Ты был прав, Майкрофт

— Послушайте, я не хочу с вами ругаться, но мне правда нужно к Джону! — Шерлок сделал такое движение, будто собирался силой сдвинуть врача с его места. Будь у бывшего ангела больше опыта, он бы понял, что перед ним по сути молоденький студент медицинского колледжа, у которого нет права решать что-либо. Ему велели не пускать посторонних, он и не пускал. — А я вам в который раз повторяю, к пациенту можно только родственникам! И в приёмные часы! По остальным вопросам, обращайтесь к лечащему врачу и администрации! По человечески я вас очень хорошо понимаю, но нарушить регламент не могу! Послушайте, не подводите меня! Это моя первая смена в этой больнице, я не хочу получить взыскание или ещё чего похуже! Как вы вообще вошли сюда, минуя охрану? «По водосточной трубе влез». Холмс посмотрел в его глаза. В лицо, ища нужные слова. И только тут «увидел» в нём человека, личность, а не просто препятствие на пути. Усталого, если не сказать вымотанного парнишку, с поникшими кудрями из-под форменной шапочки. Худой, если не сказать тощий, чуть рыжеватый и веснушчатый. С очень-очень светлыми голубыми радужками при очень-очень тёмном зрачке и таких-же тёмных разводах от него. Будто в чистую воду капнули чернил и они уже начали радиально расплываться этакими медузьими лапками, но ещё держали ровную круглую каплю по центру. Шерлок вспомнил эти глаза. И узнал его. — Тимм… Тимми? — Простите? — Вас зовут Тимми? — Эм… Верно. Тимофей, вообще-то. Довольно редкое имя для этих краёв. Мои родители иммигранты. Но Шерлоку было не до его родителей. — Тимми… Малыш Тимми. Моё первое рождественское чудо! — Что? — парень сделал такое движение, будто хотел поправить очки, хотя их на лице не было. Торчали надо лбом, в волосах. — Несколько лет назад. Больше десяти. Ты лежал в больнице. У тебя были проблемы с ногами. Было Рождество. И я был послан исцелить тебя. Я был тем рождественским ангелом, что был послан помочь тебе! Тимми-Тимофей чуть отступил. Он не стал называть Шерлока психом и снова грозить охраной. Он нащупал очки, опустил их на положенное место и продолжил смотреть на Шерлока. А Шерлок продолжал говорить. — Палата на шесть или девять мест, но ты в ней лежал один. — Остальных родители забрали на праздники. — За окном кружились редкие снежинки и ты смотрел на них. На коленях — квадратная блестящая коробочка с неоткрытым подарком. Серебристая, с большим серебристым бантом. Полосатая сине-белая пижама. Ты смотрел на окно, смотрел прямо на меня. Но не видел. — Видел, — очень тихо казал Тимофей. — Видел… в отражении стекла. Видел ваш профиль, ваши кудряшки. Чёрное пальто с высоким воротом и синий шарф. Видел, как вы провели ладонью над моими ногами и с неё посыпалась серебристая пыль. «Прости, что так мало, малыш Тимми», — сказали вы… — и посмотрел на Холмса так пронзительно, как только возможно. — «… мне пришлось отдать часть твоей благодати другому человеку. Он очень болен». — Верно. Именно это вы и сказали. Тимофей оглянулся на палату за своей спиной. — Вы пришли исцелить и его? Но сейчас ведь не Рождество. И я вас вижу… Или вас вижу только я? — Нет. Теперь не только ты. Теперь я человек. Это долго объяснять. И у меня нет больше сил исцелять, но тот человек в палате, Джон Ватсон, мой друг. И я очень хочу увидеть его. — Теперь человек… А я как раз думал, почему теперь не вижу ваших крыльев. Думал, потому что вырос. Я помню ваши крылья. Самое красивое, что я видел в жизни… — Тимофей вздохнул. — А давно вы дружите? — Вот с того самого Рождества. — Жаль, что не раньше… Мистер?.. — Шерлок. Можешь называть меня Шерлок Холмс. Это ему я тогда помог, использовав