Только ты, только твой

— Пей, — Ганнибал поставил перед Уиллом изящную чашку. Уилл посмотрел сначала на него, а потом на янтарную жидкость в чашке. Когда никаких объяснений не последовало, он поднёс чашку к лицу и понюхал её содержимое. Запах был многосоставным. Определённо, нотки цитруса, но вместе с тем что-то землистое, с оттенком неопознанной горечи. — Что это? — с подозрением спросил Уилл, уверенный, что ответ ему не понравится. Но он просто обязан был спросить — как будто его внешняя бравада могла повлиять на результат. Умом Уилл прекрасно понимал, что это не так. — Ничего такого, что могло бы тебе навредить. Обещаю, — ответил Ганнибал, и, положив ладонь Уиллу на загривок, помассировал скопившееся там напряжение. Но не стал затягивать прикосновение. От того, что оно было приятным, Уиллу стало лишь хуже. — Это не ответ. — Я бы хотел попробовать кое-что новое. Альтернативу препаратам, которые давал тебе раньше. По правде говоря, мне не нравится, каким апатичным ты после них становишься, и я предпочёл бы полностью от них отказаться, по возможности. Уилл помолчал, обдумывая эту информацию, хотя Ганнибал снова увильнул от прямого ответа. Уилл тоже ненавидел сонливость и медлительность, которую у него вызывали Ганнибаловы наркотики. Из-за них ему было бы труднее сосредоточиться и начать действовать, когда возникнет такая необходимость. Он снова поднял взгляд, чтобы обнаружить, что Ганнибал внимательно за ним наблюдал, давая время хорошенько всё обдумать и выпить эту жидкость добровольно. Иллюзия выбора. — Тебе не обязательно что-то мне давать, — попробовал Уилл. — Будь мы лишь вдвоём, я бы с этим согласился. Однако подобные препараты позволяют нам принять вещи, которые мы в противном случае считали бы неприемлемыми; вырасти за рамки заученных ограничений и стать чем-то большим. За моим столом нет места жалости, Уилл. Ты меня понимаешь? — Думаю, да, — признал Уилл. — Ты хочешь меня изменить? В каком-то смысле это уже произошло. Комфорт Уилла колоссально зависел от Ганнибаловых прихотей и настроений. Ганнибал перенял контроль над его миром, стараясь вытолкнуть оттуда всё остальное и всех остальных. — Наоборот, я хочу тебя освободить, — почти ласково поправил Ганнибал. — А в чём разница? — Уилл тянул время и подозревал, что Ганнибал об этом догадывался. Судя по его снисходительной улыбке. Хотя, возможно, Ганнибала забавлял сам Уилл. — Я уже именно таков, каким должен быть. — Но не таков, каким можешь быть. Пей, Уилл, — повторил Ганнибал. И Уилл послушался. Неохотно, но понимая, что время задавать вопросы почти истекло. Ганнибал поддел пальцами донышко чашки, заставляя её наклониться ещё сильнее. — До дна, — скомандовал он. Когда Уилл осушил содержимое чашки, Ганнибал её забрал и отставил в сторону. После чего, придерживая Уилла одной рукой за локоть, а другой — за талию, повёл его в гостиную и усадил на привычное место напротив Абеля. Тот уже сидел за столом, глядя строго перед собой. Вчера они съели голень Абеля. Сегодня был черёд его бедра. Уилл сомневался, что такими темпами Абель доживёт до конца следующей недели. Именно поэтому он делал все разрешённые ему мелочи, чтобы хоть немного облегчить Абелю участь. В конце концов, крохи доброты — это лучше, чем ничего. Абель молча, с неприкрытой враждебностью смотрел, как Ганнибал придвигает стул Уилла к столу. Когда Ганнибал снова вышел на кухню, Абель перевёл взгляд на Уилла и, ничего не говоря, положил на стол руку — как можно ближе к середине стола. И