Новый эльф мистера Люциуса Малфоя

Вошедшая девушка-служанка сказала, что его зовет король. Люциус фыркнул и упал обратно в подушки, чем сильно изумил ее, но она вскоре тихо ушла. Он, конечно, подремал немного, но голоса все еще доносились с поляны, и он выглянул, с недоумением рассматривая веселящихся эльфов. — Да Темный Лорд по сравнению с вами ребенок… Взгляд его пытался найти украшенную короной макушку, но... — Почему ты отказался прийти? Люциус чуть не выпрыгнул в это же окно, разворачиваясь и зло плеснув на эльфа из чаши. — Я сколько раз тебя просил не подкрадываться? — Я не виноват, что человеческие уши слабы и не слышат легких эльфийских шагов… — Да-да, а еще все люди грязные свиньи. Зачем ты меня опозорил, Трандуил? Для чего это надо было? Я себе такого не позволял, черт возьми. Да и почему они смотрят на меня как на червяка, что это за отношение такое? Я хочу домой. Верни меня к семье. Эльф помолчал, как-то странно его рассматривая, пока Люциус умывался и быстро приводил себя магией в порядок. — Теперь твой дом здесь. И семья твоя тоже. Люциус обмер, оборачиваясь, ища в его глазах хотя бы намек на шутку. На очень дурную шутку. — Моя семья — это Драко. Ты — не моя семья, Трандуил. Это плохая шутка. И я уже отвечал тебе на твои предложения, я не люблю тебя и наложником не буду, остановись! Верни меня в мой мир! — У нас впереди вечность, полюбишь еще, — и эльф беспечно отмахивался от него, совершенно игнорируя то, что он ему говорил… — Трандуил, ты меня не слушаешь! Я и так ношу твоего ребенка, хватит! Ты можешь остаться тут, а я хочу вернуться к себе. — И ты зря кричишь и волнуешься, это вредно тебе и ребенку. — Так не заставляй меня кричать тогда! Люциусу очень хотелось запустить чем-то во владыку, что рассматривал его лицо, будто бы раздумывая о чем-то. — Я слышал что человеческие омеги, долгое время пребывающие без плотской любви, становятся нервными и истеричными. Теперь вижу, что это так. И не успел Люциус возмутиться такими намеками (да это просто камень в его сторону о том, что он не даёт владыке секса!!), как альфа шагнул вперёд, обнимая его, оказываясь так волнующе близко и подцепляя с плеч заклёпки, удерживающие мантию. — Я прикажу принести тебе нормальную одежду, нечего носить эти тряпки. И пока Люциус хотел уж было возмутиться, эльф накрыл его губы своими, сминая в поцелуе и заставляя мелко вздрогнуть в объятиях, когда его так крепко сжали... — Пре... прекрати! Трандуил! Эльф недоуменно и уже даже слегка недовольно взглянул на строптивца. Он сам говорил, что не разрешает себя касаться, вообще трогать себя, но его запах говорил об обратном. В конце концов, кто поймет этих людей, поэтому подхватив возмущённого Люциуса на руки, альфа опустил его на кровать, удерживая и дораздевая. — Что же ты... что ты делаешь? Люциус задышал чаще, прикрывая глаза, стоило эльфу лизнуть ставшими такими чувствительными соски и оставить засос на шее. — Я ничего не хочу... — Твое тело говорит об обратном. Пальцы альфы коснулись его члена, размазали по головке капельки спермы. Ничего, он смириться, несмышленый строптивец. Вон как его тело желает короля эльфов. — Ты почти готов ко мне. А говоришь, что не хочешь? — Слегка насмешливый голос прозвучал в ушах поплывшего Люциуса как последний голос разума. Если до этого он и пытался отталкивать от себя эльфа, будто знавшего, где у него чувствительные точки на теле, то теперь... Пальцы Трандуила легко погрузились в горячее нутро, осторожно развели нежные стенки, размазывая смазку омеги. Ещё чуть-чуть, и он будет в состоянии принять его. А там, может быть, и осознает, какое великое счастье ему выпало, и падёт уже наконец-то к его ногам, как и положено наложнику короля эльфов. Люциус был бы этому не рад: его держала память о