Чёрный хрусталь

      — Олли! О, бедный Олли, как ты тут? — причитала утром Амелия, бесцеремонно зашедшая в спальню больного без стука.       Оливер открыл слезящиеся глаза и сморщился от громкого голоса невесты. В животе урчало то ли от голода, то ли от болезни. Мужчина приподнялся на локтях и отодвинулся в изголовье кровати, чтобы принять сидячее положение.       Эмеку он взглядом не нашёл, зато увидел стакан воды и чёрствую вчерашнюю лепёшку. Взял и то, и другое. Стал есть, не обращая внимания на Амелию.       — Что ты такое ешь? Разве можно в твоём состоянии есть такую грубую пищу? Тебе этот бестолковый её принёс? Тоже мне, забота! Ума как у поросёнка! Ифе! Неси господину кашу! Сейчас будет каша, Олли. На свежем молоке. Маньяра приготовила. Завтра такой ответственный день! Ты должен обязательно встать на ноги.       — Угу, — кивнул Оливер.       Ифе внесла в комнату поднос и оставила его на прикроватном столике рядом с вазой уже увядших цветов. Споткнулась за «мышиный» ночной горшок, но не придала этому значения, потому как, напуганная холерой, поспешила отойти подальше.       — Я сам справлюсь, идите. Занимайтесь своими делами. Где Эмека?       — Так-то ты встречаешь свою невесту, — фыркнула Амелия. — Не знаю. Делать мне нечего, как следить за этой обезьяной. Идём, Ифе.       Оливер смолчал. Не стал вступаться за парня, чтобы не давать большего повода для сплетен. Девушки ушли, а мужчина допил принесённую Эмекой ночью воду и потянулся за кашей. Понюхал. Тошноты запах не вызвал, уже хорошо. Вполне аппетитно даже пахло, да и смотрелось так же. Ломтик сливочного масла растаял на горячей поверхности каши и расплылся блестящей золотой лужицей.       Оливер размешал кашу, зачерпнул её и понёс ко рту. Именно в этот момент в спальню проскользнул Эмека.       — Вы проснулись, господин?       В следующую секунду его глаза округлились от ужаса. Он выронил из рук корзинку фруктов и, в мгновение ока сократив расстояние до кровати, выбил ложку из рук господина. Тарелка, впрочем, тоже шлёпнулась вниз. Каша потекла по одеялу. Брызнула на ковёр и столик с вазой.       — Ты что наделал? — прорычал Оливер больше от неожиданности, чем от негодования.       Эмека отпрянул и поспешно сполз с кровати. Поклонился.       — Вам нельзя есть это, господин.       — Почему?       Юноша вздохнул, обернулся на дверь и быстро щёлкнул замком изнутри. После обошёл кровать и достал из-под неё горшок с трупиками мышей. Остатки ризотто, засохшего за ночь, тоже были там.       Оливер сначала не понял. Он ещё одарил Эмеку рассерженным взглядом, прежде чем посмотреть в этот треклятый горшок. Парнишка сжался, опустил голову, но явно считал, что предъявленное им доказательство достаточно красноречиво и без объяснений.       Мужчина же спросонья соображал около минуты, прежде чем до него дошло. Вчерашний ужин и дохлые мыши.       — Яд, — медленно произнёс он, откинув испачканное в каше одеяло. — Они кормили меня ядом. Как ты догадался? Холера выглядит точно так же, уж я-то её повидал достаточно. Но даже я ничего не заподозрил.       — Я не догадался, просто… Мне вдруг показалось, что будь вы заражены холерой, ваша невеста испугалась бы этого. Не заходила бы к вам. А она уже несколько дней в хорошем настроении. И сегодня, я слышал, тоже была тут.       — Была, — согласился мужчина. — Тварь… Прибери здесь, Эми.       Парнишка кивнул и занялся уборкой. А Оливер резко соскочил с кровати и убежал по зову организма. Когда он вернулся, корзинка, полная фруктов, уже стояла на прикроватном столике, а юноша скинул к двери грязное постельное бельё и принёс чистое, которым и застилал теперь мужчине свежую постель. Если честно, это он для господина раньше ещё не делал. Готовил одежду, приносил еду и принадлежности для умывания, но постель всегда была женским делом. Однако же Эмека так сильно приблизился к господину, что уже не задумывался над этим, да и Оливеру, кажется, нравился такой порядок вещей. Раньше он просил позвать Ифе или Абену. Теперь всё просил сделать Эмеку и не нуждался в ком-то другом. Ему просто не хотелось видеть никого другого.       