SONG

      За несколько часов до основных событий, секретарь услышал последнее наставление доктора: «Будь аккуратен».       Он и был, пил таблетки когда надо было по времени, соблюдал режим по часам, и даже так был готов ко всему…но не к комнате где валялись многочисленные вещи альфы, пропитанные его сладким, манящим ароматом.       Тут то его сознание поплыло, а подготовка ко всему канула туда, где только Архонт знает.

***

      Запах становится яснее.       Четче словно окутывает всю комнату в своеобразное одеяло вынуждая омегу склоняться, давиться этим ароматом дремучей розы.       Кавех… мерзость, которую он никогда не пересилит от чего тело лишь сильнее отдаляется от него, дергается, не позволяет к себе прикоснутся.       В свою очередь альфа только и заломил руки омеги, сдавил что есть сил, нависая сзади над «маленьким» «крошечным» созданием, пуская слюнки на чужой аромат.       Аль-Хайтам был невыносимым, но не в этот знаменательный момент, когда в портках становилось настолько тесно, что Кавех было бы кончил даже так, не зная физиология ли такая скорострельная или же он просто изголодался по плоти нежных омег.       — П-перестань… — архитектор приподнимается, обращая внимание на просторную спину своего младшего, замечая как его половой орган так и норовит прижаться к его влажной маленькой дырочке.       О Архонты… это была самая непристойная фантазия которая была в его разуме.       Его алые глаза никогда не заглядывались на соседа у которого была библиотека вместо мозгов. Но этот вид, эти сверкающие влагой глаза, сбитое дыхание, аромат… все говорит о том, что Кавех находил в своем горе соседе только сплошные плюсы.       Губы прислоняются к шее, вытягивая омегу по струнке вперед, вынуждая запах забрать его мысли с головой куда-то подальше.       Пусть не думает, это же… реально сон?        Да, пусть будет так, на что Кавех аккуратно облизывает заветную шею омеги, чувствуя как же сильно его клыки ноют от боли, ноют от вожделения.       — Аль-Хайтам… — наконец-то доносится отзвук хриплого голоса наряду с небольшими кровавыми следами. Кавеху пришлось укусить себя за пальцы, оставить на них некое подобие «метки», лишь бы не навредить тому, кто чисто теоретически не может быть омегой.       Они же не первый день знакомы.       — …Ты же альфа? — спрашивал он приглушенно, делая смелые движения назад, а после даже неведомо для себя уходя за дверь, закрывая её с грохотом, садясь и постанывая от адской боли.       Сегодня он не порисует.       В свою очередь Аль-Хайтам думал, что его душа уйдет в пятки.       Чисто из физиологического плана такого не должно было случится, но если исходить из выражения он более чем был напуган?       Нет, страх - неразумное создание, что хоть и чувствуется, очевидно говоря, всеми, но секретарь не был бы секретарем, если б жил в мире рассудительной логики.       Черт… кулак сжимается, вторая рука тянется к карману плаща, наконец-то принимая в организм несколько незамысловатых таблеток белого цвета. Аромат сходил, сердце перестало двигаться ходуном, а его спина кое-как нашла точку опоры в виде двери за которой как раз сидел альфа.       Альфа и омега.       Две личности, что не могут жить вместе вот так просто… слишком различные физиологические моменты.       Им надо будет расстаться…       — Скажешь что-нибудь? — рявкнул Кавех за дверью.       — Это недавно случилось… и нет, я не альфа.       — Ха… ты и омега? Звучит как новогодняя шутка.       — Если бы это была шутка. Тишина.       — Слушай…       — М?       — Разберемся как-то с этим. Многие люди живут вместе и ничего!       — Мы не пара, Кавех.       — А… — отметил он как-то обводя одной буквой весь коридор. Прижавшись, задумавшись и со вздохом одобрительно кивнув. Это был самый быстрый отказ в его жизни.       — А это важно?       — В раздельном обществе — да. Или же эта ситуация, — взгляд зеленых глаз застыл на кровавых пятнах, — …повторится снова.       — Ну я же джентльмен, а не дворовая псина. Аль-Хайтам небрежно хмыкнул.       — Эй, я серьезно. Мне нет дела до тебя и твоего тела. — обернувшись, выдал Кавех. — А даже если и будет, то у меня сразу член упадет как только я проясню для себя кто перед мной.       — Ты… серьезно? — не веря в сказанное Аль-Хайтам даже полностью обернулся к двери, представляя как за ней сидит Кавех, пытаясь успокоиться своими методами.       Вдох выдох да?       — Вполне. Только идиот клюнет на такого идиота как ты, Аль-Хайтам.       И дверь мгновенно приоткрылась, а Кавех из-за неожиданности упал назад. Он схватился за голову кричал от невыносимого приступа боли.       Аль-Хайтам стоял сверху, смотрел на него с глубоким непроницательным лицом, а после... только вздохнул, сделал шаг подальше, явно не горя желанием видеть то, что его раздражало.       Пусть делает что пожелает? Разве не так говорило его лицо, вот Кавех и начнет, точнее нет, не так — продолжит.       Весь последующий день они провели в абсолютной тишине.       Аль-Хайтам занимался своей работой, Кавех перевязывал пальцы и пытался придумать лучшее на свете извинение для мадам Фарузан. Голова ходила ходуном, но нельзя было сдаваться… нужно было хотя бы попробовать сделать все правой рукой, она как раз была не ранена, а значит…       Карандаш падал раз за разом, рисунок вышел абсолютно небрежным, что архитектор даже под утро только и переводил бумагу на ветер.       С мешками под глазами, неухоженными волосами, Кавех подался прочь из дома, однако за ним последовал довольно неожиданный гость.       — А ты чего увязался? — язвительная речь была обращена только к одному — Аль-Хайтаму, что шел себе плечом к плечу к соседу.       — Мне по дороге.       — По дороге куда?       Аль-Хайтам не ответил сразу.       ОН ЧТО ДАЖЕ В ТАКОМ ДЕЛЕ ДУМАЕТ ГОВОРИТЬ ИЛИ НЕТ?       Кавех только уложил ладонь на лицо, вздыхая, пытаясь примерится со своим раздражением.       — Мне нужно к моему врачу. Он говорил, что если у меня все же получится войти в контакт с альфой, то на следующий день лучше прийти к нему.       — А… — раздражение улетучилось, а за ним пришло неловкость. Если бы не его львиный нюх, он бы наверняка не приблизился к нему и ни на метр.       — Это… — Аль-Хайтам сделал несколько шагов, развернулся на чужое обращение и смотрел на Кавеха с немым вопросом. Его каменное лицо…       — Дома расскажешь, что сказал доктор. Понял? Секретарь смерил его взглядом, а Кавех просто убежал от него без слов.       Черт! и чего он внезапно начал волноваться о том, кто ему в младшие братья годится? Это что великолепные навыки сэмпая? Или же его внутренний альфа начал мурлыкать при виде самки?       НЕТ!       Аль-Хайтам последний с кем его нутро хотело бы быть. Он же его знает как свои пять пальцев, а это значит что подобное не может быть от слова совсем.