Драко, хотя после последнего визита к сыну он не был уверен уже ни в чем и смирился с тем, что большая часть магов считает, что свое имя он давно смешал с грязью — так что, кажется, нечего стыдиться? Но смириться с тем, что для этих эльфов он "презренный смертный", как выяснилось, еще тяжелее. Потому он и противился, как мог. Впрочем, у Трандуила здесь, в лесу, где его могущество возрастало многократно (ведь эльфы привязаны к природе), было множество способов примирить своего строптивого избранника с новым статусом. Заклятьем "империо" он не владел, но умел насылать забвение и отводить глаза, так, что Люциусу казалось, что он идет по готическим строгим галереям вроде хогвартских, хотя в действительности ходы эльфийского дворца были похожи на кроличьи норы, и были по временам довольно грязны, а верхние залы — там, где сплетались тонкие ветви деревьев, чтобы образовать витые колонны и своды — к тому же еще и опасны. Так что он мог провести в приятном забытье половину жизни, но эльфийские чары временами развеивались, к тому же королю эльфов казалось, что тот на редкость хорош, когда злится, и становится особенно горяч. В общем, Люциусу было из-за чего злиться. Статус наложника подразумевал, что дети от него будут признаны законными (ведь полуэльфы отличаются редким здоровьем, красотой и умом, и могут выбирать путь смертного или эльфа), но сам он место законного короля/королевы не займет, и кроме него король волен завести себе еще хоть сотню таких же. Конечно, Трандуил таким заниматься не собирался: местные девы не потерпели бы соперника, а человечество пока еще не дошло до той степени развития, и эльфы с брезгливостью нанимали людей даже в слуги, не говоря о большем. Итак, Трандуил без труда удержал омегу на ложе, а потом тот уже и сам не спешил никуда сбежать: наверное, понял, что в хитросплетениях коридоров быстро заблудится. Когда надо, король эльфов мог быть строгим и достаточно властным, и омега, зачарованно глядя на него, покорялся исходящей от широкоплечей высокой фигуры силе. — Ох, Мерлин, будь проклят тот день, когда я решился завести эльфа экзотической породы, — Люциус выгнулся, невольно поднимая спину, чтобы Трандуилу было удобнее подхватить его. Эльф оценил этот покорный жест и, разведя его бедра, погрузил пальцы в его лоно. Ответом был сладкий стон — омега дрожал от возбуждения. "Не медли", — говорило его тело, и эльф снизошел к этой просьбе. Вскоре он брал его — не грубо, но уверенно, размеренными сильными движениями — и по залу разносились влажные мягкие звуки шлепков, с которыми он имел его. Люциус, чувствуя, как его трахают, стонал на взгляд Трандуила еще слаще, — ну как здесь не искусать его всего и покрыть его грудь и шею засосами, этими красными цветками страсти? Вот он и старался. — Вот видишь, — увещевающим мягким тоном обращался к нему эльф. — Так куда правильнее. Ты станешь спокойнее, покорнее... Смертные отличаются мятежным нравом, но в твоем положении это лишнее, так что забудь о прежних притязаниях. Его рука опустилась на бедра омеги, затем огладила его небольшой, но явственно выступающий животик, любуясь его новыми размерами. — До чего ты хорош, знал бы ты, — продолжал шептать эльф. — Близость с эльфом дарит долгую молодость и красоту, так что только глупец может противиться такому счастью... Несколько грубых — если бы Люциус не был так растянут — движений назад и вперед сменились плавными и долгими. Чередование темпа могло свести с ума любого, а Трандуил проявлял эльфийскую неутомимость и жаждал продемонстрировать все грани собственных умений, так что ему было жаль, что смертный оставался слабоват и скоро достиг пика удовольствия. Слышно было, как он тихо вскрикнул. Лоно сжималось в преддверии оргазма, и Трандуил через несколько мощных