The Boy from Beauxbatons (Шармбатонец)

      На следующее утро после нападения Ремус навестил Адама в его общежитии. Его лицо было слегка опухшим и немного красным, но в остальном он выглядел нормально.       — Правда, Ремус, я в порядке, — сказал Адам, лежа в постели.       — Вполне нормально быть не в порядке, — сказал Ремус. — То, что они с тобой сделали, было очень хреново.       Соседи Адама по комнате ушли на завтрак, так что Ремус просто неловко стоял рядом с кроватью Адама. Ремус чувствовал себя в какой-то мере ответственным, наверно, это осталось с тех времен, когда он был префектом в прошлом году. Гриффиндорцы просто казались ему семьей.       — Ремус, ты уже так много для меня сделал, — сказал Адам с мягкой болезненной улыбкой на губах. Ремус улыбнулся в ответ, но все равно казалось, что этого недостаточно. — Итак… — продолжил Адам. — Значит, ты с Сириусом.       — О боже, — простонал Ремус, потирая лицо руками. — Такими темпами весь Хогвартс узнает об этом.       Адам засмеялся.       — Я никому не скажу, не волнуйся.       — Спасибо. Я ценю это.       — Но я хотел сказать, — начал Адам и сделал паузу.       — Да?       — Это много значит видеть вас двоих — двух парней, я имею в виду — вместе. Особенно двух чемпионов, — при этих словах Адама Ремус размяк. — Я, гм, действительно беру с тебя пример.       Ремус улыбнулся Адаму и положил руку ему на плечо.       — Поправляйся, Адам. Если тебе что-нибудь понадобится, дай мне знать.

-

      После этого Ремус спустился к завтраку. Он не стал говорить друзьям о том, что видел прошлой ночью, по крайней мере, пока. Он хотел сначала поговорить об этом с Сириусом, когда у них обоих будет ночь, чтобы все обдумать.       После завтрака он отозвал Сириуса в сторону.       — Я думаю, мы должны пойти к Дамблдору.       Сириус тут же покачал головой.       — Нам нельзя, — прошептал Сириус.       — Что? Почему? Мы должны.       — Если до моих родителей дойдут слухи, что я публично бросил вызов не только своему брату, но и идеологии чистокровных, мне конец, Ремус. Правда, — голос Сириуса практически сочился отчаянием. На кону были ставки, которых Ремус не понимал.       — Тем не менее, мы не можем позволить им остаться безнаказанными.       Сириус издал стон.       — Ремус, это не какие-то обычные дети. Это не просто какая-то ебанутая выходка. Ты и представить себе не можешь, что они могут сделать с тобой — что могут сделать с тобой их семьи. Это слишком опасно.       — То, что могла бы сделать твоя семья, ты имеешь в виду, — возразил Ремус. Это был удар ниже пояса, и Ремус знал это.       Сириус провел рукой по волосам и понизил голос.       — Да. Именно это я и имею в виду, — Сириус отвел глаза в сторону, чтобы убедиться, что никто не мог подслушать. — Ты не знаешь, на что они способны, Ремус. Ты не знаешь, что они могут сделать, — в голосе Сириуса звучало невысказанное знание, как будто он был хорошо знаком с плохой стороной Блэков. — Обещай мне, Ремус. Ты ничего не будешь делать.       Ремус посмотрел ему в глаза. В них не было ни малейшего намека на юмор.       — Хорошо. Я ничего не сделаю, — сказал Ремус, и Сириус облегченно вздохнул. — Но если подвернется возможность отомстить — по-детски, анонимно. я воспользуюсь ею.       — Ладно, ладно, — сказал Сириус. — Это я могу принять.       Ремус еще раз проверил, что вокруг никого нет, а затем поднес руку к щеке Сириуса.       — Все же будет хорошо, да?       Сириус улыбнулся и прикоснулся к ней.       — Да, — тихо сказал он.       Ремус наклонился и быстро поцеловал его.       — Пойдем. У нас есть другие вещи, о которых нужно беспокоиться, например, что, блять, надеть на этот Святочный бал?       Сириус рассмеялся, и внезапно они снова стали подростками. Молодыми, наивными и настолько глупо влюбленными, что весь мир, казалось, не имел значения.

