Прятки с тенью

Топкапы. Покои султана. Утро, 15 августа. Солнечные лучи как назло попадали ей прямо в глаза, заставляя пробудиться после очередной жаркой ночи с падишахом мира. Хюррем открыла веки и потянулась. Голова слегка побаливала из-за вчерашнего вина, с которым она явно переборщила, а храп Сулеймана словно играл на струнах ее нервов. Томно вздохнув, султанша поднялась с постели и, накинув шелковый халат на голое тело, побрела в сторону террасы. Холодный мрамор, на который она ступила босыми ногами, вызвал волну мурашек по всему телу, из-за чего Хюррем слегка вздрогнула. Все же это не помешало ей дойти до перил и, облокотившись на них, направить свой задумчивый взгляд на сад. Летняя пора. Любимое время улыбчивой госпожи. Бесценные прикосновения небесного светила грели лучше всяких мужских рук. Хюррем поняла это в тот момент, когда перестала ставить их превыше себя. Ее блаженное одиночество прервалось, когда перед глазами промелькнула фигура великого визиря, что со всех ног мчался по саду и явно намеревался заглянуть в покои султана. Хюррем раздраженно фыркнула. Она зашла обратно в комнату и поспешно стала одеваться, попутно вытаскивая мужа из мира сновидений. – Сулейман, милый, просыпайся… Ее голос как лёгкая мелодия скрипки добралась до ушей султана. Он немного помычал, несколько раз покрутился туда сюда, вместе с этой подушкой в обнимку, и наконец открыл глаза. Первым делом ему захотелось заворчать, но увидев свою очаровательную красавицу жену, он невольно улыбнулся. – Иди ко мне, любовь моя, дай мне поцеловать твои сладкие губы, – взбудоражено прошептал Сулейман и раскрыл руки, подзывая Хюррем к себе. Та в свою очередь хитро улыбнулась и грациозной походкой медленно подошла к постели. Она взобралась на кровать так же изящно и неспеша, словно намеренно разжигая его желание. В следующий миг она бросилась ему в объятия, а потом как настоящая хищница вцепилась в губы падишаха. Она так страстно его целовала, что султан даже вздохнуть не мог. – Хюррем, подожди… – он отстранил ее от себя и удивлению посмотрел в зелёные глаза. Хватило одной секунды, чтобы разглядеть бешеную страсть в ее глазах. Он широко улыбнулся и, схватив ее за талию, бросил на кровать и навис сверху. – Вот теперь целуй сколько душе угодно, – султан прошипел ей в губы и тут же прильнул к ним. Все могло бы закончиться очередной вспышкой их плотской любви, только вот Ибрагим уже дошёл до покоев и ждал, когда же султан соизволит его принять. – Дьявол… – выплюнул султан, услышав стук в дверь. Он нехотя высвободил Хюррем из крепких лап и бросился к брюкам и кафтану, что лежали на стуле. Пока султан одевался, хасеки подошла к зеркалу и надела корону, поправив волосы и платье. – Как же им нравится нам мешать, моя госпожа, – разочарованно обратился он к любимой, а потом воскликнул, – войдите! Хюррем знала, что за дверью сто процентов стоит паргали, а потому, дабы вызвать у него гнев и раздражение, тут же подскочила к Сулейману и прижалась к нему. Двери отворились. Ибрагим прошел внутрь и поклонился. – Повелитель, – он поднял голову и тут же заметил лукавую улыбку Хюррем, – госпожа. Хюррем кивнула в ответ. Однако от ее зоркого взгляда не скрылось несвойственное паше поведение и тон голоса. Ее улыбка сошла на нет. – Повелитель… – нерешительно продолжил визирь, – произошло ужасное… Султан нахмурил брови. У него не было сомнений в том, что сказанное пашой причинит ему большую боль, ведь в глазах друга он уже прочитал немало намеков на это. – Говори, – потребовал султан, сглотнув ком в горле. Прежде, чем ответить, визирь невольно посмотрел на Хюррем, но на этот раз от ее нахального выражения лица не осталось и следа. Она также как и султан ждала его признания, затаив дыхание. Не отрывая подозрительного взгляда от рыжеволосой дьяволицы, Ибрагим произнес: – Шах Хубан султан мертва, мой повелитель… Сердце Хюррем ушло в пятки, а султан, не выдержав такого удара судьбы, пошатнулся и чуть не упал на пол, однако Хюррем сумела удержать его, а подбежавший Ибрагим схватил его руку с другой стороны и помог присесть на кровать. Пока султан переваривал услышанное, попутно стараясь скрыть предательски нахлынувшие слёзы, Хюррем и Ибрагим, что стояли на коленях перед ним и держали его за руки, пилили друг друга взглядом, безмолвно обвиняя в случившемся. Впрочем, все как обычно…

