Прятки с тенью

Топкапы. Три месяца назад. Жизнь удивительная штука. Непредсказуемая, загадочная, опасная. Никто и никогда не может предугадать, что уготовано ему судьбой. Вот и Хюррем султан, еще вчера уверенная в преданности Ибрагима, мчалась к нему со счастливой улыбкой на лице, чтобы сегодня лишиться его благосклонности. — Ибрагим, — она вошла в его покои, словно к себе и, как ни в чем не бывало, подбежала к письменному столу и присела на край, — ты опять весь в этих бумажках! Может отвлечешься хотя бы на день? Мы не виделись целую неделю! Паргали продолжал что-то настойчиво читать, всем своим видом показывая, что не хочет говорить. После его демонстративного отказа начинать диалог, Хюррем надула губы и скрестила руки на груди. Она не собиралась отступать так легко. — Ибрагииииим, Ибрагииииим, — как маленький ребенок, она обиженно проворчала, — мне скучно, ну пожалуйста, Ибрагим, не молчиииии… Он держался стойко. В иной раз ее чары подействовали бы на него моментально, однако вчера он дал себе слово: покончить с ее неуемным безрассудством. — Эх… — Хюррем обиженно вздохнула и отвернулась от него, — видимо я тебе надоела… Пока она небрежно теребила шлейф голубого платья, Ибрагим с тоской смотрел на её рыжие локоны, что отливали золотом в лучах солнца, с восхищением разглядывал нежную кожу и изысканные очертания тела под плотной тканью. Он не мог прикоснуться к ней, не мог позволить чувствам взять вверх. Ещё в самом начале их запретных отношений, оба прекрасно понимали, что в конечном итоге обязательно прольётся кровь. Чья именно — зависело исключительно от их решений и того, насколько хорошо они научатся доверять друг другу. Любой неверный шаг, любая оплошность могла все перечеркнуть. В одну секунду они могли потерять этот единственный, едва уловимый шанс на счастливое будущее. — Идите к себе, Хюррем султан, у меня нет желания говорить с вами, — собрав волю в кулак, Ибрагим приказал ей уйти. Его холодный тон пробился в самое сердце Хюррем, заставив ее застыть как льдинка. Всё лицо мгновенно исказилось: брови выгнулись над зелёными глазами, полными отчаяния, а губы сжались в тонкую линию, когда она попыталась остановить пробежавшую по всему телу дрожь. Если бы только Ибрагим увидел, какую боль причинил ей. Если бы знал тогда, что его попытка преподать ей урок, обернется для них мучительной разлукой. — Что ты хочешь сказать этим? — все еще не поворачиваясь к нему, с надеждой на разъяснение, дрогнувшим голосом спросила Хюррем. — То что должен был сказать давным давно. Все кончено. Мы слишком горды, чтобы работать вместе. Хюррем прикусила губу и покачала головой. Так вот в чем дело. В работе. Значит чувства не играют никакой роли? Или их и не было вовсе? — А я почти поверила, паша. Незаметно убрав слезы с лица, Хюррем покинула кабинет, так и не взглянув на него.

***

Она неделями не выходила из комнаты, а он делал все, чтобы выкинуть из головы навязчивые сомнения, что днем и ночью подталкивали его к примирению. Ибрагим ждал от нее первого шага, а Хюррем даже не думала признавать свою вину. Напротив, свое внимание она переключила на Сулеймана, и при каждом удобном моменте, ловко намекала паше, кого он потерял. Дело дошло до того, что Ибрагим стал все реже появляться во дворце. С каждым днём его отсутствие в жизни Хюррем воспринималось последней как возобновление их вражды. Мысли о том, что их связь была лишь игрой, ставшая впоследствии козырем в руках визиря, не давала хасеки покоя днем и ночью. Ее сердце, словно скованное между глыбами льда, сжималось от обиды и разочарования.

