Двенадцать дней Вернера Райна

Go tell Aunt Rhody... [Пойди и скажи тёте Роди...] По радио наигрывает веселая мелодия. Его глаза превращаются в две узкие щелки: он не хочет сейчас это слушать. Go tell Aunt Rhody... [Пойди и скажи тёте Роди...] Песенка все продолжается, и даже воткнутый по самую рукоятку нож не заглушает ее. That everybody's... Everybody's... [Что все... Все...] На секунду помехи в голове превращают слова в белый шум, но спустя мгновение все снова становится, как раньше. Интересно... В голове тоже могут быть радиопомехи? Слова вливаются в уши раскаленным металлом. Everybody's dead.¹ [Что все мертвы. ] Он кричит. Музыка заставляет вспоминать вещи. Он этого не хочет - он просто хочет лечь где-нибудь и поспать. Ну почему? Почему он не может просто отдохнуть? Он так устал...

***

В тот день, когда его забрали Псы, ему было четыре. Наверное. Он плохо умеет считать. В день, когда из их тел лился красный сок, а он стоял над ними с ножом в руке, старая одежда была ему мала. Тогда он впервые посмотрел в зеркало и увидел в нем взрослого человека с диковатым любопытством в глазах. Широко распахнутыми глазами он смотрел на свое отражение. Это он? Правда он? В последний раз он видел себя в детстве, как раз перед тем, как мама с папой собирались в театр. У того мальчика в отражении были густые светлые волосы и веселый взгляд. Он это точно запомнил, ведь в тот день мама щелкнула кнопкой на Штуке. Точно такой же Штуке, которая потом упивалась его страданиями... Значит ли это, что мама тоже хотела, чтоб он страдал? Сейчас из зеркала на него смотрел совершенно другой мальчик. Он был старше, совсем взрослый (он видел по телевизору взрослых, точь-в-точь как он), с порванными в лохмотья губами и совсем без волос. Вспоминается что-то такое - кажется, когда Псам наскучили их обычные развлечения, и они облили его с ног до головы какой-то плохо пахнущей жижей. Она была густой, но не как красный сок, и чёрной-пречёрной. А потом один из Псов достал изо рта подожженную палочку, выдохнул отвратительный дым и бросил ее прямо ему в лицо. В тот день он сорвал голос от крика, это было больнее всего, что ему приходилось терпеть раньше. Позже, в бредовой горячке он слышал, как на Пса лают другие Псы - что-то насчет того, что он мог погибнуть и они могли лишиться заработка. Он не был точно уверен насчет этого, поскольку практически не приходил в сознание... И очень пожалел, когда все-таки пришел в него. Предположительно, тогда он и лишился волос. Он перешагивает через тела поверженных существ. Они уже не кажутся такими страшными, как когда-то - наверное, потому, что раньше они были больше. Все большое всегда кажется очень страшным. Вот только Псы, видимо, еще и глупые... Животные все-таки. Они не учли, что он не всегда будет таким маленьким, а они - настолько огромными. Когда один из них вошел в подвал, он набросился на него и вцепился зубами в горло. В нос сразу ударила резкая вонь гнили, но он лишь глубже впивался зубами, не издавая ни единого звука. Пес завыл, пытался его сбросить, но он сильнее: не отцеплялся до тех пор, пока не почувствовал, как лопнула в его челюстях какая-то тонкая ниточка, пульсирующая на шее. А затем, выпустив из зубов бесполезный уже кусок мяса, он направился дальше. Псы умирали в его когтях один за одним. Не совсем когтях, скорее - в одном когте. Очень остром и большом когте, который он подобрал с трупа первого зверя. У когтя было гладкое блестящее лезвие, и красный сок на нем смотрелся как нельзя кстати. Он даже залюбовался невольно, завороженный отблесками чужой боли. Когда помещение вконец очистилось от зверья, он вышел на улицу и в первый раз втянул носом свежий воздух. С непривычки закружилась голова, и он пошатнулся. В груди расцветало неопознанное чувство, и изо всех сил он напряг инстинкты, чтобы выяснить, чем оно было... Инстинкты подсказывают, что это голод. Он очень хочет есть, это правда - но разве чувство голода возникает в груди, а не в животе? Он растерянно замирает, случайно бросив взгляд наверх. Там, высоко над ним, какая-то птица пролетает над деревьями, широко раскинув крылья. Дыхание сбивается на ту долю секунды, пока птица видна в его поле зрения. Так вот, что это за чувство. Чувство свободы. Пальцы крепко сжимают блестящий коготь, его трофей и награду. Он пульсирует в его руке, требуя еще больше красного сока - теперь это будет их пища. Он снова тянет носом, привыкая к совершенно новому спектру цветов и запахов. Слегка скалится. Следующие двенадцать дней он постарается хорошенько развлечься...

