Когда сердца бьются в унисон

      Август выдался жарким и невероятно душным. Палящее солнце не унималось ни на минуту, даря отдых только по ночам, когда жестокое светило скрывалось за горизонтом. Но в последнюю неделю температура неожиданно упала на несколько градусов, подарив возможность просто наслаждаться теплым летом.       Мы с Питером лежали на диване в гостиной, наслаждаясь легким бризом, крадущимся сквозь приоткрытую дверь балкона. Поначалу мы болтали о всякой ерунде, но Питер все чаще тер глаза и терял нить разговора. Я поднялась на локте и заглянула ему в лицо.       - Питтс, милый, все в порядке?       Он улыбнулся рассеянной улыбкой.       - Да, просто меня так сильно клонит в сон, хотя даже солнце не село… Не могу понять, почему.       Я устроилась у него на груди, Питер обнял меня.       - Может, поспишь тогда? Ночью придумаем, чем заняться.       Он усмехнулся, но ничего не ответил. Прошла буквально пара минут, как я услышала его ровное спокойное дыхание.       Сработало.       Аккуратно выбравшись из его объятий, я заглянула ему в лицо. Оно было абсолютно расслабленным и умиротворенным. Я отчетливо увидела, как темна кожа вокруг его глаз от недосыпа, и это было особенно больно. Когда же пройдет эта темнота? Я наклонилась и поцеловала его в лоб.       Не волнуйся, любовь моя, сегодня она заплатит за твои страдания.       Я встала. Надо спешить, не знаю, на сколько хватит действия снотворного. Но я позволила потратить себе еще немного времени. Зайдя в спальню, я взяла одну из своих тетрадей, вырвала листок и быстро набросала записку.       «Питтс, если ты это читаешь, то значит, что я отошла в магазин. Я ненадолго, скоро вернусь. Телефон у меня с собой, можешь проверить. Люблю тебя».       Я переоделась в спортивные штаны и толстовку. Волосы забрала в хвост. Главное - не оставлять лишних следов. В шкафу я взяла заранее подготовленный рюкзак. Топорик на месте, раскладной нож тоже, сменная одежда… Нож отправился в карман толстовки. Перчатки и многоразовая черная маска – в другой карман. Я сняла оба своих кольца и серьги.       Никаких следов.       Готовая, я вернулась в гостиную и положила записку на журнальный столик. Не думаю, что это его обманет, но совсем ничего не оставить я не могла. Не хочу, чтобы он решил, что я его бросила. Я тихо затворила за собой входную дверь.       Это была многомесячная кропотливая работа, проделанная под самым носом Питера, что само по себе довольно сложное мероприятие. Самой первой и самой сложной задачей было узнать ее имя, потому что Питер отвратительно относился к своим документам и хранил их в совершенно хаотичном состоянии, если вообще хранил, а его самого спрашивать я не хотела. Я даже не была уверена, что смогу найти какие-то документы, и еще меньше я была уверена, что там будет имя лечащего врача. Но мне удалось это выяснить. Лора М. Вудс, как оказалось, не самый плохой психиатр с двенадцатилетним опытом работы. Специализируется в основном на шизофрении и МДП. Странно, что Питер попал именно к ней. Вернее, попади он к ней сейчас, то это было бы логично, но тогда его состояние скорее смахивало на депрессию.       43 года, мать двоих детей, замужем.       Жаль, что дети останутся сиротами, а муж - вдовцом.       С апреля я занялась выяснением ее распорядка дня. После истории с Сарой, я поняла, что нельзя больше медлить: все всегда может поменяться в самый неожиданный момент. Доктор Вудс могла уволиться, переехать или пропасть из моего поля зрения миллионом возможных способов.       А эта сука безнаказанной не уйдет.       