Весна моего сердца

* * *

      Скарамучче никогда ничего не давалось легко, с самого рождения. Кажется, он даже рожден под знамением несчастной звезды, но его это, честно говоря, не волновало. Его мать, казалось, была напрочь лишена чего-то, что обязывало ее как минимум заботиться о своем чаде, и она пыталась сделать его жизнь как можно более невыносимой. Даже письмо с приглашением в Хогвартс он получил только в 13 лет, потому что его мать рвала каждое письмо, что приходило. В ее суровом взгляде Скарамучча пытался разглядеть хоть что-то помимо холода и безразличия, когда Райдэн Эи уничтожала пергаменты.       Скарамучча неприятно хмурится от воспоминаний. Даже попав в знаменитую школу магии и волшебства, он остается начеку, внимательно осматривая свой обед и чашку с тыквенным соком. Его тошнит от того, насколько предвзяты люди этого места, особенно к тем, кого шляпа распределила на Слизерин, и особенно к нему. И он не понимал, откуда в детях могло взяться столько яда и ненависти к окружающим. Но он к этому привык. Еще в 13 лет, когда его мать неожиданно пропала. Скарамучче тогда было страшно, что она не вернется, какой бы ужасной матерью она не была, он не хотел оставаться совершенно один. Когда его прямо посреди урока истории забирает директор в свой кабинет, а после он замечает школьного психолога, то на душе у Скарамуччи будто что-то обрывается, а к горлу подкатывает ком. Он уже не в первый раз сидит в этом кабинете: не раз руководство школы было обеспокоено его успеваемостью и поведением в школе, но парень изо всех сил старался делать вид, что все хорошо.       — Парень. — Начал был директор, пытаясь аккуратно подбирать слова. — Как бы тебе сказать. Твоя мать попала в аварию. — Мужчина средних лет переглянулся со школьным психологом, а сам Скарамучча чувствовал себя будто под сотней глаз, наблюдавших за ним, отчего от сцепил руки в замок, он заставлял себя сделать вздох, несмотря на то, как тревожность сдавила его глотку стальными цепями.       — С… мамой, — Скарамучча прочистил горло, заставляя себя выдавить такое привычное для его одноклассников и всех детей слово, — Все в порядке? — он с нескрываемой надеждой посмотрел на взрослых, но уже заведомо видел печаль, осевшую где-то на дне их пристальных взглядов, которую так старались скрыть от него. Скарамучча с детства хорошо читал чужие эмоции, видел людей насквозь, как бы они не старались врать ему, или прикрывать яд за дружелюбием. В каком-то смысле это было преимущество, которым он наделен, но он не желал иметь это преимущество, совершенно: его поедала зависть, когда он смотрел на то, как другие дети проводят время с их родителями; когда родители искренне восхищались и хвалили своих детей за всякую мелочь, когда в принципе кому-то посчастливилось родиться с серебрянной ложкой во рту. Он, безусловно, любил свою мать и старался найти ответную материнскую любовь в ее мимолетной заботе, но ком в горле всегда застревал, когда в его голове проскакивал единственный вопрос, ответа на который он не знал.       — Боюсь, что она в коме. — Вместо директора произнес эти слова психолог, опустивший свою ладонь на руку подростка, стараясь успокоить мерными поглаживаниями, но это только сильнее раздражало парня, и ему хотелось выдернуть руку. — Сестра твоей матери умерла более 13 лет назад, и у вас больше нет никаких ближайших родственников. Опека будет заниматься вопросом твоей дальнейшей жизни, и, к сожалению, если в ближайшее время не найдется никого, кто смог бы тебя приютить или усыновить, тебе придется перебраться в приют. — У Скарамуччи пересохло горло, и он отпил воды из стакана, который ему так заботливо пододвинул директор. Он не знал ни что сказать, ни что ему вообще чувствовать, и мысли в его голове были одним сплошным узлом, который парень боялся сейчас даже затронуть: настолько неприятным это казалось для него.       Вернувшись в уже привычную крепость, которой ему казался дом, в родном инадзумском стиле, он так и застрял в дверном проеме. Все показалось ему опустевшим и чужим, заставляя медленно скатиться по стене. Из его горла сорвался какой-то неправильный смешок, нервный, уродливый, как и, казалось, все его одинокое естество.       Одинокий. Ненужный.       