Кэйа Альберих-Рагнвиндр

      В мерном спокойствии прошло лето, снова близилась осень со сбором богатого урожая и яркими праздниками, и буйством красок леса.       Дилюк спокойно шёл по дороге, подняв ворот своего сюртука, чтобы не надувало шею. Мужчина любовался жёлтыми листьями деревьев, выгоревшей и местами уже завявшей травой, с вольным криком улетавшими птицами. Грустная улыбка тронула его губы, грудь сдавило тоской. Мондштадт. Красивый город и регион, с богатой историей, со своми взлётами и падениями. Дилюк любил это, все реки, леса, каждую кочку и лисичку, которая спряталась за ней. Вспомнился Кэйа, чья родина была утеряна очень давно, настолько, что теперь рыцарю стал дорого то место, где родился и вырос Дилюк. Вспомнилось детство, бег по лужам после дождя, собирание самых-самых ярких листьев и желудей на удачу, такая далёкая, почти исчезнувшая из памяти, улыбка отца и искренне счастливый Кэйя.       В неясном приступе тревоги, Дилюк идёт к дереву и прислоняется, словно это был его давно забытый родственник, словно больше Рагнвиндр никогда не пройдёт мимо именно этого дерева, не увидит больше такой мягкой, ясной погоды и синего неба, не почувствует запах осени. Аристократ садится на корни и подбирает целый ворох листьев, рассматривает каждый, какой посветлее, какой потемнее, какой уже начал гнить от влаги, лёжа на самом низу. Дилюк не замечает, когда начинает плакать, и когда начинают подрагивать его руки. Он лгал, говоря, что болезнь ничего не изменила в его личности, потому что всё чаще накатывало чувство тоски, постоянное ощущение приближающейся смерти, даже когда всё было хорошо, мужчина ожидал подвоха. Рагнвиндр словно прощался со всеми, пытаясь нагнать упущенное: любил от всей души, общался с теми, кого раньше избегал, радовался каждой мелочи, как будто ребёнок и так отчаянно хотел жить. Когда рядом садятся так же на корни, а на плечо ложится рука в перчатке без пальцев, Дилюк не пугается — Кэйа обещал нагнать его. — Ты чего? Дилюк? — Кэйа с волнением заглядывает в чужое лицо, совсем не обезображенне из-за слёз, было что-то в Рагнвиндре, что делало его ещё более мужественным, а не жалким в момент проявления ярких эмоций. — Помнишь, как в детстве собирали и между страниц книг сушили? — С улыбкой сквозь слёзы спрашивает мужчина, показывая уже перебранные и отобранные лучшие листья. Кэйа с улыбкой принимает листочки в свои руки и рассматривает, близко поднося к лицу. — Помню. Интересно, сохранились ли? — Кэйа смотрит на то, как Дилюк утвердительно кивает. Он не так давно наткнулся на несколько книг с засушенными цветами сесилии, листочками с куста волчьего крюка и другими частями растений, которые удавалось найти, долго листал страницы, припоминая моменты сбора этих трав и улыбался, бережно касаясь сухих стебельков. — Давай пособираем, как в детстве? — Дилюк смотрит почти умоляюще и думает, что нужно рассказать Кэйе, как ему хочется восполнить пробелы в их отношениях, как он хочет оставить после себя всё больше воспоминаний, если болезнь вернётся. Альберих всегда рад заняться какой-нибудь невинной глупостью, а потому не отказывает и дышать становится легче.       Оказавшись на утёсе звездолова, Дилюк и Кэйя держатся за руки, в других держа собранные листья и цветы. Закат был ослепительно красив, чтобы просто так всё бросить и уйти, а потому мужчины сидят на земле, как и многие влюблённые здесь же до них, и смотрят то на то, как догорает осенний тёплый день, то друг на друга, распалённых охотой за самыми красивыми экземплярами, которые дарит им осень. Когда идут обратно, Дилюк прячет их с Кэйей находки во внутренний карман сюртука, чтобы не потерять.       