Чёрный хрусталь

      В гостиной было пятеро. Ифе расставляла на столе приборы и блюда. Кикиза стояла позади своей хозяйки и явно насторожилась, если не сказать испугалась, когда, опираясь на трость, в зал решительно вошёл Оливер в сопровождении Эмеки. Ну, и самым прекрасным человеком здесь была, конечно, Амелия.       Девушка уже сменила прогулочное платье на лёгкое домашнее, ничуть, впрочем, ни менее красивое, чем предыдущее. Увидев жениха, она изобразила самую милую свою улыбку, как будто бы в продолжение непринуждённо прогулки с будущим мужем по Ист Куперу.       Оливер натянуто улыбнулся в ответ и сел напротив Амелии.       — Ифе, ты можешь идти.       Негритянка ушла. Остались лишь хозяева и двое их личные слуг — у каждого свои.       — Как хорошо, что тебе уже лучше, Олли! Ты волнуешься перед завтрашним днём?       — Угу, — качнул головой мужчина. Он и впрямь немного волновался, но не из-за свадьбы, а из-за необходимости рано утром отправлять вести гостям об отмене торжества и при личной встрече раскланиваться перед ними с извинениями. Неудобств, несомненно, предполагается много, но это всё же лучше, чем лежать в гробу.       Оливер решил не тянуть кота за хвост и спокойно, неторопливо поставил перед Амелией её же аптекарскую бутылочку, которая выглядела чуждо и ничтожно на большом, накрытом к ужину столе.       Девушка замерла, но тут же нашлась:       — Что это? — с почти натуральным интересом спросила она.       — Не узнаёшь? Боюсь, тебе следует начать тренировать память, чтобы к старости не впасть в маразм. Это мышьяк, которым ты меня травила.       — Я?! И кто тебе сказал такую чушь? Какой мне смысл травить тебя?       — Это я вынужден был бы спросить у тебя, если бы не догадался сам. Выгода самая прямая. Завтра мы заключили бы брак, а спустя несколько дней ты стала бы молодой и богатой вдовой. Если бы не Эмека, боюсь, тебе бы это удалось.       — Ах, Эмека! — наиграно-ласково протянула Амелия и совсем уж невоспитанно ткнула в парнишку пальцем. — А не думаешь ли ты, что это он всё делал? Он носил тебе еду и мог подсыпать что угодно! Ты пригрел змею на груди! За какие такие заслуги ты так возвысил его?       — Замолчи. Он спас мне жизнь. Как раз ему только навредит моя смерть.       — Смерть — может быть, — хмыкнула Амелия. — А вот расстроить свадьбу из ревности и обвинить во всём меня… На это рабского скудного умишка хватило бы.       — Вздор! — отрезал Оливер.       Девушка тихо рассмеялась и встала со своего места. Плавно, как змея, сделала пару шагов к Эмеке, рассматривая его в подробностях со всех сторон. Как бы ни хотелось юноше держаться прямо и уверенно, тело его реагировало на такое само собой, без всякого желания. На лбу появилась испарина, плечи и руки мелко задрожали. Непосвящённый человек счёл бы это страхом разоблачения, но Оливер-то знал, что парнишка просто боится взглядов — любых — и знал теперь, почему именно. Чудо уж то, что Эмека в состоянии выносить его прикосновения и ещё способен обнажиться перед ним. Из своих мотивов, но это доверие дорого стоит. И при этом убивать того, кому открыл израненную душу? Нет, это не про Эмеку.       — Мальчик — постельная игрушка… — продолжала Амелия. — А игрушке очень не хотелось, чтобы хозяин проводил ночи с женой.       Оливер поднялся и шумно отодвинул стул. Покачнулся на больной ноге и торопливо ухватился за трость.       — Перестань ломать комедию и отрицать очевидное. Яд был именно в твоих покоях.       — Ах ты, дрянь… — взвизгнула девушка и кинулась вдруг не на Эмеку, а на Кикизу.       