***

Топкапы. Кабинет великого визиря. Вечер, 15 августа. Он уже битый час крутил в руке этот проклятый камень, пока дожидался прихода первого и самого главного свидетеля. Когда двери открылись, он даже не заметил, посчитав этот щелчок игрой воображение. Такая его реакция неудивительна, в последнее время на него что только не свалилось. – Паша Хазрет Лери… – дрожащий голос прозвучал где-то в другом конце комнаты. Ибрагим глубоко вздохнул и наконец выбросил из рук надоевший камень. Он устало поднял глаза на Мерджан агу, что ничуть не меньше был подавлен смертью госпожи, и, поднявшись со стола, подошел к нему. – Мерджан, – Ибрагим кашлянул, было трудно говорить из-за засохшего горла, – я вызвал тебя первым, так как ты единственный, кто всегда и везде сопровождал госпожу. – Я не уберег ее… я оступился… я… Это все, что он успел сказать, прежде чем слезы нахлынули на него, и он разрыдался, как маленький ребенок. – Ну, что ты… – Ибрагим похлопал его по плечу, пытаясь подбодрить, – тебе лучше думать о том, чтобы помочь мне найти убийцу… иначе… Паша растянул последнее слово так искусно, что без лишних объяснений дал понять: он не потерпит излишних соплей и кислого лица аги, и при малейшей оплошности тот отправиться вслед за своей дражайшей госпожой. Через пару секунд Мерджан вытер последнюю слезинку и заставил себя успокоиться. Ибрагим прошел обратно к себе, и жестом руки велел аге присесть на тахту. Тот повиновался. – Рассказывай, в мельчайших подробностях доложи мне, что делала госпожа вчера, с кем говорила, какое у нее было настроение, какие планы на день… Мерджан приступил к рассказу…

***

Дворец Ибрагим паши. Утро предыдущего дня, 14 августа. Полоумная младшая сестра султана, что уже успела выбить мужа из колеи и довести до нервного срыва, принялась за сестрёнку. – Он от меня что-то скрывает, Шах, я знаю! Знаю! Расхаживая по главному залу, стены которого вдоволь наполнились ее криками и слезами, она снова что-то бормотала под носом и то и дело выкрикивала одну и ту же фразу, издавая при этом истошные вопли. – Ибрагим! Он разлюбил меня! Я не вынесу этого! Не вынесу! Терпение каменной Шах султан подошло к концу. Она последний раз кинула свой уравновешенный взгляд на сестру, а потом, как по щелчку пальцев, вскочила с дивана, и, словно ураган подбежав к Хатидже, влепила ей пощёчину с такой силой, что последняя свалилась на пол, а эхо от удара раздалось по всем уголкам зала. – Довольно! Хатидже замерла, устремив свой испуганный взгляд на сестру. Ее щека горела, словно сотни иголок разом пронзили кожу, вырисовывая следы пальцев султанши. – Как ты смеешь так позорить нашу семью?! Как ты смеешь убиваться из-за какого-то жалкого раба?! Я уничтожу тебя, сотру в порошок, если не опомнишься наконец! Выплюнув наружу весь накопившийся гнев, султанша кинулась к выходу. – Жалкая рабыня, вот ты кто! Но уж точно не дочь самого султана! Выкрикнула напоследок и покинула зал, оставив сестру наедине.

***

Ох, насколько Ибрагим был рад услышать, что хоть кто-то наконец поставил его женушку на место и вправил ей мозги. Но, по иронии судьбы, этот кто-то уже мертв… После рассказа мерджана об утренней ссоре сестёр, Ибрагим взял перо и написал в списке подозреваемых первое имя: Хатидже.