Оливер выполз из уборной и взглянул в зеркало на свою щетинистую бледную физиономию.       — Хорош, ничего не скажешь… Жених! — фыркнул он и присел на кресло.       — Вы поправитесь и снова будете красивы, как раньше, — тихо сказал парнишка из недр огромного пододеяльника. — Поешьте пока, вы голодны.       Оливер послушно взял банан и сдёрнул с него кожуру.       — Если поправлюсь. Хорошо бы узнать, что именно она мне подмешивала. Может, мне впору приглашать гостей на свои похороны, а не на свадьбу.       Эмека даже встрепенулся, испуганно уставившись на господина.       — Не говорите так, прошу… — хрипло проговорил и прокашлялся. Оливер тут же обругал себя за жестокую шутку. Он никак не мог привыкнуть к тому, с каким трепетом относится к нему парнишка и как он боится остаться без него, преданный, будто щенок.       — Прости, Эми, — вздохнул мужчина и на какое-то время задумался. Банан убывал, а мыслей становилось лишь больше.       Итак, он жив, а значит его не планировали убить быстро. Скорее хотели уморить медленно, постепенно, чтобы это походило на обычную холеру, которую даже врач легко опознал, хоть и ошибся. Если отравитель и правда Амелия, то ей было бы выгоднее сначала обручиться с Оливером, а уж потом «вдоветь». Очевидно, она решила, что болезнь вскоре после свадьбы будет очень подозрительна, а вот немного заранее — очень даже удобно. Так все гости увидят, что хозяин Ист Купера болен, но его будущая супруга искренне заботится о нём и уповает на скорейшее выздоровление. Наверное, завтра так и будет. Было бы, не догадайся Эмека проверить всё на мышах.       Но теперь свадьбы не будет, решил Оливер. Что будет — вопрос. Смертная казнь отравительнице или тихое и мирное расторжение помолвки на почве несовместимости характеров и отправка милой дочурки папеньке.       Эмека тем временем громко встряхнул одеяло, выдернув тем самым Оливера из пучины раздумий. Он аккуратно застелил постель, заботливо отогнув уголок там, где мужчина обычно ложился и отошёл в сторону, что на его «немом» языке означало, что задание выполнено. Смотрел однако на господина внимательно, готовый слушать и помогать в чём угодно.       — Полагаю, свадьба в планах Амелии не должна была сорваться. Ей нужно было, чтобы я самостоятельно стоял ногах. Частые отлучки в уборную, конечно, подмочили бы мою репутацию, но все мы люди. Так?       — Да, господин.       — Свадьбы не будет, — решительно заявил Оливер. — Приготовь мне костюм, ванну и бритвенные принадлежности. Я сообщу всем, что после каши мне стало лучше и я хочу обедать в гостиной в семейной обстановке. Постараюсь занять Амелию хотя бы на полчаса. Понимаешь?       — Если я правильно понял, то в её покоях не помешает уборка.       — Ты правильно понял, Эми.       Оливер встал с кресла, переждал приступ тошноты и медленно побрёл к кровати. Сел на край и поднял взгляд на своего раба. Вернее… этот парнишка уже не просто раб. Единственный человек, кому можно довериться. Наверное, даже единственный друг на всём Гаити.       Оливер вздохнул и мягко перехватил двумя руками смуглые ладони Эмеки. Провёл пальцами по суховатой коже и, колебавшись лишь секунду, прижал их к губам.       — Что вы… — растерялся парнишка.       — Запомни, Эми. Ты один стоишь их всех. А теперь ступай. Мы обыграем их, вот увидишь. Правила теперь наши. К вечеру всё решится.       К обеду Оливер был уже чисто выбрит и одет в свежий костюм. Тошнота ещё напоминала о себе, но сама мысль о том, что он избежал порции отравы утром и, возможно, вечером тоже, придавала сил, как и тот факт, что дражайшая невеста считает его уже наполовину покойником.       «Мы ещё посмотрим, кто кого» — подумал Оливер и вошёл в гостиную, где уже сидела Амелия.       — Олли, тебе лучше? — обрадовалась она.       — Сегодня — на удивление… Каша чудо как хорошо легла на желудок.

