The Boy from Beauxbatons (Шармбатонец)

      Наутро второго задания Ремус сидел за гриффиндорским столом, уставившись на свою подсказку в руке, словно она вдруг раскроет ему свои секреты.       Весь их ряд за столом сохранял относительное молчание. Сказать было нечего, разве что подумать над подсказкой и надеяться на лучшее.       — Знаете, в чем нет никакого смысла, — сказал Питер, нарушая тишину. — Для чего они вообще оценивали первые два задания? Настоящий победитель определяется в третьем задании.       — Чтобы поддерживать интерес, наверное, — ответила Мэри.       — Просто это выглядит как-то глупо, — сказал Питер.       — По крайней мере, Ремус получает небольшое преимущество, — добавил Джеймс. — Пять дополнительных минут.       — Игорь получает десять, — пробормотал Ремус. Беспокойство перед предстоящим заданием начинало нарастать. Первое задание было похоже на пробное. Казалось, что это была забавная игра, в которую они с Сириусом играли. Но сейчас это была уже не игра. Это было смертельное соревнование, и Ремус хотел победить.       — Все это глупо, — сказала Лили. — И опасно.       — Дамблдор не стал бы рисковать безопасностью своих учеников. Мы все еще дети, даже если мы достигли совершеннолетия в Волшебном мире, — сказала Марлин.       — Да, я согласна с Марлин. Мы должны верить, что Дамблдор никогда не поставит нас в ситуацию, в которой, как он знает, нам будет причинен вред, — ответил Джеймс.       Их разговор был прерван появлением Доркас. Несмотря на то, что они с Марлин встречались, они не разговаривали друг с другом во время еды, предпочитая вместо этого сидеть со своими друзьями и общаться на территории школы.       Но самым удивительным было то, что Доркас остановилась перед Ремусом.       — Откуда тебе сказали начать? — быстро спросила она.       — С внутреннего двора Хогвартса. А что?       — Сириусу сказали начать у карет Шармбатона, а если бы мне пришлось гадать на чайных листьях, то Каркаров, вероятно, начнет у Великого озера.       — Вейлы, — прошептала Лили, но Ремус не обратил на это внимания.       — Они разделяют нас? — спросил Ремус.       — Видимо, — подтвердила Доркас.       — Но зачем?       — Создадут ужасно скучное зрелище, — пробормотал Питер.       — Я не знаю, — ответила Доркас. — Но мне это не нравится. Я подозреваю, что это какая-то уловка или, может быть, это отвлекающий маневр.       — Что бы это ни было. Нам же лучше, если мы будем заранее знать, — сказала Лили. — Так что спасибо тебе, Доркас.       — Ты посидишь с нами? — спросила Марлин, и разговор перешел на их планы на день и на то, где они хотят смотреть соревнования.       Ремус был слишком сосредоточен на предстоящем задании. У них у всех должны быть разные задания. Иначе почему у них разные подсказки и разные места старта? Но как они будут справедливо оценивать результаты? Конечно, вейлы Игоря были гораздо сложнее, чем ребус Сириуса о чеканке монет.       В этом не было никакого смысла, но после семи лет Хогвартса Ремус привык к этому.

-

      Ремус занял исходную позицию. Вокруг стояло около дюжины человек, но настоящие трибуны находились в другом месте. Рядом с ним парил небольшой аппарат, выглядевший так, будто кто-то прикрепил протез глаза к стрекозиным крыльям. Ремус сделал шаг в сторону от него, но оно подлетело ближе.       — Не беспокойтесь о глазе! — крикнул какой-то служитель министерства. — Он просто фиксирует ваши успехи, чтобы демонстрировать их зрителям.       Значит, они заново изобрели камеру, только сделали ее в двадцать раз более жуткой, подумал Ремус. Отлично.       — Так, постройтесь у входа, — скомандовал мужчина, посмотрев на часы. — Можете начинать по моему счету.       — Начинать что? — спросил Ремус, но мужчина уже начал отсчитывать от десяти. У Ремуса не было хорошего предчувствия относительно своих шансов.       Когда мужчина дошел до нуля, перед Ремусом из пламени появилось новое письмо. Он быстро схватил его и открыл, а летающий глаз заглянул ему через плечо.       Путешествие свое начни налево повернув       Лишь будь ты осторожен: не попадись огню       Вот черт. Ремус проверил все известные ему заклинания защиты от огня, вошел через дверной проем и повернул налево.       Коридор казался абсолютно пустым, но если уж Ремус и что-то знал, то только то, что у Хогвартса есть свой собственный разум. Глазам своим он никогда не доверял.       Ремус вернулся во двор, взял камень с дорожки, а затем вернулся в коридор. Он встал в начале коридора и изо всех сил запустил камень в пол. Когда камень пролетел через воздух, в другом конце коридора появился большой огненный шар, который становился все шире и шире, устремляясь к Ремусу.       Ремус быстро забежал обратно в проход, не давая огненному шару пронестись мимо него. Ему пришлось прижать руку к лицу, чтобы защититься от жара пламени.       Ремус подумал о том, чтобы быстро создать барьер с помощью чар протего, но почему-то ему казалось, что все будет не так просто.       Он повернулся лицом к коридору. Его камень приземлился в центре, ничуть не повреждённый пламенем. Ремусу пришло в голову, что даже если он прорвется сквозь огонь, он понятия не имеет, куда ему идти.       Всего было три двери. Две справа — первая, как знал Ремус, вела в почти пустой класс, а вторая была чуланом для метел. Однако дверь слева казалась какой-то подозрительной.       Прошло уже несколько лет с тех пор, как была закончена Карта Мародеров, но Ремус все равно иногда отлучался, чтобы перепроверить ее. Там должен быть гобелен, закрывающий вход в кладовую, а не дверь. Каким бы ни было это место, оно было добавлено для этого задания.       Теперь ему просто нужно было пройти через огонь.       Ремус не собирался рисковать. Он наложил на себя протего, а затем огнестойкое заклинание на свою мантию. Он вознес тихую молитву и помчался к двери слева. Он достиг ее задолго до появления пламени, но когда Ремус навалился всем весом своего тела на вход, дверь не сдвинулась с места. Огненная волна полыхала все плотнее и плотнее, пока Ремус накладывал алохамору.       Но дверь оставалась неподвижной. Ремус почувствовал, как пламя подбирается все ближе, и его охватила настоящая паника. Отчаявшись, он в последний раз потянул дверь на себя. Дверь легко распахнулась, и Ремус упал назад, когда пламя охватило его, обжигая жаром.       Но он ничего не почувствовал. Ремус в недоумении поднял руку перед собой, наблюдая, как огонь безвредно обходит его. Пламя было ненастоящим, или, по крайней мере, оно не обжигало.       Пламя пронеслось мимо него, а потом он остался в поразительно неподвижном коридоре с широко распахнутой дверью. Ремус встал, отряхнулся и посмотрел на дверь.       — Ну конечно блять, ее надо дергать на себя, — мысленно выругался Ремус. Летающий глаз появился рядом с ним. Ремус даже пожалел, что огонь не был настоящим, хотя бы для того, чтобы избавиться от этой жуткой штуки.       Войдя в кладовую, Ремус обнаружил там такой же беспорядок, каким он его помнил. Он был там всего один раз, может быть, два. Вся комната была завалена школьным хламом — партами, учебниками, старыми перьями. Она казалась абсолютно заброшенной — даже воздух был спертым. Во всем помещении не было ни одного окна.       В центре комнаты, однако, стояла кафедра с учебником, на котором не было такого слоя пыли, как на остальной части комнаты. На обложке было написано «Фантастические твари и среда их обитания».       Ремус подошел к книге и обнаружил торчащее из нее письмо. Но как только он открыл страницы, сзади раздался громкий звук — звук камня, скребущегося о камень.       Он быстро обернулся, как раз вовремя, чтобы увидеть, как последний кирпичик закрывает дверной проем. Ремус мало что знал об этой комнате, но он знал, что дверь — его единственный выход.       Он быстро произнес несколько заклинаний — чары разочарования и заклинания левитации, — но ничего не сдвинулось с места.       — Ну, блять, — пробормотал он себе под нос, не заботясь о первокурсниках, которые, без сомнения, наблюдали за его выступлением.       Ремус ненавидел замкнутые пространства, абсолютно, блядь, презирал их. Даже эта, относительно просторная комната с высокими потолками, все равно заставляла его по спирали возвращаться ко всем тем полнолуниям, которые он провел прикованным в подвале своей семьи, царапая и ползая по коже до крови в пальцах и ломая кости пополам.       Он загнал воспоминания так далеко, как только мог. Он пытался дышать. Он пытался напомнить себе, что эта комната не причинит ему вреда. Он пытался напомнить себе, что сейчас не полнолуние и он выберется отсюда. Ему просто нужно было понять, как это сделать.       Ремус вернулся к книге и на этот раз открыл ее на странице с письмом. Он быстро взял его в руки и прочитал темные каллиграфические каракули на его поверхности.       Пусть сейчас ты одинок,       Разыскав друга — преодолеешь каменек.       Ремус начал думать, что эти подсказки больше предназначены для развлечения зрителей, чем для реальной помощи. Тем не менее, он сделал пометку и положил письмо обратно на ту страницу, где он его нашел, под иллюстрацией единорога.       Ремус оглядел комнату, как будто среди старых парт и стульев мог спрятаться его друг. Похоже, он не собирался выходить в ближайшее время, поэтому он подошел к делу так, как это могла бы сделать Лили — начав с одного угла и придирчиво осматривая каждый предмет. Он пролистал каждую книгу, заглянул в каждый стол и открыл каждый ящик шкафа.       Когда он прошел примерно треть комнаты, он нашел это — маленькое ручное зеркальце. Оно показалось ему незначительным, и Ремус уже собирался пройти мимо него, когда понял, что зеркало отражает не светлые каменные стены кладовой, а совсем другое место.       Ремус поднял его и, приглядевшись, понял, что перед ним Сириус, стоящий над котлом. Он поднес его ближе к лицу, пытаясь определить, где находится другой мальчик, когда понял, что может слышать звук и в комнате. Звук бурлящего котла эхом разнесся по кладовой.       — Привет? — позвал Ремус, глядя в зеркало, и увидел, как Сириус заметно подпрыгнул.       Другой мальчик оглядел комнату.       — Кто это сказал?       — Это Ремус, — сказал он и увидел, как на лице Сириуса промелькнула тысяча разных эмоций. Ремус не знал, стоит ли им вообще разговаривать. Они не были ни друзьями, ни тем более союзниками.       Но одно Ремус знал точно — ему нужно было выбраться из этой чертовой комнаты.       — Где ты? — спросил Сириус — его голос стал более отрешенным, чем раньше.       — В зеркале, — ответил Ремус, что было совершенно бесполезным указанием. В итоге они играли в игру «горячо-холодно», пока Сириус, наконец, не нашел зеркало в углу своей комнаты.       Сириус поднес зеркало к своему лицу, и Ремус не мог не засмотреться. Он был все так же прекрасен, как Ремус помнил — возможно, даже еще прекраснее. Ремус так долго пытался убедить себя, что ненавидит Сириуса, игнорирует его в коридорах, делает вид, что ему нет дела до его пьяных полуночных выходок, но это была сущая ложь. Стоило Ремусу увидеть Сириуса, и он не мог отвести от него взгляд.       Они молча смотрели друг на друга. Чувствовал ли Сириус то же самое? Упивался ли он лицом, на которое так долго не позволял себе взглянуть по-настоящему? Возможно, это было просто принятие желаемого за действительное, но все же… молчание было действительно ощутимым.       — Итак, ты в зеркале, — сказал наконец Сириус. Его голос был практичным, деловым. Сириус никогда не был практичным.       — Я застрял в кладовой, — сказал Ремус. — В Хогвартсе. Я нашел подсказку о том, что мне нужен друг, а потом дверь за мной закрылась. Так ты хочешь быть моим другом?       — А мы друзья? — спросил Сириус, и Ремус понял, что он говорит не о Турнире.       — Думаю, для этой игры мы должны ими стать, — ответил Ремус, потому что не мог позволить себе думать ни о чем другом.       Сириус вздохнул и снова посмотрел на свой котел.       — Я варю зелье. Думаю, это должно быть лечебное зелье, но мне не хватает одного ингредиента.       — Я думаю, мы должны работать вместе над этим заданием. Может быть, недостающий ингредиент находится в этой комнате со мной, — Ремус сомневался, что дело обстоит именно так, но он готов был сказать что угодно, лишь бы выбраться.       — Ну, не похоже, что я далеко продвинусь в этом зелье без него. Где ты находишься?       Ремус начал описывать свое местоположение              -… и там будет огненная стена, — сказал он в конце своего объяснения. — Но это не настоящий огонь. Ты сможешь пробежать сквозь него.       — Хорошо, — сказал Сириус, но выражение его лица было более чем неуверенным. — Я возьму с собой зеркало на случай, если тебе что-нибудь понадобится.       Ремус наблюдал, как пейзаж за спиной Сириуса начал меняться, когда он покинул кареты Босбатонса и отправился по территории. Ремусу стало немного легче на душе, когда он увидел мир за пределами четырех стен, в которых он был заперт. Скоро он выберется отсюда.       — Итак, какие у тебя уже были задания? — это была попытка Ремуса завести праздный разговор — то, что никогда не было для них трудным раньше, но теперь казалось невозможным. Раньше казалось, что их разговоры никогда не закончатся — перескакивали с темы на тему, были наполнены смехом и случайными прикосновениями.       Даже их молчание имело свой собственный язык. Они молчали так, как молчит ночное небо — уютно, знакомо и пронизано светлыми мгновениями.       Теперь Ремус вел светскую беседу. А он, блять, ненавидел светские беседы.       — Только это зелье, — сказал Сириус и не стал больше ничего говорить.       Их снимали на камеру, напомнил себе Ремус. Родители Сириуса наверняка наблюдают. Тем не менее, он не должен был быть таким пренебрежительным.       Ремус ждал в тишине. Единственный звук доносился из зеркала, когда шаги Сириуса захрустели по траве под ним. Скоро он будет здесь, и тогда Ремусу придется увидеть его — не пьяного полусонного Сириуса, а трезвого, безразличного Сириуса, человека, который разбил его сердце на части и оставил его лежать в каком-то потайном закоулке, куда Ремус не решался возвращаться.       Ремус притворялся, что эта мысль его не пугает. Ремус делал вид, что Сириус вовсе не Сириус, а какой-то другой Чистокровный, помогающий Ремусу только потому, что это выгодно ему самому.       Сразу за своими стенами Ремус услышал рев пламени, рвущегося в коридор, а затем звук быстрых шагов. Камни снова начали переставляться, а Ремус стоял у дверного проема, готовый выбежать, как только представится возможность.       Дверь распахнулась, и в ее центре появился Сириус Блэк, одетый в свою конкурсную мантию из Шармбатона. Ремус мгновенно протиснулся мимо него, схватил его за запястье и потащил обоих в коридор.       — Какого черта, Ремус? — сказал Сириус и быстро освободил свою руку от хватки Ремуса.       Ремус прислонился к стене и глубоко вздохнул. Он был свободен. По мере того, как он вдыхал и выдыхал, мир становился более приземленным, а дыхание более нормальным.       — Не заходи туда, — сказал Ремус. — Она закроется за тобой.       — А если мне будет что-то нужно оттуда? — спросил Сириус. Он скрестил руки на груди, разглядывая стоящего перед ним мальчика. Ремусу очень не нравилось находиться под оценивающим взглядом Сириуса.       — Единственное, что там есть, это старые парты, стулья и «Фантастические твари и среда их обитания», так что если ты не ведешь урок по уходу за магическими существами у первокурсников, думаю, ничего страшного не случится.       Сириус улыбнулся шутке, но затем быстро вернул свое выражение лица к безразличию, словно вспомнив, что ему больше не позволено считать Ремуса веселым.       — Отлично, какие у нас тогда дальнейшие действия?       Несмотря на то, что этого не должно было произойти, использование Сириусом слова «нас» зажгло что-то в сердце Ремуса. Уже несколько месяцев не было никаких «нас».       — Давай проверим другие двери, — сказал Ремус и повел их в коридор. Огонь рванулся к ним, но на этот раз никто из них даже не вздрогнул. Волна жара схлынула, и золотисто-красные языки пламени пронеслись мимо глаз Ремуса, словно были не более чем реалистичной иллюзией.       Самая дальняя дверь на самом деле была просто чуланом для метел — таким же темным и непривлекательным, как и все остальные, в которых Ремус бывал.       Единственное, что в нем было, — это наушники-заглушки и метла. Вторая дверь, однако, оказалась вовсе не пустой классной комнатой, какой ее помнил Ремус.       Здесь все было полностью вычищено за одним примечательным исключением — весь потолок был завешен сотнями ключей, висевших на бронзовых цепочках.       — Что за херня, — прошептал Ремус, уставившись в потолок. — Наверное, нам придется отпереть потом что-нибудь.       — Они висят на кнатах, — сказал Сириус рядом с ним. Когда Ремус присмотрелся, оказалось, что цепи состоят из заколдованных бронзовых кнатов.       — 9 кнатов к серпу, — сказал Ремус, а затем обматерил себя за то, что не должен был знать подсказку Сириуса.       — Точно, — сказал Сириус, глядя вверх, чтобы разглядеть количество монет, висящих над каждым ключом. Он даже не задался вопросом, откуда Ремус знает его подсказку. — Кнаты можно сломать только гоблинским серебром, есть ли такое поблизости?       Ремус быстро обошел комнату, но место было бесхозным. Он все равно почувствовал бы серебро, как только вошел в комнату.              — Нам придется вернуться в эту комнату потом.       — Здесь нет ни одной подсказки или чего-нибудь еще? — спросил Сириус.       Ремус только покачал головой.       — Мое лучшее предположение — отправиться к кораблю Дурмстранга, раз уж мы должны работать над этим вместе.       — Мы должны работать вместе? — спросил Сириус, его голос был практичным и размеренным, но Ремус заметил, как его глаза постоянно переводились на плавающую над ними камеру. Независимо от дизайна задания, он не должен помогать какому-то полукровке, и он это знает.       Ремус усмехнулся и шагнул ближе к Сириусу. Каким бы отстраненным и невозмутимым ни притворялся Сириус, Ремус знал, что Сириус в панике от того, кем они были. По крайней мере, Ремус все еще имел над ним такую власть.       — Ты пришел, когда я позвал, не так ли? — и на мгновение Ремус увидел вспышку чего-то знакомого. Сириус, которого он знал раньше, тот, кто дарил Ремусу улыбки в коридоре и прижимался к его груди по ночам, появился на одно мгновение.       Но затем, как только он появился, он снова исчез — скрылся за каменной маской.       — Давай просто отправимся к кораблю Дурмстранга, — сказал он и начал выходить из комнаты.       Это была напряженная прогулка к Великому озеру. Ремус знал, что делал Сириус — он взваливал на свои плечи всю тяжесть Волшебного мира. Он решил, что должен быть хорошим сыном и хорошим защитником, даже если это означает, что он — дерьмовый друг.              В какой-то другой вселенной Ремус сказал бы ему, что ему это не нужно. Ремус сказал бы ему, что он и так прекрасно справляется. Ремус сказал бы ему, что этот мир все равно невероятно хуевый и что просто жить и улыбаться в нем — уже достаточно.       Но Ремус не жил в этой вселенной, поэтому он молча брел по территории и делал вид, что ему плевать на проблемы Сириуса.       Корабль Дурмстранга был невероятно громадным. Его большие черные паруса упирались в небо, а иллюминаторы по бокам проливали на воду свет свечей. Длинный деревянный трап тянулся через озеро и упирался в его берег.       — Когда здесь так пустынно, он выглядит жутко, — сказал Ремус.       — Он выглядит жутко все время, — сказал Сириус и пошел по трапу, Ремус следовал недалеко позади. Когда они вышли на главную палубу, Сириус осмотрел двери, а затем указал на одну в дальнем углу. — Эта дверь всегда была закрыта.       — Ты бывал здесь раньше? — спросил Ремус, когда Сириус направился к открытой двери. Молчание Сириуса послужило ответом. — Кого ты вообще знаешь из Дурмстранга?       — Ты сегодня задаешь много вопросов, — ответил Сириус. Ремус насмешливо хмыкнул, но больше ничего не сказал.       — Никаких следов Каркарова, — сказал Сириус, когда они вошли в дверь и пошли по темному коридору. Лодка покачивалась, когда они двигались, и Ремусу пришлось держаться за край перегородки, чтобы не упасть.       — Может, он понял, что задание совместное?       Сириус фыркнул.       — Хотел бы я посмотреть, как Каркаров будет сотрудничать с кем-нибудь в чем-нибудь.       С каких это пор Сириус знает хоть что-то о Каркарове? прошептал голос в голове Ремуса, но он проигнорировал его. Жизнь Сириуса его не касается. Больше не касается.       Они вдвоем вошли в открытую дверь в конце коридора. Комната была темной, с единственным окном, из которого виднелись лишь темные глубины озера снаружи. Ремус даже не заметил, что они спустились под палубу.       Но когда он бросил взгляд на конец комнаты, все мысли вылетели у него из головы. Сириус застыл рядом с ним, уставившись широко раскрытыми глазами на существо.       — Это… — прошептал Ремус, в его голосе было чистое благоговение.       Сириус кивнул.       — Думаю, да.       Каждый вздох был священным, каждая секунда казалась украденным временем. Они оба застыли на месте, уставившись на белоснежного единорога, испуганно стоявшего в углу темной комнаты.       — Как они вообще его сюда притащили? — прошептал Ремус. Единороги были чрезвычайно редкими и красивыми существами. Даже просто взглянуть на одного из них было большой удачей. Как министерство смогло не только найти одного, но еще и поймать его и привязать за ноги к старой лодке, Ремус не имел ни малейшего понятия.       — Они неприкосновенные. Чтобы даже приблизиться к ним, нужны годы тренировок, — сказал Сириус. — Притащить одного сюда? Даже у моих родителей нет такой силы.       — А стоит ли нам вообще здесь находиться? — спросил Ремус. Сам единорог, казалось, следил за их разговором или, по крайней мере, понимал их нерешительность. Он загремел кандалами на копытах и уставился на них, как бы умоляя о помощи.       — Я думаю, мы нашли то, для чего были нужны ключи, — сказал Сириус.       — И, возможно, даже целебное зелье, — добавил Ремус. — Разве ты не говорил, что в нем не хватает какого-то ингредиента?       — Да, но я ни за что на свете не подойду к нему настолько близко, чтобы вырвать один из его волосков.       — Не думал, что ты такой суеверный, — сказал Ремус, но он тоже был суеверен. Меньше всего ему хотелось расстраивать это доброе существо — и как человек, и как тот, кто раз в месяц становился кем-то не вполне человечным. Даже волки благоговели перед единорогом.       — Это не суеверие, просто логика, — сказал Сириус, скрестив руки на груди. — Единороги не любят людей. Я не стремлюсь получить по яйцам от физического воплощения чистоты и радости.       Ремус подавил смех.       — У меня есть идея. Ты мне доверяешь?       Сириус посмотрел на Ремуса.       — Всегда, — сказал он так, словно никогда не говорил ничего более правдивого, и вот снова вспышка того Сириуса, которого он когда-то знал.              Ремус очень медленно подошел к животному, протянув руку, как бы говоря: Я не желаю тебе зла, — но единорог выглядел испуганным и отпрянул в угол так далеко, как только мог.       Насколько Джеймс и Питер рассказывали ему, они никогда не находили единорога в лесу. Он не знал, как бы это существо отреагировало на оборотня — скорее всего, убежало бы. Но иногда животные так не поступали. Иногда они подходили к волку с добротой, и волк предлагал дружбу в ответ. Ремус старался изобразить эту доброту.       Когда он оказался на расстоянии вытянутой руки от существа, которое все еще смотрело на него так, словно в любой момент могло напасть, Ремус опустился на колени перед единорогом и опустил голову на вытянутую руку. Это был настолько сильный знак почтения, насколько Ремусу удалось.       Единорог бросил на него изнуренный взгляд и очень медленно склонил голову к руке Ремуса, обнюхивая его руку, словно пытаясь определить намерения Ремуса. Несколько мгновений все стояли в напряжении, молча ожидая, когда единорог вынесет свой вердикт.       И тут единорог наклонился вперед, его поза была уже не боязливой, а любопытной. Ремус поднял голову и очень медленно встал.       — Можно тебя погладить? — спросил он, пробираясь к боку единорога.       — Не похоже, чтобы он мог тебя понять, — сказал Сириус с другого конца комнаты.       — Я не знаю, — сказал Ремус, слегка поглаживая шерсть единорога. — Я думаю, они понимает больше, чем люди им приписывают. Хочешь погладить её?       Сириус неуверенно выглянул из угла.       — А она мне разрешит?       — Почему бы и нет? — спросил Ремус.       — Ну, разве они не должны разбираться в характере или что-то в этом роде? — Сириус играл с концом своей мантии, не встречаясь с Ремусом взглядом.       — Просто погладь этого гребаного единорога, — сказал Ремус, потому что он не мог позволить себе думать о словах Сириуса. Он не мог позволить себе беспокоиться.       Сириус бесшумно подошел и встал рядом с Ремусом. Сириус протянул руку и провел пальцами по волосам цвета слоновой кости. Единорог повернул голову, чтобы посмотреть на Сириуса, и Сириус тут же убрал руку под пристальным взглядом существа.       Ремус закатил глаза, взял руку Сириуса и положил ее обратно на бок единорога, положив сверху свою руку. Он подвел пальцы Сириуса под свои, и они погладили существо — две руки, одно движение.       Ремус прекрасно понимал, что это было самое интимное прикосновение за долгое время. Он знал, что они не должны этого делать. Тем не менее, Сириус не отстранялся, и Ремус оттягивал все возможное время.       — Видишь, единорогу ты понравился. Тебе не о чем было беспокоиться, — мягко сказал Ремус.       — Я думаю, ей понравился ты и она терпит меня из-за этого.       — О, заткнись», — сказал Ремус, более ласково, чем намеревался. — Ты сам сказал, что единороги — лучшие оценщики характера, — Сириус посмотрел на Ремуса, и они выдержали взгляд друг друга. Впервые за долгое время между ними не было стен. — Она считает тебя хорошим человеком, Сириус. Может быть, тебе тоже стоит в это поверить.       Сириус еще мгновение смотрел на него, и Ремус словно наблюдал за тем, как разбивается сердце другого мальчика. Он не понимал, почему Сириус выглядит таким грустным.       Сириус убрал руку и вздохнул.       — Так как мы достанем этот волос? — сказал он, закрывая дверь в тот момент, который они только что разделили.       Ремус несколько раз провел пальцами по гриве единорога, пока на его руку не упал выпавший волос. Он протянул его Сириусу, который нежно взял волосок в руки.       — Ладно, пойдем, — сказал Сириус и уже собирался выйти из комнаты, когда Ремус поймал его за запястье. Он не отстранился, как это было в каменном коридоре.       — Думаю, мне стоит остаться здесь. Я присмотрю за единорогом, пока ты не вернешься.       Впервые за последние месяцы Сириус выглядел так, словно не хотел покидать Ремуса.       — Но что, если ты мне для чего-то понадобишься?       — У нас есть зеркала, — сказал Ремус.       — Верно, — сказал Сириус, его голос все еще звучал неохотно.       Ремус улыбнулся ему:              — Я буду ждать тебя здесь.       Сириус только кивнул.       — Уж постарайся, — и наконец вышел за дверь.       Как только Ремус перестал слышать шаги Сириуса, он опустился на пол, позволив своей голове упереться в деревянные стены качающегося корабля с небольшой улыбкой на губах.       Они не должны так себя вести, Ремус знал это. Но он ничего не мог с этим поделать. Они чувствовали себя так естественно рядом друг с другом. Было так легко впасть в старые привычки. Конечно, они не могли встречаться, но, возможно, они могли бы быть друзьями.       Ремус понимал, что принимает желаемое за действительное. Раньше они никогда не были друзьями, всегда кем-то большим.       Чем дольше Ремус лежал, прижавшись к стене, тем больше его тяготили события задания. Он даже не осознавал, насколько вымотался, но корабль покачивался, словно под успокаивающую колыбельную.       Единорог, возможно, почувствовав его усталость, улегся и положил голову ему на колени. Ремус провел пальцами по мягкой шерсти существа. Он закрыл глаза, всего на мгновение, и позволил себе отдохнуть.

      -

      Ремус почувствовал это еще до того, как услышал. Это была легкая дрожь кожи. Он почувствовал жжение воздуха у глаз. У кого-то где-то было серебро.       Ремус быстро встал, прогоняя туман покоя и посылая молчаливое извинение единорогу, которого он столкнул со своих колен. Он крепко сжал свою палочку, защищаясь перед существом.       Он надеялся, что это просто Сириус возвращается, возможно, разблокировав какую-то другую часть замка. Но когда тяжелые шаги загрохотали по деревянным доскам корабля, Ремус понял, что это неверно.       — Ремус Люпин, — прозвучал голос Игоря Каркарова. Мальчик появился в дверях с гоблинским серебряным мечом в руке и ключом, висящим в кармане. Он смотрел на Ремуса, как муравей под ботинком. — Я удивлен, что ты забрался так далеко.       — Да, я уверен, тебя много чего сильно шокирует, — саркастически ответил Ремус.       Игорь выпрямился и медленно пошел вперед в комнату, держа меч на вытянутой руке. Ремус мало что знал о Дурмстранге, но он не сомневался, что Игорь умеет обращаться с оружием. Ремус крепче сжал свою палочку.       — Мы должны работать вместе над этим заданием, понимаешь?       — И все же, ты здесь один, — Игорь сделал быстрый выпад в сторону Ремуса. Ремус быстро отпрыгнул с пути меча и наложил чары иммобулуса. Но Игорь оказался быстрее, подняв устойчивое к чарам серебро, чтобы преградить путь заклинанию.       Игорь издал смешок — жуткий, безумный звук, сорвавшийся с его губ.       — Тебе придется приложить гораздо больше усилий, полукровка.       Он повертел меч в руке. Это не давало ему никаких тактических преимуществ, за исключением того, что он выглядел как придурок.       Ремус послал проклятие связывания всего тела, но Каркаров снова заблокировал его. Это стало своего рода танцем между ними двумя: Ремус посылал всевозможные проклятия — те, которые обездвиживали, отвлекали или выводили из себя, — а Игорь использовал гоблинское серебро, чтобы блокировать каждое из них.       Комната озарялась разноцветными вспышками магического света, но тут же сминалась очередным ударом меча. Ремус мог сказать, что это расстраивает единорога позади него, но не похоже, что у него был большой выбор. Игорь был слишком быстр, чтобы Ремус мог одержать настоящую победу.       