Воин

Я смотрел на неё, а она завороженно наблюдала за салютом. Таким красочным и праздничным. Как и она сама. Громкие взрывы радовали детей, что пробегали внизу по дороге. Я видел тысячи, сотни салютов и они наскучили со временем. Её вижу тоже не впервые, но оторвать взгляда не могу. Светлый огонёк взлетает ввысь и рассыпается красочными искрами. Затем ещё один и множество таких же огоньков исчезнут в ночном небе, принося радость лишь детям, старикам и ей. Она никогда в жизни не видела салюта, поэтому не отрывает взгляда от происходящего. Небольшой балкон, на котором мы стояли, предоставляет возможность не только видеть салют с самого удачного ракурса, но и я имею возможность рассматривать прохожих и праздничные прилавки. Если бы воспользовался этой возможностью, конечно, ведь мы уже успели пройтись мимо каждой ярко украшенной палатки, написали на деревянных табличках пожелания, поели праздничной еды, поиграли в руны и купили странные шляпы. Ей очень идет её головной убор с ленточками, а мне они лезут в нос и глаза, снимать не стал только чтобы не огорчать её. Салют в честь начала нового года заканчивается и она поворачивается ко мне. Я даже не успел сделать вид, что всё это время смотрел не на неё — так и остался прикованным взглядом к вздёрнутому носу и ровным губам, расплывшихся в улыбке. Даже не сразу заметил блестящие глаза, но она не была огорчена чем-то. Наоборот, настолько всё это ей нравилось, что зашкаливавшие эмоции уже стали выходить через слёзы. — А что дальше? — восхищённо спрашивает она. — Праздник закончился, больше ничего не будет, — отвечаю я и опираюсь на перила, наконец-то перестав так пристально смотреть на неё. Мой взгляд вновь падает на украшенные прилавки, — Наверное ярмарка будет работать всю ночь, можем ещё раз по ней пройтись. — Раз ничего нового сегодня не будет, значит пойдём спать, — она поднимает руки вверх и потягивается, — я уже успела устать. — Так ничего и не вспомнилось? — решил спросить невзначай, ответ мне всё равно известен. — Нет, — мотает головой. Я согласился с тем, что нам стоит отдохнуть и мы направились в отель. На улице по вечернему тепло, изредка вдалеке слышатся разговоры горожан, хочется подольше понаслаждаться безветренной погодой, но усталость даёт о себе знать тянущей болью в ногах. Мы попрощались и разошлись по своим номерам. Я упал на кровать и принялся смотреть в потолок, размышляя о ещё одном прошедшем дне без озвученных чувств. У меня нет страха рассказать ей о них, только опасения испортить наши взаимоотношения ненужной лирикой о романтике. Да и она выглядит такой счастливой, когда я показываю ей что-то, не думаю, что она задумывается о каких-то чувствах. Завтрашний день мы вновь проведём вместе, я обещал показать ей главную статую. Она находится среди гор, вдалеке от суеты города, поэтому пришлось выделить целый отдельный день на посещение этого места. Но я понимаю насколько ей важно увидеть эту статую. Это для меня на постаменте возвышается памятник великому командиру, отвоевавшем огромные земли, основавшим город, в котором мы сейчас находимся и владевшим искусством алхимии почти в совершенстве. Да, для меня он значим, ведь без него не было бы ничего вокруг, но для неё это начальник, командир и друг.

***

Она была рождена за 10 лет до начала холодной войны, затянувшейся на шесть лет. Затем была уже открытая конфронтация длинною почти в три года. На момент подписания мирного договора ей должно было быть 19 лет, но за год до окончания одна из сторон конфликта совершила подлый ход и при помощи мощнейшей алхимии погрузила больше половины армии противника в непробудный сон. Исследователи и простые люди находили спящие тела, но тогда никто не знал как их разбудить, а сейчас, когда познания в алхимии стали шире и удаётся кого-то пробуждать, мало кто остаётся живым. Вернее, сердце начинает вновь биться, воздух поступает в лёгкие и пациент открывает глаза. Но лишь на мгновение, ведь затем он почему-то умирает. Разгадку этой тайны алхимики ищут уже многие годы. Она была в числе усыплённых и, не только к моему счастью, но и многих исследователей, выжила и продолжает жить, проспав почти сотню лет после массивного удара.