часть благодати, что предназначалась для тебя. — Я так и понял. Иначе и быть не могло. Мистер Шерлок Холмс, вы знаете что такое амнезия? Или, если проще говоря, частичная потеря памяти? — Нет… Это не было ответом на вопрос. Это было тихим криком отчаяния. *** Джон смотрел на больничный антураж и улыбался. Непонятно почему. Больницы не располагают для веселья, но на душе было удивительно легко. Он словно сбросил груз, который нёс очень давно. Хотя не мог вспомнить, в чём этот груз заключался… Ладно, придёт Мэри, можно будет у неё спросить. Она же должна прийти его навестить… Мэри… при этом имени у Джона теплело на душе. Хотя встретил он её в жутких обстоятельствах. Буквально споткнулся об окровавленное тело девушки, когда отошёл в тёмную подворотню. Он очень старался дотерпеть до туалета, пока придёт на практику в больницу, но понял, что не сумеет. И либо это, либо промочит бельё и штаны. Пришлось выбирать меньшее из зол. Он еле дошёл до мусорных баков в кромешной темноте, и когда жить стало легче и мир снова заиграл всеми красками, на обратном пути, споткнулся об неё… Она не помнила, или не хотела сказать своего имени, не имела никаких документов. Сначала Джон просто перепугался, решив, что её сильно изувечили и изнасиловали, и, наверное, только на шоке и адреналине сумел поднять на руки и донести до приёмного покоя. Разумеется, он потом её навещал. Прочитал историю болезни. Пытался разговорить. Но она только безучастно смотрела в окно. «Я всё равно умру», — сказала она ему в один из дней, а он обрадовался — первые слова, первый контакт. «Вы поправитесь. У вас ушибы, конечно. Несколько… странных ран. Две на голове, две на спине… Вам словно кожу там срезали. Но в общем и целом — всё в порядке. Вас вовремя нашли, хорошо пролечили. Заражения нет. Шрамы останутся, конечно, но можно будет сделать пластику. И… вас не тронули по женски. Уверен, вас беспокоит. Там всё хорошо, без каких-либо травм». Она только усмехнулась тогда. «Глупый человечек. Ты ничего не понимаешь и не поверишь, если даже я расскажу тебе. Но спасибо, что принёс сюда. Всё же умирать на относительно чистых простынях лучше, чем среди помоев и мочи». «Кто сделал это с вами?» Она не отвечала на этот вопрос раньше, и не ответила тогда. Ни ему, ни полиции. «У вас есть родственники, друзья? Кому можно позвонить, сообщить?» Молчание. «Вам есть куда пойти после выписки?» «Глупый добрый человечек… Держись от меня подальше. Не ломай свою жизнь». «Если вам совсем некуда пойти, есть специальные службы, которые такими вещами занимаются. Не думайте, что вас все бросят. Вам помогут. Я вам помогу». Тогда она впервые посмотрела на него. Она не была красивой. Почти квадратное, плоское лицо. Короткие светлые волосы. Очень неровно обрезаны. Скорее всего, их обкромсал тот, кто сделал с ней и остальное. Широкие плечи, сильные руки. Она походила не на девушку в беде, а на раненого и брошенного друзьями воина. «Вы не будете против, если я буду навещать вас? Вот, я тут апельсины принёс». Она посмотрела на три ярко-оранжевых шарика, что он выложил на её тумбочку. «Как тебя зовут, человечек?» «Джон. Джон Хэмиш Ватсон. Я учусь на врача и прохожу тут практику. А как обращаться к вам?» «Моё имя тут лучше вслух не произносить, человечек-Джон. Называй, как тебе хочется». «Тогда… Мэри. Вам нравится имя Мэри? Джон и Мэри, красиво звучит». «Красиво, — она чуть усмехнулась. — Мои раны смертельны, человечек-Джон, хотя ты и не можешь понять этого. Но… но ещё какое-то время я смогу протянуть. И знаешь… я думала, у меня не выйдет отомстить. Я здесь, и без сил, а они там… далеко. Но… Но у меня появилась одна мысль. После