Это было настолько неожиданно, что даже Оливер не успел отреагировать, уверенный, что гнев достанется Эмеке. Его он успел бы заслонить собой, но девчонка… Ей просто не повезло попасть под горячую руку.       Амелия вцепилась ей в тюрбан и стала хлестать служанку по щекам, пока Оливер вместе с Эмекой не оттащили её от бедной плачущей негритянки. Мужчина уже не слишком церемонно усадил, даже почти швырнул Амелию на витой стул, а Эмеке велел успокоить Кикизу. Юноша послушно отвёл её к диванчику неподалёку и принёс стакан сока со стола, а Оливер тем временем склонился вплотную к несостоявшейся невесте и сурово взглянул ей в глаза.       — Ты хорошая актриса, Амелия, но ты проиграла. Свадьбы не будет. Мне не нужна жена-отравительница. Выбирай теперь, как мы поступим дальше. Первый вариант: о том, что ты отравительница, узнаёт твой отец и забирает тебя к себе обратно. Помолвку мы расторгаем. Я даже готов принять на себя репутацию мерзавца, который совратил и выгнал на улицу молодую девушку. Вариант второй: я заявляю о тебе градоначальнику и ты закончишь жизнь на виселице.       Амелия сжала губы и злобно уставилась снизу вверх на мужчину. Глаза при этом наполнялись слезами. Злоба смешалась с обидой и страхом, и на какое-то мгновение Оливеру даже стало жаль это девушку. Молодая, глупая, но при этом расчётливая и беспощадная. Знает ли господин Гветерлин, кого он воспитал и выпустил в мир?       Оливеру одинаково хотелось как уничтожить эту бестию, так и отпустить её с миром на все четыре стороны, лишь бы она исчезла из его жизни. Сейчас он напомнил себе о том, что предложив ей выбор, уже поступил достаточно гуманно.       — Ты не посмеешь, — процедила наконец Амелия. — Ты же не убьёшь своего ребёнка, Олли.       Оливер застыл. Взгляд метнулся ниже, в район девичьей талии.       — Ты всё правильно понял, — елейно прошептала девушка, приложив одну ладонь к своему животу, а другую — к щеке Оливера. — Во мне уже растёт твоё дитя. Ты же не отправишь на виселицу мать своего наследника. Правда?       Смешок. А потом её ногти почти вонзились в его кожу и оставили на щеке четыре ярких красных полосы.       Всё в гостиной как-то сразу стихло. Перестала плакать Кикиза, замер и без того тихий Эмека. Сам Оливер отпрянул от невесты, будто от огня, и нервно отвернулся к окну.       — Свадьба будет, милый…       — Замолчи!       Амелия замолчала, но, поняв, что её уловка сработала, всё же улыбнулась — теперь уже не играя, не прикидываясь милой и искренней. Улыбкой победителя улыбнулась.       — Что ж, твоё счастье, если ты сейчас не врёшь, — произнёс мужчина спустя минуту раздумий. — Уйди прочь с моих глаз. Не думай, что победила, Амелия. Я отправляю гостям записки с извинениями и отменяю торжество. До полудня не смей даже носа показывать из своих покоев, или, клянусь, я лично отправлю тебя на виселицу в тот же миг, как увижу. Если же врач завтра подтверждает, что ты носишь ребёнка, считай, что тебя спас именно он. Уходи.       Амелия поднялась со стула не сразу, но когда сделала это, не показалась ни униженной, ни виноватой, ни уж тем более раскаявшейся. Скорее гордой и, без со мнения, правой во всём. Кикиза попыталась проследовать за хозяйкой, когда та скрылась за дверью, но Оливер остановил её взмахом руки.       — Нет. Убери со стола и ступай на покой. Больше ты ей не служишь. Слушаешься только меня.       — Да, господин.       — Эми…       Плеча мужчины коснулась тёплая ладонь, и так стало сразу спокойно от этого простого жеста. Эмека не отозвался, не спросил, какие будут указания, но Оливер и без этого знал, что парнишка тут, готов слушать и выполнять какие угодно приказы и просьбы. Готов поддерживать и рисковать собой, если потребуется, только бы с господином всё было хорошо.       