Но я позволила себе потратить еще несколько месяцев на сбор информации. Эта работа стоила всех возможных усилий, видимо, запаса везения на всю мою оставшуюся жизнь и задействования внушительного (не буду скромничать) интеллекта. Проследить за ней труда не составило, она работала в одной конкретной клинике и нигде работу не совмещала. Гораздо сложнее было скрыть все мои действия от Питера. Я не хотела ни под каким видом втягивать его, это - мой личный подвиг во имя любви к нему. Да и он достаточно намучился из-за этой твари.       Я села в фургон и завела мотор. В этой вселенной у меня нет водительских прав, да и в старой мои навыки вождения оставляли желать лучшего. Но, думаю, того, что есть, хватит для осуществления плана. Главное – доехать до города, где находится клиника, это час езды.       Будет совершенно по-идиотски, если меня остановит полиция и я просижу за решеткой за вождение без прав.       Я старалась не гнать, но все равно спешила. Сегодня она должна была задержаться, в конце каждого месяца она практически всегда задерживается. У нее была максимальная загруженность расписания, судя по информации на сайте клиники, значит, задержится. На втором этаже клиники прямо под окнами есть карниз, по нему я смогу пробраться к ней.       Безумие, чистое безумие! Убить врача в его же собственном кабинете?! Но мне бы не хватило ни силы, ни опыта вывезти ее куда-то так, чтобы не оставить следов. Согласно отчету службы безопасности, который мне с трудом удалось отыскать, в кабинетах этой клиники камер нет, как и вокруг территории. Они есть только над главным входом, в холлах и в атриуме.       Ах, да, еще на парковке. Фургон придется бросить где-то подальше.       Так что с этой точки зрения ее кабинет, как ни странно, был идеальным местом. Надеюсь, она не бросила привычку приоткрывать окно, в противном случае, у меня будут проблемы: согласно все тому же отчету, эти окна не бьются, а стеклореза у меня нет.       Доехала я без происшествий, не встретив по дороге ни единого полицейского. Я припарковалась во дворе жилого дома примерно за квартал от клиники. Хорошо, что уже стемнело. Я откинулась на спинку сиденья, чтобы унять сердцебиение.       Я собиралась сотворить что-то аморальное, противоречащее всем нормам гуманизма. И в то же время я собиралась отомстить за боль любимого человека. Странно: гадкое чувство удивительным образом смешивалось с чистым и нежным чувством любви и привязанности. Интересно, когда Питер убивал из любви ко мне, он чувствовал то же самое? Я достала телефон. Никаких уведомлений или звонков. Надеюсь, Питер спит, а не мчит сюда на всех парах. Я убрала телефон и ключи от квартиры в бардачок и вышла из машины.       Когда я подошла к клинике, было уже очень темно. Идеально, меньше шансов, что хоть кто-то меня заметит. На втором этаже горело только два окна. Это плохо, значит, она в здании не одна. Надо будет действовать тихо, не хочу убивать свидетелей. Войти через ворота я бы не смогла, не попав на камеры, так что я решила лезть через забор. Надев маску, перчатки и накинув капюшон, я вскарабкалась на него. Зачем ставить забор, если у вас даже камер по периметру нет, тем более сетчатый? Любой неподготовленный идиот может залезть по сетчатому забору. После того, как я перелезла, я тихо подбежала к стене здания.       Карниз достаточно сильно выступал под окнами второго этажа. Отлично, значит, я смогу по нему передвигаться. Я поискала глазами пожарную лестницу, она должна здесь быть.       Вот и она, рядом со вторым горящим окном. Надо осторожно, но, если что, смогу посмотреть, кто там.       Подойдя к лестнице, я задумалась. Можно ее выдвинуть, но она наверняка создаст кучу шума.       Стоп, а она разве не закреплена? Чтобы не выдвигаться просто так?       Я напряглась и прыгнула как можно выше. Кое-как зацепившись за выдвижной край лестницы, я ухватилась за него двумя руками. Запоры, на которых он держался, скрипнули, но выдержали мой вес.       