Место в твоей жизни

Имя твое — птица в руке, Имя твое — льдинка на языке.

      — Ты считаешь, что это нормально?!       — