Городские легенды

      Иван Сергеевич Серебряков, молодой следователь, полгода как окончивший свое образование, пребывал в крайне затруднительном положении. Перед ним на широком столе лежал всего один протокол беседы с потерпевшим, который, тем не менее, являл собой описание событий, странным образом выбивающихся за рамки благоразумия. Иван Сергеевич вздохнул, поднялся и подошел к окну. Часы за его спиной показывали восемь вечера, и февраль за окном уже окрасил улицу темными чернилами. Следователь задумался и закурил.       В протоколе значилось, что некий Семен Андреевич Бубнов, семьдесят девятого года рождения, двадцать шестого января возвращался с работы пешком по улице Крестинского. Он завернул во двор своего дома, когда был неожиданно атакован со спины неизвестным, особых примет которого ввиду темного времени суток и отсутствия глаз на затылке не запомнил. Однако удар длинным стилетом (вещдок № 1064) был нанесен в зону, симметричную положению сердца, и оказался не смертельным. Кто мог бы желать ему смерти, Семен Андреевич в курсе не был, зато подозревал, что нападавшего, возможно, ввела в заблуждение его схожесть с соседом, Федоровым Александром Владимировичем, у которого сердце как раз расположено справа, а сам сосед в данный момент находится в отпуске за границей. Господин Федоров при тщательной проверке оказался чист, как первый снег, и никаких недоброжелателей у него не наблюдалось. Таким образом, нападавший не оставил ровным счетом никаких зацепок…       Дверь в кабинет тихонько отворилась, и в прокуренное помещение вошла девушка в форме сержанта. Она остановилась, уставившись на спину следователя, который так и стоял лицом к окну. Оба сотрудника полиции выжидали паузу. Тишину нарушил Иван Сергеевич.       — Сержант Зимова, что у Вас? — безошибочно определил он, так и не повернув головы.       — Товарищ лейтенант, я взяла на себя смелость просмотреть архив на предмет похожих дел, — начала отчитываться сержант.       — И Вы что-то нашли, Юлия Борисовна? — без особой надежды на положительный ответ поинтересовался следователь.       — Так точно. Принести материалы?       — Уж будьте любезны, — немного раздраженно ответил лейтенант.       — Есть! — девушка отдала честь и вышла.       Сержант ушла, а следователь закурил еще одну сигарету. В любом случае у него было на это время — Зимовой, чтобы дойти до архива и вернуться обратно, понадобится не меньше десяти минут. Однако ни через десять, ни даже через пятнадцать минут девушка не появилась. Серебряков уже начал беспокоиться и принялся мерить кабинет шагами. Еще через пару минут он решил сам дойти до архива и посмотреть, что так задержало сержанта. Следователь распахнул дверь и тут же наткнулся на Зимову, удивленно на него воззрившуюся поверх пяти объемных папок, каковые она держала в руках. За ее спиной стоял младший сержант Войков, который, как знал Иван Сергеевич, работал в архиве. В руках Войкова было еще шесть не менее толстых подборок документов.       — Извините, что заставила ждать, — выпалила от неожиданности сержант.       — Юлия Борисовна, — наставительным тоном начал лейтенант, забирая у девушки папки, — Вы могли бы и предупредить, что дел так много. Зачем таскать подобные тяжести?       — Я обязана оказывать Вам всяческое содействие, — рапортовала сержант.       — В расследовании, Юлия Борисовна, а не в переносе тяжестей, — голос следователя звучал даже ласково. — Младший сержант Войков, — тон снова стал деловым, — положите документы на мой стол.       — Есть! — молодой человек прошагал к столу и грохнул на него папки. — Разрешите идти?       — Идите, — кивнул следователь.       