-

      По мере того, как проходили следующие недели, школу внезапно охватила лихорадка Святочного бала. Все девочки были одержимы идеей пойти в Хогсмид и примерить все платья, которые предлагал магазин мадам Паддифут.       Джеймс твердо решил, что пригласит Лили. Он просто не мог придумать, как это сделать. Аполлинария подошла к нему через неделю после игры в квиддич, спросив, не хочет ли он пойти вместе с ней, и Ремус стал свидетелем самого неловкого в жизни Джеймса Поттера разговора, в котором он пытался легко ее отшить, но в итоге проболтал целых три минуты и сделал все еще хуже.       К счастью, никто пока не пригласил Ремуса, но он не упускал из виду растущее количество хихиканий и перешептываний, которые сопровождали его шаги.       Все это подстегивало обязательное собрание, которое проводил каждый из глав факультета. Профессор МакГонагалл созвала гриффиндорцев в освобожденный класс и разделила девочек и мальчиков по обе стороны зала.       — Как я уверена, вы все знаете, — ее шотландские гласные наполнили комнату. — Святочный Бал состоится в конце следующего месяца, — волна шепота заполнила комнату.       — Ребята, у вас уже есть пары? — прошептал Питер, обращаясь к ним двоим. Ремус покачал головой.       — Это традиция, что школа, которая проводит турнир, также устраивает официальный торжественный вечер, чтобы наши студенты могли пообщаться со своими иностранными сокурсниками. Хотя это должен быть вечер веселья, я должна подчеркнуть, что вы все должны вести себя с исключительным достоинством и уважением, как представители своего дома, — Ее взгляд метнулся к трем Мародерам. Они не планировали никаких розыгрышей на балу, но слова МакГонагалл искусили их.       — Согласно слову «официальный», вы все должны быть в своих лучших парадных мантиях и уметь достойно исполнять бальные танцы. Это подводит нас к теме сегодняшнего собрания. Многие из вас могут привести с собой пары, и вы должны будете танцевать с ними. Чтобы не позорить доброе имя Годрика Гриффиндора, я созвала это собрание, чтобы научить вас всех. Прошу выйти одного добровольца вперед.       Рука Джеймса тут же поднялась вверх.       — Я с радостью помогу тебе, Минни, — заявил Джеймс, чем вызвал смех гриффиндорцев и протяжный вздох их профессора.       — Замечательно, мистер Поттер, — сказала она и подняла руку. Джеймс прошел в центр комнаты и приготовился к вальсу. — Во-первых, вы должны поставить руки в надлежащее положение.       Джеймс легко нашел «надлежащее положение» — одна рука на талии МакГонагалл, другая в ее протянутой руке. Это не было неловко или неуверенно, как могло бы быть, если бы добровольцем избрали Ремуса. Джеймс сохранял эту позицию так же естественно, как и дышал. Именно в такие моменты Ремус вспоминал, насколько воспитание чистокровного Джеймса отличалось от его собственного.       МакГонагалл провела их вальс, легко повторяя шаги Джеймса, двигаясь то медленно, то в нормальном темпе под музыку. Они вдвоем выглядели необычайно элегантно, и Ремус не мог представить, как можно двигаться так плавно. Песня подошла к концу, и их встретили аплодисментами. Джеймс отвесил поклон, а Ремус издал протяжной свист.       — Всем успокоиться, — сказала МакГонагалл. — Пожалуйста, встаньте и найдите себе партнера, — студенты начали выходить на середину зала — Ремус и Питер чуть более неохотно, чем остальные.       Первой мыслью Ремуса о партнере была Лили, но Джеймс, казалось, уже увлекся ею.        К счастью, к нему подошла Марлин.       — Партнеры? — беспечно спросила она.       Ремус благодарно улыбнулся ей.       — Партнеры, — Ремус подвинулся и расслабленно обхватил руками талию Марлин.       — Ну же, Ремус. Я знаю, что ты можешь лучше, — сказала Марлин и положила твердую руку на плечо Ремуса, схватив его за другую руку.       — На ферме не так уж много возможностей для бальных танцев, — пробормотал Ремус.       — Да, но и в городах тоже, — сказала Марлин. — Мы справимся.       Марлин, без сомнения, танцевала лучше, чем Ремус. Она лучше чувствовала музыку и даже как-то умудрялась делать так, что Ремус, постоянно наступающий ей на пятки, выглядел несколько грациозно.       Их единственным спасением было то, что у них получалось лучше, чем у Питера и девушки с пятого курса, с которой он был в паре. Оба они выглядели так, будто им скорее вырвут зубы, чем они будут танцевать друг с другом.       Однако по сравнению с Джеймсом и Лили все в комнате выглядели как новорожденные жеребята. Джеймс со всем своим обаянием чистокровной крови танцевал с Лили по комнате с абсолютной элегантностью. И Лили прекрасно держалась, улыбаясь Джеймсу и следуя его шагам, как профессионал.       — Они милые, — сказала Марлин, заметив, куда смотрит Ремус.             — У тебя никогда не было ощущения, что Джеймс должен был стать чемпионом вместо меня? — сказал Ремус, его глаза следили за Джеймсом, пока он кружил Лили.       — Что за хрень ты несешь? — сказала Марлин, всегда прямолинейная.       — Просто…— Ремус вздохнул. — Я имею в виду, он так хорош во всем. У него лучшие оценки, харизма. Он умеет танцевать бальные танцы. Он был бы идеальным чемпионом.       — Нет, не был бы, — сказала Марлин. — Этот мальчик ничего не соображает. Он бросается с головой в безумие и просто верит, что все получится. Если бы вас с Питером не оказалось бы рядом, он, наверное, умер бы уже семь раз.       Ремус рассмеялся и решил, что Марлин права.       — И кроме того, — добавила Марлин. — Нам не нужно смотреть, как еще один богатый чистокровный принц становится еще богаче.       МакГонагалл объявила собрание оконченным, и все начали расходиться. (От внимания Ремуса не ускользнуло, что Джеймс и Лили вышли, улыбаясь, бок о бок).       Питер подошел к Ремусу, как только их освободили.       — Как же я задолбался с этим балом, — простонал Питер.       — Я тоже, — сказал Ремус. — Честно говоря, я даже не знаю, хочу ли я идти на него.       — Может, мы с тобой просто потусуемся вместо этого, — предложил Питер. — Напьемся в нашем общежитии.       — Это было бы здорово, — сказал Ремус. Прошло много времени с тех пор, как он проводил время один на один с Питером. Он скучал по ночам, которые они проводили во время создания карты, когда они вдвоем прокрадывались, пока у Джеймса была тренировка по квиддичу, и искали тайные ходы.       Как раз когда они собирались выйти в коридор, МакГонагалл окликнула их.       — О, и мистер Люпин, — сказала МакГонагалл, отводя его в сторону. — Чемпионы будут выступать в первом танце, так что не забудьте хорошенько подготовиться. Если вам нужна дополнительная помощь, я готова предложить ее, хотя, кажется, мистер Поттер более чем компетентен.       — Верно, — сказал Ремус, хотя его голова шла кругом, — Спасибо, — он должен был танцевать первым? Перед всеми? Да он был в полной заднице.

