Поэма о лунной химе

4

      «Я люблю тебя, знаешь, Кайо?»       Нервы бьют по моей игре.       Провожу по груди «случайно»,       Ожидая привычный ответ.       «Я люблю тебя тоже, милая,       Для меня ты как солнца восход.       Но скажи, что такого ты сделала,       Раз твой голос стал сладок, как мёд?»       «Я всего лишь тебе призналась,       Что люблю тебя, странного нет!       А ты сразу ко мне с подозрением,       Подучил ты бы хоть этикет!       Что, сказать что-то милое грешно?       Что, чуть что, будешь всех проверять?       У меня, может быть, настроение       Поднялось. Опустилось. Опять.       Кайфоломщик ты знатный, Кайо.       Ты мой муж, как так можешь вообще?!       Говорю вроде так не впервые,       А ты — здрасьте! — не веришь мне!».       Я так злилась, почти кричала,       Но в руках чужих стала податлива…       Прекратив поцелуй, отстранив,       Посмотрел Кайо ласково-ласково.       «Ты такая смешная, Изуна, —       Голос бархатный тихо смеётся, —       Но я долго женат на тебе,       Догадался, что если неймётся…       Коль неймётся внезапно тебе,       Ни с того, ни с сего ко мне нежишься,       Извинения держишь в себе.       Что на этот раз? Может, поделишься?»       Это полный… полнейший провал!       Загораются розовым щеки.       Кайо снова меня разгадал,       Я кажусь рядом с ним идиоткой!       «Коль скажу тебе, Кайо… Простишь?       Обещай, что не будешь ругаться»       Опустила взгляд робенько вниз,       Зная: есть мне за что бояться.       «Я прощу тебе всё, что угодно, —       Шёпот ухо согрел дыханием,       Поцелуй. Прикусил. А-ах!.. Черт!.. —       Но сначала я жду признания»       «Обещай, что ругаться не будешь»,       Прошу тихо, к груди чужой льня,       Осторожно ищу поцелуев,       Безрассудство свое кляня.       Откровенно скажу: надеюсь,       Что, расслабившись в ласках, муж       На тираду и выговор, злобу       Предо мной не окажется дюж.       Но я вновь допустила ошибку:       В чужих ласках тонула я,       А он мной наслаждался покорной       И в ответ соблазнял меня!       «Какая ты хитрая, милая,       Мне приятны твои серенады,       Но давать обещаний не буду:       Раз ругаюсь, то значит, так надо»       Я поджала в обиде губу:       Как тут сделаешь следующий ход?       Но мой муж на то лишь ухмыльнулся.       Не успела я сделать вдох!..       Как он нежно губами коснулся       Моих сжатых в полоску губ,       И я губы свои разомкнула…       Языком нащупала зуб.       Прижимая меня к себе сильно,       Он целуется так, будто дразнится.       Руку в волосы мне запустил…       Хитрый, знает же — нравится!       И, конечно же, я, как всегда,       Вмиг растаяла быстро. Опять.       Ведь когда так целуют тебя,       Сразу хочется все рассказать.       «Я продолжу тебя любить,       Даже если кого-то убила,       Потому говори уже,       Во что влипла и что натворила».       И набравшись вдруг храбрости я,       С дрожью в голосе как заявила,       Чуть не лопнув от гордости, хех:       «Дорогой, я Его воскресила».       Разумеется, он был рад…       Черт возьми, ну конечно же нет!       Я от яркости мата, «эпитетов»,       Вся окрасилась в маковый цвет!       Если честно, то верила я:       Меня Кайо проглотит живьем,       Но он, малость меня поругав,       Вдруг вздохнул и сказал мне: «Пойдем».              Осторожно за ним я пошла.       Если что, дед меня защитит?       «Выдыхай, я потом доругаюсь.       Для проблем ты сильнейший магнит…»