Или все же может…?

      Мадам Фарузан приняла извинения холодно. Дедлайн итак был выстроен на неделю вперед, так что долго ругать Кавеха она не стала.       Лишь посоветовала быть более аккуратным во время готовки и как минимум не перетруждаться. Его пальцы — его талант.       Ими надо дорожить куда сильнее, чем его разумом.       Она так мягко его оскорбила? Отнюдь, инструмент художника действительно были пальцы, а не язык. Хотя даже тут Аль-Хайтам бы поспорил… что-то слишком часто он начал вспоминать это горе гороховое.       — Вау, господин Кавех эти новые духи могут снести крышу. — это была одна из студенток, миниатюрная девица, что имела язык длиннее своего носа. Рядом с ней ошивалось еще несколько подобных, что хихикали глядя на старшего по всем пунктам.       Кавех застыл с немым вопросом, а голоса продолжились уже в другой группе.       — Неужели вы не удосужились убраться в своей комнате? — смех продолжился, а Кавех находясь в диссонансе осознал только одно — Аль-Хайтам настолько не мог контролировать свои феромоны, что распространил свой запах куда глубже.       Естественно, Кавех мог бы перекрыть его своим, но в ту же секунду омеги всего кампуса слетелись б на него как мухи на мёд.       Кулаки сжимаются.       — А это… — с ухмылкой отмечает Кавех, расплавляя свои златые волосы, создавая тем самым подобие ветра.       — Неужели гиен привлек запах свежего мяса? — ухмылка расцвела, а омеги вокруг затрепетали от увиденного и застыли от услышанного. Его словесные баталии всегда были красивы, изящны и максимально омерзительны для противника. Так, дамы разошлись мгновенно, а сам Кавех хоть и чувствовал свою маленькую победу, но и озноб.       Аль-Хайтам ворвался в его жизнь слишком внезапно, а теперь когда их отношения остаются на той же позиции, что и были, то чего ему волноваться? Чего он собственно ожидал? Трахнуть своего врага как в ничем не бывало и еще подвести его под венец?       Фу. Даже противно думать о таком, а тем более представлять как красиво свадебное платье будет обхватывать эти мускулы, как выпучит грудную клетку… как скроет фата его острый взгляд.       ЧЕРТ...........       Кавех и не заметил как день подошел к концу, а он с застывшим лицом небольшой паники представил благодаря развитому воображению омерзительную по всем параметрам картину.       Завтра, нет, сегодня даже! Он пойдет, погуляет, найдет себе прекрасную омегу и проведет с ней вечер страсти, любви и одной ночи.       Ему не нужна вся эта любовь до гроба, только страстная романтика, где каждый день нужно проживать на полную.       — Я дома. — проговаривает блондин тяжело, готовый скорее не пить до утра, а скорее спать, понадеявшись, что его не переедет плесенник.       Аль-Хайтам же… тоже был дома. Сидел себе на подоконнике, читал и читал. На обложку книги Кавех не особо обращал внимание, ему было как-то побоку, но по остальным факторам то сидя при лунном свете аль…омега Аль-Хайтам был великолепен.       Усталость как рукой сняло, и Кавех решил пока скинуть с себя пестрый плащ, доставая из сумки угольный карандаш и альбом для зарисовок. Рука конечно еще болела, но не так сильно как в прошлом дне.       Ему хотелось отбросить настоящее, засесть в бумаге альбома, так что усевшись напротив читающего, который мягко говоря его даже и не заметил, Кавех начал рисовать линии.       Сперва это было окружение — дом, окно, утварь, стены. Может быть парочку незамысловатых лиц мужчины, нет... лучше женщины, морщинистую бабку, которая хоть и старая, но представляет из себя теплоту, мягкость, мудрость.       Она же занимается на картине тем, что просто на просто продает свежую выпечку разных сортов и видов.       Однако центром этой картины был совсем другой элемент: сидящий, читающий Аль-Хайтам, чьи длинные ресницы рисующий Кавех хотел передать куда яснее. Этот секретарь всегда чуть приподнимал свои губы, а глаза бегали по тексту только иногда его перелистывая.       Насколько же вдумчиво он вчитывается? Кавех не интересовался, но этот занимательный вид заставил сердце художника биться совсем по другому, заставляя вывести рисованные линии на новый уровень.       — Прости. — говорит мужчина напротив, опуская свою ногу так, что непроизвольно коснулся художника.       — Нога затекла. — ему не было интересно, что Кавех рисует на этот раз, а тот в свою очередь застыл при виде картины и чуть разведенных ног читающего соседа. Его тело, его строение, его ресницы, глаза, губы… все было в его вкусе, но художник не мог смерится с настолько очевидной музой.       Губы прикусываются, угольный карандаш валится с рук, пока Кавех делает аккуратные движения на встречу читающему. Садится между ног, опускает его книгу подальше, вынуждая секретаря застыть в ожидании чего-то. Даже не злится…       — Давай переспим.       Голос подался мгновенно.       Продолжая песню в которой пауза ознаменует антракт.