движений, когда сжавшиеся стенки стимулировали его особенно сильно, кончил сам. Омега мелко дрожал, серые его глаза закатились. Трандуил оглядел его со смесью снисходительности и любви и укрыл накидкой, после чего ненадолго лег рядом, нашептывая на ухо, как хороша будет их жизнь здесь. Но наутро вредный омега, на взгляд Трандуила, ни проявил ни доли благодарности. Эльф прислал ему новое одеяние — зеленоватое, с вышитыми на нем цветами, но тот все равно втиснулся в прежнюю рубашку и мантию, и довольно потешно с точки зрения эльфа злился сам на себя, оттого что положение его было заметно и все кругом относились к нему соответственно. Сырую крольчатину есть он снова не стал, зато заработал долю уважения, достав палочку и разведя огонь одним ее взмахом. Несмотря на то, что Трандуил всячески намекал ему, что лучше бы остаться в покоях, как максимум — уйти в покои к девушкам и заняться вышиванием — тот спустился вниз и обошел хозяйственные постройки, где эльфы держали своих коней и собак, не переставая при этом ворчать себе что-то под нос о том, что "даже у Уизли дом выглядел ухоженнее". Однако, были и хорошие моменты. Например, Люциус восхищенно замер, рассматривая коней и цокая языком, будто знаток. Поднес одному из них в небольшое стойло сена, даже погладил одного из особо сговорчивых красавцев, приговаривая ему ласковые слова. "Трандуил бы удавился сейчас от зависти", — вдруг подумалось Люциусу, и эта мысль его тоже изрядно позабавила, учитывая, что от короля он в основном отбрыкивался, а уж увидеть улыбку на его лице королю и в принципе не светило. Сейчас, по крайней мере. — Адан, тебе здесь опасно находиться. Люциус поморщился, будто бы выпил кислого вина. — Почему же? —Он осмотрел невысокого, может быть, еще юного эльфа, что зашел в конюшню. Хотя по этим эльфам никогда не поймешь, сколько им лет. — Что такой неразумный, как ты, можешь понимать в лошадях, в их беге и стати? "Вот задавака! Да у Малфоев всегда были лучшие лошади!" — подумал Люциус. Возмущению Люциуса не было предела. Даже желание не подтверждать слухов не особо сейчас волновало его, так что…. Так что конюшему была прочитана долгая лекция на тему того, как отличить прекрасного коня от дурного, как их кормить и как вообще следует себя вести в приличном обществе, к которому этот эльф явно не принадлежит. И все бы ничего, но… негодный эльф рассмеялся. — Кажется, я обидел тебя? — Да вы меня все не радуете, знаешь ли, — буркнул омега, отворачиваясь. Общество одних коней ему нравилось куда больше. — Разве эти леса не чудесны? Почему ты так расстроен? Владыка оказал тебе милость, что взял тебя сюда. Для аданов сюда вход воспрещен. — Знаешь, твой владыка принес меня сюда из другого мира. Там, где эльфов нет. Вы вымерли. Ушли в ваше Светлое Море или как-то так. Да и владыку вашего я нашел случайно, когда искал себе слугу. Так что путешествие сюда для меня не особое благо, учитывая, что в этом мире мои соотечественники жгут угли, а вы настолько высокомерны, что смотрите на меня как на дикую лесную зверушку. Я помру тут от тоски… Он уткнулся в морду светлому коню с бархатными глазами, ищущего у него что-то вкусного и фыркающего в пустые руки. — У тебя хлеба нет? — Хлеба? — Лепешки. Вашей, такой белой. — Лембас? — Да хоть как ее назови, так есть? Надо было видеть круглые глаза эльфа, когда он вытащил из походной сумки остатки лембаса, а дурной смертный скормил его коню, да еще и приговаривая будто бы ребенку, какой он хорошенький, да славный. — А ты можешь меня провести по окрестностям? Я вообще могу взять одну из этих лошадей ради поездки? — Но там пир и Владыка… Ты не хочешь пойти к нему? Люциус покачал головой. Куда угодно бы, лишь бы подальше от него и его придворных. Эльф помедлил, но кивнул, помогая Люциус