***

Почему именно двенадцать? Он и сам не до конца понимал. Вероятно, потому, что он точно знал числа по порядку только до двенадцати. Потом шел провал, и вспомнить, какая цифра идет после, не представлялось возможным. Может, тридцать четыре? Или восемнадцать? Мысли в голове путались, сбивались в змеиный шипящий клубок. В попытке привести их в порядок, он несколько раз с размаху приложился головой о стену: Псы периодически так делали, когда им нужно было, чтобы он замолчал и "как следует подумал, прежде чем делать что-нибудь глупое". Обычно это помогало. Но теперь они с Когтем были совсем одни, и некому было заставить их подумать... Наверное, этот способ работал только, если инициатива исходила от Псов. Но надо было двигаться дальше. И он двигается, крепко прижимая к груди Коготь, как прижимал когда-то Котика. На глаза наворачиваются слезы: он скучает по своему лучшему другу... Вот бы он был тут, вместе с ним. Вместе не так страшно. Без стен тут слишком пусто, слишком... Открыто. Он пытается заставить ноги идти дальше, даже несмотря на то, что они заплетаются на каждом шагу. Чуть дальше он видит шевелящиеся фигурки. В груди слабо теплится надежда. Это люди? Они смогут ему помочь?.. Он спотыкается, упорно идет дальше. Но уже протягивая руку в попытке дотронуться до ближайшего человека, он резко ее отдергивает. Шерсть. Вытянутая морда. Клыки, с которых тонкой ниточкой свисает слюна. Это не люди. Это место полно таких же Псов, как и те, которые сейчас валяются в пустом доме. В доме, в котором он провёл большую часть своей жизни. Он хрипит, перед глазами расплываются темные круги. Надо уходить, пока его не узнали и снова не посадили в темный подвал... Бежать. Быстрее. Забыв об усталости, он несется сломя голову, почти не разбирая дороги. Не важно куда. Неважно. Только бы подальше от них... Ему надо оторваться, сделать так, чтобы его не поймали... Спина упирается во что-то твердое. Тупик. Глаза настороженно бегают по узкому проходу, выискивают пути отступления. Дыхание учащается, его мелко-мелко трясет. Они не получат его снова. Нет, ни за что не получат. У него теперь есть Коготь... А еще... Еще... Еще у него есть свобода, и он никому не позволит ее запереть в подвале! —С вами все в порядке? Молодой человек?.. Дыхание перехватывает, когда он резко разворачивается и слегка пригибается к земле, готовый к атаке. Пес глядит на него в упор, желтые глазища моргают быстро-быстро. Шерсть на лапах жесткая, облезлая, так и слазит клочьями. Видимо, оно очень старое. Существо не приближается ближе, но и не уходит - оно хочет напасть? Неужели прицеливается, как лучше его сцапать и утащить в подвал? Но он быстрее. Если он нападет первым, его никуда не утащат. Верхняя губа приподнимается, обнажая зубы, а рука с Когтем делает молниеносный выпад. Он набрасывается на животное прежде, чем оно успевает сообразить, как позвать на помощь свою стаю. Пес под ним брыкается, воет - все бесполезно. Когда из головы, как из расколотого арбуза, начинает хлестать красный сок, они затихают надолго. Это вот существо тоже скоро затихло. Он облизывает губы, скользкие от сока, и почему-то обращает внимание на собственную одежду: штаны, которые за время пребывания в подвале превратились в шорты, насквозь пропитались красным соком и прилипли к телу. Неприятно, но терпимо. В конце концов, бывало и хуже - эта жидкость явно приятнее, чем собственная моча... После ритуала кормления Штуки он часто не мог подняться на ноги, чтоб доползти до ведра и подарить себе еще один день в относительно чистом белье. Прерывистые вздохи нарушают тишину улицы, когда Коготь перекладывается в другую руку, а на спину взваливается тело Пса. Живот урчит, издавая какие-то совершенно жуткие звуки. Ему хочется есть.