А потом Игорь нашел свою собственную палочку, и вот тут-то весь ад и разразился. Он наложил взрывные чары на пол рядом с Ремусом, и ему пришлось нырнуть в сторону, чтобы увернуться от дождя щепок. Единорог издавал испуганные крики, пока Игорь прокладывал себе путь вплотную.       Ремус произнес проклятие «экспульсо», которое послало шар голубого света, летящий в Игоря. На этот раз ему не хватило скорости, чтобы блокировать его, и он отлетел к стене. В замешательстве он выронил меч, и если бы на месте Ремуса был кто-то другой, он бы схватил его, но он чувствовал, как с другого конца комнаты раздается звон серебра.       — Что за хрень здесь происходит? — воскликнул Сириус с порога. В его руке была бутылочка с золотым целебным зельем. Он окинул обстановку безумным взглядом.       — Этот ублюдок только что появился и пытался меня убить, — проворчал Ремус.       За мгновение рассеянности Игорь успел выхватить свой меч и, вскочив, угрожающе направил его между ними.        — Не подходите! Вы оба!       — Что ты делаешь? — закричал Сириус на Игоря, но мальчик едва его услышал.       — Разве ты не знаешь, над каким джекпотом стоишь? — спросил он с кривой ухмылкой. — Несколько капель крови единорога могут принести немалую прибыль, окажись я на нужном рынке.       Ремус защитно встал перед единорогом.       — Ты охренел совсем. Она беззащитна! Убивать ее просто аморально.       — Ты думаешь, мне есть дело до морали? Здесь ведется большая игра, Люпин. Ты просто гребаная пешка, которая сейчас стоит на моем пути.       Судя по тому, как Сириус застыл на месте, он, похоже, догадывался, о чем говорит Каркаров.       — Мы не позволим тебе в этом победить, — сказал Сириус, некоторые мышцы на его лице напряглись, хотя Ремус сомневался, что Сириусу действительно было не наплевать на победу в задании.       — Тогда попытайся остановить меня, — сказал Игорь и бросился на Сириуса с мечом.       Но Сириус был быстрее. Он отпрыгнул в сторону и метнул в Игоря проклятие, которое тот легко заблокировал. Игорь, однако, сосредоточил все свое внимание на Сириусе и повернулся спиной к Ремусу.       Ремус увидел свою возможность и воспользовался ею — выстрелил в Игоря проклятием иммобулуса. Он с нездоровым удовлетворением наблюдал, как мальчик застыл на месте. Серебряный меч выпал из его руки и упал на деревянный пол.       Сириус попытался схватить его, но он провалился в дыру в полу и улетел в глубины корабля. Вместо этого он порылся в карманах Игоря и нашел ключ, висевший на девяти кнатах.              — Как ты думаешь, что он открывает? — спросил Сириус, но, обернувшись, обнаружил, что Ремус бормочет утешительные слова на ухо единорогу, нежно поглаживая его по гриве. Сириус подкрался к нему. — Уверен, она страшно испугалась из-за нас.       — Да, — прошептал Ремус в ответ. — Но с тобой все будет в порядке, верно, детка? — спросил Ремус у единорога, как будто она могла ответить.       Сириус наклонился и попытался разжать оковы единорога, но ключ не подошел.       — Прости, — прошептал Сириус существу и легко положил ключ на пол.       На одно прекрасное мгновение показалось, что они действительно могут выиграть это дело: Игорь застыл в углу, не имея возможности атаковать, ключ лежал у ноги Сириуса, а единорог был в безопасности под пальцами Ремуса.       И тут, конечно же, началось пение.       Это не было красивым пением, по крайней мере, Ремус так не думал. Женские голоса, которые, казалось, звучали отовсюду и ниоткуда, были настолько высокими, что царапали уши Ремуса.       Ремус посмотрел на Сириуса в поисках хоть какого-то руководства, но глаза Сириуса полностью остекленели:       — Срань господня, ты слышишь это, Ремус? — его голос был далеким, мечтательным.       — Ты в порядке? — спросил Ремус.       Неистовая ухмылка расплылась по его губам.       — Я в полном порядке. Как никогда, — он встал, покачиваясь на ногах, как будто был пьян, и сделал нестандартное вращение, все время маниакально смеясь. — Мерлин, ты только послушай! Разве это не самое прекрасное, что ты когда-либо слышал?       Ремус ухватился за обе руки Сириуса, удерживая его на месте.       — Сириус, послушай меня, — звал он, но мальчик даже не смотрел на него. Он удивленно оглядывал комнату, словно потолок и стены могли быть источником музыки.       Пение стало громче, и Сириус вырвался из рук Ремуса.       — Мы должны найти их! — крикнул он, выбегая из комнаты. Ремусу пришлось бежать, чтобы не отстать от него.       Чего он не заметил, когда бежал за Сириусом по коридору, так это того, что руки Игоря дергались, а голоса становились все громче.       Ремус и Сириус выбрались на палубу; яркий солнечный свет жег им глаза после столь долгого пребывания под водой. Голоса были неотступны, они вторгались во все уголки сознания Ремуса. Он схватил Сириуса за руку, чтобы убедиться, что тот не наделает глупостей.       Это было как раз вовремя, потому что воздух начал мерцать, и прямо за берегом показалась горстка красивых женщин, их головы были подняты в гармонии с длинными струящимися волосами, которые были настолько ярко-золотистыми, что казались почти чисто белыми. Вейлы были здесь, и Сириус не мог отвести взгляд.       Ремус начал выкрикивать имя Сириуса, но это было бесполезно. Он все ближе и ближе подходил к краю корабля, и если бы он упал, то его было бы уже не спасти. Озеро стало темным и бурным, и Ремус не был уверен, что Блэки, живущие в центре Лондона, вообще удосуживались обучить своих детей плаванию.       Ремус продолжал крепко держать Сириуса, несмотря на то, что мальчик оттаскивал его все дальше и дальше. У Ремуса оставалось не так много времени, прежде чем он полностью потеряет хватку.       Взмахнув палочкой и не сводя глаз с Сириуса, Ремус призвал кованые цепи, висевшие на палубе. Они были прочными, тяжелыми и, как надеялся Ремус, неразрушимыми. Используя заклинание левитации, Ремус направил их вокруг тела Сириуса и медленно подталкивал Сириуса, пока его спина не оказалась вровень с мачтой.       