***

Мой отчим — учёный, а я всегда совал нос в его работу. А что поделать, если мне интересна алхимия? Самому мне изучать её запретила мать, вот я и бегал на станцию, чтобы хотя бы посмотреть. И, естественно, я был в нужном месте в нужное время, когда команда, в составе которой находится мой отчим, обнаружила её и доставила на станцию. Они долго изучали её и выводили правильную формулу пробуждения. Тем же занимался и я, но неофициально. Помню как она непонимающе смотрела на нас, когда мы радовались тому, что она не умерла после нескольких секунд. Наверное для неё мы все выглядели странно, ведь отмечали это событие всей станцией. Она прошла кучу тестов: логическое мышление, моторика, физические способности. Единственные проблемы были с питанием, она ела очень мало и один раз в день, но со временем мы привыкли. Ей рассказали о том, что произошло и она несколько дней просила оставить её одну, никто и не был против. Подумать только, сколько же мужиков были у неё на поводке! Но мы старались создать для неё удобные условия, чтобы она рассказала нам о своём времени. И когда её спросили, разочаровались ответом все: — Я почти ничего не помню. Да, она не помнила практически ничего, только непонятные обрывки, чем мы были слегка разочарованы, признаюсь. Искали способы вернуть ей память, показывали картинки в учебниках, водили в музеи и галереи, но она ничего не вспомнила. Только один раз её что-то кольнуло, когда я показывал ей выдающихся личностей того времени. — Повтори, пожалуйста, имя последнего — Агис Беван — Кажется знакомым, — утверждает она и мы принялись искать любые упоминания о нём. — Вот, — протягиваю ей открытую книгу, — был полководцем южных земель, завоевал почти полностью восточные, основал крупнейший торговый город современности Адейр и освоил алхимию на высшем уровне. — Мы можем посетить этот город? — после паузы спросила она. Этот вопрос даже не обсуждался толком. Уже через день я собирал вещи и предвкушал долгое приключение. Она попросила, чтобы с ней ехал я, ссылаясь на приятную компанию, но я понимаю, что ей не до конца комфортно среди огромных взрослых учёных, постоянно чего-то от неё требующих. И как бы часто я не шутил, что ей уже 119 лет, мы все ещё оставались ровесниками. Путь до Адейра не близкий, ведь я живу на севере страны и путь до нужного города занял 3 дня.

***

Симпатию я начал испытывать ещё на станции, ведь она соответствовала всем моим критериям, которых не то чтобы много. Она могла поддержать разговор о чём угодно, не смеялась над моими неудачами и всегда проявляла интерес ко всему, что я делал. Такое отношение у неё было не только ко мне, но и ко всему миру. Ей нравилось абсолютно всё, что происходило вокруг. За время дороги до Адейра я ещё больше привязался к ней, ведь мы расходились только на ночь. С ней не было тяжело, наоборот — она будто бы разбавляла такую скучную и нудную дорогу своим жизнелюбием и заинтересованностью. Признался самому себе в том, что влюбился на второй день пребывания в городе назначения. Первый день мы отсыпались и обустраивались, а вот затем прогуливались по окрестностям. Погода была восхитительной и мы купили по прохладительному напитку. Её довольно легко удивить чем-то, ведь абсолютно всё для неё новое. Поэтому и обычной, сладкой, прохладной воде она была до безумства рада. Мы расположились в парке прямо на земле. Она принялась рассматривать облака и предполагать на что они похожи. Ну а я настолько глубоко задумался о том, что передо мной сидит ребёнок войны, который не испорчен никакой гонкой за лучшим алхимиком, рейтингом по количеству пробужденных и прочей белибердой, что не заметил как она схватилась за голову. Такое происходило, когда она вспоминала о чем-то из своего прошлого. Заметил я только, когда она начала плакать. Без единого намека обнял её и попытался успокоить, пока она старалась объяснить мне, что произошло, ведь понимала насколько это важно: — Я вспомнила поле, — задыхаясь от слез, она пыталась рассказать мне всё, — там не было травы, только пыль, — всхлип, — там было мало людей, а может и не людей, — она шумно вдохнула воздух, — мы с кем-то сражались и я упала. Кто-то подбежал, но его тоже ранили, — вдруг на обняла меня сильнее, — мне было больно не от моей раны, а от того, — последние слова она проговорила в мою футболку, — что этого человека убили. Тогда то я и понял, что хочу защитить её от любой боли. Физическая или душевная, не важно. Мне хочется видеть её улыбку, помогать пройти через слёзы и вызывать эмоции. Только вот в тот момент мне так сильно хотелось рассказать ей об этом, что я чуть сразу же не признался. Сейчас то понимаю каким мальчишкой был всего три дня назад, мог только испортить всё.

