Поэма о лунной химе

1

      Стояла ночь, луна полнела       (Ну, где-то там, за потолком)       Я в темноту, молча, глядела       И думала лишь об одном       Обито — родственник мой буйный,       Конечно, прямо заявил,       Что не нужна ему подмога,       Хватает собственных же сил       Еще сказал он, что, конечно,       Однажды деда воскресит,       Его же план, все вроде честно,       Но у меня терпеть нет сил!       Зачем же ждать, зачем тянуть-то?       Вот жертва, техника — все есть!       Обито с Зецу бурчат нудно…       Что так, что этак — один бред       Их аргументы — круглый ноль,       Без палочки, звучат уныло.       А у меня на сердце боль,       И ждать уже невыносимо!       Доверие, конечно, есть:       Сказал дедуля — значит, надо.       И Кайо чуть пугает тесть…       А меня — нет! И им что, жалко?       Вообще-то, я решила все,       Давно и прочно, абсолютно.       Креплюсь лишь, зная наперед:       Вернется дед — и будет шумно.       Вздохнув, я голову свернула,       (Ну, повернула, то есть, блин)       На муженька во тьме взглянула:       Что днем, что ночью — всегда мил.       Всегда он мил ко мне, конечно,       Но длится это до тех пор,       Пока, ведомая сердечком,       Не влезу в что-нибудь… не то.       Ругаться будет — это точно.       Обито, может, матернет…       И даже дед, кто его знает.       Ну да кого это ебет?!       Я все уже давно решила,       Крепилась только наперед,       Поскольку знала на «отлично»,       Что кто-то завтра огребет.

2

      «Изуна…», «Дед!» и «Дед!», «Изуна!».       Все будет так — мечтала я.       Печати быстро набирала       И слез полны были глаза.       Но где-то явно прогадала,       Поскольку, лишь открыл глаза,       Дед посмотрел взглядом холодным,       Как будто вовсе не признал       Ну, я признать его готова:       «Дедуля! Дедушка! Ува-а!»       Его реакция не нова,       По шее катится слеза.       «Изуна…» — дрогнул голос твой,       А я привычно улыбнулась,       Но плакала, ведь, боже мой,       Вернула я тебя, вернула!       Не бросился ко мне в объятья,       Лишь посмотрел с болью в глазах,       А я сжимала в руках платье,       Боялась лишнего сказать.       И повторяла, словно кукла,       Как заведенная ключом:       «Мадара, дедушка, дедуля,       Добро пожаловать домой!»       Звучало глупо, сама знаю,       Но как тут умное сказать,       Когда твой дед к живым вернулся,       Пусть и в глазах чернеет ад.       Дед вдруг рукой своей коснулся       Сырого моего лица,       Как будто сам обо мне думал,       Что я давным-давно мертва.       Огладил пальцем мою щеку,       И взгляд такой: глаза в глаза.       Шепнул надорвано: «Изуна…»       И наконец меня обнял.       Все было мило, еще — странно.       Но для него прошло сто лет!       Не сто, ну двадцать…кто считает?       Вполне весомый аргумент.       Я видела: он меня любит,       Еще сильнее, в много раз,       Пусть никогда и не покажет,       Не скажет пары милых фраз.       Я мерила его по меркам,       Той «старой» версии, живой,       Но вскоре поняла, что время       Людей меняет. Он другой.       Другой — не лучше и не хуже.       Люблю его даже таким.       Мы три часа с ним говорили!       Пора рассказывать другим.