Ему было смешно от этого, но когда истерика подступила, сдавливая легкие, вместо смеха по щекам полились слезы. Мать всегда считала слезы признаком слабости. Но сейчас ее в доме нет, и он не знает, когда она вернется, и никто не смог бы ему об этом напомнить в очередной раз. И несмотря на это, он все равно сдерживает тихий всхлип, и выражение на его лице не меняется, только тихо катятся слезы. И он так и засыпает, в коридоре. Не видит смысла заводить будильник, чтоб утром пойти снова в школу. Не видит смысла, чтоб пойти и умыться.       Но утром посреди шума и боли в голове, раздается стук в дверь, что заставляет Скарамуччу вздрогнуть и чертыхнуться. Он устало трет лицо, чувствуя влагу на глазах, и тяжело поднимается, придерживаясь за стену. И даже не смотрит в дверной глазок, открывая дверь, но не обнаруживает никого, кроме письма. Письма, которое постоянно рвала его мать, даже не давая возможности прочесть, глянуть любопытным детским взглядом. Он дрожащими руками открывает письмо, пробегаясь глазами по строчкам. Считает это чужой глупой шуткой. Какая к черту школа волшебства и магии? Что за бред? Теперь он понимает, почему Райдэн всегда рвала эту несчастную бумагу с изобилием чьего-то умственного сумасшествия. Или может он сам сошел с ума, раз видит это.       — Почему ты не ешь? — спрашивает рядом сидящий Венти, стараясь поймать взгляд Скарамуччи, но тот его старается отвести, переводя взгляд на профессора Яэ. — ты сегодня сам не свой. Снова кошмары снятся?       В школу Скарамучча приходит ко второму уроку, когда получается хоть немного снять красноту опухших от слез глаз. И естественно, первым его находит директор, и снова он находится в этом надоевшем ему кабинете, но у него нет сил на какие-либо эмоции или слова. Но в кабинете его уже поджидает группа людей, которые перед его приходом что-то рьяно обсуждали, но моментально замолчали, замечая как парень входит в помещение.       — Прошу всех занять свои места. — Просит директор, и все как по команде садятся вокруг большого и продолговатого офисного стола. Сам же Скарамучча так и остается в проходе, боясь пошелохнуться, но когда директор с мягким взглядом кивает ему на стул рядом с женщиной, которая вальяжно занимала свое место. Этой женщиной оказалась, как позже понял из разговора о нем, Яэ Мико, которая представилась близкой подругой его матери. Скарамучча не успевал следить за темой разговора и редкими переругиваниями старших, уходя далеко в свои мысли, пытаясь выискать хоть одну женщину, похожую на госпожу Яэ. Его мать всегда была скрытной и никогда не рассказывала о своей жизни, особенно если это относилось к работе, и по словам госпожи, именно на работе, еще до рождения самого Скарамуччи и познакомились женщины.       — Вы желаете усыновить сына Райдэн Эи, и забрать его в специализированную школу. Мы верно вас понимаем, госпожа Яэ? — Скарамучча отслеживает усталость во взгляде работника опеки, который пытается найти достоверность словам женщины и факты того, что на нее можно доверить ребенка.       — Все верно. Я работаю профессором в специализированной школе, которая имеет блок с общежитиями. Если желаете, то можете связаться с руководством и лично задать все вопросы об этом месте обучения. — Яэ Мико нисколько не выглядела напряженно, предаваясь спору и доказательствам словно искусству. Сама женщина выглядела как искусство, когда из огромной кипы документов, вытянула визитку той самой школы. — Кроме того, я владею достаточным заработком, чтоб обеспечить этому ребенку хорошую жизнь, до того момента, пока Эи не выйдет из комы. — И в доказательство своих слов, она вытягивает из папки выписки с ее банковских счетов и зарплаты. — Весь нужный пакет документов для усыновления Райдэн Скарамуччи находится со мной, и я могу предоставить вам абсолютно все. — И Скарамучча готов и сам преклониться перед тем, какой мудрой и властной казалась эта женщина, хотя он не понимал, зачем ей это было необходимо.       И к удивлению парня, вся волокита закончилась быстро и обстоятельства сложились достаточно хорошо для него в тот момент, и сейчас, смотря на профессора Яэ, он не понимает, как у этой бесстыжей лисицы получилось убедить органы опеки без какой-либо магии. Он ловит за столом ее взгляд, и недовольно морщит нос, утыкаясь в свой обед. Аппетита не было совсем.       — Земля вызывает Скарамуччу, — перед его лицом щелкают пальцами и это окончательно приводит его в себя. Он смотрит на человека, которого мог считать лучшим другом со всего Хогвартса. Венти в принципе был дружелюбным, и мог найти общий язык со всеми, но из всех он оказался единственным, кто не издевался так над новоприбывшим Скарамуччей, который на втором курсе был худшим учеником. Весь такой отстраненный, странный, замкнутый, и оказался объектом насмешек. И не только от других факультетов, что в принципе тут было нормой, ведь Слизерин когда-то выпустил слишком много темных магов, подпортив жизнь абсолютно всем, но и от змей. Скарамучча усмехается своим мыслям, когда подмечает, что змеи тут водились не только в Слизерине. — Ты чего?       — Аппетита нет, — отмахивается он от очаровательного парня с косичками. Смотрит в его обеспокоенные глаза и ему становится немного теплее на душе, от того, что есть хоть кто-то, кто о нем заботится с таким теплом. И он старался отдавать это тепло, только вот было но, которым в принципе был факт того, что Эи не научила его действительно правильно любить.       — Если эти идиоты из Гриффиндора продолжают издеваться над тобой, то я прямо сейчас пойду и разберусь с ними! — Венти уже собрался, с угрозой смотря на стол львиного факультета, за которым такая же группа подростков что-то рьяно обсуждали и громко смеялись. Скарамучча запивает ком в горле тыквенным соком и тянет парня, заставляя занять свое привычное место.       — Мне без разницы что они считают и думают обо мне, если ты в очередной раз это не понял, — с легкой нотой грубости и надменности говорит Скарамучча, складывая руки на груди и сам опускает свой взгляд на стол Гриффиндора, обводя компанию взглядом. Оказавшись на втором курсе и так ничего не зная о мире магии, ему пришлось проводить ночи за зубрежкой, и помимо занятий на втором курсе, приходилось посещать и первый. Госпожа Яэ с явным вопросом во взгляде недоумевала, что за два года Скарамучча так и не получил ни одного письма из Хогвартса, но ему хватило только сказать короткое «мама», чтоб во взгляд женщины вернулось понимание и осознание ситуации. Яэ Мико казалась действительно умной женщиной и знала слишком много, за что парень ее уважал. Ну и она была единственным знакомым ему человеком в этом месте, где поначалу каждый казался сумасшедшим. Пока все его однокурсники приносили разные интересные сладости с Хогсмидта, Скарамучча наблюдал из окна, слушая дополнительные лекции учителей и готовясь к экзамену. Таким образом за полгода он экстерном сдал программу первого курса. Но на этом его постоянная зубрежка не прекращалась, ведь второй курс подходил к концу, что означало очередные экзамены. Он ходил с темными мешками под глазами, а профессор Яэ снисходительно трепала его по вороньему гнезду на голове, впихивая тому в руки всякие сладости, которых он был лишен. И снова он завидовал, завидовал, завидовал, как ребенок, которым он и был. Ходил в одиночестве по пустынным коридорам замка, наблюдая за всей новогодней суетой, с нескрываемым интересом смотрел на группы однокурсников, которые обсуждали, как проведут Рождество. Он до ужаса хотел быть частью этого веселья. Но даже когда он пытался заговорить с однокурсниками, так банально прося о помощи в вопросах, в ответ получал лишь плохо скрытые насмешки и презренье с ядовитой улыбкой. А после всем было так интересно подливать в стакан с напитками шуточные зелья или более того заколдовывать вещи Скарамуччи, от чего иногда ему приходилось отлеживаться в медпункте или в своей комнате, или более того, находить свои вещи далеко не на месте и не в изначальном состоянии. Скарамучча давил злость и обиду, когда слышал чужие смешки, проверял свою еду и умолял Яэ Мико об отдельной комнате без соседей.       