Прятки с тенью

Топкапы. Покои Валиде султан. Вечер, 16 октября. Солнце давно ушло за горизонт, забрав с собой последние отблески надежды. День за днём время тянулось все медленнее, превращая и без того тягостное ожидание в бесконечную адскую петлю. День за днем она медленно сгорала в пламени собственной души, становясь холоднее льда и погружаясь в темную бездну отчаяния. В памяти предательски мелькали его карие глаза, что с восхищением смотрели на нее в последнюю их ночь. Обрывистые воспоминания пленили ее разум, оторвав от внешнего мира. Счастье, что непременно должно было украсить эту бренную жизнь после вступления ее сына на престол, словно минуло Хюррем стороной, ведь цена ее была неимоверно высока. Она стоила жизни всех, кто шёл с султаншей рука об руку; всех, кто стал для нее дороже власти. Смех и радость эхом раздавались из глубин сада, едва добираясь до ушей госпожи, что с пеленой обжигающих слез на глазах вспоминала мелодию родной скрипки. Она сидела на террасе с опущенной головой, то и дело направляя тоскующий взгляд на балкон, где с трудом вырисовывала его образ. — Госпожа моя, — осторожно молвил Сюмбюль, подойдя к ней, — вы несколько дней не спали, может все-таки отдохнете немного? Хюррем глубоко вздохнула. Ее уставшие глаза остановились на физиономии аги, что разрушил ее грезы. — Не могу, Сюмбюль… Хюррем удрученно протерла глаза и, убрав скатившиеся пряди волос за уши, с упованием на милость Всевышнего спросила: — Его тело так и не нашли? Слуга сочувственно покачал головой. Хюррем же вновь обрела призрачную надежду, что в один миг могла исчезнуть. — Оставь меня.

***

Топкапы. Покои султана. Утро, 21 сентября. Пока хасеки с печалью на лице обнимала мужа, отправляя его на верную гибель, ее глаза проникали в самое сердце визиря, что стоял за падишахом. Она без слов улыбалась ему. Взгляд ее излучал веру и любовь, что теперь хранилась в сердце лишь для него. Он кивнул ей. Легкая улыбка показалась на лице, но была она отнюдь не радостной. Ибрагим боялся не смерти. Нет. Главным его страхом было потерять ее, свое бесценное сокровище, что он с таким трудом приобрел, пробираясь сквозь пучину непроходимых пыток судьбы. Султан поцеловал рыжую макушку жены. Он посмотрел в ее изумрудные глаза, что уже давно не дарили ту бесконечную любовь, и, издав обреченный смешок, покинул покои. Человек, как бы слеп он ни был, всегда чувствует холод даже под самым толстым одеялом притворной нежности. Султан потерял свою госпожу давным давно, и даже многочисленные попытки вернуть былое счастье обернулись провалом. Больше не было надежды. Он ушел. Ушел, прекрасно понимая, что если даже смерть не настигнет его на поле боя в сражении за трон, он больше никогда не будет чувствовать себя живым, если рядом не будет Хюррем. Прежней, любящей его Хюррем. Ибрагим последовал за султаном, успев в последний раз прикоснуться дрожащей руки султанши, что с трудом сдерживала слезы, протягивая ему ладонь.

***

Топкапы. Покои султана. Утро, 25 сентября. Рано утром хасеки Хюррем султан немедленно вызвал на аудиенцию Малкочоглу Бали бей, что принес печальные вести о султане. — Госпожа моя, — поклонился мужчина, войдя в главные покои, где уже ждала Хюррем султан, — спасибо, что пришли так быстро. — Мне сказали, у тебя очень важная весть, — она кивнула, стараясь быть вежливой, но совладать с нахлынувшим волнением оказалось крайне тяжело. Выражение лица бея не сулило ничего хорошего. Он с глубокой печалью в голосе, едва сдерживая просочившиеся слезы, промолвил: — Шехзаде Мустафа был казнен по приказу султана, госпожа, однако… — он замялся, словно сам не верил в то, что собирается сказать. Хюррем выпучила на него глаза, не смея произнести ни слова, и лишь прокручивала в голове варианты развития событий. — Янычары, что были верны старшему наследнику, озверели, увидев тело своего господина, и тут же напали на шатёр падишаха… Ноги непроизвольно подкосились, Хюррем через силу попятилась назад и оперлась рукой на письменный стол, чтобы не потерять равновесие. — Госпожа? — Малкочоглу хотел уже подбежать к ней, однако поднятая рука султанши остановила его. Сердце вот вот готово было выпрыгнуть из груди. Кровь прильнула к голове, когда в сознании начал складываться пазл: Сулейман мертв, Мустафа казнен, а значит… Настал тот долгожданный день, когда она наконец обрела то, к чему стремилась всю жизнь, пройдя путь от обычной русской рабыни до великой валиде султан османской империи. За долгие годы войны она успела повидать все ужасы бытия, столкнуться с демонами преисподней и самой стать одной из них, испачкав руки в крови бесчисленных врагов и даже близких людей. Отныне ее дети, да и она сама, смогут облегченно вздохнуть и ступить на дорогу, полную счастья и покоя. Но в глубине души, где-то в самых темных ее уголках, спряталась совесть, что будет мучить ее, с годами становясь все сильнее. — Сулейман мертв? Малкочоглу сочувственно кивнул. Он видел побледневшее лицо султанши, слышал ее учащённое дыхание и точно был уверен, что смерть падишаха стала для нее ударом ниже пояса. Но кто бы мог подумать, что в ее мыслях засела совершенно другая фигура. И единственное, что сейчас ее беспокоило, это его учесть. — Я… я должна… — Хюррем глубоко вздохнула и вытерла слезы рукавом фиолетового платья, — должна сообщить сыну… — К нему уже отправили гонца, Валиде султан. Сложно было поверить собственным ушам. Она стала той, перед кем преклониться весь мир, и в первую очередь, это сделают те немногочисленные враги, кому посчастливилось выжить. Хюррем выйдет из этих покоев и больше никогда и ни перед кем не склонит голову. — Мой сын, он… он еще молод и… — идеальный момент, чтобы разузнать об Ибрагиме, — ему нужна поддержка. Нужен человек с большим опытом. Великий визирь, — она не назвала его имени, ведь при одной мысли по телу уже пробежали ледяные мурашки, — он вскоре приедет во дворец? Ответ на этот вопрос мог стоить жизни Хюррем, но Бей даже не догадывался об этом, а потому незамедлительно искренне ответил: — Госпожа, паша Хазрет Лери также был в шатре в тот момент… Стук сердца, что отчетливо раздавался в ушах, мгновенно испарился. В глазах потемнело, и если бы Малкочоглу не продолжил говорить, она провалилась бы в лапы смерти. — Однако его тела там не оказалось… Она прищурилась то ли от облегчения, то ли от боли в груди, но через секунду обернулась к мужчине спиной, дабы тот не увидел ее слез, что по визирю лились рекой. — Вы ищете его? — Да, госпожа моя, только я не уверен, удастся ли нам найти живого пашу. На поле, где войско султана столкнулось с приспешниками шехзаде, невозможно отыскать сухого клочка земли. Все пропитано кровью и усеяно трупами… — Пока все не выяснится, обязанности паши на вас. Можете идти. Хюррем поспешно выпроводила его, чувствовала, что долго не протянет. И когда Малкочоглу покинул покои, а двери захлопнулись, Валиде султан упала на холодный камень у потухшего камина и позволила обжигающим слезам полностью накрыть ее измотанное личико. Карма настигла мгновенно – решила Хюррем. Забрав жизнь сына руками отца, она лишилась самого дорогого ей человека. Того, кто удерживал ее на этой грешной земле.

***

Топкапы. Сад. Утро, 10 декабря. Зима в этом году была суровой. Снег, что был так не свойственен в этих краях, накрыл всю столицу с первых дней декабря. Хюррем султан словно смирилась с жестокой судьбой и продолжила жить ради своих детей. Мехмед стал одиннадцатым падишахом империи, на его долю выпала огромная ответственность, поэтому в первые годы правления ему как никогда прежде нужна была поддержка могущественной матери. Новый султан беспрекословно исполнял любую просьбу валиде: первым же делом отправил братьев в санджаки, где они смогут прожить спокойную жизнь со своими семьями. Закон братоубийства же был отменен, и после появления наследников султана, его братья лишатся права на трон без каких-либо исключений. Народ быстро привык к новому султану и спустя время полюбил его как никого раньше. Даже несмотря на ненависть большинства к Хюррем султан, за своего падишаха янычары стояли горой. Михримах султан осталась рядом с матерью и братом, пытаясь забыть Малкочоглу, который так и не ответил ей взаимностью. Мать и дочь часто прогуливались по саду, вспоминая старые добрые времена и предвкушая новые победы.

***

Снег хлопьями опускался на рыжие локоны, несколько секунд украшая прекрасную шевелюру госпожи, а потом таял от ее обжигающего пламени. Она бесцельно шагала вдоль деревьев, крутя в руках пару камней, скрежет которых открывал в сознании воспоминания давно прошедших дней. — Матушка? Хюррем не сразу отозвалась на голос дочери. Лишь с третьего раза она повернулась к ней и вопросительно посмотрела. — Вы в порядке? — Да, дорогая, не переживай, — равнодушно ответила валиде. — Это из-за паши, верно? Вы словно призрак, мама, вы стали его тенью! Прошу, забудьте, отпустите наконец! Он давно мертв! Лицо Хюррем исказилось в жуткой гримасе от слов дочери, словно она только что разбила в дребезги её прекрасный мир грёз, обрушив правду, от которой она настойчиво отказывалась. — Иди к себе, Михримах! Ее глаза горели яростью, так сильно задели слова дочери. Ей хотелось убежать от нее, поскорее вновь оказаться рядом с любимым, пусть даже в воображении. За долю секунды она побежала так далеко, что стражник едва успел догнать ее, дабы сообщить важную весть. — Валиде султан! — он поклонился, когда султанша повернулась, и доложил. — Из Манисы прибыл гонец. Появились новые зацепки по делу Ибрагима паши. Вам стоит немедленно отправиться туда...