Восприятие

      Где-то в стране Травы трое шиноби шли по пыльной старой грунтовой дороге. Самый высокий из них, очевидный лидер, окруженный аурой темной силы, шел впереди. Остальные следовали не слишком далеко позади.       Недовольный на вид человек с огромным мечом первым нарушил их долгое молчание, его раздражительный голос нарушил тишину тихого летнего дня.       — Далеко ли это чертово место, Саске?       Высокий парень впереди не ответил на вопрос, просто продолжая идти.       — Видишь эту грунтовую дорогу? Когда начнется асфальтированая, значит, мы приближаемся. Придурок, — вместо этого ответила третья, высокая молодая девушка.       — Никто не спрашивал твоего мнения, Карин. Не будь такой стервой.       — Тогда не задавай тупых вопросов, Суйгецу. — Они произносили имена друг друга как грязные слова, оскорбляя друг друга простым признанием.       Саске проигнорировал их. Они были идиотами; постоянно ссорятся и часто вступают в драки из-за глупостей. Они, вероятно, убили бы друг друга, если бы он не держал их в узде. Это были такие времена, когда он жалел, что не покинул Звук в одиночестве после победы над Орочимару. Карин и Суйгецу временами были полезны, но их личности могли испытать терпение любого. И у Саске было мало терпения.       Единственным членом Хеби, которого Саске действительно мог терпеть, был Джуго, но тот ушел. Благодаря экспериментам Орочимару его безумию уже не было предела, и в конце концов его смертоносное безумие вышло из-под контроля. Однажды ночью он напал на них во сне, чуть не убив Карин. Саске пытался обуздать его, как и все предыдущие разы, но, в конце концов, не выдержал, и Учиха был вынужден покончить с ним. Может быть, это было милосердие, может быть, он оказал измученному одолжение, но это все еще преследовало его. Он полагал, что никогда не сможет быть бесстрастным убийцей, которым был его брат, и больше не хотел им быть. Он просидел у костра много ночей, тихо разговаривая с подавленной стороной Джуго, и чувствовал с ним родство. Саске надеялся, что куда бы люди вроде него и Джуго ни отправлялись после смерти, он наконец обрел покой.       Саске много думал о Команде Семь в течение шести лет, прошедших с тех пор, как он покинул Коноху. Был ли Какаши все еще внешне крутым, но внутренне преследуемым? Был ли Наруто ближе к осуществлению своей мечты стать Хокаге? Неужели Сакура наконец нашла в себе силы? У него было много сожалений по поводу тех дней, и многие вещи он сделал бы по-другому, оглядываясь назад. Потребовалось время, прожитое среди самых грязных и жестоких представителей человечества, чтобы наконец оценить, как приятно иметь рядом кого-то, кто заботится о нем.       За три года пребывания в Звуке Саске многое понял. Он целыми днями тренировался, чтобы стать настолько могущественным, насколько это возможно, для достижения своей цели мести. Но ночи он проводил в одиночестве, в компании только воспоминаний и совести. Он думал, что может сделать все сам, что друзья делают его слабым. Что в двенадцатилетнем возрасте он мог сразиться с одним из самых сильных ниндзя в мире и победить. Что он мог не уважать и игнорировать советы и указания шиноби с гораздо большим опытом и силой. Он потерял так много возможностей из-за своей гордыни, думая, что в конце концов у него есть только один выход.       Саске причинил зло стольким людям, в большинстве его ближайшим друзьям. Его единственным друзьям. Теперь он мог признать, что скучал по ним. Сколько раз он хотел, чтобы они шли с ним по этому пути, а не те двое, что идут сейчас? Он задавался вопросом, думают ли они все еще о нем. А что если они его ненавидят. Учиха не стал бы винить их за это. Простили бы они его?       Всё равно это не имело значения. Он не мог вернуться или что-то изменить. Он выбрал свой путь и решил идти по нему один. Правда, у него были товарищи, но они его не понимали и никогда не смогли бы понять. Они были здесь по своим эгоистичным причинам.       Теперь Саске знал, что его брат плохо им манипулировал, извратил его образ мыслей. Даже Итачи не верил половине того, что говорил, чтобы мучить Саске. Все это было сделано для того, чтобы свести его с ума, и это сработало. Хотя это правда, Итачи считал, что эмоциональные связи делают человека слабым, даже он не добирался до того места, где был один. Акацуки были группой людей, но, тем не менее, это была команда. Они могут не заботиться друг о друге лично, но они принимали поддержку и командную работу, что Саске слепо проглядел когда отказался на своем пути к власти.       Его целью по-прежнему было убить своего брата, но по другим причинам. Раньше его жгучая ярость и ненависть подпитывались эгоизмом. Итачи забрал у него все, разрушил его жизнь, украл его счастье, запятнал его будущее. Он мучил его, искажал его разум, указывал на его неудачи и втирал их ему в лицо, выставлял его слабости на всеобщее обозрение. Он унизил его. Все это были эгоистичные причины, гнев на то, что с ним сделали. Он хотел отомстить. Ему нужна была месть.       Ночью, в темноте своей комнаты, Саске снова и снова думал о том, почему. Почему Итачи это сделал? Почему он оставил его в живых? Почему Саске так жаждал мести? Много ночей самокопания привели его к одному выводу: ему не нужна месть, ему нужна справедливость.       Учиха были гордым и высокомерным кланом. Многие, как и его отец, были холодными и нелюбящими, безжалостно воспитывая своих детей как инструменты для продвижения планов Учих. Саске получил достаточно перспективы, чтобы увидеть это. Можно было бы сыграть адвоката дьявола и сказать, что они пожали то, что посеяли. Если бы он был честен с самим собой, Саске не мог бы полностью винить своего брата за то, что он стал именно таким, каким его хотел видеть его клан; идеальная, бесчувственная машина для убийств. Но Итачи был явно сумасшедшим, и его оправдание убийства всего его клана не имело смысла. Иногда Саске задавался вопросом, а не это ли было настоящей причиной, если существовала скрытая тайна резни Учих, о которой он не знал.       Но не все Учиха были такими, как его отец и старейшины. Жены, единственная вина которых заключалась в том, что они слепо следовали за своими мужьями, дети, которых использовали в качестве пешек в борьбе за власть против других кланов, малыши и младенцы, спящие в своих кроватках; все были безжалостно убиты. Они не заслужили такой смерти. Его долг был восстановить справедливость, и он сделал бы это, даже если бы это стоило ему жизни.       Это уже стоило ему части души. Саске презирал тот факт, что сила Орочимару теперь находилась в нем. Он чувствовал себя испорченным, нечистым. Некоторые из знаний, которые он получил во время обратного переноса души, вызвали у него отвращение, и он поклялся никогда не использовать некоторые из дзютсу, на которые он теперь был способен. Он ненавидел то, чем ему пришлось стать, чтобы противостоять безжалостному великолепию своего брата. Демон против демона.       Учиха рассеянно почесал проклятую печать на плече, постоянное напоминание о его неверных суждениях. Она больше не вспыхивала, если он не призывал ее, но все еще причиняла ему фантомные боли, обжигая его нервы от агонии, с которой он жил так долго. Чем больше Саске пытался бороться с этим, тем больнее это становилось. Чем ближе была его связь с Орочимару, тем больше она контролировала его эмоции и мышление. Метка подпитывала его ярость и ненависть, затуманивала его рациональное мышление. Своего рода туннельное зрение, которое она вызвала, заставило его дважды едва не убить своего лучшего друга.       — Эй, смотри, дорога превращается в булыжник. Я думаю, мы близко.       — Ты действительно тупица, ты знаешь это?       — Какого хрена, Карин! Я просто повторяю то, что ты сказала раньше!       — Тьфу. По крайней мере, не все мужчины такие идиоты, как ты.       — Что, ты имеешь в виду, как Саске-кун? — глумился туманный ниндзя высоким женским голосом. — О, Саске-кун, ты такой милый! Ты потрясающий, Саске-кун, не мог бы ты попробовать мою вишенку?       — Заткнись нахер, Суйгецу, я так не разговариваю! — Было ясно, что вот-вот разразится драка.       — Конечно.       — Хватит. Вы оба заткнитесь. Мы почти у цели. — Спокойный, жесткий голос Саске был явным предупреждением.       — Надеюсь, эти жители не будут пускать дым в наши задницы, как в прошлый раз.       — Надеюсь, у них есть публичный дом.       — Тьфу. Кто захочет трахнуть тебя? Даже шлюхи не могут быть такими отчаянными.       Суйгецу собирался ответить еще одним язвительным ответом, когда они оба почувствовали волну убийственного намерения от человека перед ними. Он принял мудрое решение держать язык за зубами, пока они не доберутся до деревни.       Саске действительно надеялся, что на этот раз у них будет хорошая зацепка. Или, еще лучше, что его брат все еще там. Хеби были в соседней деревне, когда они услышали новости о большом беспорядке с участием ниндзя в красно-черных плащах. Чем раньше он найдет Итачи, тем скорее сможет избавиться от этих двоих и тем скорее сможет продолжить свою жизнь. Если он выживет, конечно.       Шесть лет прошло с тех пор, как он продал душу за власть. Шесть лет с тех пор, как он оставил всякую надежду на счастливое будущее и навсегда оставил единственное хорошее, что у него осталось. Он так устал, устал охотиться на сумасшедшего и гоняться за призраками. Он был готов к тому, что это закончится.       Впереди показались дома, и он ускорил шаг.

.

      Пульсирующая, ноющая, резкая боль накрыла Сакуру, словно приливная волна, когда она очнулась от насильно вызванного сна. Она держала глаза плотно закрытыми и оставалась совершенно неподвижной, пока медленно приходила в себя, делая тяжелые, успокаивающие вдохи, чтобы побороть нахлынувшую внутри тошноту.       Собрав немного той чакры, что у нее была, медик осторожно исследовала себя и оценила ущерб, нанесенный ее телу. Первое, что она заметила, была скованность в шее, вызывавшая у нее сильнейшую головную боль. Скорее всего, она потеряла сознание от удара в основание черепа. Возможно также, что она получила сотрясение мозга от удара о стену. Интенсивный стук в висках мешал сосредоточить чакру, но она успокоила дыхание и пошла дальше. Ее губа была порезана и покрыта коркой; Сакура чувствовала, как запекшаяся кровь шелушится на ее лице, и металлический привкус крови присутствовал во рту и горле, отчего снова подступала тошнота. Ее спина сильно болела из-за того, что ее швырнули в кирпичную стену, но, к счастью, серьезных повреждений там не было. Однако, по колющей боли каждый раз, когда она делала вдох, она могла сказать, что несколько ребер сломаны. Остальная часть ее тела не пострадала, и она почувствовала облегчение; могло быть намного хуже.       Медленно и тщательно ставя себе диагноз, Харуно пыталась вспомнить, как именно была получена каждая травма. Детали ее безнадежной битвы постепенно возвращались в затуманенное сознание, и она ухмыльнулась с легким удовлетворением. По крайней мере, она была не единственной, кому сейчас больно.       