указал подбородком на оставленный там предмет: маленькую иглу из тех, которые использовались в капельницах. Уилл покосился сначала на небольшой капельничный штатив у инвалидной коляски Абеля, а затем на самого Абеля, приоткрыв рот в молчаливых вопросах, которые не мог задать вслух. Услышав безошибочные звуки Ганнибалового приближения, он быстро схватил иглу и спрятал в подкладке своего пиджака. После этого Уилл снова пробежался взглядом сперва по одному, а потом по второму пакету для капельницы, незаметно разглядывая ведущие от них трубки. К своему ужасу он обнаружил, что из пакета с обезболивающими жидкость больше не капала. Если Абель ещё не испытывал сильную боль, то скоро должен был начать. — Тушёные розочки из бедра с белыми грибами, фенхелем и артишоками, — объявил вошедший в комнату Ганнибал, ставя на стол блюдо и снимая с него крышку. — Боже ты мой, — пробормотал Уилл, отводя взгляд от изящных, красиво выложенных и украшенных клюквой розочек из тонких ломтиков мяса. Абель слегка хмурился, пока ему накладывали еду. В мягком свете свечей у него на лбу поблёскивала тончайшая плёнка пота. От боли или от усталости — неизвестно. Затем Ганнибал положил ужин Уиллу, устроив ладонь у него на плече и наклонившись, чтобы налить ему вина. Запрокинув голову, чтобы лучше видеть Ганнибала, Уилл медленно заморгал, ошеломлённый такой фамильярностью и странным ощущением, которое она у него вызвала. Сдержанно ему улыбнувшись, Ганнибал наклонился ещё ближе. В каждой линии его тела сквозило удовлетворение. — Думаю, тебе понравится, — промурлыкал он почти Уиллу на ухо, и отошёл наполнить собственную тарелку, оставив Уилла гадать, относились ли эти слова к вину, еде или чему-то совершенно другому. Уилл переключил своё внимание обратно на еду, грандиозное оформление которой почти обескураживало. И, не выдержав, расхохотался. Негромко и абсолютно неожиданно. Вся эта интимная атмосфера при свечах, сентиментально наигрывающее фортепиано и совершенно нереальная ситуация… Он просто не смог сдержаться, хотя и попытался заглушить свой смех, зажав рот ладонью. Абель уставился на него как на сумасшедшего, отчего Уиллу стало ещё смешнее. Абель тихо что-то сказал. Уилл не расслышал, что именно, и ему пришлось изо всех сил сфокусироваться на происходящем, чтобы окончательно не «поплыть». — Псилоцибин, — широко улыбнулся Ганнибал, явно наслаждаясь его неожиданным весельем. Ага, так вот о чём спрашивал Абель. Грибы. Ганнибал дал ему галлюциногены. Почему Ганнибал охотно открыл это Абелю, но не самому Уиллу, оставалось загадкой. Ужин начался и закончился, сменившись десертом. Всё это время бокал Уилла ни разу не оставался пустым. * * * — Будь добр, придержи его на лестнице, — попросил Ганнибал поздно вечером, когда они начали спускаться по подвальной лестнице. Ганнибал шёл первым, неся основной вес инвалидной коляски, а Уилл вяло брёл сзади, чувствуя, как обострились все его органы восприятия. Со стороны Ганнибала просьба придержать коляску была не столько беспокойством об Абеле, сколько желанием поскорее справиться с задачей. А Уилл просто хотел помочь, поскольку каждый толчок или удар во время спуска добавили бы Абелю неприятных ощущений. Особенно сейчас. Когда Абель вдруг крепко схватил его за запястье и сжал пальцы, Уилл вздрогнул, вопросительно встретившись взглядом с его ярко-голубыми глазами. Но неожиданно понял, чего тот хотел, по выразительному наклону его подбородка. Ганнибал был сейчас уязвим, подумалось Уиллу. Он стрельнул