На винокурне оказываются уже ближе к ночи, перепугав всех служанок своим долгим отсутствием без предупреждения, уставшие, но слишком счастливые для этого мира. Поздно ночью, лёжа в постели, Кэйа рассказывает, как прошёл его день, как смело он разгонял похитителей сокровищ и монстров, неосторожно близко подошедших к городу, о том, как он заметил, что Джинн стала отмечать, как изменился характер Дилюка и её верного помощника, капитана кавалерии, но не могла догадаться куда и как изменились их отношения. Мужчина опирается на руку и с интересом слушает и смотрит на рыцаря, активно жестикулирующего руками, и улыбается, но ноги его болели после долгой прогулки, и страшно клонило в сон, отвлекая иногда от того, что было сказано, но Кэйа, так долго молчавший в их общении, теперь говорил в два раза больше обычного, и Рагнвиндр был готов всю оставшуюся жизнь слушать этот глубокий и красивый голос и бороться со сном. Близились холода, уборка урожая давно закончилась, даже Кэйа стал одеваться теплее, заодно и Дилюка укутывая покрепче, чтобы того не трогала даже простая простуда. Вина уже были заготовлены, партии продолжали поставляться в разные регионы, и Рагнвиндру оставалось только следить за тем, чтобы всё работало без перебоев. Всё было хорошо и спокойно, как они и мечтали.       Ночью в середине ноября на Винокурне, когда все её жители спали, раздался крик человека, перебудивший всех. Кэйа подорвался первым, Дилюк следом. Оказалось, что в таверне что-то произошло, и разгорелся пожар. Рагнвиндр уточнил, занимается ли кто-то её тушением, и быстро переодевшись в то, что было под рукой, пошёл за человеком, Кэйа их нагнал у стен Мондштадта, и до таверны они добежали уже вместе.       Пожар долго не удавалось потушить, и Дилюк с печалью подумал, сколько времени понадобится для её восстановления и как этому, возможно, обрадуется хозяйка «Кошкиного хвоста», однако ему доставало сил, мужества и самообладания для того, чтобы не впадать в истерию. Мужчина присоединяется к Кэйе, который сразу вместе с другими приступил к устранению пожара.       Общими усилиями пожар удалось потушить, но в воздухе всё ещё висел тяжёлый запах дыма и гари. К радости Дилюка, никто не пострадал, а отстроить и починить всё хоть и затратно и хлопотно, но вещи — не живые люди, чтобы по ним страдать. Уже отойдя сгоревшей и тёплой таверны, Дилюк, до того вспотевший, почувствовал, как замерзает, но не придал этому значения, особенно, когда подоспевшие Ордо Фавониус начинают опрашивать очевидцев, и самого хозяина таверны, спрашивая, есть ли у него враги или нет, чтобы исключить поджог. Джинн одна из первых оказывается рядом с винным магнатом, чтобы оказать поддержку.       К рассвету у Дилюка зуб на зуб не попадал, и мужчина чувствовал себя разбитым, болела голова. Уже утром стало известно, что пожар произошёл на втором этаже из-за неосторожности одного посетителя. Вернувшись на Винокурню, Кэйа взволновался, что на Дилюке одна тонкая рубашка, да брюки, весь костюм не подходил холодной погоде. Рыцарь злился, что проглядел это и волновался, как бы ни случилось чего. — Не простынешь? — Кэйа запирает дверь и идёт на кухню, но повара уже обо всём позаботились и обеспечили мужчин тёплым питьём и горячей едой. — Да должно обойтись, чего там, всё ж нормально было уже долгое время. — Дилюк дрожит и ему кажется, будто у него поднимается температура, но он решает не беспокоить Альбериха. Уже к четырём часам дня у Рагнвиндра резко начинается лихорадка, и Кэйа незамедлительно посылает за Барбарой, сам ходит вокруг мужчины и проклинает себя, что не уследил. К ночи Дилюк проваливается в беспамятство, капитана кавалерии отпаивают успокаивающими травами, чтобы тот не впал в истерику, к утру аристократ приходит в себя после того, что дала ему пастор. Барбара переживает не меньше Кэйи, потому что нет ничего страшнее повторного развития болезни. — Это от того, что он перемёрз вчера, чтоб этого пьяницу Барбатос покарал! — Кэйа выругивается, и Барбара в этот раз не делает ему замечания. — Помогло в тот раз, справимся и в этот. Главное, чтобы кровохаркание не открылось, это его убьёт. — Кэйа отходит от неё на несколько шагов, махает руками, как бы защищаясь. — Н-не говори таких страшных слов! Мы все вместе с этим справимся! Да, Люк? — Кэйа радостно оборачивается к вышедшему Дилюку, подходя сразу к нему. Рагнвиндру плохо, но он выдавливает из себя жалкое подобие улыбки и повисает на сильных руках капитана кавалерии, раз уж он взялся быть его опорой. Теперь за первым выпавшим снегом аристократ будет наблюдать только из окна. — Будем надеяться, что да. — А сам думает, что завещание нужно пересоставить и заверить, и решить проблемы с таверной, чтобы у того, кто возглавит торговлю после, было меньше проблем с этим и сразу можно было приступать к работе.       Барбара с печальным вздохом смотрит в окно.