Сакура медленно открыла глаза, и слезы боли, которые она сдерживала, хлынули из глаз. К счастью, в комнате было довольно темно, и боль не усиливалась от света. Из-за ее спины исходил слабый свет, но затекшая шея мешала ей оглянуться через плечо. Похоже, она не была в камере. Стены были обшиты простыми деревянными панелями, как и пол, но мебели не было. Дверь была простой внутренней дверью без видимого запорного механизма. Пространство выглядело точно так же, как запасная спальня.       Каждый мускул напрягся и болел от ее скрюченного положения на холодном, твердом полу, но это было ничто по сравнению с ребрами и шеей. Куноичи лежала наполовину на боку, наполовину на животе; одна рука полностью онемела из-за того, что ее прижали к телу, а другая была небрежно перекинута через бок и лежала на полу. Очевидно, похитители бесцеремонно бросили ее туда. Не то чтобы она действительно ожидала другого.       Сакура попыталась сдержать свой ужас и сосредоточилась на размышлениях. Где она была? Как долго она была здесь? Была ли она все еще с Акацуки или они отдали ее кому-то другому? Она надеялась на первое, поскольку неизвестность пугала больше. Чего они хотели? В ее голове промелькнуло воспоминание о Цунаде, рассказывающей о своих знаменитых медицинских навыках. Теперь она поняла, что было глупо отмахнуться от этого.       Чем больше Сакура думала о своей ситуации, тем больше ее страх перекрывался жгучим гневом. На себя за то, что не поняла, что это ловушка. На Цунаде за то, что не проверила миссию. На тех, кто думал, что они могут просто взять ее и заставить выполнять свои приказы. Она была просто зла, и точка.       Ее ярость только росла, когда она вспоминала, что с ней сделали. Они не применяли к ней никакого оружия или дзютсу, просто избили ее по старинке кулаками, как обычные головорезы. Сверхсильные, сверхбыстрые, могучие головорезы… но все же. Потом они просто взяли и бросили ее в общей спальне без замка на двери и с проклятым окном! Насколько слабой, по их мнению, она была? Разве они не видели, как медик пнула одного из них через здание? Разве они не знали, что она может пробивать стены? Не то чтобы она хотела применять силу в дюйме от своей жизни и держась в строгой изоляции, но их небрежность была оскорбительной. Даже после ее потрясающей демонстрации на площади, даже после серьезного ранения двоих из них, они все еще не считали ее угрозой.       Это сожгло Харуно изнутри, и ей больше всего на свете хотелось обрушить на них это здание. Но она едва могла двигаться, и каждый раз, когда она это делала, ее тело сотрясала боль. Ее чакра все еще была истощена; у нее даже не было достаточно, чтобы исцелить себя. Сакура предположила, что ее резервы, скорее всего, были опустошены гигантским мечом человека-акулы.       Сакура внутренне выругалась и смирилась с тем, что никуда не денется. Даже если бы она не была ранена, с истощенной чакрой ей не с чем было бы бороться, кроме простого тайдзютсу, и это не помогло бы ей пройти мимо двери. Если все четверо все еще прятались поблизости, то мысль о побеге была просто смехотворной. Ее похитители, конечно, знали об этом, и именно поэтому они не удосужились запереть ее.       Звук шагов эхом разносился за дверью.       Медик расслабила свое тело и закрыла глаза, когда дверь со щелчком открылась. Попытка притвориться спящей, по-видимому, не сработала, потому что похититель усмехнулся и носком сапога толкнул ее сломанные ребра. Она зашипела от боли и свернулась калачиком, открыв глаза, чтобы с ненавистью посмотреть на гигантского мужчину, возвышающегося над ней.       — Просыпайся, принцесса. — Острые зубы Кисаме блеснули в темноте, когда он искоса посмотрел на нее сверху вниз. — Надеюсь, ты хорошо выспалась. Я знаю, что у тебя был тяжелый день.       — Пошел ты к черту.       — О-хо-хо! Такой уродливый язык такой симпатичной малышки! Твой рот такой же грязный, как и ты сама. — Он обошел ее медленным кругом, осматривая ее. Его ботинки тяжело цокали, резонируя в ее ушах стуком по половицам. — Самехаде нравится вкус твоей чакры, она говорит, что ты сладкая. Думаю, мне тоже понравится, что ты здесь, принцесса.       Как только он завершил свой круг, в ее поле зрения появилась пара сандалий поменьше. Человек двигался так тихо, что она не могла слышать его шаги из-за громкого стука Кисаме. Если бы Харуно не видела, как он прошел через дверь, она бы не знала, что он там.       — Куноичи. — Гладкий, глубокий голос Итачи мягким эхом отдавался в маленькой комнате. — Почему ты не исцелила себя? — В его тоне не было подъема, указывающего на то, что он задал вопрос, только пустой монотонный тон.       Сакура чуть не закатила глаза.       — Я не могу, — прошипела она сквозь стиснутые зубы.       Итачи посмотрел на Кисаме.       — Ты высосал слишком много ее чакры. В таком состоянии она не может исцелить себя.       — Чем меньше чакры, тем легче с ней иметь дело. — Кисаме пожал плечами. — Ей достаточно, чтобы жить. Что с того, что она ранена?       — Она должна иметь возможность двигаться вместе с нами. Если только ты не хочешь таскать ее повсюду.       Сакуре показалось, что теперь она могла услышать малейшую нотку в его голосе. Парень был раздражен. В ее состоянии или в необходимости объяснять очевидное Кисаме, она не знала. Кисаме фыркнул на это предложение, и Сакура сделала бы то же самое, но ее страх перед ударом под ребра снова сдерживал ее язык. Конечно, скоро они уйдут: Акацуки никогда не оставались на месте надолго. Сакура знала это лучше, чем большинство.       — Хорошо, хорошо. Самехада будет разочарована. — Кисаме вздохнул и вышел из комнаты.       Сакура осталась наедине с Итачи и боялась, что он может сделать. Он ничего не сказал, просто продолжал изучать ее. Непонятно, как долго он молча стоял над ней. Ее тело так болело; она уже собиралась забыться сном, когда он наконец заговорил.       — Тебе разрешено восстановить свою чакру, и ты будешь использовать ее, чтобы исцелить себя. — Она вздрогнула от звука его голоса и сердито подумала, не ждал ли он, пока она заснет, намеренно. — Если ты попытаешься использовать чакру для чего-либо еще, ты снова будешь истощена и останешься в таком состоянии. Ты понимаешь?       Его тон был мягким и гладким, но его присутствие наполняло ее страхом. Это было странное сочетание, но она отказывалась его показывать.       — Как угодно. — Сакура ожидала, по крайней мере, еще одного удара ногой за свое отношение, но удара так и не последовало. Через мгновение он снова заговорил.       — Еду принесут сюда. В этой комнате есть печати чакры, и один или несколько из нас всегда будут поблизости. Ты не сможешь сбежать. Было бы глупо пытаться.       — Чего ты хочешь от меня? — спросила медик, впервые взглянув на него. Его лицо было скрыто тенью.       — Ты узнаешь достаточно скоро, хотя я уверен, что ты и сама сможешь это понять. А пока все, что от тебя требуется, это оставаться в этой комнате. Ты будешь проинформирована, если у нас найдется для тебя другое применение. — Он повернулся и тихо направился к двери.       Какой высокомерный ублюдок. Сакура в этот момент перестала заботиться о собственной безопасности; было бы лучше, если бы они убили ее и покончили с этим. Она не станет соучастницей их требований.       — Итачи. — Ее голос звучал так сильно, как только она могла собрать в своем ослабленном состоянии, и Итачи сделал паузу, слегка повернув голову, чтобы она могла разглядеть его профиль. — Иди на хуй, — прорычала девушка.       Итачи никак не отреагировал, хотя она могла бы поклясться, что он тихо фыркнул, прежде чем закрыть за собой дверь и оставить ее в темноте.

.