глазами на узкую лестницу впереди, а затем в сторону. Опасаясь, хотя этот крошечный шанс на побег угрожал ускользнуть от него раз и навсегда. — Уилл, — еле различимо выдохнул Абель. Это больше напоминало вздох, чем слово. «Уилл». Не «мистер Грэм». Не стой Уилл так близко, он бы ничего не услышал. Когда Уилл снова посмотрел на Абеля, тот улыбнулся ему почти мальчишеской улыбкой. Обаятельной, если бы Уилл не знал, что за ней стояло. Вот и всё, что их связывало, не так ли? Уилл до сих пор не совсем понимал, что именно это было: жалость, благодушие или простая человеческая порядочность. Несколько недель назад он убил бы Абеля, будь у него такая возможность, но сделал бы это быстро. Это не было бы медленно растягиваемой деградацией, в которой он нынче участвовал. Умом Уилл понимал, что без Абеля Гидеона мир станет безопаснее. Абель был убийцей, насчёт этого у Уилла не возникало никаких иллюзий. Даже если бы он не знал подробностей его преступлений, то всё равно увидел бы гнилую сердцевину его сущности… Но всё равно происходящее не казалось Уиллу справедливым. Они смотрели друг другу в глаза всего долю секунды. Ровно столько времени, сколько потребовалось, чтобы спустить инвалидную коляску ещё на ступеньку вниз. «Не жалейте меня», — говорил ему раньше Абель. Проще сказать, чем сделать, но что такое сочувствие без возможности самому выбрать свою участь? Абель хотел избежать участи, уготованной ему Ганнибалом, а Уилл… Уилл хотел выжить, чего бы ему это ни стоило. Улыбка Абеля сделалась шире и злее, словно он почувствовал растущую решительность Уилла. Для него это не было самопожертвованием или услугой — всего лишь самой реальной возможностью отомстить. К Уиллу это не имело никакого отношения, но это было подарком, которым Уилл не мог пренебречь. С этими мыслями Уилл с силой толкнул коляску вперёд — и разжал пальцы. Пока Уилл бежал на кухню, у него в ушах продолжал звучать грохот разваливающегося на части металла, с которым коляска Абеля понеслась вниз по лестнице. Он продолжал мысленно видеть, как коляска скрылась в темноте, похоронив под собой Ганнибала. Умерли ли они? Выжили? Уилл не стал задерживаться, чтобы это выяснить — вместо этого он поспешил к двери, ведущей на задний двор. Открыв замок парой быстрых движений, Уилл распахнул дверь и бросился из тёплого дома в зимнюю ночь. Спотыкаясь и поскальзываясь на толстом слое снега, он устремился за дом, понимая, что если Ганнибал не умер, ему нужно поторопиться. Иначе он рискует опоздать. Схватившись за засов на воротах, Уилл дёрнул его вверх. Тот не подался даже на дюйм, и у Уилла внутри всё похолодело. — Ну же, ну же, ну же!.. Пожалуйста!.. — в панике зашипел он, оглядываясь через плечо на по-прежнему распахнутую дверь в дом. Навалившись на засов всем телом, Уилл попытался получше ухватиться за коротенький Г-образный кусок металла и сдвинуть заледеневший запор. Его ступни, в одних носках, насквозь промокли от слякоти, но он отчаянно постарался упереться пальцами ног в холодную грязь. Издав протестующее лязганье, запор очень медленно, со скрипом, поехал вверх. Ворота пришли в движение — больше благодаря весу Уилла, чем поддающемуся засову. Уилла начал разбирать страх. Мысленно он уже видел спешащего к нему Ганнибала, представляя, что тот прямо у него за спиной. Бесшумный, как и всегда. Тянущийся к нему. — Пожалуйста!.. — сцепив зубы, простонал Уилл. Ганнибал тянулся к нему, он всегда к Уиллу тянулся… Засов с резким щелчком открылся, подскочив и поранив Уиллу