Mechanical Memories

Грани размыты, пути назад нет, но и силы на исходе. Картинка перед глазами нещадно расплывается, и виной тому не плохое зрение, отнюдь нет. Просто нет сил. Боль, кажется, поглощает рассудок, но кричать тоже не получается. Лишь изредка беззвучно всхлипывать, жмурить глаза и резко открывать, таким образом, не давая сознанию кануть в небытие окончательно. Больно. Рваные раны начинают отдавать ожогами, покрывая участки белой кожи черными, как пепел, пятнами. Красное вещество больше не оставляет следов на полу, но тело по-прежнему изнывает от боли. Каждая клеточка. Муть перед глазами. Идти, дойти, любым способом. Спрингтрап зажимает рот рукой, чтобы не откашляться красной жижей в очередной раз; у неё в теле наверняка всё перебито подчистую, и один из осколков стекла плотно засел в кожу в районе грудной клетки. Девушка хватается за него снова и снова, судорожно пытаясь извлечь оттуда, но не получается. Даже если пальцы вязнут во всё той же жидкости. Она идёт так быстро, насколько позволяют силы, хромая на одну ногу просто потому, что та словно онемела и не желает повиноваться андроиду. Кролик в очередной раз захватывает осколок за острый край, царапает пальцы, но не отпускает. От следующего действия слёзы буквально брызгают из серых глаз, и она кричит, однако девичий крик обрывается хрипом и удушением. Она задыхается, сотрясаясь от лихорадочного и болезненного кашля и сгинается пополам. Снова опьяняющая рассудок боль, и ничего больше. Ее ноги предательски подкашиваются, и она оказывается на полу, упав на живот и лишь издавая стоны боли, которые больше не получается сдерживать. От испепеленных, покрытых скверной участков тела, кажется, идёт некий дым, словно, и правда, её сжигает нечто прямо сейчас. Больно. Хочется забиться в агонии, но не получается. Она чувствует, как тело постепенно перестаёт ощущаться, немеет. С её губ течёт тонкая струйка алой жидкости, и девушка проговаривает полушепотом, словно в неком бреду: – Не могу... не могу... больно... не могу... Спрингтрап прикрывает глаза, и слезы в очередной раз скатываются по веснушчатым щекам. И это всё? Она умирает? Это и значит умереть? Если так, то это слишком мучительно. Неясные голоса что-то кричат, но звук приглушённый, потому что шум в ушах в виде тонкого звона не прерывается ни на секунду. Голоса словно пытаются пробиться через толщу воды. "НЕ СМЕЙ, СЛЫШИШЬ" "НЕ СМЕЙ ЗАСЫПАТЬ" Ничего не разобрать. Глаза закрываются сами собой, а грудь приподнимается изредко и с каким-то резким неестественным рывком. Ничего не видно. Её голова упирается в холодный пол, пока красная жидкость образует лужу прямо под её лицом, стекая по лбу и подбородку. Она буквально захлёбывается ею, но сил прекратить это просто нет. Контроля над собственным телом тоже. Боль, и ничего кроме боли. Невысокий силуэт наблюдает из коридора, неприступный и неосязаемый. Блёклые радужки глаз смотрят на распластавшееся на полу тело девушки с сочувствием. На мгновение, тень даже сомневается. Зачем, зачем они привели её сюда? Чтобы оставить здесь умирать? Да ещё и в таких мучениях. Даже если она проснётся там, в реальности, наверняка, подобное сломает её, и зло завладеет кроликом, словно безвольной куклой. Силуэт тихо движется на встречу обессиленной девушке. "Глупая, почему же ты не сделала так, как тебя просили? Почему не взяла оружие? Ведь без защиты здесь не выжить..." Кукла не сразу, но, всё же, решается подойти к Спрингтрапу, осознавая, что, наверняка, она больше не в сознании. Если бы только они могли хоть чем-то помочь. Они тихо поворачивают лицо девушки на себя, убеждаясь в том, что та без чувств. Об этом говорит пустой взгляд серых глаз с угасшими белыми огнями. А дыхание всё такое же, прерывистое и слабое. – Не нужно было приводить её сюда. – сотрясается плачем маленькая душа: несуществующее сердце просто разрывается от подобной картины. Он не хотел этого, он лишь хотел помочь