Не выдвинулся, прекрасно.       Раскачавшись, я сумела зацепиться ногами за лестницу и перехватиться поудобней. После некоторой возни, мне удалось забраться на лестничную площадку. Надо отдышаться, а то адреналин уже начал поступать в кровь. Не хочу наделать ошибок из-за этого.       Отдышавшись, я поднялась по лестнице до уровня карниза и перебралась на него. Лестница скрипнула под ногой неприятным железным звуком. Черт, надеюсь, не очень громко…       Я стала аккуратно идти боком по карнизу. Хорошо, что здание серое, иначе меня было бы очень хорошо видно. Подойдя к первому окну, я аккуратно заглянула в него. Сквозь жалюзи я увидела седого тщедушного мужчину, сидящего за компьютером. Другой врач, судя по всему… Тоже, видимо, занят работой. Можно, конечно, рассчитывать, что он старый и не придет ей на помощь, но убийство – не та ситуация, где можно полагаться на предположения. Хорошо бы его вырубить, конечно…       Я переборола себя и двинулась дальше. Он работает в клинике, где лечат людей с душевными расстройствами. Не факт, что он не услышит мою возню с окном и не нажмет тревожную кнопку. Тем более, у него жалюзи, а они обычно очень шумные. Мне не нужны лишние проблемы, я и так очень сомневаюсь, что это убийство сойдет мне с рук.       Вот и ее окно. Приоткрыто, как и должно быть. Я заглянула: сквозь тонкую шторку было видно ее силуэт за столом. При виде нее в груди стал расползаться яд.       Не сейчас, тебе нужна холодная голова.       Я услышала звон и вздрогнула так сильно, что чуть не сорвалась с карниза. Но звонил не мой телефон, конечно же.       - Алло?       Она взяла трубку и немного откинулась на спинку стула.       - Да, привет. Нет, опять на работе. Этот козел тоже здесь сидит и караулит. Да, представляешь, предъявлять мне претензии, что я не заполняю карты! Конечно, я заполняю…       Пока она говорила, я медленно открывала окно. Надеюсь, шторка приостановит поток воздуха, и она не сразу поймет.       Она продолжала рассказывать, какой она превосходный специалист, и как ее угнетает такое отношение руководства. Тем временем, я достала топорик и аккуратно залезла в кабинет.       Только не поворачивайся, сука.       Я замахнулась тупой стороной топора и стала ждать. Мне не нужно, чтобы ее собеседник поднял тревогу, тем более, это, скорее всего, муж.       - Ага, да… Ладно, заполню еще одну карту и пойду домой. Да, я тоже тебя люблю.       Она нажала кнопку «отбой».       Сейчас.       Звук удара тяжелого предмета по черепу был странный, не глухой и не звонкий. Но определенно эффективный: она тут же обрушилась на стол.       Без сознания или мертва?       Если бы я попала в висок, я бы не гадала. Ладно, это не имеет значения. Я бросила взгляд на дверь: нет замка. Ну, конечно, блять.       Ладно, повод действовать еще быстрее.       Я осмотрелась. Никаких подозрительных элементов, камер, скорее всего, нет. Хотя, я и так в маске и капюшоне       Я подняла ее за волосы. Из ее носа почему-то шла кровь, глаза были закрыты.       Как я жалею, что не смогла придумать более хитроумный план. Чтобы ты знала, из-за кого это с тобой происходит. Чтобы ты, мразь, понимала, что ты страдаешь, потому что заставила страдать другого.       Хотя бы часть долга ты заплатишь. Жить ты больше не будешь.       Я подняла топорик, но остановилась. Не стоит рубить ее на столе, будет очень громко.       Я положила его на стол, подошла к ней, перехватила подмышками и стащила ее на пол. Вот корова, сколько она весит?! Я положила ее перед столом, лицом кверху.       На полу лежал симпатичный серо-голубой ковролин. Идеально, заглушит часть звуков.       Итак, времени мало, но я ее так просто не оставлю. Нож или топорик?       