      Итачи тихо прошел по коридору и спустился по лестнице. Она явно была не в своем уме, или у нее было желание умереть. Ни один из их пленников никогда раньше не проявлял такого враждебного неповиновения. У них никогда не хватало наглости оскорбить его. Провокации могли сработать с кем-то вроде Кисаме, но Итачи был слишком логичен, чтобы поддаться ее наживке. Хотя, по правде говоря, он не был полностью равнодушным к событиям дня, и он нашел это странным. Он не злился на ее отношение. Во всяком случае, он был удивлен. Было приятно иметь такого нетипичного заложника. Она может оказаться довольно интересной, прежде чем перестанет быть для них полезной.       Состояние, в котором находились Тоби и Дейдара, свидетельствовало о том, что он ошибался насчет ее физической силы. Теперь казалось, что он ошибался и насчет ее умственных способностей. Она не плакала, не умоляла, не торговалась, не пряталась и не делала ничего из того, что обычно делают люди, опасающиеся за свою жизнь. Однако она была в плену всего один день, и это может измениться. Они привели ее сюда не для того, чтобы причинять ей боль или мучить, но люди сдавались и раньше.       Итачи редко ошибался, и никогда дважды в один и тот же день, что его не устраивало. То, что произошло на площади, было последним, чего он ожидал от миниатюрной девушки, и его раздражало осознание того, что он просчитался. Конечно, вслух он ничего не признал бы, и его задумчивое выражение лица сменилось пустым, когда он уверенно вошел в столовую. Его товарищи подняли головы, когда он вошел.       Кисаме прислонил спинку стула к стене и поставил обе ноги на стол, скрестив локти и лодыжки. Он посмотрел на своего напарника, надеясь мельком увидеть, что тот думает об их маленькой пленнице наверху. Он ничего не рассмотрел, конечно же.       Дейдара прислонился к столу, положив на него одну руку для поддержки, раненая рука крепко прижалась к его боку. Его бледные глаза остекленели от подавляемой боли, на лбу выступил тонкий пот. Он открыто смотрел, как Итачи подошел к пустому стулу и сел, скрестив руки перед собой, ожидая неизбежного спора.       Кисаме заговорил первым.       — Как Тоби?       Итачи проверил их четвертого товарища как раз перед тем, как вошел в комнату куноичи.       — Все еще без сознания, но он будет жить.       Дейдара разочарованно хмыкнул.       Кисаме усмехнулся.       — Тогда почему ты помешал ей убить его?       Дейдара не ответил ему.       — Кстати об этом, Итачи…       — Да, Дейдара. Скажи, что должен сказать.       — О чем ты, черт возьми, думал? Это, — он указал на потолок, указывая на пленницу наверху, — это «слабая и жалкая куноичи», которую ты хочешь использовать в качестве приманки для джинчурики? Ты знаешь, кто это?       — Харуно Сакура, ниндзя-медик Конохи, друг и товарищ по команде Узумаки Наруто, — спокойно ответил Учиха.       Дейдара закатил глаза.       — Невероятно. Как ты можешь не знать больше?       Глаза Итачи слегка сузились.       — Очевидно, ты знаешь о ней что-то еще, так что скажи это. — Его тон был тихим, как всегда, но в нем был мрачный оттенок, который намекал, что было бы неразумно снова оскорблять его интеллект.       — Эта куноичи, Харуно Сакура, не обычный медик. Она личная ученица Хокаге. Очевидно, исцеление — не единственное, чему она научилась, гм.       — Откуда ты знаешь о ней?       — Это она убила Сасори.       — Без шуток? — пробормотал Кисаме, ошеломленный.       — М-м. — Дейдара одобрительно прогудел. — Я был там, сражался с твоим джинчурики и Копирующим ниндзя за пределами пещеры.       — Если это правда, то сегодня мы не видели даже половины ее мощности. Ба, она, вероятно, пыталась избежать жертв среди гражданского населения, — предположил челокек-акула.       Итачи просто сказал:       — Нас было четверо.       Дейдара согласился.       — Если бы это был бой один на один, наверное, все было бы по-другому. Ты видел, что она сделала с Тоби. И со мной. — Последнее он пробормотал себе под нос.       