3

      «Дедуль… Ты можешь подождать?       Ты можешь Зецу сам сказать,       Но я хочу сказать тогда,       Хоть Кайо с Обито сама»       «С чего такое вдруг желанье?       Что, воскрешала втихаря?»       Дед ухмыльнулся, прям как раньше.       «Да как сказать… Ну, типа… Да»       Окей, я снова лоханулась!       Возможно, стоило сказать.       Сказать… Сказать ну хоть кому-то.       Теперь люлей не избежать.       Но я, вообще, уже большая.       Сама ответ за все несу!       Ругать себя я запрещаю!       Кого обманываю… Тьфу.       «Про Кайо ясно, а Обито?       С Обито спутаться когда       Успела, мелочь? Снова влипла       В чужие грязные дела?»       На Кайо фыркнув, на Обито       Я улыбаюсь чуть хитрей.       Сменились годы, и я стала       Немного. Сильно. Очень. Злей.       «Обито воскрешать тебя,       Похоже, не хотел,       Все говорил: потом, потом.       Дождался. Молодец.       Не думаю, что будет зол,       Обрадуется, верно.       Но если улыбнусь ему,       То будет лицемерно.       Ты знаешь, дед, что нервы — ценность?       Не восстановятся потом.       А твой приход — такая сцена…       Пускай он катится в дурдом!»       «Ты изменилась…» — шепнул тихо,       Взглянул дед тяжко… Твою мать.       Я свои глазки закатила.       (Так я готовлюсь объяснять.)       Я удивилась. «Правда, что ли?»       Нахмурилась слегка, сверкнула       Ответным взглядом в глубину       Чужих глаз. Протянула:       «Дедуль, не изменилась я,       Ты сам видал намедни,       Да и не только — и «тогда»,       Какой бываю вредной       Признаю, я к Обито предвзята,       И ублюдок он заслужил.       Но я прежняя, правда, деда.       Ты поверь мне и не грусти»       Непонятно, грустил иль злился.       Дед вообще ничего не сказал.       На лице его — чертова маска       И неясный совсем оскал.       Что-то странное с ним случилось,       Но что именно — мне не знать.       Рано мне задавать вопросы…       Хочу снова его обнять…       «Отведу тебя в самое сердце       Нашей базы, где мы живём.       Кроме клана еще есть люди…       Познакомлю со всеми. Пойдём!»       Ухватила его за руку,       Ужаснулась — она как лёд!       О последствиях мысль мелькнула       А ещё промелькнул пролёт.       Мы шли долго, как будто специально.       Уж не знаю, как дед, а я — да.       Расставанье меня пугало…       Не хотелось его оставлять.       Но оставить придётся, так как       Не лишь «внучка», ещё я — «жена».       Обещала я Кайо быть честной…       Иногда эта ноша трудна.       Но он тоже к нему привязан!       Восклицаю меж мыслей своих       И сама не совсем понимаю       Я о Кайо, о деде, двоих?       Благосклонность — награда за честность,       Поругается малость, простит.       Я люблю его, он меня любит.       Мы решим всё, не будет обид.       Только дедушке лучше не надо       Вслед за мной на разборки идти.       К сожалению, я уже знаю,       Что они лишь со мною близки.       Они могут терпеть друг друга,       Но не более, точно нет.       А насильно любить не заставишь.       От их встреч всегда только вред.       Деда сел на диванчик в зале,       Я боялась шагнуть назад.       Горло словно в тиски попало,       Я прощалась с ним невпопад.       «Я боюсь уходить, дедуля… —       Слабый голос звучит во мгле, —       Я боюсь, что ты снова исчезнешь,       Словно лист, что сгорает в огне.       Я боюсь, стоит мне отвернуться       И откликнуть — услышу тишь.       Мне так страшно: вдруг это глюки?       Скажи что-нибудь, не молчи»       «Если хочешь, пойду с тобою,       Давно зятя я не видал,       Я стрясу с него, как могу, строго,       Глаз спускал с тебя иль не спускал»       На душе в один миг теплеет.       Но натянуты шутки его,       Он как будто их лишь повторяет       За собою из прошлого. Он…       Он старается, этого хватит!       В глаза правде боялась смотреть.       Люди в жизни с годами меняются,       Ещё больше меняет их смерть.       «Я должна для начала сказать       Кайо, что я с тобой сейчас сделала.       И реакцию мне принимать,       Пожинать плоды, что я посеяла.       Посиди пока, дедушка, тут,       Обещай, никуда что не денешься.       Я туда-сюда, быстро вернусь.       Я вернусь, мы продолжим общение»       «Обещаю, конечно, иди»       Айсберг (голос твой) словно оттаял,       Я не слушаю разума крик,       Только верю тебе, улыбаясь.       Я улыбки сдержать не могу,       Не могу и не буду. Так важно?       Изменились мы оба, и пусть.       В этом мире мне больше не страшно       Изменились мы оба, что же,       Все проблемы решают слова,       Мы обсудим за чашечкой чая       Все вопросы, ведь мы же семья.       Пусть как раньше уже не будет,       Бесполезна печаль тут, туше!       Было нам так тогда хорошо,       И сейчас будет только лучше!       Но все это — о дедушке мысли,       Я о нем размышляла сполна.       Он все дальше, а Кайо — все ближе,       Уже дверь нашей спальни видна.       Каждый шаг словно стук в барабан.       Я сама создала эту драму…       Уж дыхание сбилось, ха-ха.       И зачем вообще вышла я замуж?..