Когда за Войковым закрылась дверь, Серебряков с недоверием посмотрел на папки на своем столе, которых оказалось одиннадцать штук. Все они были довольно объемными и явно содержали большие дела. Кроме того, некоторые из них были старыми, о чем говорила пожелтевшая бумага. Иван Сергеевич вздохнул и опустился на свой стул: работы предстояло много. Только чтобы ознакомиться со всем этим материалом, требовалось потратить два-три дня. Он подтянул к себе первую папку и медленно ее открыл.       — Товарищ лейтенант, разрешите обратиться? — донесся голос Зимовой.       — А, сержант, Вы еще здесь? — поднял голову Серебряков. — Слушаю Вас.       — Если вкратце, то это похоже на легенду. Вы наверняка слышали ее раньше, — начала девушка, стараясь не смотреть на начальника. — Каждый високосный год в нашем городе появлялся маньяк. Он охотился на людей, у которых наблюдались различные пороки в развитии либо серьезные проблемы со здоровьем. Каждый месяц он совершал по одному нападению. Однако по итогам его покушений ни одна из жертв так и не умерла. А в конце года его самого находили мертвым. Вроде бы как он совершал самоубийство, но с точностью данный факт установить ни разу не удалось — его тело каким-то образом исчезало из морга.       — И Вы принесли мне материалы по всем делам похожих нападений? — вскинул бровь лейтенант.       — Так точно, — отозвалась Зимова.       — Юлия Борисовна, это же сказки… — пробормотал Иван Сергеевич, начиная отчетливо понимать, что одиннадцать папок перед ним вполне себе материальны. — Можете быть свободны.       — Есть! — бросила девушка и вышла.       Следователь снова обратил свой взор к папке перед ним. Первой лежала тоненькая подпапка, которую он и открыл. В ней обнаружилось свидетельство судмедэкспертизы, фотографии потерпевшего, карта вещдока, фотография вещдока и несколько протоколов. Бегло просмотрев справки, которые сообщали о том, что ранение относилось к категории тяжких телесных повреждений, Иван Сергеевич перешел к самому протоколу.       Потерпевшая, Лопухина Наталья Игоревна, 1973 г. р., вечером двадцать пятого января была дома в одиночестве, ожидала гостей. Не убедившись в том, что за дверью ожидаемые гости, открыла дверь. Мужчина в темной одежде, со скрытым капюшоном лицом и бородой нанес ей удар в голову столярным молотком и поспешил покинуть место преступления. На месте удара сформировалась обширная гематома. Женщина утверждает, что от смерти ее спас уложенный в прическу парик, смягчивший удар. Эксперты такую гипотезу подтвердили. С моих слов записано верно.       Дальше среди документов судмедэкспертов нашлось и подтверждение того, что у Натальи Игоревны имелись серьезные проблемы со здоровьем: в том месте, куда ударил нападавший, ранее делалась операция по удалению опухоли мозга.       Иван Сергеевич захлопнул папку с делом Лопухиной и тяжело вздохнул перед тем, как открыть следующую. Там также был ворох справок, карт и фотографий, которые следователь просмотрел не особенно внимательно. Он задержался лишь на протоколе беседы с потерпевшим и на документе, где подтверждался факт наличия у него порока развития. Более ничего особенно интересного Иван Сергеевич не нашел.       В самом конце толстой папки, когда были просмотрены все показания потерпевших, лейтенант обнаружил тоненькую подшивку документов о закрытии дела. По приметам, которые у потерпевших все-таки удалось собрать, а также по отпечаткам пальцев на некоторых вещдоках был вычислен и найден человек, совершивший все эти нападения. Фамилия его была Юков, а проживал он на улице Чернышевского, в маленькой однокомнатной квартирке, где и был обнаружен следственными органами скончавшимся от удушения. То есть маньяк, преследовавший людей, у которых были самые разные проблемы со здоровьем, банально повесился. Дальше шла бумажка о закрытии дела в связи со смертью подозреваемого. А вот отчета о вскрытии Иван Сергеевич не нашел. И только за всеми справками и документами он нашел объяснительную записку работника морга.       