Пересадка

Мы проучились на одном курсе четыре года, но впервые поговорили за день до выпускного. На третьем этаже была очередь то ли за обходными листами, то ли ещё за какой-то бюрократической хренью. Антон принёс полкило малины, мы сидели на полу. – Зачем я красный диплом получала? Что я с ним делать буду, таким красивым? – И правда, девки, зачем вы так корячились? – Ну вот лично я – лесбиянка из традиционной армянской семьи. Я обязана была получить красный диплом, иначе позор семьи. – А так не позор? – Позор, но с красным дипломом. Как ты говоришь тебя зовут? Она не знала, как меня зовут. Все знали, что её зовут Гаянэ. На следующий день она была какая-то невозможная в светло-голубом платье на очень высоких каблуках. Я подошла поздороваться, она представила меня родителям, бабушке и тёте, которые пришли на выпускной. Её папа говорил: «Поздравляю вас, Анечка, с окончанием обучения, дальнейших вам успехов во всём, чтобы всё удавалось». Если бы он только знал. Теперь уже ясно, что нужно было сразу послать её нахуй, но, если эта идиотка видит в чём-то свою благородную миссию, ничто не способно встать у неё на пути. Аня, всё получится. Аня, нам помогут. Аня, все это делают. Мы же команда, Аня. Эта дура сидит в Израиле, ей нужны только деньги, она не лезет в бизнес, ну как она узнает. Аня, тут и так всё держится на тебе. Мы будем помогать людям, Аня. Каждый раз, когда Гаянэ заводила речь об этом, она смотрела на меня глазами, полными слёз, и в этом взгляде была бесконечная мольба и одновременно укор. Тебе не понять. Ты не такая. Конечно, Аня, это не твои проблемы. Пожалуйста, Аня. Пожалуйста. Ничего не рассказала. Выхожу от следователя. Дежурный в отделении тупит над анкетой женщины с большим носом: – Эльдаровна? – Ульваровна. – Эльваровна? – Уль-ва-ров-на. Первая «у», как в слове «убью». Вернулась в хостел, подошла к Гае и сказала ей: «Нам надо поговорить». «Поговорить нам надо было полгода назад, Анечка. А теперь нужно согласовать версии, чтобы было чётко и правдоподобно». Пошли в коморку. – Что спрашивал? – Спрашивал, как вы, Анна Константиновна, проспали убийство. А где есть камеры? А вы точно нам все записи с камер выдали? А владелица Евгения Марковна где? А телефон её израильский можно? А этот Волков, а эта Левиева, а этот Нечаев, а коллега ваша Габриелян… И так десять раз. Сказал: «Они все в одной комнате спали, если бы из них кто-то выходил, это бы услышали. А вы и коллега ваша Гаянэ Ашотовна…» – Сука. – Сказал: «Ведите себя хорошо». – Твою мать. Что с нашими делами? – Ни одного вопроса. Но он документацию изъял. Может и не заинтересуется. Слушай, Гай, я бы выпила. – Да, я тоже. Пошли в магазин? Гость на прошлой неделе нашёл какой-то новый тут в десяти минутах, называется «Чижики». Цены такие, как будто они еду привозят на машине времени из 2011 года. Бутылка сидра меньше ста рублей. Нашего сидра, Аня! Давай, пошли. Вряд ли за полчаса без нас они тут ещё кого-то убьют. Тёмно-синее небо после заката, мокрая грязь под ногами, люди выходят из метро. Ветер поднимает вверх волосы Гаи, на ней пушистый белый шарф. Я смотрю в её грустные чёрные глаза, беру за руку. Потом мы идём из магазина, накупив этого сидра и яблок за две копейки. Улица выглядит точно так же, как когда мы были вместе. Она говорит: «Останься со мной ночевать, пожалуйста». Мы подходим к хостелу. – Как ты думаешь, кто её убил? – Может быть, её девушка. Говорят, всегда виноват самый близкий. Пиздец. – Что делать будем? – Кино? – Может всё-таки опробуем? Долго настраиваем сетап на проекторе, который купили полгода назад, когда Гая предложила показывать по выходным Миядзаки. Евгения тогда разрешила купить за казённые. Сначала видео проецируется не на экран, а дверной косяк и синюю часть стены, потом оно перевёрнутое, наконец, всё получается. Гости ходят туда-сюда, заебались, наверное, общаться со следователем, как и мы. В какой-то момент мальчик из шестиместного номера, одноклассник убитой девушки выходит и спрашивает: «А что вы делаете?». Гая говорит: – Собираемся смотреть кино. Хотите с нами? – Хочу. Что за фильм? – Что-нибудь тупое. Одноклассник убитой Елены, питерский мальчик