Топорик, так быстрее.       Я оседлала ее. Лицо доктора Вудс все еще было спокойно. Если бы не кровь из носа, можно было бы подумать, что она спит.       А он покой навсегда потерял.       Я замахнулась и всадила лезвие топора прямо ей в лоб. Лицо стало выглядеть странно, сюрреалистично, из-за того, что половинки немного разъехались в стороны. Я вытащила топор и нанесла еще удар. И еще один. И еще.       Лицо потеряло всякие черты, став напоминать жуткое месиво. Из самого первого разруба было видно сероватый, окровавленный мозг. От адреналина в глазах начало темнеть, а руки задрожали.       Быстрее.       Я сместилась чуть ниже. Все в порядке, я лишу тебя того, чего у тебя и так не было, и уйду.       Пара рубленых ран, и ребра треснули. Было трудно, но я сумела разломать их топором. Мне нужен конкретный орган.       А вот и он.       Сердце.       Уже не бьется, но билось ли оно вообще? Очень сомневаюсь. Положив топор, я все же полезла за ножом. С собой я его брать не буду, но хочу вырезать.       Щелчок раскладного ножа, несколько неловких движений - и сердце оказалось у меня в руках. На одном из желудочков был разрез. Все-таки, я не хирург… Положив сердце рядом с ней, я сложила нож и убрала его в карман, после чего парой ударов топора превратила орган в кашу.       Вот теперь мы закончили.       Я осмотрела себя. Вся в крови, отвратительно. Здесь переодеваться не стоит: может прийти ее начальник, или я оброню свой волос. На столе я заметила пачку салфеток, видимо, для клиентов. Аккуратно доставая по одной, я протерла перчатки и одежду, насколько это возможно. Использованные я спрятала в карманы. Следов от кроссовок не оставалось, уже неплохо. Просто не хочу перепачкать кровью фасад и хоть чем-то выдать себя. Свет я выключать не стала, не буду привлекать внимание. Все вещи я убрала в рюкзак, пакет со сменной одеждой положила наверх. Еще раз осмотрев останки и ее стол, я убедилась, что ничего не оставила. Выглянув в окно, я не увидела на улице никого из прохожих. Можно вылезать.       Обратный путь казался намного легче. В темноте особо не было видно, но следов я вроде не оставляла. Проходя мимо кабинета старика, я увидела, как он откинулся на спинку кресла. Уснул что ли?       Тем лучше для меня.       Переодеваться я решила на пожарной лестнице. Надо делать это быстро, в конце концов, я здесь на виду. Достав пакет, я скинула с себя толстовку и надела сменную кофту. То же самое я провернула со штанами, заменив их на длинную юбку. Бережно, чтобы не перепачкаться, я убрала все в пакет.       Нож при мне, топорик, «сменка», ключи от фургона. Маска, перчатки. Закончив переодеваться, я сняла их и убрала в рюкзак.       Вроде ничего не забыла. Перелезу через забор и распущу волосы.       Прохожих не было, только компания хулиганов в другом конце улицы. Надеюсь, не увидят, как я перелезаю, но на всякий случай я отошла немного дальше.       Спрыгнув на землю, я бросила на них встревоженный взгляд. Вроде, меня не заметили. Я распустила волосы и надела резинку на руку. Ни дать, ни взять, студентка идет с дополнительных занятий.       До фургона я добралась довольно быстро. Сев в машину, я посмотрела в телефон: поездка и сам процесс заняли у меня два с половиной часа. Я полтора часа с ней возилась?! Кошмар, я думала, что сделаю все быстрее. Включив на телефоне вспышку, я осмотрела обувь и одежду. Вроде, никаких следов крови. Я вздохнула. Уведомлений и звонков тоже не было.       Отлично, можно ехать обратно.       Всю обратную дорогу я паниковала. И дело даже не в том, что меня колотило, как в лихорадке, и это мешало водить, а что теперь у меня полный рюкзак вещей, уличающих меня в убийстве человека. Я и так не рассчитываю, что мне удастся остаться безнаказанной, но я надеялась пробыть на свободе хотя бы чуть дольше нескольких часов. Одежду надо постирать, нож и топорик отмыть. И, опять же, сделать все так, чтобы Питер ничего не заметил.       