Утром, тринадцатого декабря, я, Попов Игорь Петрович, 1983 г. р., должен был производить вскрытие трупа Юкова Д. В., обвиненного по статье «Нанесение тяжких телесных повреждений». Однако в холодильной камере, где должен был находиться вышеозначенный труп, вышеозначенного трупа не оказалось. В отчете кремации ни его номер, ни фамилия также не значатся. Куда мог деться труп Юкова, представления не имею.       Иван Сергеевич был озадачен. Насколько он знал, трупы обычно из морга не сбегали. Вообще, насколько был осведомлен лейтенант, трупы имели крайне малую самостоятельную мобильность. Следователь еще раз перечитал объяснительную работника морга, но она все равно оставляла больше вопросов, чем ответов.       Серебряков подошел к окну и снова закурил. Что-то во всем этом казалось ему неправильным, нелогичным. Ни одного успешного нападения, пропавший труп убийцы, который никого так и не убил. Ситуация больше всего походила на плохой анекдот, и это начинало раздражать следователя.       Следующая толстая папка имела дату еще на четыре года раньше. «И точно, високосный год…» — пронеслось в голове Ивана Сергеевича. Он уже и сам не был уверен, что легенда, о которой упомянула Зимова, такой уж вымысел. Лейтенант углубился в чтение. На этот раз он тоже не стал уделять большого внимания бюрократическим справкам и уточнениям, больше интересуясь протоколами. В конце папки он также нашел подшивку о закрытии дела. Лицо следователя удивленно вытянулось, но он все же принялся изучать ее. В материалах о закрытии дела фигурировала фамилия Нюкова, который и был признан нападавшим во всех случаях покушений. Правда, господин Нюков был найден со вскрытыми венами, а не задушенным. Но объяснительная, очень похожая на ту, в которой говорилось о пропаже трупа Юкова из морга, имелась…       Иван Сергеевич проснулся от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечо. Как оказалось, он заснул в кресле в своем кабинете, размышляя над прочитанными делами. Разбудила его сержант Зимова, пришедшая на службу к восьми утра.       Серебряков протер заспанные глаза, тряхнул головой и вскочил. Поправив форму, он обратился к Юлии Борисовне, чтобы она не в службу, а в дружбу сделала кофе, а сам направился к майору Жмыхову, который, как оказалось, занимался одним из тех дел, что Серебряков изучал ночью.       — Товарищ майор, разрешите обратиться, — произнес лейтенант, войдя в кабинет начальства.       — Разрешаю, — пробормотал тот, рассматривая что-то на своем столе. — Что у тебя?       — Хотел спросить. Вы же закрыли дело Нюкова по смерти обвиняемого, так? — нетерпеливо спросил следователь.       — Правильно, так… — кивнул Жмыхов.       — А он точно был мертв?       — Когда его обнаружила следственная группа, он был уже изрядно мертв, — пробормотал майор и поднял голову.       — Это как? — не понял Серебряков.       — Это уже несколько дней, — серьезно ответил Жмыхов. — А что за интерес?       — Просто почерк и выбор жертв похож на Юкова, который был через четыре года, — задумчиво произнес Иван Сергеевич. — Разрешите идти?       — Иди, — ответил майор, — работай…       Сержант Зимова оставила на столе лейтенанта не только дымящийся кофе, как он просил, но и маленькую вазочку с овсяным печеньем, коего в изобилии можно было найти во всем отделении. Самой Юлии Борисовны Иван Сергеевич не нашел, но за заботу был благодарен. Можно сказать, что сержант относилась к нему в некоторой степени с материнскими чувствами, все же она была старше молодого офицера.       Следователь осторожно разложил на столе перед собой по стопкам протоколы бесед с потерпевшими по годам и отдельно справки свидетельств о смерти нападавших и объяснительные о пропаже их трупов. «Юков, Нюков, Анюков, Панюков, Ипанюков…», — перебирал в голове фамилии из справок Серебряков. Следователь сжал пальцами виски и принялся массировать их, напряженно размышляя о том, почему все эти дела кажутся ему настолько похожими, будто сделанными под копирку.       