И тогда Скарамучча и познакомился с Венти, который перевелся из другой школы магии — Шармбатон, когда госпожа Яэ поселила их в одной комнате. Парень не доверял этому золотистому солнцу, которое так обжигало своим сиянием, и ожидал от него таких же издевок, как и от прошлого соседа и других студентов. Но на удивление, казалось, всех, первым его другом в Хогвартсе стал именно Венти. Такой светлый и непредвзятый, который своим сиянием походил на божество, и всегда игнорировал то, с каким недовольством смотрели другие студенты на него, когда на занятиях он занимал место рядом со Скарамуччей, и вообще почти всегда их можно было найти вместе. И благодаря ему, жизнь Скарамуччи стала более безопасной и в каком-то смысле спокойной: в его окружении появились новые знакомые и приятные, пусть и такие же взбалмошенные, как и его друг, но вовсе неплохие люди, а в обеды больше не подсыпали ничего, особенно после одного довольно громкого скандала.       Скарамучча еще с детства понял устройство мира, и уже привык, что сильные чаще всего подавляют более слабых, а дети бывают самыми жестокими существами, когда в прошлой обычной маггловской школе из-за одноклассников, что постоянно досаждали, у него были проблемы не только с успеваемостью, но и репутацией. В такой прекрасной школе волшебства как Хогвартс не было ничего нового, когда предвзятое отношение к слизеринцам перерастало в открытую вражду факультетов, как и изначальная неприязнь к Скарамучче в серьезные конфликты. Поэтому для него не было ничем удивительным, что даже в школе волшебства взрослым было все равно на вражду студентов. Иногда даже казалось, что некоторые профессора только сильнее разжигают эту неприкрытую ненависть факультетов, заставляя детей становится более жестокими. И Скарамучча только и мог, что обрасти огромным слоем шипов и колючек, отвечая на все неприятные слова такими же резкими бросками молний, проглатывая жгучую обиду, и самостоятельно, словно кусты паразитической травы, вытравливал на дне своих радужек слабость. После смерти профессора Дамблдора, штат профессоров потерпел полные изменения, и все старые преподаватели были заменены новыми, более опытными. Благодаря этому вражда между факультетами и другие конфликты значительно уменьшилась, ведь брала корни от стариков, что прикрывались лицемерными улыбками. Но поколения родителей, которые пережили великую войну волшебников, все еще помнили то прошлое, написанное предками, и, как по умолчанию, на белых листах восприятия окружающего мира их детей рисовали ненависть и опасения ко всем, кто не входил в их «рамки».       Он сидел на своем привычном месте за обеденным столом и не осмеливался притронуться к еде, пока рядом с ним не показался Венти, который громким ураганом пронесся, обращая на себя все внимание. И хоть он и сел рядом со Скарамуччей, продолжал вести беседы с сокурсниками, время от времени хихикая. Сам Скарамучча не обращал никакого внимания на окружение и лишь сверлил взглядом свою еду, пытаясь отыскать в ней изъяны.       — Ты не будешь есть? — вырвал его из раздумий Венти, и он только и сделал что положительно кивнул на вопрос, и хотел уже встать, как Венти притянул его нетронутую тарелку к себе, и принялся улепетывать стейк. — В Хогвартсе такие вкусные стейки! Идеальная обжарка мяса. Когда я еще был дома, мне мама часто такие готовила, я даже скучаю!       Казалось весь зал погрузился в тишину, лишь наблюдая как Венти ест еду, которая предназначалась Скарамучче. Последний казалось на секунду застыл на месте, а после резко выдернул тарелку из рук Венти:       — Ты совсем больной?! — возмущенно он зашипел, зная, что в еде как обычно было какое-то мерзкое зелье, подлитое придурками-сокурсниками. Но уже было в принципе поздно, и лицо Венти позеленело, и, казалось, он сейчас спустит дух. Результатом этого стал скандал, невообразимого масштаба, ведь кто бы мог подумать, что такого солнечного иностранного студента отравят. Ссора, которая была между преподавателями, казалось, нашла свой отпечаток в стенах школы, и каждый студент был опрошен. Под особые подозрения попал Скарамучча, ведь кто еще мог отравить такое солнце, если не он? По крайней мере такую правду пытались выдать его сокурсники, но господин Камисато и госпожа Яэ быстро прервали этот бред сумасшедшего, прекрасно зная, что парень подвергался издевательствам. Но даже это не помогло отыскать виновников, поэтому досталось каждому студенту каждого факультета. Родители Венти, узнав о подобном происшествии при первой возможности посетили кабинет директора с небывалым прежде разгромом самого директора, желая не просто забрать своего сына, но и закрыть Хогвартс вообще, но несмотря на все последующие проверки, их старания не обвенчались успехом. Скарамучча понятия не имеет, что Венти сделал такого, что продолжал обучаться в Хогвартсе. Но после этого происшествия они подружились еще сильнее, и Скарамучча мог есть в главном зале, не опасаясь за свое здоровье после, поскольку его друг часто воровал у него еду или напитки, при этом с яркой улыбкой ухмыляясь, что парень и не знал, как вообще на него злиться.       