Сириус ничего не заметил. Казалось, он не мог воспринимать ничего, кроме женщин на берегу. Он не заметил, как Ремус обмотал цепи вокруг мачты. Он не заметил, как Ремус наложил запирающие чары, чтобы удержать его на месте. Он даже не заметил, как Ремус положил руку ему на щеку и пообещал скоро вернуться.       В задней комнате корабля Ремус заглянул в тускло освещенный дверной проем. Ему нужно было забрать ключ из комнаты. Он даже не был уверен, что именно он откроет, просто не хотел, чтобы у Каркарова было хоть малейшее преимущество.       Глазам Ремуса потребовалось мгновение, чтобы привыкнуть к темноте под палубой, и в ту же секунду, когда он смог ясно видеть, Ремус отчаянно пожалел, что мог видеть.       Игорь освободился от чар Иммобулюса и стоял на коленях рядом с единорогом. На нем были наушники-заглушки, которые использовались в Гербологии, чтобы заглушить крики Мандрагоры, и которые Ремус оставил в чулане для метел. Игорь пока не заметил Ремуса, стоявшего позади него, и Ремус был рад этому.       Потому что Игорь не просто сгрудился вокруг беззащитного существа, он одной рукой удерживал единорога, а другой подносил бутылку к открытой ране, из которой капала ярко-красная кровь.       Игорь назвал это джекпотом, и теперь Ремус понимал, почему.       Убийство единорога противоречило всем законам природы. Это было преступление, на которое не решился бы даже самый жестокий, самый бессмысленный, самый дикий зверь. Только волшебник мог набраться наглости. Только волшебник мог рискнуть последствиями.       Все в Ремусе пылало в раскаленной ярости — все его части, волшебник и волк, слились в какофонию негодования и ярости.       Ремус набросился на Игоря — слепой гнев не допускал никаких раздумий — и нанес удар точно в голову. Боль пронзила костяшки пальцев Римуса, и Игорь упал на пол, а бутылка с кармином расплескала свое содержимое по полу. Ремус ударил ногой в спину Игоря, но тот был слишком растерян, чтобы сопротивляться.              — Ты долбаное чудовище! — закричал Ремус, его голос был скрежещущим и неустойчивым. Он сомневался, что Игорь вообще мог его расслышать из-за зовущих голосов вейл и наушников, надетых на его голову.       Ремус пинал его со всей силы снова, снова и снова, пока какая-то тупая часть его мозга не напомнила ему о единороге, трусившем в углу. Существо умирало, это было ясно, его дыхание было быстрым и поверхностным. Ремусу нужно было исцелить ее, но медицинская магия была сложной штукой на животных. Одно неверное движение — и все пойдет кувырком.              Но было зелье, за которым вернулся Сириус. Оно должно быть достаточно сильным, чтобы спасти ее, и менее опасным, чем чары.       Ремус выбежал из комнаты. Он больше не беспокоился об Игоре — мальчик уже давно перестал двигаться под шквалом его ударов.       Когда Ремус появился на палубе, Сириус уже кричал. Он был едва слышен из-за крика веелы, но Ремус все же услышал его. Ремус бросился к мачте, где Сириус изо всех сил пытался вырваться из железных цепей.       Все его тело противилось им, он извивался и пытался вырваться из цепей. Однако Сириус не использовал руки, и Ремус не сразу понял, что он сломал их обе в неудачной попытке вырваться.       И все же Сириус старался, как будто каждое движение не причиняло мучений. Зов вейл превозмогал всякую логику, разум и даже боль. Ремус знал, каково это — отдать свое тело чему-то большему, чем ты сам, и позволить мучениям захватить тебя, потому что у тебя нет другого выхода.       — Мне жаль. Мне так жаль, — шептал Ремус Сириусу, хотя знал, что тот его не слышит, а если бы и слышал, то, скорее всего, не смог бы его понять.       Ремус наколдовал свои исцеляющие заклинания, те, которые он использовал после полнолуния, чтобы восстановить его кости и затянуть кожу. Сириус, казалось, даже не заметил разницы.       Ремус полез в карманы Сириуса, пока тот продолжал кричать. Ремус почувствовал, как на глаза навернулись слезы, затуманивая окружающий мир. Тем не менее, Ремус пробирался вперед, пока наконец не наткнулся на бутылочку с золотым зельем.       Он уже собирался повернуть назад, когда почувствовал, что кончик палочки упирается ему в шею.       — Не смей двигаться, любовничек, — раздался голос Игоря.       Ремус слегка повернул голову и увидел Игоря, полуприхрамывающего и с окровавленным носом, смотрящего на него в упор.       Ремус не знал, что ему делать, но он знал, что Игорь слаб, и если и было время взять верх, то именно сейчас.       Очень быстро Ремус взмахнул ногами и заставил Игоря рухнуть на палубу. В момент замешательства Ремус воспользовался возможностью и начал бежать к открытой двери, ведущей в заднюю комнату единорога.       И тут он услышал его — неприятное заклинание, которого он никогда раньше не слышал.       — Сектумсемпра, — крикнул Игорь, но не в сторону Ремуса. Он наложил проклятие на Сириуса, который испустил самый страшный крик, который Ремус когда-либо слышал.       Ремус быстро повернулся и увидел, как сотни порезов расползаются по телу Сириуса, а его кровь начинает пачкать одежду, цепи, пол, и конца этому не видно.       У Ремуса больше не было выбора. Все мысли об умирающем единороге были забыты, когда он бросился к Сириусу. Даже Игорь, казалось, не знал, что может сделать заклинание, так как лежал ошеломленный на палубе.       Ремус очень осторожно откупорил зелье и поднес его к окровавленному рту Сириуса. Он держал голову Сириуса на месте, пока мальчик глотал золотистую жидкость.       Сзади него Игорь направился в заднюю комнату, но Ремусу было наплевать. Ему нужно было, чтобы с Сириусом все было в порядке. Это была единственная мысль в его голове.       Над его головой пролетела камера-глазок, и Ремус вышел из себя.       — Да что с вами, блядь, такое?! — закричал он. — Это и есть тот гребаный турнир, которого вы все так хотели? Вам что, весело?       