***

Дурацкая песня наконец кончается, и радио отправляется в дальний полет. Он скулит и швыряет тарелку следом. Через минуту он уже спускается на первый этаж, идет по битому стеклу босиком. Боль его не беспокоит - она означает лишь то, что он еще жив. А пока он жив, ничего больше не имеет значения. Вообще. Острые осколки хрустят под ногами, впиваются ему в ступни. По полу тянется длинный алый след от его босых ног. Он добирается до ванной и оглядывается по сторонам. Хороший дом попался. Чистый. После подвала, провонявшего мочой и плесенью, по-настоящему чистая ванна кажется раем. Ему повезло наткнуться на одинокий дом с целым семейством Псов. Когда он ногой выбил дверь, самка издала пронзительный вопль, будто увидела привидение. Глупая. Все ведь знают, что привидений не существует... На ее крик выбежал Пес и оторопело уставился на него. Он тоже на пару секунд замер, пригвожденный нахлынувшим ужасом к земле. К горлу подступила рвота, а глаза загипнотизированно застыли на клыкастой пасти. Он никогда не забудет морды существа, которое приходило поглумиться над ним каждый день. Это существо притворялось доктором, но совсем не таким, как в мультфильмах... Этот Пес вовсе не хотел помочь, своими острыми металлическими приборами он лишь заставлял чувствовать еще большую боль. Позвоночник прошибает холодный пот, когда он вспоминает, чем для него закончилась история с вывихнутым запястьем - хотя его вправили, на правой руке до сих пор остается чуть зажившее месиво на месте ногтей. При малейшей неосторожности из этого месива снова начинает литься красный сок... Оно очнулось первым, плюясь и рыча, понеслось на него. Но он быстрее. И он убил его первым. Сразу за ним - его самку. Она умоляла его остановиться, даже когда Коготь отсёк ей половину груди. Она истошно вопила, как свинья, которую он как-то видел в мультике, и сучила ногами, пока из ее тела вытекал красный сок и бесцветная, тягучая подобно жвачке жидкость. Он наблюдал за этим отрешенно, так же отрешенно ковыряя пальцем в мешанине органов. Как только она затихла, он отыскал в ящике чистую одежду. Поднес к лицу: пахло приятно. Порошком и цветами, немного напоминает запах из родительской кухни. Коготь в его ладони пульсировал, такой живой и нетерпеливый, поэтому он не стал медлить и отправился исследовать дом дальше. В одной из комнат он увидел маленького щенка. Щенок пищал и пытался забиться под кровать, дрожа так, словно его окунули в бочку с ледяной водой. На щенке была симпатичная синяя пижама, прямо как у него когда-то очень-очень давно. Он с любопытсвом наклоняет голову и принюхивается: пахнет определенно молоком. Может, этот детеныш совсем маленький? Он дергает плечом и поднимает руку. Всего одного взмаха Когтя достаточно, чтобы щенок больше никогда не выполз из-под своей кровати. Ему не было жаль, нисколько. Щенки вырастают и становятся большими Псами, и если это не предотвратить, их расплодится еще больше, чем людей... Он просто не может этого допустить. Он выныривает из недавних воспоминаний и лезвием Когтя рассекает нижнюю губу. Медленно высунутый язык облизывает рот, пока его отражение копирует каждое движение. Красный сок из его тела за годы не стал вкуснее, но теперь он понимал, почему, едва почуяв его, Псы приходили в бешенство. Это эйфория. Такая мощная и сладкая, что, раз ощутив ее, отпускать уже не хочется. Он облокачивается на раковину, пытаясь стабилизировать бешено стучащее сердце. —Эй! Кто-нибудь? Пожалуйста! Он моргает. Разве этот Пес не должен быть мертв? Это должно было быть его едой. Он же видел красный сок, который покрывал всю его морду, тогда, когда звери загнали его в тупик. Он видел, как Пес рычал и захлебывался им. Почему он все ещё скулит? Он сделал что-то неправильно?.. Когда неспешные шаги нарушают покой дома, внезапно наступает тишина. Пес учуял неладное и насторожился. Затем снова визг. —Вы!.. Какого