бы убивал в Судную ночь, Нил? Нил задумчиво наклонил голову, поджав губы и слегка нахмурившись от вопроса. Эндрю вдруг очень захотелось пробить дыру в стене. — Не знаю, — пожимает плечами Нил. — Я имею в виду, я не понимаю, зачем мне это делать. Убивать людей не так весело, как это показывают в фильмах, — говорит он и выглядит немного смущенным, когда раздается коллективный стон. — Ты такая Дебби Даунер, — дуется Дэн. Однако Эндрю знает, что Нил имеет в виду именно это. Они разделяют схожее мышление, когда дело доходит до этих кровавых фильмов; преувеличенное насилие и нелепое использование оружия. Они видели слишком много настоящего, чтобы найти его хотя бы отдаленно умиротворяющим. — Даже если бы Эндрю захотел? — Ники делает ставку. Нил хмурится. — Почему вы все думаете, что Эндрю кровожаден? Серьезно, я убил больше людей, чем он. Ники очень агрессивно массирует лицо, а Эллисон усмехается. — Да ладно тебе, Нил. Это мило, что ты защищаешь своего мужчину, но даже ты можешь признать, что чистка и монстр идут рука об руку. Предлог для насилия? Законное насилие? Он бы так и сделал. Эндрю наблюдает за обменом репликами в каменном молчании, почти желая фыркнуть на всезнайку Эллисон, как будто любой из них знает его хоть в малейшей степени. Очень быстро он вспоминает, почему ему на самом деле не очень нравится находиться рядом с ними, что никакая фамильярность не может стереть ничего из этого. В этом нет ничего нового, но это никогда не становится менее раздражающим. Тем не менее, Нил кусает внутреннюю сторону щеки, как он делает, когда хочет что-то сказать, сдерживая себя от словесного разрыва кого-то в клочья. Эндрю видел это достаточно раз, и когда Нил делает так, это действительно не должно заставлять его желудок переворачиваться. — Это безумие, что вы, ребята, так говорите, — огрызается Нил, и вот оно. — Я хочу сказать, что вы буквально ничего не знаете об Эндрю. Вы предполагаете, что он будет активно убивать людей ради забавы, основываясь на чем? Тот факт, что он угрожал вам раньше, ребята? Вы когда-нибудь задумывалась хотя бы на долю секунды о том, что Эндрю может быть менее склонен сделать это, если бы вы, время от времени, затыкались нахрен? Может, попробуем? Среди них воцаряется ошеломленное молчание. Никки выглядит слегка испуганным: глаза широко раскрыты, пальцы играют со шнурками. Досадно, но Эллисон выглядит впечатленной: губы скривились, на лице появилась ухмылка, и она, несомненно, только что выиграла какое-то пари. Дэн и Мэтт демонстративно избегают смотреть Нилу в глаза— что, вероятно, к лучшему, а выражение лица Рене нейтральное, как у посредника. Кевин пускает слюни в бутылку водки, скорее всего, он вообще не прислушивался к разговору, но Аарон… — Нил прав, — говорит он. Ники драматично ахает, а Аарон хмурится в его сторону. — Вы все самонадеянны, это так раздражает. Кроме того, если ты повторишь первое, что я сказал, я убью тебя. У меня ген убийцы. Эндрю воспринимает это как намек на то, что пора уходить, не заботясь о том, следует ли за ним Нил, и с глухим стуком захлопывает за собой дверь, направляясь на крышу. Думает, вот почему он держит всех на расстоянии вытянутой руки. Думает, что он не предназначен для групповых вечеров кино, для сплочения команды, для того, чтобы быть другом, братом, двоюродным братом или бойфрендом. Думает, они не зря называют его монстром, а он никогда раньше не возражал. Думает, что он глуп, раз думает, что может быть кем-то способным на что-то другое. Теперь Эндрю дрожит, почти теряя самообладание, и это действительно беспокоит его. Он достает сигарету, закуривает дрожащими руками и немного успокаивается, когда затягивается. Снова чувствует подобие контроля. Прошло всего пять минут, прежде чем он услышал знакомые шаги позади себя, всегда намеренно громкие, лишь бы Эндрю не вздрогнул, и ему захотелось, чтобы Нил не был всегда таким внимательным. Нил забирается рядом с ним, неловко садится и начинает болтать ногами. Эндрю предлагает ему сигарету, но тот качает головой. Эндрю гасит свою собственную. — Сколько раз тебе повторять, Нил? Мне не нужно, чтобы ты меня защищал. — Знаю, — соглашается Нил. — Но я ненавижу это… — и он указывает на дверь, на остальных. — Ненавижу, когда они говорят о тебе так, как будто знают. — Мне все равно. — Ну, а мне нет! — огрызается Нил, и Эндрю поднимает бровь. Нил качает головой. — Они не могут так с тобой обращаться. Может быть, тебе насрать на себя настолько, чтобы что-то сказать, но мне, черт возьми, нет. — Нил. — Я просто… я просто хочу, чтобы они относились к тебе, как к человеку. Я имею в виду, они даже не пытаются, они просто… — и он снова злится, сжимая кулаки на коленях и дыша сквозь зубы. — Нил, — повторяет Эндрю. Нил поворачивается к нему, часть гнева исчезает с его лица. Их глаза встречаются, и он протяжно выдыхает. — Извини. Эндрю усмехается. — Лжец. Ты бы сделал это снова в мгновение ока. — Да, — бесстыдно признается Нил. — Я бы так и сделал. — Это не имеет значения, — говорит Эндрю и прикладывает палец к губам Нила, когда тот пытается вмешаться. — Мне все равно, что они обо мне подумают. — Но… — глухо, в отчаянии. — Заткнись, — перебивает Эндрю. — Твоего знания более, чем достаточно. Нил вздыхает, и Эндрю чувствует, как воздух касается его пальца. Он убирает руку, когда становится уверен в том, что Нил наконец получил сообщение. Нил кивает, сначала медленно, но потом твердо. — Хорошо? — спрашивает Эндрю. Нил отвечает не сразу, вместо этого он демонстративно протягивает руку, и Эндрю кивает, переплетая их пальцы. Нил поднимает их сцепленные руки, чтобы запечатлеть долгий поцелуй на руке Эндрю. Эндрю подавляет дрожь. Нил отводит их руки назад и, в конце концов, бормочет:  — Хорошо.