Слезы текли по его лицу. Рядом с ним Сириус ослаб под цепями. На одно ужасное мгновение Ремус подумал, что он, возможно, умер, но увидел, как его грудь поднимается и опускается в длинных, глубоких вдохах. Кровь все еще была повсюду, она стекала вокруг него и пачкала одежду Ремуса, когда он стоял на коленях.       Ремус молился любому оставшемуся Богу, чтобы эти муки закончились — чтобы Вейлы перестали петь, чтобы чиновник из министерства объявил победителя, и Ремус мог лечь в общежитии и притвориться, что этого никогда не было.       Но шли минуты, и Ремус смирился с тем, что никакого облегчения не будет. Дело не закончится, пока не закончится испытание.       Игоря не было видно. Ремус не сомневался, что он отправился завершить начатое. У Ремуса было намерение погнаться за ним, заставить его заплатить, найти способ объявить себя победителем. Но это означало бы оказаться в комнате с трупом существа, которое он мог бы спасти, если бы только сделал другой выбор.       Ремус закрыл глаза и прислушался к зову Вееласа. Они с Лили месяцами планировали миллион различных сценариев, как победить их, но все это не имело значения. Они упустили из виду самую простую вещь — его не привлекали женщины.       Это была такая вещь, которая рассмешила бы Сириуса, если бы Сириус вообще мог когда-нибудь рассмеяться. Ремус не знал, что это было за темное заклинание, но Сириус был едва в сознании. Ремус почувствовал бы себя счастливчиком, если бы ему довелось снова увидеть улыбку Сириуса.       Ремус уставился на покоящегося Сириуса. Он выглядел по меньшей мере умиротворенным. Если бы Ремус не пережил весь этот ад, которым был последний час, он мог бы даже поверить, что Сириус просто спит.       Когда Ремус перевел взгляд на непрекращающееся пение Веелы, его взгляд зацепился за что-то на палубе — яркое отражение света от металла. Там, в центре корабля, лежал ключ, который достал Игорь, казалось, забытый в разгар событий этого дня.       Ремус быстро вскочил и судорожно схватился за ключ. Это должен быть последний кусочек головоломки, потому что в противном случае Ремус собирался сжечь корабль дотла.       В комнате единорога отпирать было нечего, поэтому Ремус отправился по коридорам корабля, открывая каждую дверь в надежде найти какой-нибудь сундук.       Это было особенно увлекательно для зрителей, которые, несомненно, наблюдали за происходящим по ту сторону глаз-камер, но Ремус не мог найти в себе силы наплевать на это. Азарта ему хватило на всю жизнь.       Ремус шёл бесконечными узкими коридорами, поднимался и спускался по лестницам, проникая всё глубже и глубже в недра раскачивающегося корабля, куда не проникали ни солнечный свет, ни голоса Вейл. Большинство комнат были просто общежитиями или учебными классами. Некоторые двери были заперты, и ключ Ремуса не открывал к ним доступа.       Пройдя, казалось, сотни дверей, Ремус уже почти собрался повернуть назад и отказаться от победы над этим дурацким заданием, когда вошел в последнюю комнату. В ней было темно, как и во всех других комнатах на этом корабле, только одна свеча освещала тени, мелькавшие на деревянных стенах. Комната казалась пустой, за исключением одного золотого зеркала, стоявшего в центре.       Зеркало будет другом до самого конца, предупреждала подсказка Ремуса. Лучше бы это был конец.       Ремус медленно подошел к зеркалу, опасаясь любых уловок, которые могут пробраться в темные углы. На короне зеркала была надпись: «Erised stra ehru oyt ube cafru oyt on wohsi.» Латынь, судя по всему, или какой-то другой мертвый язык, на котором никто не говорил, кроме тех немногих семей Чистокровных, которые вбивали его в своих детей.       На одно немигающее мгновение Ремусу показалось, что зеркало было нормальным и что он только что нашел какое-то странное заброшенное хранилище в нижней части корабля Дурмстранга. Но как только Ремус собрался отвернуться и продолжить это бесконечное занятие, он понял, что отражение не идеально.       Его кожа, обычно обезображенная большими белыми шрамами, пересекавшими щеку и шею, была совершенно безупречной. Она была незапятнанной настолько, насколько не была таковой с тех пор, как ему исполнилось пять лет.       Ремус поднес палец к щеке и провел по большому шраму, который мучил его кожу с третьего курса. Он почувствовал под пальцами знакомый шрам. Но зеркальный Ремус ничего подобного не прослеживал. Это была просто кожа — мягкая, гладкая и красивая, какая никогда не будет у Ремуса.       У него было желание врезать по зеркалу — разбить свое отражение вдребезги, чтобы оно выглядело так же уродливо, как и все остальные портреты Ремуса. Он хотел разбить его идеальную раму, пока его и без того окровавленные кулаки не посыплются битым стеклом.       Но у Ремуса было плохое предчувствие, что если он разобьет зеркало, то на свободу может выйти нечто более темное. Поэтому он оставил свое искаженное отражение стоять без ожогов.       Прежде чем уйти, он прошелся по комнате, чтобы убедиться, что ничего не пропустил. В темном углу за зеркалом стоял сундук. Он был маленький и ничем не примечательный, но Ремус все равно попробовал открыть его ключом. Он открылся.              После огня, зелий, проклятий и крови, все, что охраняло сундук, было простое гребаное зеркало. Ремус хотел закричать, но у него ничего не осталось. Он поднял лежащую в нем единственную золотую монету, и через мгновение далекое пение Вееласа прекратилось, сменившись лишь тихим покачиванием корабля. Рядом с монетой лежала записка:       Это золото принесло тебе победу. Но не теряй голову, до наступления Третьего.       Все было кончено. Ремус даже не улыбнулся.       Он положил золотую монету в карман и пошел обратно на палубу. Все в Ремусе оцепенело.       Выйдя на дневной свет, он увидел суету служителей министерства — горстка целителей перекладывала Сириуса на носилки. Прихрамывающего Игоря вывели с корабля, причем под каждую руку его держала колдомедичка. Не было никаких аплодисментов, как в прошлый раз. Даже сотрудник министерства, подошедший поприветствовать его, улыбнулся, но не сразу.       — Ты молодец, мальчик, — сказал он хрипловато и похлопал Ремуса по рукам. — Ты победил.       Ремус не чувствовал ни унции победы.