им, помочь ей. Всем помочь. Но мертвенно-белое лицо андроида без привычного румянца на щеках свидетельствует о том, что он не справился. Не смог спасти. Никого из них. Кукла заходится в плаче, громком и отчаянном. Просто потому, что ни он, ни Марионетка, ничего не могут сделать. Никак не могут обратить последствий того, что сейчас произошло. И как бы не пыталась достучаться сама кукла до маленького мальчика, или же, вернее, души, заключённой в ней, всё тщетно. Ребёнок плачет безутешно, понимая, что он, в очередной раз, подвёл их всех. Не смог защитить. Так же, как и бедную девушку перед ними. Чарльзу стыдно, ему совестно. Потому, что он долгое время сомневался на счёт Спрингтрапа, убеждая себя и остальных в том, что это просто бездушный монстр, отголосок того ужасного прошлого, через которое им всем довелось пройти. Он должен был понять с самого начала, что эта девочка не хотела ничего плохого никому. Афтон... это была не она. В этом теле, помимо заточенной женщины, было что-то ещё, что-то живое, доброе и светлое. Или, вернее, кто-то. Слишком поздно, но теперь мальчик осознавал, что всё это время это и была сама Спрингтрап. Но её присутствие лишь игнорировалось, жестоко и несправедливо. Ведь именно она отправилась сюда ради него и остальных детей. Даже не представляя, какую опасность таит в себе это место. Марионетка скорбно склоняется над фигуркой девушки, и, заходясь в рыданиях, утыкается в мягкую копну оливковых волос. Им стоило понять это с самого начала. Спрингтрап всегда была другом. Другом, что пошёл бы на что угодно, чтобы спасти. Но теперь судить об этом слишком поздно. Память. Память это – то, что всегда являлось проблемой для кролика. Память держала андроида в неведении и не позволяла разобраться во всём так просто. Спрингтрап всегда ощущала эту хаотичность, которая не давала домыслам в голове выстроиться в один пазл, простой и понятный. По типу тех же, как: "Кто она? Почему здесь? Почему она не может вспомнить?" Даже не так, она не помнит, вообще ничего... Она подолгу просто сидела на полу, уставившись белоснежными зрачками в стену напротив. Комната была пуста, в ней не было ничего кроме старых прогнивших коробок и единственной, хорошо запечатленной в её памяти детали: то ли красного, то ли коричневого (было трудно различить наверняка в темноте) пятна на стене, словно что-то образовало всплеск, орошая отдельными точками и крапинками всё, что находилось вокруг. И лишь со временем Спрингтрап стала понимать, что ужасный удушающий смрад в комнате стоял непросто так. Это было пятно. Кровавое пятно, которое порой превращалось в самые жуткие кошмары, когда девушка изредка проваливалась в сон. Всё время, что она пробыла в той комнате, было мучительным, просто потому, что она не видела ничего больше, совсем ничего. Кроме этого проклятого пятна. Если бы только она могла покинуть это место. Благо, именно плохая память не позволяла ей потерять рассудок окончательно, не смотря на то, что в комнате веяло чем-то ужасным. Ей не нужно было помнить, чтобы понять это. Она просто знала. Не в силах больше поднять серые глаза, потому что, чего таить, каждый раз, лишь глянув в ту сторону, паника и страх подкатывали к самому горлу, затмевая разум. Лучше не видеть. Подсознательно она понимала, что хотела бы найти многие ответы, кроме этого. Что произошло в данной комнате, она уж точно знать не хотела. Помимо памяти было ещё и одиночество. Холодное чувство, что заставляло андроида сжаться, и звенящая тишина в ушах. И каждый день был таким. Сколько она пробыла так? Месяц? Год? Понятия времени для неё просто не существовало, потому что это был один сплошной кошмар. Вокруг не было никого, чтобы разделить свой страх, своё отчаяние. Боже, как же ей хотелось поговорить хоть с кем-то, хотя бы попытаться. Потому что, что говорить, она попросту не могла. Всё это казалось чём-то заоблачным и нереальным. Одно отчаяние, и ничего больше. Пустота. Полнейшее