руку. Упёршись плечом в воротную створку, Уилл начал протискиваться наружу, отчаянно толкая ворота по слою слежавшегося льда и снега. Очутившись на свободе, он тут же юркнул в темноту ближайшего переулка. Уилл осмотрелся. Переулок представлял собой пугающий лабиринт из заборов, гаражей и ворот. Уилл крепко обхватил себя руками, пытаясь сберечь хоть немного тепла и остановить кровотечение в раненой кисти. Повертев головой в разные стороны, он поспешил влево, к виднеющимся вдалеке уличным фонарям. Он шёл как можно быстрее, хотя каждый шаг был разочаровывающе коротким. По пути ему встретилось несколько дверей — он подёргал ручки, но всё оказалось запертым изнутри. Это был благополучный район, и тем не менее, здесь всё находилось под замком, словно хозяева переживали, что кто-то заявится и украдёт всё, что не приколочено. Ну разумеется. Спотыкаясь и выдыхая облачка пара, Уилл двинулся вдоль заборов. Затем свернул в первый попавшийся поворот направо и побежал по соседнему переулку, стараясь не останавливаться. У него почти онемели пальцы ног, а оставшиеся части тела или дрожали, или ныли от холода. Переулок сменился улицей, и Уилл, пригибаясь, нырнул на чей-то задний двор. В окнах этого дома было темно. Уиллу показалось, будто в переулке, из которого он вышел, хрустнула ветка. Он скользнул обратно в тень, к ближайшему забору, пытаясь спрятаться за живой изгородью. И зажал рот ладонью, чтобы хоть таким образом заглушить своё тяжёлое дыхание. Прошла минута, затем другая. Уилл не шевелился, выжидая и прислушиваясь к любым звукам, которые подтвердили бы, что он здесь не один. Но он понимал, что замёрзнет, если в ближайшее время не отыщет способа согреться. Он не мог оставаться здесь вечно. Игнорируя свои вовсю вопящие инстинкты, Уилл выбежал из укрытия и, стараясь держаться поближе к земле, двинулся по периметру сада, пока не добрался до следующего участка. Снова тёмные окна. Уилл забарабанил во входную дверь, но ему никто не ответил, так что он поспешил дальше, обходя дом за домом. В углу улицы примостился старомодный коттедж в викторианском стиле. В его окнах отчётливо мерцал свет включённого телевизора. Ухватившись раненой рукой за перила, Уилл поднялся на крыльцо. Внутри кто-то был — Уилл видел чью-то фигуру, сидящую в старом кресле в почти полной темноте. И противоположный конец коридора, на который падал свет из другой комнаты. Сделав неуклюжий шаг вперёд, а затем ещё один, Уилл отпустил перила и потянулся к двери. И тут его рот накрыла чужая ладонь, а его самого дёрнули назад, прижав к чьему-то крепкому телу. Уилл почувствовал укол чего-то острого. Он попытался вырваться, но Ганнибал ловко его скрутил, обхватив поперек туловища и оторвав от земли, чтобы потащить по ступенькам обратно во двор. Ганнибал держал крепко, ограничивая свободу его движений и продолжая зажимать ему рот. У Уилла отяжелели конечности, а мысли сделались вялыми и медленными. Всё вокруг начало расплываться. — Ты сделал мне больно, Уилл, — сообщил Ганнибал. Несмотря на качающийся мир, Уилл не сдавался. Схватив спрятанную в подкладке пиджака иглу, он изо всех сил воткнул её Ганнибалу в руку, поближе к суставам. Ганнибал разжал пальцы, и Уилл рухнул наземь, но тут же вскочил на ноги. Ему вслед полетели разъярённые литовские ругательства. Жадно хватая ртом воздух, Уилл, пошатываясь, поспешил по заледенелой улочке, пытаясь убежать. Его конечности наливались усталостью так быстро, словно он истекал кровью. Он успел преодолеть всего дюжину