черта? Что вы... Чего ты хочешь? — Пес плачет. Странно. Разве животные способны плакать? Он ни разу не видел. Даже когда он обиделся на Котика и в порыве гнева вырвал ему хвост, тот не плакал. Вообще не шевелился даже, из чего он сделал вывод, что животные не способны ничего чувствовать. Он медленно обходит существо сзади. Морда зверя дергается, лапы исступленно выкручиваются в ремнях. Оно продолжает скулить. —Ты денег хочешь? Да?.. Возьми деньги, бери все, что есть! Только оставь меня в покое, я никому не скажу, обещаю, никому, только не трогай меня... Пожалуйста... Пожалуйста! Он моргает еще раз. Деньги? Это то, о чем все время говорили Псы в его подвале. Со временем он понял, что это такое. Деньги - то, чем они питаются. Деньги рождаются из боли и используются для того, чтобы причинять еще больше боли. А когда больше боли - больше денег, и так по кругу. Псы никак не могут ими насытиться, они пожирают их тоннами, эти деньги. Сам он никогда их не видел, но предполагал, что это что-то вроде сухого корма. Нет, ему не нужен этот корм. Ему не нужны деньги. Ему и так есть, чем питаться... Во всяком случае, скоро будет. Садясь на корточки, внимательно изучает лицо зверя: близко посаженные глаза с вертикальными зрачками. Клыкастую морду. Красный сок, стекающий по ней. Наклоняется вплотную и слизывает сок. Тут же кривится - нет, у других он ничуть не лучше. Такой же невкусный. Существо с тихим ужасом следит за каждым его движением. Оно боится и, он чует его страх. Его не особенно это волнует. Он просто голоден. Мясо Псов должно быть вкуснее помоев, которыми его кормили в подвале. Зверь неистово воет, когда зубы впиваются ему в щеку и вырывают большой кусок плоти. Он жует, внимательно прислушиваясь к ощущениям. Действительно, вкусно. Вот только существу, похоже, не очень нравятся его гастрономические предпочтения: оно рыдает и мотает мордой, словно бешеное. Ему нет до этого дела - челюсти продолжают монотонно пережевывать пищу. Немного утолив голод, он вдруг вспоминает - конечно, как он мог забыть! Обыскивая комнату щенка, он наткнулся на тетрадку с пачкой цветных фломастеров. Чудесных, завернутых в блестящую обертку фломастеров! Теперь это будут его фломастеры: он всегда любил рисовать. Подойдя к столу, задумчиво переводит взгляд с одного фломастера на другой - какой же цвет выбрать? Он решает остановиться на зеленом. Сжимает фломастер в кулаке и старательно выводит посреди листа большую цифру 1. Кидает взгляд через плечо: Пес еще там. Прикован к креслу, где и был оставлен. Хорошо. Кончик языка повторяет движения руки, когда он зарисовывает зверя на соседнем тетрадном листке. Вот так, еще немного... Ой. Ну вот. На листочке совсем не осталось места, и правая рука Пса не влезает. Он расстроенно кусает губы. Подавляет рвущееся наружу хныканье и вместо этого что есть мочи швыряет фломастер через всю комнату. Он хочет, чтобы рисунок был закончен! Это все глупый жирный Пес виноват, что не влез целиком на картинку! На его картинку!!! Хриплый вой разносится по дому, отчего зверь распахивает глаза и с первобытным ужасом косится на него. Внезапно он замолкает. Кажется, есть идея. Выйдя из-за стола, направляется в дальний угол, где заприметил кое-какую интересную штучку. Пес выкручивает голову, стараясь разглядеть, что он делает. А разглядев, резко бледнеет и стонет умоляюще: —Нет... Не надо! Прошу, не-... Нытьё обрывается, сменяется чудовищным воплем, едва пила касается плеча. Правого. Он как-то раз видел, как отец пилит деревяшку на заднем дворе их дома. Тогда ему показалось, что в этом нет ничего сложного, но реальность полна разочарований: кости резались не так легко, как дерево. Однако он все-таки справился. Он молодец. Довольная улыбка трогает губы: какой же он умный. Теперь картинка получилась как надо, взаправду: нет руки на рисунке - нет и в реальности. Наконец можно отдохнуть.