-

      После ужина в тот вечер Джеймс хотел потренироваться в квиддиче с Сириусом.       Ремус презирал квиддич во всех его проявлениях, но он любил Джеймса и начинал думать, что действительно любит и Сириуса, поэтому он все же решил пойти.       — Я должен танцевать перед всеми, Сириус, — пожаловался Ремус.       Сириус разразился ярким смехом.       — Я знаю, любимый. Я тоже должен танцевать, — Сириус взял Ремуса за руку и притянул к себе, пока они вместе шли к квиддичному полю, а солнце опускалось на небо.       — Да, но если бы мне пришлось угадывать, то бальные танцы ты посещал с 11 лет.       — Вообще-то, с девяти, — сказал Сириус с ухмылкой.       — Боже, ты невыносим, — заметил Ремус. В ответ Сириус притянул его к себе и поцеловал в щеку.       — Да, но ты любишь меня.       Ремус только улыбнулся.       — Может, и люблю.       — Знаешь, а что если я тебя научу? — сказал Сириус.       — Что? — Ремус засмеялся.       — Я научу тебя! Я отлично танцую, смотри, — Сириус оторвался и начал вальсировать со своей метлой. Ремус смеялся над нелепым представлением, когда Сириус опустил метлу вниз и поцеловал ее.       — Ладно, ладно, — сказал Ремус и притянул Сириуса обратно к себе за руку. — Я понял.       — Ты уже выбрал мантии? — спросил Сириус.       — Нет, думаю, я посмотрю, есть ли у отца что-нибудь, что он может прислать.       — А что, если мы вместо этого пойдем покупать мантии?       — Сейчас я не могу позволить себе новые мантии, — сказал Ремус.              — Так я оплачу, — подтолкнул Сириус.       — Я не смогу принять это.       — Но ты должен, — Сириус посмотрел на него такими глазами, что Ремус понял, что он не собирается ему отступать.       — Парадные мантии могут стоить около 50 галеонов. Я буквально не могу позволить тебе потратить на меня столько.       — В любом случае, это были бы деньги моих родителей, — рассудил Сириус. — А они ужасные люди, так что на самом деле это было бы чистым благом.       — Нет, Сириус, — окончательно сказал Ремус. Он остановил их на пути и повернулся к Сириусу. — Спасибо тебе. Это очень мило с твоей стороны, — он наклонился и нежно поцеловал Сириуса в губы. Сириус не переставал улыбаться всю обратную дорогу до поля.       Тренировка по квиддичу с двумя людьми не должна была быть интересной. Это должно было быть скучно, неинтересно и холодно (если честно, это и было чертовски холодно). Но Сириус играл, и Ремус не мог оторвать от него глаз.       Сириус в форме для квиддича был просто загляденьем. Она была темно-зеленой — вероятно, украденной у Регулуса, — а свитер плотной вязки обтягивал его руки, так что мышцы отчетливо проступали на них. А то, как Сириус быстро нырял и не стеснялся далеко спускаться с метлы, чтобы схватить квоффл, даже вставал на неё в какой-то момент, Ремус никогда не видел в игре в квиддич ничего настолько захватывающего.       Когда они, наконец, закончили, Джеймс слетел на землю, а Сириус полетел вверх, чтобы встретить Ремуса на трибунах. Ремус наклонился, когда Сириус пролетел рядом с ним.       — Нравится то, что ты видишь? — спросил Сириус с наглой улыбкой.       — Ой, да заткнись ты, — со смехом сказал Ремус, но поднес руки к лицу Сириуса и впился в него глубоким поцелуем. Он отстранился, но зарыл руку в свитер Сириуса, а затем прошептал ему на ухо: — Ты выглядишь чертовски сексуально. Я хочу сорвать с тебя эту одежду.       