ярдов, прежде чем его подкосили наркотики. Возвращения в дом он не застал, так как был уже без сознания. * * * Уилл пришёл в себя в полной темноте, лёжа на спине на какой-то твёрдой и жёсткой поверхности. Ганнибал никогда раньше не оставлял его в темноте. И никогда раньше не оставлял его лежать на полу. Коснувшись пола пальцами, Уилл понял, что это был не прохладный бетон его клетки, а что-то совершенно новое. Он попытался встать, но тут же стукнулся головой обо что-то над собой. Потянувшись ощупать голову, он наткнулся на то же самое препятствие. Уилл осторожно дотронулся до него ладонью, и у него участилось дыхание от осознания, что это не был какой-то одиночный предмет. Его колени ударились об это же препятствие и локти тоже встретились с узкими барьерами. Гроб. Ганнибал похоронил его заживо. Ему предстояло задохнуться. Неожиданно для себя самого Уилл начал колотить и царапать гладкую древесину перед собой, пытаясь её пробить, пытаясь вырваться. И закричал. Дерево было слишком тяжёлым и прочным. Оно не поддавалось — даже не прогнулось, придавленное сверху внушительным весом. «Земля, — подсказал Уиллу рассудок. — Футы и футы земли». Он снова заскрёб пальцами по деревянной планке, чувствуя усиливающееся головокружение. На него давило тяжёлое ощущение тесноты. Едва ли достаточно места, чтобы пошевелиться. Никакой возможности сменить позу. Уилл ударил кулаком по доске над собой, вызвав этим клубы пыли. От его судорожного дыхания скудный воздух вокруг сделался влажным. Уилл был в ловушке, настолько безвыходной, что его не могли успокоить никакие собственные действия. Однако кричать он так и не перестал — наоборот, это стало для него чуть ли не единственным звуком. Звуком, который отдавался в этом крохотном закрытом пространстве глухим эхом. Уилла начинала разбирать паника и, единожды ей поддавшись, он больше не смог остановиться. У него болели ладони и пальцы. У него болело горло. У него болели колени. Он сам причинил себе эту боль. Он кричал до тех пор, пока его голос не превратился в сорванное сипение. Колотил дерево до тех пор, пока его конечности не налились свинцовой тяжестью, а всхлипывания не утихли. Он сдерживал позывы своего мочевого пузыря до последнего, но в итоге это стало ещё одним отвратительным событием, которое присоединилось к множеству остальных. Время утратило свой привычный смысл. Здесь не было ни дня, ни ночи. Лишь бесконечные часы влажной, болезненной, всепоглощающей темноты. Уилл почти отстранённо задумался, сорвал ли он себе ногти. У него адски болели и ныли пальцы, заставляя представлять самое худшее. Может, он уже умер? Он пробовал держать глаза открытыми и закрытыми, но разница была такой крохотной и бессмысленной, что временами он вообще сомневался, спит ли сейчас, или бодрствует. Уилл прижал ладони к груди и как можно сильнее свёл вместе ноги, чтобы не касаться ни верхних, ни боковых стенок гроба. Чувствуя лишь тепло и запахи собственного тела. Затем он потёр пальцы друг о друга, просто чтобы почувствовать что-то реальное — боль недостаточно отрезвляла. Это кокон, подумалось ему. Утроба. Некое маленькое пространство, в котором существовал только он. Внешний мир был от него отделён и находился так далеко, что Уилл почти мог разорвать с ним все связи. «Меня больше нет». «Я умер. Я умер. Я умер». Эти мысли навалились на Уилла всей своей тяжестью. Он представил себе, как лежит, зарытый под землёй в каком-то укромном месте. Неправильное зёрнышко, посаженное Ганнибаловыми наманикюренными