твоих слов о женском. Кое-что я сделать смогу. Я смогу оставить после себя кого-нибудь… кого-нибудь, в кого волью все силы, что у меня ещё остались. И кто, возможно, когда меня уже здесь не будет, устроит им Армагеддец, человечек-Джон. Возможно, именно ты и поможешь мне в этом, раз уж не хочешь уходить». «Я готов вам помочь, Мэри. Вы не волнуйтесь. Многие думают, что их раны смертельны, но это просто страхи. Всё с вами будет хорошо. Я уверен». Тогда он увидел её улыбку. Немного похожую на оскал. «Надеюсь на одно, человечек-Джон. Очень надеюсь, что это будет девочка. Не хочу говорить, что все мужики сволочи… но до тебя мне встречались только такие». «Эм… не уверен, что правильно понял вас, Мэри…» «Всё ты правильно понял, но не дрожи. Тебе не обязательно будет растить её. Да и заделать я могу с кем-нибудь другим, если ты не захочешь. Просто… лучше бы с тобой. Не хочу ещё одного мудака…» * * * С того их разговора всё и завертелось. Джон продолжал приходить к Мэри и она улыбалась, видя его. А он улыбался, видя её. Раны на её спине зажили, хоть и оставили следы, залысины на голове она прикрывала волосами, собирая их в два смешных коротких хвостика, а позже косынкой, что надевала на манер банданы. Это Джон подарил ей и научил так завязывать. Он помог ей выправить документы и снять жильё после выписки. Она стремилась к самостоятельности, но в быту и жизни была, как пятилетний ребёнок. Видимо, действительно потеряла память и социально-бытовые навыки, а не просто не хотела говорить о себе. Джон как мог помогал. Всё больше привязывался, восхищаясь её стойкостью и твёрдостью. А потом у них всё случилось. И Джон сделал предложение. Перевёз к себе и они вместе ждали дочь. Рози родилась красавицей. По крайней мере, ему так казалось. * * * Интересно, что же случилось с ним? Он совершенно не помнил, как попал в эту больницу. Помнил Мэри, всю историю с ней, рождение дочери, а потом… Мэри придёт, всё ему объяснит, а пока он просто ждал. И пока вместо Мэри в палату входили только врачи, задавали странные вопросы, а на его вопросы о Мэри отвечали какую-то чушь. *** «Ты уж прости, человечек-Джон… говорила я, что испорчу тебе жизнь… Не стоило тебе… нужно было мне с кем-то другим. Но я бы с другим не смогла». «Мэри, ты меня пугаешь… Потерпи, я вызвал врачей». «А кто у меня сам врач? Уже настоящий, не практикант?» «Я… но я совершенно не понимаю, что с тобой…» «Ничего… Силы заканчиваются. Я умираю, человечек мой. Ни один врач ничего тут не сделает. У нас мало времени. Слушай, я не прошу тебя заботится о Рози… Даже больше — прошу, сдай её куда-нибудь. Ты не понимаешь, и как рациональный человек, не поверишь. Но так будет лучше для вас обоих». «Мэри, они уже в пути! Ты только смотри на меня и дыши, ладно?!» «На тебя только и смотрю… Смешно… у меня была такая сила и такая власть, я так упивалась ими и думала, что счастлива… Но на деле… Я была счастлива только этот неполный год с тобой. Год, что была Мэри Ватсон. Так не хочется умирать… но это того стоило. Не плач, мой человечек. Ох, у тебя будут другие поводы плакать… Прости. Хотя, лучше не прощай. Такое нельзя простить. Джон…» Джон сморщился, пытаясь понять, откуда у него такое воспоминание. Мэри же не могла… Мэри же… Мэри придёт, они поговорят и… Дверь скрипнула, и вошёл молодой парень, что также проходил тут практику, как Джон когда-то. Джон даже имя его запомнил — Тимофей. А с ним… с ним вошёл кто-то… кто-то… Этот кто-то быстрыми шагами пересёк палату и остановился прямо перед Джоном. — Здравствуйте, — сказал Джон. — Вы ко мне? Кто вы? Как вас зовут? И… вы не знаете, где моя жена, Мэри? Когда она сможет прийти ко мне?