Лейтенант поднялся и подошел к окну. Едва он открыл форточку, как в душный кабинет ворвался морозный воздух, и мелкая снежная пыль, подгоняемая ветром, ударила Ивана Сергеевича в лицо. Он закурил, глядя на светлеющее небо, которое только-только начинало окрашиваться голубым цветом под лучами едва поднявшегося над горизонтом солнца. День обещал быть холодным, но безоблачным, однако для следователя это не имело значения — все его мысли были поглощены делом, которое так или иначе надо было раскрыть.       Неожиданная догадка посетила лейтенанта совершенно внезапно. Он выбросил недокуренную сигарету в окно и бросился к своему столу. В материалах дел он искал теперь совершенно конкретные бумаги, которые могли бы подтвердить или опровергнуть его мысль. Следователь просматривал страницу за страницей, выбирая нужные ему и откладывая их в отдельную стопочку, подробное изучение которой он решил произвести, когда соберет все документы…       Сержант Зимова шла по коридору и думала, а не зря ли она отдала Серебрякову все материалы? В конце концов, она тоже не была уверена, что они как-то взаимосвязаны и их имеет смысл так подробно рассматривать. А направлялась Юлия Борисовна к полковнику Сомову, который просил зайти. Вроде как у него было что-то по тому делу, которое Серебряков начал расследовать немного раньше. Оно касалось кражи бытовой техники из одного супермаркета, и Иван Сергеевич был уже близок к его раскрытию, но именно в тот момент на него и обрушилось это новое дело о покушении.       — Сержант Зимова по вашему приказанию прибыла, — рапортовала Юлия Борисовна, едва вошла в кабинет полковника.       — Юленька, а наш лейтенант очень занят? — ласковым голосом поинтересовался полковник. Это был лысый мужчина шестидесяти лет, однако его поджарое телосложение и улыбчивое лицо сбрасывали ему лет десять.       — Так точно, — отозвалась сержант. — Он расследует дело о покушении.       — Очень жаль… — Сомов вздохнул. — Но ничего не поделаешь, служба есть служба. Тогда просто передадите ему мою благодарность.       — Товарищ полковник, но ведь Иван Сергеевич не довел дело о краже, — удивленно произнесла Зимова.       — Он настолько все точно свел, что только дурак бы не догадался, — улыбнулся полковник. — Передайте ему, что дело закрыто, он может выдохнуть.       — Есть передать, что дело закрыто! — сержант отдала честь.       — И еще, Юленька, у меня к Вам будет личная просьба, — Сомов пристально посмотрел на нее.       — Да? — осторожно переспросила Зимова.       — Проследите, пожалуйста, чтобы наш молодой кадр не перерабатывал и не спал в отделении, — лицо полковника выражало, что такое поведение лейтенанта доставляет некоторые неудобства.       — Есть! — Юлия Борисовна улыбнулась. — Разрешите приступить?       — Приступайте, — кивнул полковник.       Сержант отправилась обратно к следователю. В коридоре отделения было почти пусто — офицеры несли службу по своим кабинетам, занятые допросами, расследованиями и разного рода бумажной волокитой, и только их подчиненные проходили от одного кабинета к другому с редкими поручениями. С улицы доносилось тарахтение машин на стоянке — их то ли прогревали, то ли готовили к выезду.       Иван Сергеевич обнаружился мечущимся по своему кабинету в крайне растрепанном состоянии: светлые волосы были взъерошены, будто он настойчиво тер голову, в глазах горело беспокойство вперемешку с азартом, воротничок форменной рубашки был расстегнут. Его китель висел одним плечом на спинке стула, галстук валялся на столе поверх аккуратно разложенных бумаг. Лейтенант что-то бормотал, периодически останавливаясь и сдавливая собственную переносицу.       — Товарищ лейтенант? — осторожно обратилась Зимова, едва вошла в кабинет.       — А? — вскинулся тот, резко обернувшись. — А, это Вы, сержант…       — Полковник Сомов просил передать Вам благодарность. Дело о хищении закрыто, — отчиталась девушка.       — Это хорошо, — медленно ответил Серебряков.       — Товарищ лейтенант, что с Вами? — обеспокоенно спросила сержант.       — У меня на столе, на краю, лежит стопка. Посмотрите, — Иван Сергеевич мотнул головой в сторону своего стола.       Сержант Зимова медленно подошла к столу и принялась просматривать документы. Это оказались фотороботы и описания особых примет. Фотороботы были очень похожи друг на друга, а описания и вовсе сходились с точностью до слова.       «Особые приметы нападавшего.       Мужчина, рост средний, худощав. На вид лет тридцать. Глаза серые, пронзительные. Волосы темные, почти черные. Нос тонкий. Половину лица скрывает окладистая борода. Правое ухо надорвано в области мочки. Во время нападения был одет в черные штаны и черную спортивную куртку с капюшоном и высоким воротом. Июль, 2008 г.»       «Особые приметы нападавшего.       Мужчина, худой, невысокий, но и не низкий. Лет тридцати, не моложе. Глаза серые, пронзительные. Черты лица острые. Волосы черные. Бородат. Мочка правого уха надорвана. Был одет в черный спортивный костюм марки «Adidas» с высоким воротом и капюшоном. Август, 2004 г.»       «Особые приметы нападавшего.       Среднего роста мужчина, худой. Волосы черные, на лице борода. Глаза серые, пронзительные. Порвано правое ухо в районе мочки. На вид лет тридцать или около того. Лицо тонкое, аристократическое. Был одет в спортивную куртку с высоким воротом и капюшоном черного цвета и штаны. Июль 2000 г.»       — Эти документы очень похожи, — медленно произнесла девушка.       — Это не единственное в этих делах, что выглядит похожим, — отозвался лейтенант. — Впрочем, Вы ведь заметили, да?       — Я заметила, что выбор жертв был похож, и только… — понурив голову, ответила сержант.       — Да эти дела… В них только фамилии разные фигурируют! — воскликнул Серебряков.       Следователь внезапно кинулся к столу. Весь его вид говорил о том, что его поразило очередной догадкой, и он просто не может стоять на месте. Иван Сергеевич быстро просмотрел стопку со справками о смерти нападавших и потрепал собственный подбородок.       — Если убирать первые буквы, то фамилия та же… — пробормотал он. — Сержант Зимова.       — Да? — девушка встала навытяжку.       — Найдите мне всех с фамилией Ков, срочно, — хоть голос лейтенанта и был твердым, в нем все же ощущалась некоторая задумчивость.       — Есть! Разрешите выполнять?       — Выполняйте…       Еще около двадцати минут Серебряков рисовал схемы, в которых старался подтвердить свою мысль. И ему начинало казаться, что сводится все очень легко. Он несколько раз переписал фамилии нападавших и несколько раз вычеркивал первые буквы. Потом перечитал особые приметы и заново просмотрел фотороботы. Смущало во всем этом только одно: все описания и фотороботы были будто бы с одного человека списаны, но обычный человек не мог не меняться столько лет! Он должен был хотя бы постареть.       Разум Серебрякова отказывался заново воспринимать все это, и следователь снова подошел к окну перекурить. Мысли стремительно покинули его, и он бездумно уставился на слепящий снег. Лейтенант проводил взглядом машину, которая покинула парковку перед отделением: бело-синий «УАЗ» отправился, кажется, на вызов, включив сирену как раз на выезде. Иван Сергеевич глубоко вздохнул и попытался насильно вернуть размышления в русло расследования.       В кабинет, как всегда тихо, вошла Юлия Борисовна. Она практически незаметно прокралась к столу лейтенанта, стараясь не оторвать его от мыслительной работы, и положила на свободное место несколько распечаток. Девушка уже готова была уйти, когда ее остановил голос следователя.       — Сержант Зимова, Вы быстро. Нашли что-нибудь? — в интонациях следователя не осталось и следа энтузиазма.       — Так точно! Распечатки у Вас на столе, — отозвалась Юлия Борисовна.       — Спасибо, — таким же бесцветным голосом изрек лейтенант. — Можете идти.       — Есть! — отдала честь сержант и снова ушла.       Иван Сергеевич вернулся к своему столу и принялся просматривать принесенные Зимовой распечатки. Их оказалось всего пять. То есть в городе было всего пять человек с фамилией Ков. Ков Алла Евгеньевна и Ков Ирина Александровна сразу же отправились в корзину — по мнению Серебрякова, убийцей должен был быть мужчина. Ков Игорь Миронович полетел вслед за женщинами — тринадцатилетнему подростку не под силу пробить ножом дубленку и мышцы спины. Оставалось только двое мужчин, которых и изучал Иван Сергеевич.       Ков Адриан Натанович оказался мужчиной тридцати двух лет, на которого никаких материалов, кроме выписки из паспортного стола о выдаче документов, не имелось. Там была маленькая черно-белая фотография, с которой угрюмо смотрел двадцатилетний парень со светлыми волосами. Лицо парня было довольно простым, у него был приплюснутый нос и широкий лоб, ни о какой бороде речи, конечно, и не шло. Глаза парня казались темными, однако это мог быть лишь оптический эффект.       А вот последний лист содержал выписку из паспортного стола на имя Кова Дмитрия Викторовича. Согласно карте, он родился шестнадцатого января тысяча девятьсот восемьдесят третьего, последний раз менял паспорт в декабре две тысячи одиннадцатого по причине утери. Одного взгляда на приложенную фотографию было достаточно, чтобы Иван Сергеевич вскочил и начал задыхаться. С листа распечатки на него смотрел Юков. И Нюков. И Анюков. И все они, казалось, слились в этом лице, принадлежащем Кову.       Серебряков перевел взгляд на строку, где был написан адрес Кова. Там значилась одна из хрущевок на Автомагистральной. Иван Сергеевич стал спешно собираться. Он быстро натянул китель, кое-как завязал галстук, достал из шкафа форменную куртку и шапку и, на ходу надевая верхнюю одежду, вылетел и кабинета. Прежде, чем он выскочил на улицу, он успел только попросить Зимову запереть кабинет.       Служебная вишневая «девятка» завелась сразу, и следователь быстро покинул парковку перед отделением. День уже подошел к разгару, и на широких улицах было практически не протолкнуться. Иван Сергеевич нетерпеливо барабанил пальцами по рулю и шипел ругательства себе под нос. На перекрестке неподалеку светофор был сломан, и один из «гениальных» регулировщиков собирал километровую пробку. Серебряков не знал, почему он так торопится, но ему казалось, что если он будет тратить время впустую, то может опоздать. Куда и к чему опоздать, следователь тоже не знал.       Ивану Сергеевичу удалось свернуть на узкую улочку, которая позволила ему практически объехать пробку. Однако на Автомагистральной его тоже ждал неприятный сюрприз в виде большого затора.       Наконец, Серебряков завернул во двор искомого дома. Он выскочил из машины, едва не забыв закрыть дверь. Он побежал к дому, будто бы боясь, что дом вот-вот исчезнет, и он не успеет войти в подъезд. Однако дом никуда не делся, и едва следователь влетел в распахнутую настежь дверь, ему в нос ударил неприятный запах кошек.       Зеленая краска на стенах облупилась, перила на лестнице были перекошены, плитка на площадках разбита, да и положена изначально криво. Между вторым и третьим этажами на стене красовались надписи, которые были оставлены маркером и баллончиком и содержали в себе самые банальные слова, на которые лейтенант не обратил особого внимания.       На четвертом этаже напротив лестницы была та самая квартира, в которую так торопился Иван Сергеевич. Он подошел к ней и поискал звонок, но того не оказалось. Следователь осторожно постучал, и дверь, скрипнув, отворилась.       