Сириус издал небольшой смешок, а затем повернулся, чтобы прошептать в ответ:       — Что тебя останавливает?       В ответ Ремус притянул Сириуса ближе к себе за свитер и впился в него поцелуем, не заботясь о том, сможет ли Сириус удержаться на метле или нет, пока он скользил языком по зубам другого мальчика. Сириус ухватился за плащ Ремуса и рассмеялся.       — Ремус, я сейчас упаду.       Ремус продолжал осыпать поцелуями челюсть Сириуса.       — Мне действительно все равно.       — Ремус, — повторил Сириус, хотя на этот раз с придыханием.       Наконец, Ремус смилостивился и отпустил его, но не раньше, чем наклонился к нему и прошептал:       — Встретимся в раздевалке.       Сириус полетел вниз, а Ремус начал спускаться по лестнице, задыхаясь от предвкушения. Когда он обогнул угол возле раздевалки, он услышал, как Сириус прощается с Джеймсом.       — Ты не хочешь вернуться со мной? — спросил Джеймс.       — Нет, я дождусь Ремуса, — сказал Сириус, и на губах Ремуса появилась ухмылка.        Ремус увидел, как Джеймс кивнул, и Сириус проскользнул в раздевалку. Ремус поспешил за ним.       Ремус не часто бывал в раздевалках, но они были ему хорошо знакомы — широкий шатер с длинными скамейками и местами для развешивания инвентаря. Сириус сидел на одной из таких скамеек, отбросив метлу в сторону и проводя рукой по вспотевшим волосам. Ремус подошел к нему и встал между его ног.       Ремус взял подбородок Сириуса в руку, наклонил его к себе и с наслаждением улыбнулся Сириусу.       — Как полетал? — мягко спросил Ремус.       — На самом деле было очень весело, — начал Сириус. — Джеймс — просто потрясающий летун. Уверенный в себе, но все же изучает других людей и реагирует…       — Мне плевать, — оборвал его Ремус, и Сириус тут же замолчал. Ремус провел большим пальцем по нижней губе Сириуса и улыбнулся, когда язык Сириуса потянулся, чтобы встретить палец Ремуса и ввести его в рот.       Ремус испустил долгий вздох. Все это время Сириус смотрел на Ремуса сквозь ресницы, и это было невероятно горячо. Ремус положил руку на челюсть Сириуса и, подавшись вперед, прижался к его губам, не теряя времени на углубление поцелуя.       Поцелуй был горячим и быстрым, и все, что нужно было Ремусу, когда сладкий вкус языка Сириуса прошелся по его зубам.       Сириус переместил свои руки на заднюю часть ног Ремуса, но потом поднял руки к ремню Ремуса. Он оторвался от поцелуя, хотя Ремус тут же попытался вернуть его обратно, осыпая влажными поцелуями его челюсть.       — Можно…— сказал Сириус, его голос был низким, с придыханием, и Ремус не хотел слышать его иначе. — Можно я отсосу тебе? — и Ремуса унесло.       — Блядь, пожалуйста, — сказал Ремус и сел на скамейку позади них, когда Сириус встал на колени.

-

      — Забавно, — сказал Ремус, когда Сириус закончил, и Ремус заново застегивал ремень.        — Я так и не смог снять с тебя это, — Ремус провел руками по краям свитера Сириуса.       — В следующий раз, — выдохнул Сириус.       — В следующий раз? О, какие мы самоуверенные! — поддразнил Ремус.       — Ага, — ответил Сириус и притянул Ремуса к себе в долгий медленный поцелуй. Да, подумал Ремус, будет и следующий раз.