руками. Интересно, во что он превратится, когда придёт весна? Найдёт ли его кто-то когда-нибудь? Джек? Алана? Положит ли Беверли его на стол, чтобы тщательно изучать его останки до тех пор, пока не наткнётся на какую-то упущенную мелочь? «Ага, попался!» — скажет она. Уилл гадал, зацветёт ли он? Прорастёт ли? Доведётся ли ему когда-нибудь снова увидеть солнце? Больше всего Уилл скучал по солнцу. Он представил себе, как оно над ним светит, игриво подмигивая сквозь ветви и листву. Он увидел лесной ручей за своим домом, почувствовал рыбацкими сапогами его подводные потоки, стоя почти по бёдра в воде и держа в руках удочку. Замахнувшись, Уилл повёл удилищем и забросил наживку поближе к течению. Становилось поздно. Было ещё светло, но скоро обещало начать темнеть. Руководствуясь этими соображениями, Уилл вскоре смотал леску и побрёл обратно к берегу, забрав по пути свой более ранний улов. С рыбой и термосом кофе в руках, он зашагал сквозь лес, улыбнувшись, когда показался его дом. Там уже горел свет — дом его уже ждал. Корабль, снова зовущий его к себе. У крыльца Уилл остановился и снял рыбацкие сапоги, чтобы повесить на перилах для просушки. Затем он открыл входную дверь и вошёл внутрь, замерев на пороге. Полдюжины собачьих хвостов завиляли почти в унисон. На ковре перед камином, спиной к Уиллу, сидел мужчина, возясь с наполовину собранным мотором. Зажав в зубах сигарету, он потянулся открутить очередной болт. — Папа? — тихо спросил Уилл. Замерев, мужчина отложил гаечный ключ и обернулся. Его потемневшее от многолетнего загара лицо озарилось улыбкой. Вынув сигарету изо рта, он выдохнул клуб дыма и положил её на ближайшую пепельницу. — Привет, малыш. Ты как раз вовремя. Я уж думал, что мне придётся высылать за тобой поисковой отряд. — Что ты здесь делаешь? — спросил Уилл. «Ты не должен здесь находиться, — подумал он. «Я умер. Я умер». — Пораньше сегодня закончил, представляешь? — его отец покачал головой, словно это было чем-то ужасным. — Надеюсь, ты поймал что-то стоящее? У нас на этой неделе опять будет туговато с деньжатами на еду. В ответ Уилл приподнял свой кукан с тремя среднего размера рыбинами и слабо улыбнулся. Какая, по сути, разница, почему его отец был здесь? Главное, что он был здесь, с Уиллом. Что они были вместе. Это было гораздо предпочтительнее возможной альтернативы. Уилл столько времени боролся и делал то, что должен был… он так чертовски устал. — Мой парень! — с гордостью похвалил его отец. — Я знал, что обучил тебя всему хорошему. — И кое-чему плохому тоже, — со смехом согласился Уилл. У него защипало в глазах, и он опустил взгляд, помрачнев. — Извини. — Из-за чего льём водичку, Уилли? Стряслось что-то такое, о чём мне стоит знать? Уилл покачал головой, не желая больше об этом думать. Не желая ни о чём больше думать. Никогда. — Просто я действительно рад тебя видеть, — выдавил он. Поднявшись на ноги, его отец отряхнул ладони о свои старые, покрытые пятнами голубые джинсы, и подошёл к Уиллу. От него пахло моторным маслом и Old Spice — совсем как Уиллу помнилось. — Я тоже рад тебя видеть, Уилл. У тебя точно всё в порядке? — спросил он, словно не совсем Уиллу поверил, но не знал, как отреагировать. — Теперь у меня всё замечательно, — заверил его Уилл, и на этот раз улыбнулся по-настоящему — так широко, что у него заболели щёки. — Ну-у, если ты уверен… — Уверен. Снаружи раздался какой-то звук, но Уилл его проигнорировал. Вместо этого он развернулся и пошёл за отцом на кухню. Странный звук