***

— Ну что? Она уже 10 минут неподвижно стоит напротив громадного памятника Агису Бевану, я уже стал переживать, что она вновь впадёт в сон. — Я вспомнила кое что. Она повернулась на меня и сердце сжалось. Глаза на мокром месте и грустное лицо. Я решил не нарушать тишину, чтобы она подумала над тем, с чего начать. — У тебя есть с собой руны? — вдруг спросила она. Конечно же они у меня есть. Хоть я и не считаюсь алхимиком, но увлекаюсь этим знатно, так что всегда найду при себе парочку светящихся камней. Мы отошли в безлюдное место между камнями и она уселась на землю, требуя с меня руны. Откуда она знает расклады я спрашивать не стал, да и не до этого, ведь она начертила на земле узоры, положила руны в нужных местах и я уже думал, что она призовет умершего полководца. Однако она сама начала истощать свечение. Точнее, на её руках появились витиеватые узоры тёмного цвета, они будто подсвечивались изнутри. Она сидела с закрытыми глазами, а я в сильном напряжении, не зная чего ожидать. Вдруг она распахнула глаза, узоры исчезли и кожа вновь стала обычного цвета. Она с размаха смахнула все камни в сторону и тут же посмотрела на меня: — Теперь мне есть, что тебе рассказать. Второпях дойдя до черты города и сняв там комнату, мы закрылись изнутри и стали разговаривать. Она рассказала мне, что Агис создал специальный расклад, позволяющий тем, кто знал его лично, вспомнить всё, что их связывало когда-то. Сделал он это потому что в те времена часто у солдат поменяли воспоминания и они могли считать своих товарищей врагами. Затем она поведала мне о том, что познакомились они с Агисом ещё до начала войны и быстро стали друзьями, потому что оба увлеклись рунами. — У него всегда получалось идеально, кто-то звал его ботаником, но из-за него я хотела так же искусно владеть алхимией. Когда началась война, их записали в ряды алхимиков, но выяснилось, что она намного лучше управляется с холодным оружием и поэтому их разлучили в разные отряды. — А в один из дней, когда нашего командира отряда убили и должны были назначить нового, в комнату зашёл Агис, — она даже немного засмущалась, рассказывая это, — он и стал нашим командующим. После я узнал, что Агис Беван, всё ещё великий полководец между прочим, признавался ей в чувствах, но она видела в нём лишь боевого товарища, чем испортила их отношения. — Он сказал мне, что разочарован и надеялся на взаимность. Поэтому мы перестали общаться, а о его гибели я узнала вместе со всеми, — подытожила она. Какое-то время мы сидели в тишине, я хотел было положить руку ей на плечо в утешительном жесте, но понимал, что она в нём не нуждается. Придать я скорби и сожаления у неё точно было время и сейчас лучше забыть обо всём. Этот рассказ я не могу написать в отчёте на нашу станцию, ведь ничего важного для науки в нём нет: Беван был обычным парнем со склонностью к алхимии и война поставила его на своё место. Скорее всего таких было много в то время. Но эта история стала важна для меня. Я поставил невидимый пунктик о том, что она не склонна думать о своих друзьях как о партнёрах и по итогу задвинул своё признание куда подальше.