5

      Только комнаты пройден порог,       Милый сразу мрачнее стал сумерек,       Дедушка тоже смотрит со злом.       Все, как обычно. Искра. Безумие.       Закатила устало глаза:       Да что за фигня. Успокойтесь.       «Дедушка, Кайо. Кайо, мой дед.       Родные мои, познакомьтесь»       Как будто впервые друг друга увидели,       В глазах не оценка, а жажда убийства.       Но главное, хоть взглядом друг друга сжигают,       Ни слова не скажут. Фигась вы буддисты!..       «Смешная шутейка, — пустил смешок деда,       — Намек тоже понят, иди-ка сюда.       Присядь со мной рядом, а то убежала,       Как будто все речи твои — лишь вода.       Давай же, садись, иль не рада дедуле?       Я, признать, удивлен. Все похоже на сон.       Дай в лицо заглянуть, я едва в реальность верю.       Если сон, то прекрасный. Улыбнись мне, айсон»       Я вздохнула со хрипом, словно кем-то подбита,       И в глазу моём словно застряла колючка.       Никогда не бывал он на нежности щедр,       Но он мертв и теперь я «любимая внучка».       Я растеряна, в ступоре твёрдом застыла,       Руку Кайо сжимала, боялась сказать       Даже слово, потому как боялась       Им мгновенье разрушить, этот миг потерять.       Я… мечтала когда-то, и мечтала так сильно,       Чтобы дедушка что-то такое сказал.       Рядом с ним я кривлялась, словно дура набитая,       Лишь бы он мне любовь хоть разок показал.       Мадара никогда не бывал откровенным,       Если дело касалось хоть краешком чувств.       На войне потерял он действительно многих,       И боялся себе он признаться: «Боюсь».       Он боялся признаться себе в этом честно,       Что боится он снова кого-то терять,       Что лишь стоит признаться, лишь меня он полюбит,       Снова что-то случится, и боялся сказать       Прямо: ты дорога мне, не надо кривляний,       Не нужны мне улыбки, если лживы они.       И люблю я тебя, а не брата покойного.       Проживу без натянутой этой возни.       Я, конечно же, знала, как он меня любит,       Он молчал, но любви никогда не скрывал.       Дед показывал делом: «Да, ты мне — родная».       Но пока были живы, он об этом молчал.       Слова — серебро, а молчание — золото.       О любви громче всех заявляют дела!       Никто под сомнения чувства не ставил,       Но мне всегда мало, признайся в словах!       Я настолько поверхностна? Может быть так.       Мы все не безгрешны, и ложь дрожит ветошью.       Но ведь мне о любви своей легче кричать!       Разве так уникальна я в своей этой честности?       Я думала, думала, в думах — застыла,       Готовясь привыкнуть жить в старых ошибках,       Но реальность разрезал вдруг голос деда:       «Видать не достоин я больше улыбки».       Я вздрогнула, всхлипнула, словно от горя,       И бросилась к деду, в весь голос крича:       «Нет-нет, ты ошибся, всего ты достоин!       Я в прошлом увязла, в настоящем молча!       Ну, видишь, дедуля? Я улыбаюсь!       Улыбаюсь так ярко и только тебе!       И, кстати, с чего бы такие желания?       Вдруг так откровенно… Ты не в себе?»       «Я… да, не в себе, — шепнул тихо, уставше,       — Я давно уж не тот, каким ты меня помнишь.       Это стоит принять… Или, может, не стоит.       В моей памяти ты, даже прежняя, тонешь.»       И что это значит? Я — неизменна?       Рассуждаю натянуто, тоня в объятии.       Ответ на вопрос без того мне известен,       Не важно, какая я: вопрос в восприятии.              Это он изменился, не я и не Кайо,       Но мы для него уже как чужаки.       Дед сделал из этого непойми зачем тайну.       Без понятной причины. Это так по-людски…       Он, кажется, снова сочел меня дурой,       Но я тоже знаю: теперь мы другие.       Зачем только с этого устраивать драму?       Другие иль прежние — разве чужие?       Люди меняются, мы тоже менялись       От той первой встречи до самой кончины,       Но вроде любили друг друга лишь больше,       Зачем усложнения? Какие причины?       Ну, впрочем, дедуля всегда таким был,       Всегда много думал (да жаль, не о том).       Тут главное, чтобы не сделал дурного,       Себя сам запутав и впутав притом.       Нос колол позабытый, знакомый мне запах.       В волосах ощущалась чужая рука…       Было мне неуютно. Надеюсь, пока что.       Но Кайо решил вдруг сказать свысока:       «Полагаю, пора вам уже закругляться,       У меня накопилось немало вопросов.       Вас Изуна, меня не спрося, воскресила.       Воскресила лишь техникой. Ненадежный то способ.       Не скажу, что я против вас, тесть,       Глубоко и безмерно я вас уважаю,       Но вам не игрушка смерть,       Чем с ней игры чреваты, я даже не знаю.       Может, знаете вы?       Вы всегда много знали.       Коль поделитесь мудростью,       Вы бы нас обязали »       Испортил нам всю атмосферу!       Но Кайо сейчас, как всегда.       А дедушка… дед потерял всю весёлость,       И так же серьёзно сказал:       «Да, эта техника грязная.       Я и сам ненавижу её.       Придётся бороться с последствием…       Но это уж дело моё.       Как ты знаешь, Изуна всего лишь       Торопила события чуть.       А мой план неизменным остался,       И пора мне отправиться в путь.       А твой долг, мой зятек, неизменен:       Защищай всегда внучку мою,       И за верную службу… пф, «отчизне»       Позже счастьем тебя награжу»       Понимая двусмысленность «счастья»,       Кайо медленно деду кивнул.       А в его глазах вспыхнуло что-то…       Но намёк от меня ускользнул.       «Ты хотела сказать Обито       Обо мне эту весть сама?       Ну, тогда я тебе уступаю:       Радуй парня, айсон. Давай.»       Объяснившись по-быстрому с Кайо,       Я за дедом убежала вперёд.       «Парень» будет действительно счастлив.       Словно… Лол. Словно он его ждёт!