запрячь коня и удивленно глядя на него, когда Люциус взмыл в седло одним отточенным прыжком, направляя коня прочь из конюшки. Люциус же позволил себе болезненную гримасу только в дверях, когда эльф остался позади. Хорошо еще, что он какое-то время после продажи конюшни тренировался отдельно, и не подрастерял свои навыки. Опозориться хрустевшей спиной и коленом вообще не хотелось. Впрочем, поводья он отпустил, давая коню медленным шагом идти по ему известным тропинкам, любуясь видами. Настырная песня эльфов стала тише и перестала тревожить его сердце непонятным напевом, став всего лишь фоном. — О чем они поют? Поравнявшийся с ним спутник сразу понял, о чем он. — Об ушедших. О светлой скорби и о том, как мы будем скучать. О том, как прекрасен мир вокруг. Тебе не нравится? — Нравится, просто… так становится тоскливо, когда слышишь ее близко. — У тебя кто-то остался там, в твоем мире? Ты скорбишь о их потере? — Сын. Жена. Жена сына. Вся моя семья там, конечно, я скорблю. — Но тогда бы ты не перешел в этот мир. Ты уже попрощался с ними, где-то там, в глубине своего сердца. Поэтому Древние позволили тебе прийти с нашим Владыкой. Ты забудешь их, сейчас твоя скорбь еще сильна, поэтому песня тревожит тебя. Но совсем скоро все изменится. И оставив ошарашенного Люциуса обдумывать эти слова, эльф слегка подогнал коня, чтобы ехать впереди и показывать дорогу. Они ехали в тишине до самой опушки. Там эльф остановился, давая Люциусу полюбоваться на восходящее солнце, что было не так видно в самой чаще, а еще давая напиться из родника и попоить коней. В утренней росе и тумане тут было особенно красиво, пусть и не особо далеко можно было рассмотреть все. — Скажи мне, у вас есть библиотека? — Свитки и книги? — Да. Раз уж я застрял тут с вами, хотелось бы выучить язык. Я не привык к тому, что не понимаю окружающих. — Это сложно для смертного, да и зачем тебе? Разве Владыка не говорит с тобой на твоем языке, да и мы знаем людское наречие. — Но оно некомфортно для вас. Даже то, как ты говоришь, показывает это. Да и надо же мне чем-то заниматься. — Займись вышивкой. Девушки прядут, собирают цветы, зелья. Ты же омега. — Я маг, боевой маг, черт возьми, аристократ и правая рука Темного Лорда, от которого дрожал весь мир! Я не буду заниматься вышивкой! Тут уж терпение Люца лопнуло и он снова вернулся к коню — он его успокаивал, в отличие от бесящего эльфа. А он знай смеется себе. — Я покажу тебе хранителя свитков. Но ты можешь попросить и у Владыки научить тебя. — Не хочу у него ничего просить. — Гордость людская не имеет границ… — Что? — Ничего. Тут рядом поляна с земляникой, хочешь пособирать? Поразмыслив, Люциус согласно кивнул. Сырое мясо, вода и морс — это вам не особый разбег для деликатесов. Так что еще минут двадцать, он собирал землянику в сумку эльфа, предварительно у него отобранную. И столько же они возвращались обратно, пока Люциус ел по одной ягодке прямо из сумки. Его спутник от ягод отказался, так что даже совесть его ничуть не мучала. — Ты говоришь о гордости, но, между прочим, ваш владыка ничуть не лучше... если не хуже. Даже не соизволил проинформировать меня о своих планах! Можно сказать, взял и похитил! И удерживает насильно! Эльф эту возмущенную речь выслушивал с лукавым огоньком в глазах, и только под конец, когда наглый смертный позволил себе об его дорогом владыке совсем уж нелицеприятные высказывания, возмутился: — Как ты можешь! Владыка мудр и добр, и не сделал тебе ничего дурного! — сказал эльф и добавил с неподдельной печалью: — Ты неблагодарен. Люциус тоже был огорчен. В самом деле, спорить с эльфом! Учитывая, что все они здесь относились к "дорогому владыке" с благоговением, чуть не молясь на него, и вовсе наивно. Ругать оставалось, как всегда, лишь себя самого.