-

      Ремус не видел Сириуса практически больше недели — полнолуние выпало на пятницу, а это означало, что все выходные Ремус провел в Больничном крыле. (Волк решил спрыгнуть со скалы, и Ремусу пришлось провести весь следующий день, залечивая множество сломанных костей. Джеймс и Питер чувствовали себя настолько виноватыми в том, что не смогли остановить все это, что даже не пошли на свой обычный побег в Хогсмид).       Затем на неделе их захлестнули занятия, потому что, по какой-то забытой Богом причине, в каждом классе, казалось, был экзамен. Ремус так увлекся учебой, что надеялся хоть немного отдохнуть от бесконечного ужаса, который он привык связывать со Святочным балом, но даже куча школьных заданий не смогла этого сделать.       Куда бы он ни пошел, он был окружен этим — в основном потому, что проводил свое время либо в компании Джеймса и Питера, либо занимаясь с Лили.       — Пожалуй, я приглашу ее, — сказал Джеймс, когда однажды вечером они готовились ко сну.       — Здорово, дружище, — сказал Ремус, даже не поднимая глаз от своей книги.       — А что, если она откажет? — спросил Джеймс в пятнадцатый раз за неделю.       — Не откажет, — механически ответил Ремус.       — Разве вы уже не ходили на свидание? — спросил Питер.       — Мы собирались, но потом Луни попал в Больничное крыло… — Джеймс запнулся, и Ремус тут же почувствовал укол вины. Джеймс так долго ждал этого свидания всю неделю. — Я просто боюсь, что она не согласится на бал, если мы так и не сходим на свидание хотя бы раз.       — Ты можешь просто пропустить бал и вместо этого потусоваться со мной и Ремусом, — возбужденно сказал Питер.       — О, черт, — простонал Ремус и извиняюще посмотрел на Питера. — Я должен пойти на бал, Пит. Я чемпион. Мне так жаль.       — О, — это все, что сказал Питер, и Ремусу было больно видеть явное разочарование на его лице.       — Слушай, я заглажу свою вину, — сказал Ремус. — Мы можем потусоваться как-нибудь в другой вечер.       — Да, да, конечно, — тихо сказал Питер.       — Не волнуйся, Хвост, — сказал Джеймс с улыбкой. — Мы найдем и тебе пару, без проблем.       Времяпрепровождение с Лили было не лучше. Казалось, каждая история, которую она рассказывала в последнее время, так или иначе была связана с Джеймсом — шутка, рассказанная Джеймсом, что-то, что Джеймс делал во время их обхода префектов, новое заклинание, которое Джеймс усовершенствовал.       — А что, если он не пригласит меня? — Лили жаловалась Ремусу, наверное, в сотый раз, пока они занимались в библиотеке.       — Он пригласил тебя на свидание, — ответил Ремус.       — Да, в Хогсмид, а не на Святочный бал. Люди постоянно ходят в Хогсмид как друзья.       — Я гарантирую тебе, что Джеймс Поттер не имел в виду, что это было по-дружески.       — Святочный бал — это совсем другое. Это событие, которое случается раз в жизни. Это большое событие.       — Если тебя это так беспокоит, почему бы тебе просто не пригласить его на свидание?       Лили ударила его своим пером.       — Потому что это будет не так романтично.       — Ты взрослая девушка, Лили. Пригласи его на свидание.       — Он, наверное, пригласит Аполлинарию или еще кого-нибудь.       Ремус издал громкий стон, не обращая внимания на взгляды других студентов.       — Я сейчас убью вас обоих.       Единственным спасением для Ремуса было время, когда они проводили время вместе, потому что никто из них не осмеливался поднять эту тему, и они могли спокойно поговорить о других вещах. Например, в субботу утром гриффиндорцы седьмого курса решали, кого из профессоров Хогвартса они могли бы победить в драке.       — Я просто хочу сказать, — продолжала Мэри свою мысль за столом. — Я могла бы победить Хагрида. Он хоть и здоровенный, но у него нет фактора ярости.       — Не смеши меня, — ответила Марлин. — Никакая ярость не компенсирует того, что он полувеликан. Ты можешь бить его сколько угодно. Ты ничего не добьешься.       — Если кто-то захочет ударить Хагрида, — сказал Джеймс. — Я сам того избью.       Стол разразился хохотом, когда совы опустили почту в Большой зал. Неожиданно на колени Ремуса упал большой квадратный пакет, безупречно завернутый в мерцающую зачарованную бумагу, на которой были нанизаны звезды.       — Что это, черт возьми, такое? — спросила Марлин.       — Я не знаю, но я хочу это, — ответила Мэри.       — Ты что-то ждешь, Лунатик? — спросил Джеймс.       Ремус покачал головой и взял пакет, чтобы рассмотреть его. Он собирался открыть его, но Питер остановил его.       — Подожди, — сказал он. — Это может быть розыгрыш, или что похуже, — его голос дрогнул от беспокойства.       — Да, Питер прав, — сказала Лили. — Давайте наложим на него чары обнаружения проклятий и откроем его в вашем общежитии, подальше от всех.       — Да, хорошо, — сказал Ремус и встал.       — Что? Уже идете? — спросил Питер. Он как раз намазывал маслом булочку.       — Возьми еду с собой, Хвостик, — сказал Джеймс. — У нас есть кое-что более интересное.       