повторился снова и снова, с каждым разом делаясь всё громче. Стены дома как будто задрожали, и Уилл остановился. Это был звук чего-то поднимаемого и с грохотом передвигаемого. «Меня больше нет. Я умер». — Хм-м, это определённо нехорошо, — протянул у него за спиной Абель. Обернувшись, Уилл уставился на него округлившимися глазами. Он так неуместно выглядел, стоя у Уилла в гостиной и глядя в потолок, что Уилл едва мог это терпеть. Абель никогда не был у него дома. А впрочем, то же самое можно было сказать и об отце Уилла. Он не дожил до этого дня. Он не дожил даже до выпускного Уилла и его службы в полиции, не говоря уже о преподавании в Квантико. На Уилла обрушились свет и холодный воздух, заставив открыть глаза. Щурясь, он прижался к стене у себя за спиной, подальше от тянущихся к нему ладоней. Эти ладони всегда его хватали, всегда к нему тянулись. Дом исчез (он ведь никогда не был настоящим), и Уилл всхлипнул от вновь навалившейся на него боли и дискомфорта, а затем издал слабое сорванное карканье, когда Ганнибал вытащил его из гроба, чтобы почти бережно уложить на пол. Уилл снова находился в подвале, а его «гроб» оказался всего лишь крепким продолговатым ящиком, рядом с которым на куске брезента лежали шлакоблоки. Уилл всё это время был здесь. — Ты устроил тот ещё беспорядок, — с ничего не выражающим выражением лица заметил Ганнибал. Выпрямившись, он подхватил ящик и оттащил на несколько футов в сторону, чтобы промыть из шланга поближе к сливу. Уилл так и остался лежать на полу в скрюченной позе. — Нет… — заскулил (или, по крайней мере, попытался) Уилл, и снова начал всхлипывать. Он повторял это слово снова и снова в смутной надежде, что если будет отрицать реальность достаточно рьяно, всё просто исчезнет. — Уилл, — позвал его Ганнибал. Тихо и обманчиво мягко. Когда Ганнибал коснулся ладонью его плеча, Уилл в ужасе отдёрнулся и попытался заползти под ближайший стол, но Ганнибал поймал его за лодыжку и вытащил обратно, словно попавшего в силок кролика. — Уилл, — на этот раз твёрже повторил Ганнибал, подтаскивая Уилла к себе (несмотря на его жалкое состояние) и крепко обнимая. — Всё хорошо, — пробормотал он Уиллу в волосы, но это было неправдой. В этой ситуации не было ничего хорошего. Ганнибал продолжал его успокаивать, ослабив хватку лишь тогда, когда Уилл перестал пытаться вырваться. Уилл украдкой на него покосился — впервые после своего побега. Ганнибал встревоженно хмурился. Линии вокруг его глаз выглядели глубже обычного, хотя, возможно, это были последствия дискомфорта и боли после падения с лестницы. Низ его правой скулы украшал глубокий порез, стянутый маленькими хирургическими стежками (скорее всего, наложенными им самим). Уиллу захотелось просунуть туда пальцы и разорвать швы; снова причинить Ганнибалу боль. «Может быть, попозже», — подумал он. — Ш-ш-ш. Всё хорошо, — еле слышно пообещал Ганнибал. Обхватив лицо Уилла ладонями, он смахнул большими пальцами его никак не останавливающиеся слёзы. А затем принялся ловко расстёгивать пуговицы у Уилла на одежде, предмет за предметом избавляя его от мокрых, измазанных грязью вещей и бросая их в скомканную кучу у стены. Закончив, Ганнибал забросил руку Уилла себе на шею, после чего подхватил его в воздух и понёс вверх по лестнице. Что случилось с инвалидной коляской, Уилл так и не знал. Единственное, что о ней напоминало — это длинные царапины, которые она оставила на стене и на ступеньках. Никаких следов Абеля — ни живого, ни мёртвого, — тоже не было.