Венти действительно был не просто хорошим, но и всецело завоевал доверие Скарамуччи, пробившись своими лучами сквозь плотный защитный барьер, на котором юноша самолично посадил и вырастил огромные шипы, которые отпугивали любого, но не такого придурковатого парня с заплетенными косичками и каким-то гнездом на голове. Когда снег засыпал тропинки Хогвартса, Венти вытягивал его на улицу, заставляя ежиться от холода, смеяться после игры в снежки, и когда они оба опрокидывали друг друга в сугробы и просто смотрели в небо, как на них падают снежинки. Венти будто обладал невероятным даром, согревая в дружеских объятиях, когда Скарамучча просыпался в слезах от кошмаров, даря заветное спокойствие, штиль, после бури. И после таких, казалось бы, незначительных моментов, Скарамучча всецело доверился этому солнцу, позволяя и самому нежиться под ласкающими лучами весеннего тепла.       Скарамучча так и стоял перед главным входом в Хогвартс, поддаваясь воспоминаниям, как хорошим так и плохим. Начинался шестой год его обучения в школе магии и волшебства, и казалось, что даже старые раны заживают, а новая история, что согревает его сердце, легко выходила из-под пера. Легкий осенний ветер совсем невесомо гладил его лицо, подталкивая к входу, будто приглашая, чему юноша совершенно не противится. Но не успевает он и шагу сделать, как на его плечах прибавляется веса.       — Мучча, мучча! — Венти как всегда оставался громким, что на них оборачиваются некоторые студенты, и как обычно он был не сам: рядом с ним был семикурсник Альберих, который перекидывался словами с еще одним знакомым — Тартальей. Эти трое были легендами Хогвартса, и каждый знал их, если не лично, то по рассказам, что достигали каждого уголка и ходили из уст в уста. Сам Скарамучча уже привык их видеть, поскольку они были друзьями Венти, которых он знал уже достаточно долгое время. Юноша улыбается и не сдерживается от того, чтоб закатить глаза на столь глупое прозвище. — Как прошли каникулы с госпожой Яэ? — махнув двум своим друзьям на прощанье, Венти затягивает друга в школу и они вместе идут по коридорам школы.       — Видимо веселее чем у тебя, если ты мог выделить время каждый день на написание очередного письма, — хмыкает Скарамучча, хотя и скрывает, что ему было приятно получать все это от друга, и уж более того пытаться отвечать ему тем же.       Венти цокает:       — Я был очень расстроен, что ты отказался провести ту пару недель вместе со всеми в Фонтейне.       — Вместе со всеми, ты имеешь в виду трех звезд Хогвартса, которые могут в себе уместить столько алкоголя, сколько на всем Тейвате не найдется и с прекрасной способностью находить приключения на задницу? — Скарамучча ухмыляется, по-лисьи смотря на Венти. Он был не против совместных каникул, но традиции дома Райдэн, которые он пытался почитать вместе с госпожой Яэ были неотложными и достаточно важными для него.       — А вот и нет! — Венти хлопает в ладоши, словно на него снизошло вдохновение: — Между прочим с нами также был Кадзуха, — на этих словах слизеринец играет бровями, глядя на Скарамуччу, а после его глаза начинают сиять: — И Сяо.       — У меня теперь только больше вопросов, — Скарамучча открывают дверь в комнату, что стала для него уже такой родной и привычной за все время обучения в Хогвартсе. Венти сразу падает на свою кровать, мечтательно потягиваясь.       — Я скучал по Хогвартсу, — немного протяжно, дуя губы сказал юноша, расскидывая руки на постели. — И по тебе тоже скучал. Знаешь, к черту ваши традиции, ты обязан провести со мной хотя бы Рождество. И вообще! Мы старшекурсники. Мы должны сделать это время незабывающимся, ведь это самый рассвет жизни! — Венти сел на кровати и Скарамучча мог прочесть всю мечтательность в глазах друга. Но он мог с ним согласиться, ведь и сам питал много надежд на последние два года обучения в школе.