непонимание. Если бы только ей дали шанс... Минул месяц, но она не могла знать наверняка. Просто продолжая ждать перемен, чего-то нового. Иного, ожидать спасения или помощи? Она сама плохо понимала. Было лишь желание покинуть это ужасное место и никогда не возвращаться. Была ли она услышана? Возможно. Её состояние было измотанным настолько, что не было сил сопротивляться, когда два грузных силуэта обхватили её с двух сторон, приподнимая в крепкой хватке, весьма аккуратно. А кто-то на фоне ещё отчитывал их за небрежность, приговаривая что-то про ценность находки. Её ценность? Вдаваться в детали не было сил. Она, по крайней мере, наконец, покинула данное место. О другом и мечтать не смела. Даже если это не спасение, но аттракцион оказался куда более щадящим местом, пусть и таким же безвыходным и одиноким. Ко всему можно привыкнуть? Наверное... Спрингтрап плохо понимала одно время, что означают чувства, эмоции, однако влага на щеках при каждом пробуждении напоминала о боли, но не физической, эта боль была иной. Она шла изнутри, противно царапая и выскабливая из сознания самые изощрённые кошмары. Не спрятаться, ни скрыться, ни сбежать. Просто подняться на ноги было трудно, что уж говорить. Её слабое сознание было истощено всем этим, ни одна оконченная мысль не посещала её многострадальную голову, лишь какие-то бессвязные обрывки сквозь неясную пелену. Пелену, что не позволяла отличить реальность от сна. Спрингтрап смирилась с такой участью, даже если ужас сковывал каждую клеточку тела, а панические атаки заставляли забиться в угол и просидеть, схватившись за голову до самого утра. Безумие, можно ли было назвать так подобное состояние? Никто не знает, и сама девушка в том числе. Но с каждым днём голосов в голове становилось всё больше. Они смеялись, что-то напевали, звали по-имени... Были ли это перемены в лучшую сторону? Потому, что одиночество стало отступать? Возможно, быть сумасшедшей не так уж и плохо. В любом случае, это не имело смысла, ничего не имело, для неё и подавно. В течение какого-то времени галлюцинации и голоса стали чём-то обыденным, и не мудрено, ведь ко всему можно привыкнуть... Но было ещё что-то кроме приевшихся шёпотов: чей-то звонкий голос перебивал все остальные, и лишь в момент его звучания вспышки перед глазами прекращались. Он был чистым и отчётливым, не таким, как все... казалось, он хотел выйти на контакт? Ведь этот голос подолгу рассказывал ей о чём-то, словно неосязаемый собеседник. "Скажи, а ты ещё помнишь?" Он говорил странные вещи, такими они казались, ведь Спрингтрап не помнила ничего из того, о чём слышала. В её памяти была зияющая дыра, или же сам её разум заставлял закрывать любые напоминания о прошлом на все замки. Может быть, лишь во снах она могла приблизиться к ответам хоть немного, но какой прок от этого? Ведь с пробуждением абсолютно каждая деталь будет забыта... опять. Голос хотел донести нечто до неё, как-либо достучаться. Но всё тщетно. Из всего сказанного в памяти осталось лишь имя - Спринг Бонни, так звали этот голос. Девичий голос, который подолгу с ней беседовал, и, незаметно даже для неё самой, стал чём-то вроде друга. Воображаемого, неосязаемого друга. Единственного, что у неё был. Ненастоящего - так ей казалось. Всего лишь плод разыгравшейся от приевшегося одиночества фантазии. Грустно осознавать, что ты совсем один и у тебя нет никого, ты не знаешь, в чем смысл твоего существования. Зачем ты существуешь. Порой хотелось взвыть от отчаяния, но Спрингтрап предпочитала оставить это всё где-то очень глубоко в своём сознании и стараться не думать об этом, хотя подобные мысли порождали лишь кошмары, в конце концов, от которых она была вынуждена отказаться, даже от сна. Просто, зачем? Ей хотелось хотя бы каплю, незначительную частичку покоя. Хотелось забыться и никогда не возвращаться в жестокую реальность. Осознавать, что она одна. Снова, никого рядом. Спринг Бонни частенько пыталась поддержать её, приободрить в какой-то мере, она взяла шефство над ней, огласив своей "младшей сестрёнкой". Спрингтрап не могла знать, но, может, они действительно были кем-то вроде сестёр? Непонятно. Однако, через какое-то время она поняла, что голос имеет очень схожую с ней оболочку. Яркую, с выразительными зелёными глазами и доброй улыбкой. Что же, она совсем не была против подобной компании, даже если это её собственная больная фантазия. Она неуклюже и шатаясь двигалась по коридорам аттракциона, пока мысли спутывались в бессвязный клубок настолько, что она сама не могла разобраться о чем думает. Ей двигало лишь желание хотя бы немного осмотреться: в отличии от предыдущего места это было куда более просторным. Она делала медленные и неуклюжие шаги вперёд, пару раз едва не потеряв равновесие, её координация оставляла желать лучшего. Девушка встрепенулась, когда напротив неё в окне появился покорёженный и изуродованный образ; признаться, она едва ли сдержалась, чтобы не закричать, и лишь спустя минуты Спрингтрап поняла, что это была она - прямо здесь, сейчас. Она всего-то увидела собственное отражение, хоть и, признаться, оно безумно напугало кролика. Её ушки тихо опустились, и аниматроник попятилась назад, прерывисто и часто дыша. Этот жуткий силуэт, и, правда, был ею? Только осознав это повторно, она внезапно почувствовала неприязнь и дискомфорт от слипшихся от крови длинных прядей волос за спиной. Хотелось избавиться от этого противного чувства, ей было просто противно, когда потерявшие вид локоны касались её открытых зон тела. У неё даже закружилась голова от отвращения и отторжения, не говоря о том, что запах был тошнотворным прямо, как и тот, что находился в той маленькой комнате, где она провела одному Богу известно сколько времени.... Она всё ещё была ужасно слаба и её отвыкшее от физических нагрузок тело моментально переутомилось. Не смотря на неумолимое желание поскорее избавиться от волос, сил двигаться дальше и размышлять, как именно это сделать, просто не было. Андроид едва не повалилась на пол, еле удерживаясь на обеих руках, дабы не столкнуться с ним лицом. Колени девушки онемели, не давая возможности сменить положение так просто. Не смотря на дряхлый и потрёпанный вид данного места, кафельный пол был единственным вымытым до блеска: похоже, кто-то хорошенько постарался над этим, потому что кролик даже сумел различить своё жуткое отражение на поверхности шахматной плитки. Было трудно охарактеризовать, на что были похожи эти чувства... голова раскалывалась и мгновенно стала тяжёлой, стоило только оказаться на полу. Серые глаза вяло переместились с плитки на стены, она так и не смогла различить данное место. Было ясно лишь одно, один простой факт - оно было другим. Ужасная комната осталась позади. Могло ли это действительно означать, что кошмар закончился?.. Кролик прикрыл глаза, не в силах противиться усталости... – Смотри, что ты наделала... – темноволосая женщина грубо приподняла голову андроида за макушку, притягивая к своему лицу. Зелёные глаза, наполненные слезами, вяло взглянули в её сторону. – Это всё ТВОИХ рук дело. – она буквально выплюнула это в лицо своей подопечной. Спринг Бонни лишь сотрясалась от всхлипов, не в силах возразить, она молчала. Она была ОБЯЗАНА молчать. Афтон в последний раз обратила взор леденящих душу лазурных глаз на аниматроника. – Теперь в твоих интересах держать язык за зубами, сладкая, и делать то, для чего ты была создана. У меня нет времени играть с тобой в прятки. – Лиллиан лихим движением вытерла окровавленный нож тканью и небрежно бросила рядом со своим творением. Спустя несколько минут молчания Афтон вновь подала голос, однако, он прозвучал так, словно женщина находилась в комнате совсем одна. – Надо же, я ведь и не предполагала, что ты сможешь всё вспомнить, всего-то сопоставив пару инцидентов между собой... Это, знаешь ли, поразительно. – её