***

Мраморный павильон. Ночь, 15 августа. Бессознательное тело Шах султан, обмотанное дорогими персидскими коврами, по густому призрачному лесу на своих плечах нес убийца, целиком укрытый черной мантией. Дойдя до павильона, он незамедлительно приступил к делу. Жертву разместил в самом большом зале прямо в центре комнаты и, достав из кармана острый кинжал, нанес ей несколько ударов в области шеи, груди и живота. Кровь просочилась наружу сквозь платье султанши и растеклась по полу. Через несколько мгновений ее сердце остановилось. Гробовая тишина окутала павильон. Лишь изредка эхом раздавался стук топора, который нечаянно касался мраморного пола, прорезая насквозь конечности рабов. Им не посчастливилось стать свидетелями убийства госпожи. Уже к рассвету стены здания целиком пропитались запахом крови, а убийца, убедившись, что не оставил никаких улик, поспешил покинуть место преступления.

***

Топкапы. Кабинет великого визиря. Вечер, 20 августа. Вернувшись из покоев госпожи, Ибрагим погрузился в чтение. Книги были единственным спасением в трудную минуту вдали от ее света. Он и не заметил, как неумолимо быстро пролетело время. Ему уже нужно было возвращаться домой: после того, как Хатидже отправили на лечение в Эдирне, дети их совсем остались одни. Однако всякая попытка бросить книгу и подняться с места оборачивалась провалом. Он был настолько уставшим, что вскоре и вовсе оставил чтение и, облокотившись на диване, уставился в потолок. Не прошло и пяти минут как его сознание затерялось в мире снов. Невесомость окутала его тело, подарив долгожданный отдых. Краем уха он все еще мог слышать тихие шаги слуг или же шорох дождя, что напоминал мелодию скрипки. Ему снилась она. Хюррем лежит на кровати совсем рядом, так близко, что он отчётливо видит очертания ее оголенного тела, каждую извилину, каждую родинку. Лучи солнца освещают ее светло-розовую кожу и алые губы, что расплываются в счастливой улыбке. Она смеётся так искренне, словно ничего на свете ее не волнует, словно знает, что рядом с ней всегда будет ее Ибрагим. Она воодушевленно что-то рассказывает ему, матая на пальчиках пряди золотых волос и вальяжно жестикулируя тонкими руками, словно играя на музыкальном инструменте. Неожиданно она поворачивает голову к нему. Ее невинный взгляд полный любви проникает в самую душу паргали, пробуждая потаенные желания. — Ибрагим… Ее голос звучит откуда-то издалека. Он четко слышит ее, однако перед глазами теперь уже не Хюррем. — Ибрагим? Густой туман начал рассеиваться, когда паргали открыл полусонные глаза. Где-то минуту он не мог толком разобрать: она в действительности стоит перед ним или же это продолжение его сна? — Я стучала, но мне никто не ответил, поэтому решила зайти… не хотела будить… Хрипловатый шепот, посиневшие губы и черные круги под потухшими глазами выдали реальную Хюррем. Ее болезненный вид напугал Ибрагима до смерти. Одно дело видеть ее в постели, но совсем другое — едва стоящую на ногах. Ибрагим протер глаза и сурово проговорил: — Ты почему поднялась с постели? С ума сошла? Он вскочил на ноги и, схватив ее за локоть, повел обратно к дивану. — Нам надо поговорить… надо поговорить об очень важном деле… Ей было тяжело говорить. Из-за давления в области груди, постоянного кашля и покрасневшего горла голосовые связки словно царапали шею при каждом слове. Ибрагим усадил ее на диван, положил несколько подушек за спину, укрыл одеялом и присел рядом. — Ты не в силах говорить сейчас. Уж очень интересно ему было, что у госпожи на уме. Только вот сейчас гораздо важнее поставить ее на ноги. — Мне нужно знать правду… Она никак не унималась. Не обращала никакого внимания на раздраженный взгляд Ибрагима, прикованный к себе. Привыкла. Он всегда так смотрел, когда она капризничала. Еще один приступ удушливого кашля заставил ее всю сжаться. Она прижалась к коленям и закрыла лицо руками. Он подсел к ней еще ближе. Принял такое же положение и исподлобья смирившимся тоном спросил: — Ну о чем? О чем именно ты хочешь знать, а? Она открыла лицо и, встретившись с его сочувствующим взглядом, промолвила: — Почему ты убил ее?