Лейтенант настороженно вошел в прихожую. Стало очевидно, почему дверь не была заперта: на голых стенах болтались только обрывки газет, которые когда-то клеили под обои. Здесь пахло затхлостью и запустением. Но к этому примешивался еще один странный сладковатый запах. Следователь сделал еще пару шагов и оказался в такой же пустой, как и прихожая, комнате. Однако в ней на единственном стуле сидел хозяин квартиры — Ков Дмитрий Викторович.       — Быстро Вы меня нашли, господин ищейка, — слабо улыбнулся он. — Хотите чаю?       — Какого еще чаю? — оторопело переспросил Иван Сергеевич.       — Ну, не хотите как хотите, — мужчина поднялся и прошаркал на кухню, откуда почти сразу вернулся с кривоватой табуреткой. — Присаживайтесь. Думаю, нам есть о чем поговорить.       — Вы не собираетесь сбегать и отрицать свое участие? — еще более удивленно спросил лейтенант.       — А смысл? Вы же уже догадались, да? — пронзительные серые глаза уставились на Серебрякова в упор.       — Я знаю, что это Вы… Но не могу понять как, — серьезно ответил Иван Сергеевич.       — М-м… логично… — протянул Ков. — Я бы мог рассказать, как это происходит, но, боюсь, Вы мне не поверите.       — Это еще почему? — опешил лейтенант.       — Потому что это выходит за рамки благоразумия, — улыбнулся Дмитрий Викторович. — Ну, раз мы все обсудили, поехали.       — Куда? — не понял следователь.       — Как куда? В отделение, — немного удивленно ответил Ков. — Даже если у Вас нет ордера, я могу написать явку с повинной.       — Постойте, — не спешил уходить Серебряков. — Я хотел бы задать Вам один вопрос.       — Всего один? — изумленно приподнял бровь Дмитрий Викторович.       — Да. Я хочу понять Ваш выбор жертв, — серьезно отозвался лейтенант.       — А разве это не очевидно? — Ков тяжело вздохнул. — Всё просто. Я как никто знаю, что это такое — жить с дефектом. Я лишь хотел сократить их страдания…       — Но Вам же… — перебил следователь, — не удалось убить ни одного за… столько лет…       — …или хотя бы показать, что есть нечто более ценное, нежели печаль по своему недугу, — закончил Дмитрий Викторович, будто не заметив слов Серебрякова.       — Ясно… — протянул Иван Сергеевич и поднялся. — Едем…       Дело было закрыто. Ков действительно написал явку с повинной, в которой упомянул, что признаться его убедил следователь Серебряков. Дмитрий Викторович был осужден и ожидал отправления по этапу в следственном изоляторе. Кроме него в камере никого больше не было, и все свое время Ков, казалось, посвящал чтению. Он выглядел смирившимся со своей участью, и создавалось впечатление, что никаких проблем с ним не возникнет.       В то утро, когда Ков должен был отправиться по этапу, его нашли в камере мертвым. Он лежал на полу в луже крови, а в груди его торчал обломок штыря, вывороченного из кровати. Его тело отправили в морг, где судмедэксперт определил смерть Кова Дмитрия Викторовича произошедшей около одиннадцати часов прошлого вечера. Вскрытие отложили на следующий день.       В кабинете Серебрякова зазвонил телефон. Лейтенант сразу поднял трубку, предполагая новости об отъезде Кова. Однако его беспокоили из морга. Патологоанатом сбивчиво пытался объяснить, что прибывший прошлым днем труп Кова Дмитрия Викторовича таинственным образом исчез, а в холодильнике, где он лежал, осталась только записка, адресованная Ивану Сергеевичу. Следователь бросил трубку, не дослушав. Он помчался в морг, надеясь получить хоть какие-то разъяснения.       Записку ему передали сразу, как только он влетел в приемное. Даже не задумываясь о том, чтобы сесть, Серебряков развернул потрепанный лист бумаги и стал читать.       «Дорогой следователь. Боюсь, что разрешение моей загадки Вам придется отложить еще на четыре года. Хотя я не могу быть уверен, что встречу именно Вас… Или могу? Полагаю, у меня будет возможность рассказать Вам все, что произошло за эти годы, но Вам придется еще раз меня найти. Сыграете со мной в салочки еще раз?..»