***

      Эмека в это время уже прокрался к комнате Амелии. Та была заперта, но Оливер не был бы хозяином своего дома, если бы не имел ключей от всех помещений.       Парнишка быстро открыл замок и проскользнул внутрь. Сердце колотилось. Никогда раньше Эмеке не приходилось ни шпионить, ни воровать, и он боялся оказаться застигнутым врасплох. Для конспирации он и впрямь притащил с собой совок и метлу, которые поставил у двери, а сам сперва осмотрелся, а потом и приступил к поискам.       Он открывал ящички и шкафчики, осматривал полочки и как раз нашёл полупустой крошечный бутылёк с каким-то порошком. На горлышко привязана бумажная бирочка с буквами «Аs», но Эмека не знал, что они значат, поэтому просто припрятал бутылёк в карман и принялся укладывать всё на места так, как было до него.       Послышались шаги. Юноша прислушался. Ноги по коридору ступали босые, а значит это не Амелия.       Эмека быстро вернул всё на свои места и встал у двери в надежде, что рабыня — Кикиза или Ифе? — пройдёт мимо. Но в замке повернулся ключ, и в комнату сначала вошёл цветастый тюрбан, а потом обладательница и его, и платья горничной. Кикиза.       Не задумываясь, что делает, парень подступил к ней со спины и закрыл ладонью рот.       Девушка почти вскрикнула, но Эмека быстро развернул её к себе и сделал жест «Тихо, молчи!». Кикиза закивала.       Уйти незамеченным не вышло. Придётся выдать свою способность говорить.       — Ты ведь добрая девушка, — тихо произнёс Эмека. — Не говори обо мне хозяйке. Я здесь ради господина. Обещаешь? Кивни.       Кикиза кивнула. Тогда Эмека убрал ладонь от её рта.       — Ты можешь говорить?! — шёпотом удивилась она.       — Недавно научился… снова… — смутился парень и быстро подхватил метлу с совком. — Это ещё один секрет. Прошу, никому не говори. Так нужно. Я попрошу господина наградить тебя, если послушаешься. А если выдашь — плохо будет всем нам. Пожалуйста…       Девушка снова кивнула.       — Хозяйка отправила меня за шляпкой. Они идут на прогулку с господином Купером.       — Бери и иди, как будто ничего не было. Поняла? Меня здесь не было.       И Эмека быстро покинул комнату.

***

      Оливер вернулся с прогулки задолго до ужина, но сразу признался в плохом самочувствии и намеревался отдохнуть в своей постели. Однако на вопрос, подать ли трапезу туда, ответил отказом. В гостиную, мол, выйду. Последний ужин в статусе холостяка не хочется провести лёжа в ночной сорочке.       Эмека перехватил мужчину уже на подъёме по лестнице. Будто изниоткуда появился рядом и подставил своё плечо. По дороге, конечно, не говорили, и нужно отдать парню должное, даже лицо его не выражало ни одной эмоции, будь то разочарование или радость. Эмека вёл себя как обычно.       Юноша проводил Оливера до постели, закрыл изнутри дверь уже проветренной и чисто убранной комнаты и только тогда запустил руку в карман камзола.       В ладонь Оливера легла маленькая бутылочка размером с его же фалангу мизинца.       — Это было у неё?       — Да, господин.       — Мышьяк.       — Никогда не слышал… — пробормотал Эмека. Впрочем, решил Оливер, было бы странно, если бы пиратский раб слышал об этом. Скорее всё, что он знал — это в каких портах есть публичный дом, а в каких трактир, потому что это определяло его судьбу раньше.       — Считай, что тебе повезло.       — Где он продаётся, господин? — нахмурился вдруг Эмека.       — Понятия не имею.       — А… в лавке аптекаря может?       Оливер хмыкнул и немного изучающе взглянул на мальчишку.       — Думаю, да. Кажется, когда зубы дробят, суют в них мышьяк, чтобы не болело. Ну, а остатками травят мышей. Почему ты спрашиваешь? Что-то знаешь?       — Две недели назад госпожа Амелия заходила туда. В тот день, когда я возил к портному её и Кикизу. Я не сказал вам, потому что у вас было слишком много других забот. Отправка сахара, приготовления к свадьбе. А потом вы заболели и до того ли было? Я не связал это с аптекарем, — повинился парнишка. — Простите, господин.       — Эми, — позвал его Оливер, перехватив дрожащую ладонь и утянув парня на край постели рядом с собой. — Эми, ты спас мне жизнь. Уже во второй раз.       — Будь я более догадлив, вас не пришлось бы спасать.       — Ох, Эми…       Мужчина вздохнул и откинулся на подушках, прикрыв глаза. Теперь он знал, почему ему так плохо, но от этого легче не становилось. Мутило так же, как и вчера. Да и кишечник намекал на то, чтобы бежать в скором времени в уборную. Он и так продержался долго для такого состояния, хотя и понял к вечеру, насколько устал. Но он собрал ещё немного сил и стиснул покрепче тёплую ладонь своего преданного спасителя.       — Я сдох бы от обезвоживания в луже дерьма и рвоты, если бы не ты, Эми. Я обязан тебе жизнью. Ты вправе попросить, что только захочешь — всё выполню, всё подарю. Я у тебя в долгу.       Юноша закивал, но его глаза всё равно увлажнились. Оливер этого не видел, но услышал шмыганье носом.       — Дева Мария, что ж ты плачешь-то?       — От облегчения. Мне ничего не надо, господин. Я рад, что вы поправитесь. Я позову доктора. Он скажет, как вас лечить теперь. Думаю, больше воды будет в любом случае лучше. А ещё я принёс вам бананы и манго. И яблоки. Из сада. В них точно никто не успел ничего добавить. Поешьте, пожалуйста.       — Поем, обязательно, — улыбнулся мужчина. — Но только после того, как ты немного полежишь со мной.       — С вами?       Оливер кивнул и потянул парнишку к себе, в свои объятия, и, обхватив крепкое, натруженное и настрадавшееся тело Эмеки, уткнулся носом в его мелкие кудряшки.       Мулат насторожился немного, не отвечал сперва на этот жест. Видно, ждал, когда у Оливера пройдёт порыв нежности, но объятия никак не размыкались, и юноша решился поёрзать, чтобы устроиться чуть удобнее. Руки же несмело просунул дальше, пока ладони не сомкнулись на широкой мужской спине.       — Но ведь я… раб, — неуверенно пробормотал Эмека. — Вы обнимаете меня, будто…       — Ты для меня важен. Но если тебе не нравится, только скажи.       — Н-нравится… Но после того раза мне показалось, будто… вы… не очень…       — Что тебе показалось?       — Что вы… просто сжалились надо мной. Что это было просто… просто как вспышка тела. Будто вы были пьяны, а я подвернулся, и вот…       — Эми! — прервал его мужчина и резко обхватил ладонями его лицо. Взглянул в тёмные, почти чёрные глаза и вздохнул с сожалением. — Я не хотел, чтобы ты так подумал. Хочешь знать, как было на самом деле?       Эмека кивнул, приоткрыв немного рот, как ребёнок, которому пообещали достать из-за уха монетку.       — Я подумал тогда, что убил бы всех тех, кто трогал тебя раньше. Всех, кто тебя ранил. Я подумал, что мне не было ещё так хорошо с кем-то и я хотел бы видеть тебя по утрам вот здесь, — похлопал по кровати рядом с собой. — Здесь, Эми. И вечером, и утром. А ты?       Эмека не ответил ничего. Только приблизился и коснулся губ Оливера скованным и робким до дрожи поцелуем. Мужчина почувствовал, как и сам начинает дрожать. От осознания взаимности от этого израненного, но хрустально-чистого, искреннего и преданного ему человека.       — Спасибо, Эми. Вечером, прошу, останься со мной здесь. А сейчас… идём на ужин с Амелией.