Андрей грустный и уставший. А ещё похоже, что ему одиноко. Девочка и парень постарше общаются вдвоём, причём иногда – на непонятном языке. «Денис, непонятное бла-бла-бла» – «Конечно, Ева, непонятное бла-бла-бла». А этот сидит один в телефоне. Правильно Гая его позвала. В какой-то момент эти двое всё-таки подходят к нему, Андрей говорит: «Я сейчас всё равно не засну», и вот желающих смотреть кино с нами становится трое. Двое с половиной. Эта Ева, очевидно, всех нас в гробу видала – и, конечно, тоже сейчас не сможет заснуть. Никто не сможет. Какой же ебанутый был день. Отхожу с Гаянэ в коморку, она предлагает позвать всех гостей, раз нас так много. Зовём. Удивительно, но посмотреть фильм соглашаются все. Парень из шестиместного. Седая тётенька, которую зовут Аделаида Ильинична. Олег Волков из одноместного. Все. С ума сойти. Весь день нам ебал мозг косоглазый следователь. По очереди, вместе, потом ещё раз по очереди. Запретил всем уезжать из Москвы. Все заебались. Кто-то убил Елену. Действительно, почему бы не посмотреть всем вместе «Ночной дозор»? Если бы я знала, что вечер будет таким, по-другому отнеслась бы к Гае с её «Останься, пожалуйста». Молодой Костя Хабенский рисует перевёрнутую пентаграмму на карте метро втрое меньше нынешней. Вампир в красной кожанке и панамке, сейчас это опять модно. Антонов из «Папиных дочек» составляет протокол на ведьму. А можно хотя бы сейчас без протоколов? Сова оживает, становясь очень красивой женщиной. Не слышал раньше о таких наказаниях. – Ты и о преступлениях таких не слышал. Выясняется, что сын Антона Городецкого – иной. Гая говорит: «Когда я была маленькой, очень хотела быть Иной, иметь какие-нибудь сверхспособности, отличаться от всех. Сейчас я просто хочу быть нормальной. Взрослость – это когда ты просто хочешь быть обычной». Мы останавливаем кино, чтобы сделать перерыв. Все почти уходят курить, возвращаются минут через десять. Предлагаю сидр всем, шучу, что помогу скрыть употребление алкоголя от администраторов. Все почему-то отказываются, кроме Олега Волкова. Он ставит перед собой одновременно чашку чая и бутылку сидра. – Сидр какой-то странный. – Да нормальный сидр. Пахнет гнилыми яблоками, как надо. – Больше гнилыми, чем яблоками. Жанна Фриске в красном шипованном ошейнике. Завулон вытаскивает из себя позвоночник. Жил-был на свете Антон Городецкий, бросила жена, он грустил не по-детски. Ева говорит: «Может, мы Дневной тоже посмотрим?». Все соглашаются. Гая сейчас тоже вряд ли сможет заснуть. Егор пьёт сок «Злой». Светлана, от которой только что спасли человечество, влюбляется в Антона. Второй уровень сумрака. Жанна Фриске танцует с Завулоном. Не такой уж молодой Хабенский (как так, всего год между двумя фильмами!) пьёт пиво. Убивают красивую Тёмную женщину, немного похожую на Гаянэ. Кажется, меня сейчас вырвет. Ухожу в туалет. Умываюсь ледяной водой. Пытаюсь блевануть, засовываю два пальца в горло – нет, не получается. Вижу себя в зеркало. Обычная я, только синяки под глазами стали ярче, кожа бледнее. Очень хочется заплакать, но не выходит, грустная мина выглядит пародией на моё обычное лицо. Какая же я идиотина. Если бы я могла отмотать всё назад, я бы ни за что, ни при каких обстоятельствах не расставалась с Гаей. С ней было плохо, но как сейчас, просто невыносимо. Возвращаюсь на моменте, когда Жанна Фриске рассказывает маленькой девочке, что её мама умерла. Гая говорит: «Нажми кнопку на чайнике, пожалуйста». Перерыв, чай, курить. Ева стоит одна снаружи и втягивает пар из электронной курилки. Денис выходит к ней со словами: «Мы с Олегом в магазин, что тебе купить?». Гая им объяснила, где круглосуточный Дикси. Волков что-то увлечённо рассказывает Денечке. Айкос разряжен, ветер свистит. Гая видит нас, мёрзнущих, из окна, спрашивает, нужны ли пледы. Все одновременно: Ева, Денис, Олег и я орём: «Нет, спасибо!». Гаянэ всегда говорила: «У нас должен быть не просто хостел, а комьюнити». Удивительно, мы провели вместе сутки, но у меня, может быть, впервые в жизни появляется ощущение, что у меня появляется какое-то комьюнити. Видимо, я говорю это вслух, потому что Ева закатывает глаза и говорит: «хуймьюнити».