плечи содрогнулись от истерического смеха. Женщина согнулась пополам, заходясь в тихом истеричном приступе, затем, она смолкла, принявшись что-то бормотать уже чуть тише. – Всё верно, просто случайность. Это всё Спринг Бонни, это она - убийца... никто никогда не заподозрит меня в таком ужасном преступлении. – казалось, остатки здравомыслия сломленного разума Лиллиан медленно растворялись, застилая сознание безумием. Тем, откуда уже не было выхода... Женщина всё глубже проваливалась во тьму, ту, что пожирала её изнутри, ту, что сдавливала лёгкие и не давала ничему светлому и доброму проникнуть в эту сломанную суть. Она была сломана, ничто не могло исправить это. Даже если бы Афтон уделяла психическому восстановлению годы. Это была точка невозврата, и женщина прекрасно это осознавала, так же, как и рыдающий золотой кролик на полу. Спринг Бонни делала многое, чтобы помешать ей, ну, или же, пыталась: признаться, она была в ужасе, когда осознала эту простую истину. Те жуткие картинки были не просто снами, Лиллиан использовала её, она была замешана в чём-то ужасающем. И со временем все пазлы встали воедино. Андроид понимала, что её создательница изменилась, даже если это не прослеживалось так сильно, потому что Лиллиан искусно притворялась. Однако безумный блеск синих глаз пугал и настораживал всякий раз, как они виделись. Но даже так... что Бонни могла предпринять? Страх за собственное существование был куда сильнее... Спринг Бонни была не из тех, кто бы причинил зло кому-либо, в особенности детям, она бы не пошла на это ни при каком раскладе, будь у неё выбор... Но Афтон продумала все гораздо тщательнее, чем казалось на первый взгляд... – Всё верно. – выдохнула женщина, сейчас она словно успокаивала саму себя, кажется, где-то подсознательно понимая, что именно она натворила. – С Фредбером уже приключился инцидент ранее, и это можно списать на неисправность программы. То же самое могло произойти и со Спринг Бонни, хах. – Афтон нервно усмехнулась. – Это более чем логично, но не стоит волноваться раньше времени, никто не узнаёт об этом. – она, наконец, развернулась к своей воспитаннице: – Не так ли, Спринг Бонни? Она холодно взглянула на андроида, словно смеряя девушку взглядом, однако, та ничего не ответила. – Попомни мои слова. Тебе стоит прекратить устраивать прятки, если ты не хочешь очередной жертвы. Всё зависит от твоего послушания. – сказав это, женщина покинула помещение, оставляя андроида наедине с собой. Кролик вздрогнул, когда массивная дверь с хлопком закрылась. Теперь Афтон оставляла её здесь каждый вечер, в комнате обслуживания, чтобы никто не увидел окровавленного робота, а ранним утром возвращалась, дабы дать ей сменную одежду и отмыть открытые участки кожи от крови. Если ранее Спринг Бонни и Фредбер без каких-либо препятствий перемещались по закусочной, то теперь их свобода была ограничена так, насколько это было возможно, в особенности, учитывая тёмный секрет Лиллиан, в котором и был замешан золотой кролик. Спринг Бонни не могла совладать с собой, хоть и всячески пыталась не поддаться порыву, чтобы не закричать. Собственное бессилие отравляло разум, погружая лишь в большую пучину отчаяния. Сжавшись комком на полу, девушка кричала и плакала, проклиная ранее любящую создательницу. Афтон изменилась, это уже была не та позитивная и добрая женщина, её сломали, она неправильная и Спринг Бонни ломалась вместе с ней, вместе с каждым её действием. Любовь и привязанность сменились ненавистью и отторжением, теперь они больше не были похожи, они были разными и преследовали разные цели. Хотя, признаться, цель Лиллиан была непонятна её собственному творению, и кролик ни в коем случае не хотел смиряться с таким положением вещей. Она не хотела этого. Беззаботные деньки рядом с Фредбером, Харриет и... Лиллиан... все это кануло в лету и осталось где-то очень далеко, едва подходя под понятие какой-то неосуществимой мечты...