Группа начала выходить из Большого зала и направляться к башне Гриффиндора.       Технически, в общежитии мальчиков не должно было быть девочек, но это правило нарушалось столько раз, что Ремус часто забывал, что оно вообще существует.       Когда все пришли, они начали использовать все известные им заклинания обнаружения и антипроклятия. Однако, похоже, с посылкой все было в порядке, поэтому друзья с затаенным дыханием наблюдали, как Ремус разворачивает зачарованную бумагу.       Под бумагой оказалась темная сложенная ткань. Сверху была приписка: «Так ты сможешь стать второй самой сногсшибательной персоной на Святочном балу. Уроки танцев сегодня вечером в Классе Прорицаний — С.О.Б.»       — Это от Сириуса, — сказал Ремус, обращаясь к залу. Девочки издали хор охов и ахов, а Ремус закатил глаза. — Заткнитесь, — сказал он с покрасневшими щеками.       На другой стороне открытки был логотип «Твилфитт и Таттингс» — магазина мантий в Косой Аллее. Он показал открытку комнате.       — Ого, — сказал Джеймс. — Да это же шикарное место.       — Правда? — спросил Ремус.       — Да, только богатые люди и люди, которые хотят выглядеть богатыми, закупаются там, — сказала Марлин.       — И это место кишит чистокровными, — сказал Питер. — Тусовка их известная.       Ремус тихо зарычал. Ремус никогда не просил мантию, тем более дорогую чистокровную. Он развернул ткань и увидел, как темно-зеленая мантия каскадом спускается вниз. Ремус услышал несколько «вау» из комнаты, пока рассматривал одежду.       Материал был плотным, но при этом слегка переливался на свету. Дорого, подумал Ремус. Покрой одежды был мастерским. Он каким-то образом умудрялся одновременно соответствовать стилю и быть вне времени.       — Примерь! — настоятельно попросила Мэри, и Ремус встал с кровати и сделал то, что и требовалось. К халату прилагалась соответствующая нижняя рубашка, но Ремус, накидывая мантию, не снимал свитер.       — Ух ты, Ремус, — сказала Лили. — Ты выглядишь сексуально, — в комнате раздался хор согласия. Черт, Ремус даже не взглянул в зеркало, а ему уже казалось, что он с ними согласен. Мантия облегала его во всех нужных местах.       — Это, должно быть, стоило целое состояние, — выдохнул Питер.       — Ты так думаешь? — спросил Ремус. Он очень надеялся, что нет.       — Если это от Твилфитт и Таттингс, то точно, — ответил Питер.       Ремус пожал плечами.       — Он не должен был покупать мне это, — сказал Ремус.       — Это безумный подарок, — сказала Марлин.       — Да, то есть, я не могу его принять, — сказал Ремус.       — Нет, Ремус, ты должен, — ответила Мэри. — Оно так хорошо на тебе смотрится.       — Да, но оно, наверное, стоит больше, чем моя семья зарабатывает за месяц, — сказал Ремус. Он знал, что портит всем настроение, но, честно говоря, ему было наплевать. Его раздражало даже просто смотреть на эту вещь.       С минуту никто ничего не говорил, позволяя словам Ремуса заполнить тишину.       — Эй, Мэри, разве ты не хотела пойти сегодня в Хогсмид? — спросила Лили, меняя тему.       — О да, — ответила Мэри. — Хочешь пойти с нами?       — Вообще-то, — вмешался Джеймс, прежде чем Лили успела ответить. — Я хотел спросить, не хочешь ли ты пойти со мной в Хогсмид? Мы так и не договорились о свидании.       Лицо Лили расплылось в широкой улыбке.       — С удовольствием.       Теперь все улыбались — новая парадная мантия Ремуса была забыта, так как строились планы на вечер. Ремус улыбнулся, но не присоединился. Ему нужно было поговорить с Сириусом.

-

      В тот вечер Ремус все же пришел на уроки танцев. Он должен был это сделать, хотя бы для того, чтобы отчитать Сириуса. На самом деле, чем больше он думал о мантии, тем больше она его злила. Сириус купил ее против его желания, не посоветовавшись с ним, даже не спросив его размера. А если бы она не подошла, что ж, ладно. Что значили еще пятьдесят галеонов по сравнению с хранилищем Блэков?       Самое ужасное во всем этом было то, что Сириус ни о чем не догадывался. Ремус собирался войти к обожающему Сириусу, ожидающему милого вечернего свидания, и Ремус должен был растоптать его, вернуть его в реальность, в которой живет Ремус.       Когда Ремус вошел в класс Прорицаний, все вокруг преобразилось. В воздухе плясали искорки света, пол был расчищен, кроме старого заколдованного проигрывателя, а в углу комнаты стояла кровать с пушистыми валиками, пледами и по меньшей мере дюжиной подушек.       — Что все это значит? — сказал Ремус, входя в комнату.       Сириус обернулся с улыбкой, которая немного дрогнула, когда он оглядел Ремуса.       — Ты не надел мантию, которую я тебе подарил.       Ремус вздохнул и положил сложенные мантии на соседний стол.       — Насчет этого…       — Она тебе не понравились? Потому что если да, то я могу вернуть всё обратно, чтобы сменить цвет или фасон, — затараторил Сириус.       — Нет, дело не в этом…       — Она не подошла? — спросил Сириус. — Потому что она должна быть зачарована, чтобы лучше сидеть на тебе, но я мог ошибиться с базовыми мерками.       — Сириус, мантия хороша, — резко оборвал его Ремус. — Даже слишком хороша. Прямо слишком. Я не могу её принять.       — Что ты имеешь в виду? Конечно, ты можешь.       — Она, должно быть, стоит целое состояние, Сириус.       — Это деньги моих родителей, — пожал плечами Сириус, как будто это было пустяком. Это только сильнее раззадорило Ремуса.       — И это должно сделать всё лучше? Сириус, ты не можешь просто так купить мне что-то настолько дорогое.       — Я действительно не понимаю, в чем тут проблема. Она тебе не нравятся?       — Дело не в этом!       — Тогда в чем же дело? — Сириус начинал расстраиваться, но все же казалось, что он искренне спрашивает. — Что мне не разрешается покупать тебе вещи?       — Только не то, что стоит десятки галлеонов!       — Какая разница, сколько это стоит? У тебя не было парадных мантий, а теперь есть! Это всего лишь ткань! Я не вижу проблемы.       — Проблема в том, что этот кусок «просто ткани», вероятно, стоит больше, чем все хранилища моих родителей в Гринготтсе!       Сириус ничего не сказал, поэтому Ремус продолжил.       — Деньги имеют силу, Сириус. Что подумают люди, когда увидят меня в этом? Что я должен сказать, когда они спросят, как я смог позволить себе такое?       — Тебя не должно волновать, что думают другие люди, Ремус!       Ремус хотел закричать.       — Дело не в этом! Деньги имеют для меня значение, Сириус. Должны, потому что у меня их не так много. И видеть, как ты разбрасываешься своими галеонами, словно это ничто? Как это должно заставить меня чувствовать себя? Я никогда не смогу отплатить тебе за это. Ни сейчас, ни через миллион лет. Это дает тебе слишком большую власть надо мной.       — Тебе не нужно отплачивать мне, — сказал Сириус. — Это подарок — из чертовых денег моих родителей…       — Я не какой-то бедный полукровка, с которым ты можешь встречаться, чтобы позлить своих родителей, — оборвал его Ремус. Сириус смотрел на него так, словно получил пощечину.       — Все не так, Ремус, — сказал Сириус, больше пораженный.       Ремус провел рукой по волосам и вздохнул.       — Я знаю, — сказал он, и он действительно имел это в виду. — Но иногда мне так кажется. Особенно когда ты покупаешь мне дорогие вещи и ведешь себя так, будто это пустяк, — Ремус подошел к Сириусу и взял его руки в свои. — В следующий раз, когда захочешь подарить мне что-нибудь, пусть это будут шоколадные конфеты, цветы или что-то глупое, хорошо?       Сириус посмотрел в глаза Ремусу и слабо улыбнулся.       — Хорошо, — мягко сказал он. — Я заберу мантию завтра.       — Спасибо, — сказал Ремус и наклонился, чтобы нежно поцеловать Сириуса в губы.       Они слегка отстранились друг от друга, и Сириус притянул Ремуса в объятия, прислонив свою голову к груди Ремуса так, что все тело Ремуса наполнилось головокружительным теплом.       Они оставались так долгое время, пока воздух в комнате не стал легче, и Ремус почувствовал, что снова может дышать. У них все будет хорошо, у них двоих, если они будут продолжать слушать друг друга и бороться друг за друга, даже если это будет означать борьбу друг с другом.       Ремус слегка отстранился и посмотрел на Сириуса с глупой улыбкой.       — А разве мне не говорили что-то об уроках танцев?       Сириус издал яркий смешок. Он достал свою палочку и левитировал пластинку на проигрыватель, и вскоре комнату заполнила классическая музыка.       — Ладно, прижмись ко мне, — сказал Сириус.       Ремус притянул Сириуса к себе за края плаща, пока его губы не приникли к губам Сириуса.       — Сделано.       Сириус затаил дыхание, глядя в глаза Ремуса.       — Я не думаю… Это не… — Сириус прервал себя, отвлекаясь, возможно, на то, как Ремус просунул вторую руку под рубашку Сириуса и провел кончиками пальцев по коже другого мальчика.       — Это не что? — прошептал Ремус и воспользовался случаем, чтобы впиться ногтями в кожу Сириуса. Сириус издал удивленный вздох, а Ремус начал оставлять поцелуи на челюсти Сириуса.       — Знаешь, я вдруг понял, — сказал Сириус между вдохами, когда Ремус перешел к поцелуям на его шее. — Мне не очень-то хочется танцевать.       И с этим Ремус оторвался от Сириуса с озорной улыбкой на лице.       — Мне обещали уроки танцев, Сириус, и я рассчитываю их получить, — Ремус сделал несколько шагов в другой конец комнаты и поднял руку вверх, как показала ему МакГонагалл.       — Уф, ты хуже всех, — простонал Сириус, но все равно присоединился к Ремусу, взял его за руку, а затем положил другую руку на плечо Ремуса. — Теперь я позволю тебе вести, поскольку это то, чему тебе нужно научиться. Положи свою руку мне на талию, — Ремус так и сделал, позволив себе быть ближе к Сириусу так, как он не делал во время собрания Гриффиндора.       — Теперь просто сделай шаг вперед, а я отойду назад, — продолжил Сириус.       