он был красивый, а я влюблен.

2012, март. Красивый. Красивый Ваня красиво бегает, красиво бросает мяч в корзину, над головой поднимая руки, делая красивое движение обворожительно тонкими пальцами. Он попадает в корзину, и у парня подрагивают уголки губ, превращаясь в улыбку. Серёжа не пялится в открытую, но поглядывает украдкой, искоса. Кто вообще мог бы выглядеть так красиво на уроке физкультуры? Все обычно потные и с красными лицами, с дикой одышкой они только лишь думают: «Да когда ж это закончится?» ждут, когда уже пройдут эти несчастные сорок минут. И только Ваня с испариной на лице и раскрасневшимися щеками выглядит привлекательно. И черт, Серёжа чувствует, как его глаза, все время смотрящие на Ваню и следящие за каждым его действием, начинают болеть. Слишком долго смотрит. Непозволительно долго. Он утыкается обратно в телефон. Но через несколько секунд Ваня вновь приковывает взгляд. Ваня не замечает — слишком, наверное, увлечен, а вообще может и не в этом дело, потому что не замечает взгляда Серёжи он вообще никогда, не только на уроке физкультуры. Встретиться с ним и поболтать можно только, когда они вместе курят. И разговаривают ни о чем — ну, надо же хоть о чем-то разговаривать. Серёжу это раздражает. Раздражает, что он рядом с ним постоянно говорит о пустяках, о дурацких мусорных темах, заполняя образовавшуюся тишину очередным глупым разговором, который ни к чему не приведет. Покурят вместе и разойдутся. Серёжа, помнится, месяц назад пришел домой, включил компьютер и, зайдя на страничку Вани вновь, увидел, что тот добавил его в «друзья по школе». Надо же. Друзья, но только по школе, и правда. Даже скорее «друзья по курению на заднем дворе школы». Вот такая вот хуйня. Серёжа снова не взял форму и, безразлично восприняв новость о двойке за урок, вернулся в раздевалку — там на удивление никого не было, и он сегодня единственный такой «балбес и трутень», как утверждает учительница физкультуры, с чем он не может не согласиться, который прогуливает физкультуру в очередной раз. В журнале красуется ряд двоек, но как-то плевать. Он заходит в раздевалку, там, кстати, не воняет, потому что окошко открыли и можно вроде как спокойно отсидеться, не получив мячом по голове, если сидеть на скамейке в зале. Вещи пацанов развешаны, у кого-то раскиданы по всей раздевалке. Взгляд цепляется за рубашку Вани. Парень знает, что она точно принадлежит объекту его любви, потому что Серёжа в очередной раз украдкой поглядывал на него в раздевалке. Серёжа сверлит взглядом его белую рубашку, повешенную на крючок, где-то внизу, на скамейке, аккуратно сложен черный кардиган Вани и такие же черные потертые джинсы, но рубашка привлекает больше внимания. Серёжа долго не думает и подходит, вдыхая запах белого воротничка. Да, это его запах, смешанный с парфюмом, который он так любит и которому не изменяет — всегда от Вани пахнет так приятно. Серёжа вдыхает запах воротничка еще раз — этот воротничок соприкасался с шеей Вани, и, о боже, эти мысли снова лезут в голову Серёжи. Он уже давно перестал их стыдиться, он просто их скрывает от других, не от себя. Он ими уповает. Потому что они — все, что у него есть, и, вероятно, большего ожидать не стоит. Ваня красивый. Серёжа отшатывается назад, садясь на скамью, темнота раздевалки его окутывает, и только свет в окне напоминает о существовании этого мира. Когда Серёжа с людьми, он отвлекается на пустую болтовню, даже, можно сказать, на постоянную непрерывную болтовню, лишь бы не слышать собственных мыслей, потому что они совершенно ему надоели — как заевшая пластинка: раз за разом одни и те же тревожные мысли. Отрезвляющая реальность, беспросветная тьма, но он знает, что они — чистая правда. Когда Серёжа один, они окутывают его с головы до ног. Он откидывает голову назад, встретившись со стеной, он вдруг понимает, что окончательно поехал — нюхал рубашку своей неразделенной любви. Серёжа закрывает глаза, вспоминая его. Воротничок соприкасается с тонкой кожей Вани — и спустя мгновение уже рубашки нет, есть только горячий язык Серёжи, облизывающий его шею вдоль, поднимающийся вверх. Серёжа чуть прикусывает его подбородок, и Ваня дрожит в его руках. Серёжа трогает своими ручищами его голую спину. Когда они три раза в неделю находятся в раздевалке, ему все же удается постепенно изучить спину Вани: по ней рассыпаны родинки, и на плечах тоже их множество, и даже есть алые, маленькие точечки, черт, да, он изучил ее настолько. Серёжа кончиками пальцев проводит по спине вдоль вогнутого позвоночника, и Ваня прогибается, льнет ближе к сильному телу. Ваню укутывают крепкие руки, сгребают в охапку, и вот он весь прижат к Серёже. Он утыкается в шею Вани, — она пахнет, как воротничок его рубашки — рука спускается вниз, хватая худые ягодицы. как же здорово как же хорошо как я люблю чувствовать тебя исследовать тебя руками своими прижмись к моему телу мне не