Я даже не знаю, что с ним. Спит? Или проснулся, увидел записку, отследил мой телефон и уже мчится навстречу? Или повелся на слова из записки и ждет меня из магазина? Нет, он бы все равно пошел проверить. Решит, что я сбежала, и меня ждет отрезание ноги, когда я вернусь? Или он успокоится, поняв, что я все-таки вернулась?       Я не знаю. И узнать смогу только когда вернусь домой.       …       Приоткрыв дверь квартиры, я первым делом увидела Питера, мирно спящего на диване. Я облегченно выдохнула и вошла в квартиру.       Так, теперь надо все постирать. Заперевшись в ванной, я быстро разобрала рюкзак и пакет.       При ярком свете было видно, как много крови попало на одежду. Видимо, первым ударом я ее все-таки убила, потому что кровь не брызнула ни разу. Освободив карманы толстовки, я бросила всю одежду в стирку, вместе с перчатками и маской. Порошок, пятновыводитель… Я бы и отбеливателя налила, но в этом нет смысла. Немного подумав, я освободила рюкзак и отправила его к одежде. Тридцать градусов, чтобы отстиралась кровь. Пуск.       Окровавленные салфетки я смыла в унитаз. Наверное, стоило их сжечь, но, надеюсь, они потеряются в канализации.       Нож и топорик я положила в раковину. На полу остались следы крови.       Блять.       В шкафчике под раковиной я взяла отбеливатель и чистую тряпку. Часть я налила на «инструменты», частью смочила тряпку и протерла пол, особенно плиточные швы. Будет все равно видно, если проверять, следы замыва крови видно почти всегда, но, я надеюсь, полиция не зайдет так далеко.       Как следует отмыв топорик и нож, я протерла их отбеливателем.       Чтобы наверняка.       Я открыла дверь, но в квартире все еще было тихо. Пользуясь тишиной, я убрала топорик в кухонный шкафчик, нож - в ящик.       Питер так и не проснулся. Я видела его умиротворенное лицо и слышала спокойное, размеренное дыхание. Надеюсь, я ему не навредила большой дозой снотворного, в инструкции было сказано, что это дневной максимум...       Взяв в спальне одежду, я пошла в душ.       Как только горячие струи коснулись моего тела, на меня навалился ужас произошедшего. Я упала на колени и закрыла рот руками, сдерживая крик.       Я убила человека. Убила живое разумное существо. Я своими руками лишила кого-то жизни.       Меня затрясло, из глаз потекли слезы. Так нельзя поступать, я не имела права решать, кому жить, а кому – нет…       Она заслужила.       Я ухватилась за эту мысль, как за спасательный круг. Я подумала о Питере, о том, как сильно он страдал. Мог бы он страдать меньше, если бы не она? Я бы хотела ответить, что не могу этого знать, но я знаю.       «Он посещает психиатра».       «Она намеренно делает ему хуже».       Я вспомнила слова психиатра Питера, сказанные в последний наш визит.       «…Перспективы пока не внушает оптимизма. Возможно, причиненный ему вред никогда не удастся загладить.»       Голос совести умолк, уступив место ядовитой ярости. План был отвратителен, надо было вывезти ее, надо было запытать до смерти, чтобы она мучилась, чтобы знала, что получает по заслугам…       Мне удалось успокоиться, но сердце продолжало стучать, как сумасшедшее. Закончив мыться и переодеваться, я зашла в гостиную. Питер продолжал спать.       Записка лежала нетронутой. Я тихо порвала ее на мелкие кусочки и выбросила.       Полежу с ним, наверное, пока стираются вещи.       Я легла к Питеру и приобняла его. Вдохнув запах его тела, я почувствовала, как успокаиваюсь окончательно.       Все хорошо, любимый, больше никто не причинит тебе вреда.       Я больше никому это не позволю.