Ремус так и сделал, медленно следуя терпеливым указаниям Сириуса, пока они не попали в ритм музыки. Это было намного легче, чем раньше. Он чувствовал себя в безопасности, когда Сириус был рядом с ним, его крепкие объятия и нежные слова. Не было даже неловкости наступать на пальцы ног, Сириус просто смеялся и поощрял его продолжать.       Каким-то образом танцы стали казаться почти естественными, и Ремус удивлялся, как он мог бояться чего-то подобного — чего-то, что так сближало его с прекрасным мальчиком перед ним, чего-то, что озаряло лицо мальчика радостью, которая, как Ремус знал, отражалась в его собственной улыбке.       Сириус начал обучать его более сложным приемам — наклонам, поворотам, вращениям — и Ремус осваивал их с энтузиазмом ребенка, впервые познающего мир.        Казалось, будто Ремус открыл для себя какую-то скрытую часть вселенной и теперь ни за что не хотел ее отпускать.       Пластинка остановилась и все дальше и дальше воспроизводила царапины, но ни один из мальчиков не делал никаких попыток покинуть объятия.       — Ты не хочешь поменять её? — пробормотал Ремус, не особо заботясь о том, сделает он это или нет.       Сириус ничего не ответил, но подошел к проигрывателю и поставил новую пластинку, на этот раз не классическую, а маггловскую музыку. Ремус разразился громким радостным смехом.       — Это Стиви Уандер?       — Ты знаешь его? — взволнованно спросил Сириус.       — Конечно, я его знаю. У моей мамы есть куча его пластинок.       — Ну, значит придется провести время в доме Люпинов.       Два мальчика начали танцевать — совсем не формально, а нелепо и свободно. Их руки переплетались, когда они прыгали и кружили друг друга под руки, они пели слова песни во всю мощь своих легких и просто вели себя так же молодо и влюбленно, как и чувствовали.       О, детка, вот он я       Подписан, запечатан, доставлен — я твой.       Когда песня закончилась, они разразились приступом смеха и рухнули на кровать с подушками в углу. Их конечности переплелись, и они оказались лицом к лицу, с затаенными улыбками на губах.       Ремус почувствовал, как что-то поднимается в нем, чувство, которое он испытывал дюжину раз прежде рядом с Сириусом, но никогда не имел смелости выразить его словами. Но когда Сириус лежал так близко и выглядел таким чертовски счастливым, Ремус не мог найти ни одной причины, чтобы не сказать это.       — Я люблю тебя, — мягко сказал Ремус.       Ухмылка Сириуса стала еще шире.       — Я тоже тебя люблю, — сказал Сириус и прижался губами к Ремусу. Этот поцелуй отличался от всех остальных. Дело было не в их прикосновениях или сладком вкусе языка Сириуса. Скорее, это было обещание всего, чем они были друг для друга.       Небеса помогут нам всем, — пел Стиви Уандер, и Ремус не мог не задаться вопросом, не рай ли это: лежать с прекрасным мальчиком на руках, с улыбкой на лице и словом «любовь» на губах.       Ремус углубил поцелуй и позволил своим рукам коснуться кожи Сириуса. Сириус просунул руки под рубашку Ремуса, и Ремус стал одержим ощущением сильных рук Сириуса, вцепившихся в его кожу.       Их поцелуи становились все менее четкими, а руки исследовали тела друг друга. Сириус начал оставлять влажные поцелуи на шее Ремуса, и Ремусу становилось все труднее и труднее сосредоточиться на чем-либо, кроме рук Сириуса на его коже, языка Сириуса на его шее, голоса Сириуса, шепчущего имя Ремуса.       — Ты не возражаешь, если я…? — спросил Ремус с шепотом и жестом указал на рубашку Сириуса.       — Да, конечно, — прошептал Сириус в ответ и слегка отстранился от Ремуса, чтобы тот мог скинуть рубашку. Ремус тоже быстро снял свою, но вскоре после этого он разрывался между тем, чтобы полюбоваться мускулами груди Сириуса и немедленно вернуться к поцелуям с ним.       Сириус, похоже, ответил на этот вопрос за него, потому что он поймал напряженный взгляд Ремуса, когда протянул руку и проследил за множеством белых шрамов на груди Ремуса. Сириус наклонился к Ремусу и поцеловал один из шрамов на его ключице.       — Ты такой красивый, — вздохнул он, а затем поцеловал соседний шрам. — Просто великолепный.       Затем ещё один: — Они должны писать картины о тебе.       Ещё один: — И повесить их в каждом музее мира.       И ещё один: — Но ничто не сравнится с оригиналом.        Он толкнул Ремуса вниз, пока тот не лег на спину.       — Мне так повезло, — он опускал поцелуи все ниже и ниже. — Я люблю тебя.       И на этот раз Ремусу было чем ответить.       К концу ночи они были голые и бездыханные, и Ремус не мог сдержать улыбку. Он не думал, что у него когда-либо был такой секс. Черт, он не думал, что когда-либо любил кого-то так — так ярко и всепоглощающе, такой любовью, которая заставляла созвездия сиять, а поэтов петь.       Внезапно Ремус понял, о чем говорили все люди, рассказы и песни. Он понял, как люди могли придумать брак и клятвенно пообещать «пока смерть не разлучит нас».       Потому что, когда он смотрел на Сириуса, ему не хотелось отводить взгляд ни на секунду.