Кисаме одарил его острозубой улыбкой.       — Как твоя рука?       Дейдара нахмурился.       — Что за тупой вопрос? Ты знаешь, сколько костей в руке и запястье?       Кисаме молча смотрел на него.       — Тридцать пять, — ответил за него Итачи.       — Тридцать пять! — громко подтвердил Дейдара. — И они все сломаны! И я думаю, что моя проклятая рука тоже! Каково это? Это чертовски круто, гм.       — Тогда заставь ее исцелить тебя.       Блондин насмешливо фыркнул.       — Я больше не позволю чакре этой адской кошки приблизиться ко мне. Я найду другого медика.       Кисаме, наконец, надоело его провоцировать, и он повернулся к своему напарнику.       — А ты, Итачи? Ты заставишь ее вылечить твои глаза?       — Нет.       — Э? Почему бы и нет? Она ведь считается лучшим медиком в Стране Огня после Хокаге, верно? Это прекрасная возможность.       — Как ты предлагаешь мне «заставить» ее сделать это, Кисаме? Попытка заставить усилит ее желание причинить мне вред. Ослепить меня — лишь одна из многих вещей, которые она может сделать с помощью своей чакры. Было бы глупо позволять кому-то с убийственным намерением приближаться к моим глазам.       — Хм. Значит, твоя потеря, я думаю.       — Так какой теперь план? — спросил Дейдара, меняя тему.       — Мы сделали тропу достаточно простой для шиноби со средними навыками. Мы останемся здесь, пока не подтвердим, что наша цель клюнула на приманку, а затем мы начнем вести их к конечному месту.       — Как ты думаешь, сколько времени им потребуется, чтобы узнать? — Кисаме задумался.       — Я предполагаю, что когда пройдет неделя, а она не вернется, они отправят АНБУ для расследования. Поскольку мы сделали очевидным, что произошло, сообщение о ее похищении достигнет Конохи самое большее через день после этого. Это дает нам почти неделю до переезда, если до этого не произойдет ничего неожиданного.       — Так что, если отсюда все пойдет по плану, они никогда не будут ближе, чем через два или три дня, пока мы не доберемся до конечного места для ловушки, гм. — Дейдара немного успокоился, хотя по его напряженной позе было видно, что он скрывает сильную боль.       — Верно.       — А твой брат? — спросил Кисаме.       — Не зная, где он, мы не можем знать, сколько времени ему понадобится, чтобы найти наш след, если он вообще это сделает. Но он не является главной целью, так что не имеет значения, следует он за нами или нет. Он просто незаконченное дело, которое я готов завершить.       — Откуда ты знаешь, что он все равно придет за девушкой, а?       — Не знаю. Это просто подозрение. Но это не имеет значения, он все равно придет за мной.       После этого члены Акацуки замолчали, каждый думал о сложившейся ситуации по-своему. Через несколько минут Кисаме сел в своем кресле, его тяжелые ступни в сапогах стучали по земле, когда он встал на ноги.       — Ну, на сегодня я закончил. — Он вышел из комнаты.       Итачи и Дейдара молчали. Учиха, как обычно, казался погруженным в размышления, и Дейдаре хотелось, чтобы в доме было немного ликера, чтобы облегчить жгучую боль, пронзающую его руку.       Через мгновение Итачи нарушил молчание.       — Я принял твою помощь в этой миссии и уважаю твой вклад, но не вздумай снова меня отчитывать. — Его голос был тихим, а глаза продолжали рассеянно смотреть на стол, но его точка зрения была ясна.       Челюсти Дейдары сжались. В тот момент, когда он указал на ошибку Учихи, он понял, что так и будет.       — Послушай, я не говорю тебе, что ты должен делать, но это нужно было сказать, гм. Теперь, когда ты знаешь все факты, мне больше не придется вмешиваться.       Итачи слегка кивнул в ответ, а через мгновение встал и ушел в свою комнату, оставив Дейдару одного за столом. Блондин не думал, что сможет заснуть сегодня ночью. Каждый раз, когда его руку пронзал очередной приступ боли, его мысли возвращались к девушке наверху.       Адская кошка, так он назвал ее. Имя, безусловно, подходило, и он не мог не задаться вопросом, какие еще сюрпризы приготовили следующие несколько недель.