хватает мне правда не хватает давай прижмись еще пожалуйста кажется я недостаточно чувствую тебя своим ваня мне нравится твоя кожа и родинки твои на спине и Серёже представляется лицо Вани с полузакрытыми глазами и подрагивающими ресницами — он не полон умиления, он полон совершенного благоговения. Перед глазами эта его крупная родинка над губой, Серёжа сумасбродно целует ее и облизывает. Продолжает мять его ягодицы, как же хочется еще больше, еще больше любить, еще ближе к телу и еще больше чувствовать его, как же- Раздается звонок на перемену, и парни гурьбой забегают в раздевалку, наводя суету. Серёжа открывает глаза, оглядываясь на рубашку, — вроде бы на месте и осталась такой, какой висела до этого инцидента, парень судорожно выдыхает. Раздевалка наполняется шумом, разговорами и отборным матом, хотя минуту назад она была сплошь наполнена мыслями Серёжи — совершенно неприемлемыми и противными, если о них узнает Ваня. — О, Серег, покурим? — останавливает его Ваня. У него волосы от испарины немного прилипли ко лбу, и на голове какой-то вихрь. Ваня, совершенно не стесняясь, в это время снимает майку — ну, а чего ему, собственно, стесняться-то. Ваня живет с абсолютно лживым представлением о мире, где они с Серёжей «друзья по школе» и такие себе собеседники на пять минут. Но это только проблемы Серёжи. — Давай покурим, — пожимает плечами он. Они надевают куртки, весенний воздух ударяет в лицо. Ваня улыбается — приятная прохлада охлаждает его разгоряченные щеки. За парнями никто не увязался вместе покурить, как это частенько бывает, и Серёжа ревностно может отхватить кусочек внимания Вани к своей скучной персоне. Это приятное чувство, приятнее, чем долгожданный весенний воздух. Они курят и разговаривают о всякой хуйне, как думает Серёжа, но не говорить о ней он не может — просто не знает, как к Ване подступиться и спросить о чем-то ином, например, о личном — он об этом совершенно не любит распространяться, хоть и многие пытаются узнать, кому же все-таки так крупно повезло. Серёжа смотрит в его блестящие глаза, иногда пропадает, переставая следить за разговором, уходит в себя, но пытается возвратиться. Ваня шмыгает носом и выдерживает паузу — Сережа мигом это подмечает, напрягаясь. Настигает тревога. — А, Серег, я тут хотел спросить: ты хочешь со мной о чем-то поговорить? — В смысле? — Сережа недоумевает совершенно искренне. И к чему он клонит? Коленки подгибаются. — Иногда ты на меня долго смотришь, я просто подумал, вдруг ты хочешь привлечь как-то внимание и поговорить со мной о чем-то, но не решаешься. Сережа деланно усмехается: — А с чего бы мне становиться таким стеснительным и не решаться о чем-то заговорить? Ты что, меня не знаешь? Ваня поджимает губы: — Да в том-то и дело, что не знаю. Ты ведь всегда так много болтаешь и шутишь, но понятно же, что это все так, для вида. Ради кого ты притворяешься? «Ради кого ты притворяешься?» — гулко отдается в сердце Серёжи, его ответ: «Ради самого себя». Ваня об этом не должен знать. Ваня вообще ни о чем не должен знать, они просто друзья, которые курят на переменках. — Ты в психологи заделался? — не услышав ответа, Серёжа продолжает: — Слишком много личных вопросов от тебя сегодня. Мы же с тобой просто друзья по школе. Ваня сводит брови. Кажется, здесь заканчиваются их обычные отношения — и начинается личное. А им такое недоступно, это слишком, это не то. Если идти напролом — Ваня чувствует — и лезть ему в душу, ничего не будет как прежде, и этой приятной компании в лице веселого лохматого парня, который вечно превращает абсолютно любой пиздец его жизни в шутку, тоже не станет. Там, за пределами, какая-то жуткая нарывающая рана, и Ваня только зря пытается ее расковырять. — И ты тоже, Ваня, не очень-то открытый парень, — говорит Серёжа. Бросает окурок, руки прячет в карманы и смотрит в упор на Ваню. У того глаза такие понимающие, постоянно он в душу смотрит, как же заебало. Ваня вдруг улыбается: — Ладно, — пожимает плечами. — Твоя взяла. Но знаешь, может, я намекаю на то, чтобы стать не только друзьями по школе, — в этот момент у Серёжи сердце пропускает удар, — а пообщаться побольше и… быть более открытыми друг с другом, что ли. Серёже почти хочется смеяться. В их случае это просто была бы фатальная ошибка, полнейший проеб и — Ваня, я, конечно, люблю тебя, но ты не знаешь, о чем говоришь. — Ну, допустим, — говорит Серёжа, сам не понимая, зачем он это сказал. — Давай ты начнешь, — внутри просыпается и подступает к горлу какая-то непонятная злоба и обида. — Хм, — секунду думает Ваня. — Вот у меня девушка появилась. Я об этом мало кому сказал, а тебе сказал вот. Улыбается. Ах, блять. Как же прекрасно. Просто великолепно, Ваня. Из всей личной информации о себе ты поделился именно этой. Сережа выдыхает, в голове сплошной шум, от злобы будто кровь кипит, но он натягивает улыбку — да ему ж не впервой — и говорит: — Рад за тебя.