Оливер вздохнул и положил свою ладонь поверх пальцев Эмеки.       — Мне жаль, господин.       — И чего же?       — Что на месте госпожи не оказалась девушка, с которой вы были бы счастливы.       Мужчина невесело усмехнулся и развернулся лицом к Эмеке.       — Обними меня, Эми.       Так юноша и поступил. Его руки мягко обвили тело Оливера и сомкнулись на спине. Подбородок, как влитой, улёгся на широком плече, а плотные мелкие кудряшки коснулись шеи мужчины.       Так в безмолвной тишине они простояли в обнимку не одну минуту, прежде чем покинуть гостиную и не сговариваясь занять свои места в рабочем кабинете. Эмека пододвинул к себе чернильницу и бумагу, тщательно протёр тряпочкой одно из скрипучих перьев и приготовился писать.       — Доктору А. Дж. Топсону…       Эмека принялся аккуратно выводить на бумаге буквы. Обмакивал кончик пера в чернила и продолжал писать дальше, изредка поднимая голову, чтобы показать господину, что закончил строку. Оливер явно задумывался о своём в процессе письма. Порой проходила минута, прежде чем он продолжал диктовать, а иногда и вовсе отходил по зову организма, и тогда юноша безропотно ждал за столом. У него и в мыслях не было напомнить мужчине о времени.       Шли часы кропотливого труда. Было уже далеко за полночь, когда одна за другой записки гостям были готовы и упакованы по конвертам.       — Мне развезти их утром, господин?       — Да, и как можно раньше.       Эмека кивнул, подавив очередной зевок. Несмотря на усталость, педантично убрал за собой рабочее место, выровнял стопочку с конвертами и направился прочь из кабинета.       В доме уже царила тишина. Только под тяжёлой поступью Оливера скрипнула в коридоре половица, пока он шёл в спальню. Эмека следовал за ним, но шаги его заметно замедлились рядом с лестницей. Парнишка колебался. Уйти в свою каморку, раз господину больше не нужен ежеминутный уход? Или же…       Оливер тем временем открыл дверь и с ожиданием обернулся на своего подручного.       — Идём, Эми. До подъёма осталось не так много времени. Нужно поспать.       Робко, с каким-то стыдом Эмека приблизился и вошёл в хозяйскую спальню уже не как человек, которому нужно лишь сменить бельё и вынести ночной горшок, а как тот, с кем хотят делить постель, видеть здесь и вечером, и утром. Такой статус смущал и одновременно с этим грел сердце.       Эмека почувствовал, как у него мурашки пробежали по спине, когда дверь за ним захлопнулась, отрезая путь назад.       Кажется, Оливер слишком устал, чтобы думать о чём-то подобном. Он быстро разделся и растянулся под лёгким одеялом.       — Эми? — тихо позвал он.       — Что, господин? — почти прошептал парнишка. Чтобы унять волнение, он прошёл к окну и распахнул одну из створок. В спальню, раздувая паруса портьер, ворвался свежий морской воздух. Стало спокойнее.       — Если ты не хочешь, то можешь…       — Я останусь с вами, — торопливо помотал головой Эмека и присел на край кровати. Неловкими пальцами расстегнул камзол и стащил через голову рубашку. Сложил. Затем стянул штаны.       Оливер уплывающим от усталости взглядом наблюдал за этим и терпеливо ждал. Ясно, что Эмека переживает сейчас в своей голове какие-то события, и лучше не торопить его. Хорошо уже то, что он решил остаться, пусть у него и была возможность уйти.       Борьба не поддающегося логике страха и самобичевания с искренним стремлением быть как можно ближе к понравившемуся человеку стала вдруг для Оливера настолько очевидной, что он сглотнул ком в горле и протянул руку к смуглой, исполосованной рубцами спине. Провёл ладонью по немного влажной коже с рытвинами шрамов и приблизился ещё. И ещё… Пока не коснулся губами крепкого плеча и изгиба шеи.       Только после этого Эмека как будто отмер и лёг, наконец, в постель. Сначала на самый краешек, потом — ближе к центру, будто зверёк, проверяющий границы допустимого. Оливер не останавливал его, совсем наоборот: когда расстояние стало незначительным, в полумраке комнаты мужчина взглянул в большие тёмные глаза мулата и прижался губами к его щеке. Всё. Это всё, что ему было сейчас нужно. Потом, когда болезнь отступит окончательно, он не отказался бы разделить с этим юношей постель в совсем ином плане, но сейчас одно то, что он рядом — уже радость и достижение.       — Вы правда хотите, чтобы я оставался здесь? Каждую ночь?       — Правда. Давай спать, Эми. Завтра долгий день.       Сон забрал их быстрее, чем хоть один успел подумать о том, как это странно — просто спать вместе без намёка на большее.       Спустя несколько часов крепкого и сладкого сна Эмека тихо выбрался из уютной хозяйской постели, оставил спящего господина досыпать в одиночестве и выдвинулся в город по десятку разных адресов. Гость в Ист Купере будет сегодня лишь один.

***

      Доктор Топсон, как и большая часть населения городка, был с тёмным прошлым. Что он натворил на родине — тайна, покрытая мраком, но среди горожан доктор слыл нелюдимым, странноватым и замкнутым человеком, впрочем, слишком ценным, чтобы к нему перестали обращаться за помощью.       Он прибыл в Ист Купер даже скорее, чем того ожидал Оливер, и сразу с саквояжем по случаю, какой описал плантатор в своём письме.       — Где дама? — деловито спросил доктор сразу после обмена любезностями.       Оливер проводил врача в покои Амелии. Девушка встала при появлении мужчин и гордо отвернула носик в сторону окна.       — Ваш ночной горшок уже выносили, миледи?       — Что?       От такого бесцеремонного вопроса растерялась даже Амелия. Оливер неловко кашлянул. Доктор же, нимало ни смущаясь, водрузил на туалетный столик саквояж и достал оттуда несколько страшного вида шприцев и банки с живыми лягушками.       Осмотрелся в комнате, горшок таки обнаружил.       — Миледи будет присутствовать?       — Будет, — хмыкнул Оливер. Что будет делать доктор, он не понял, но весьма заинтересовался. Он предполагал, что тот попросит оставить их с леди наедине и осмотрит её женское естество в приватной обстановке, но лягушки…       — Советую открыть окно. Даже такая милая леди облегчается уж точно не цветочным нектаром, как наивно считают многие юнцы.       Побелев от стыда, Амелия сама торопливо распахнула окно и, обняв свои плечи, забилась в глубокое кресло.       Доктор принялся за работу. Он деловито набрал в шприцы содержимое ночного горшка и разложил их на столике рядом с баночками пудры, духов и румян. Затем одну за другой стал вылавливать из банок лягушек и вводить им под кожу инъекцию из «не нектара».       — Что вы делаете, доктор Томпсон? — с интересом спросил Оливер.       — То, что вы и просили, господин Купер. Сосуды с лягушками поставьте в место, где их никто не потревожит, и наблюдайте в течение суток. Если ваша дама беременна, к ночи лягушки смечут икру.       — И всё? Вы не осмотрите её?       — Нет необходимости. Вот увидите, лягушки не ошибаются.       — Боюсь спросить, доктор, а… Как вы пришли к этому э… способу?       — Я был очень любознательным ребёнком, — с каменным лицом заявил врач и резко захлопнул свой саквояж. — Что ж, я свою миссию выполнил. Если буду нужен, обращайтесь.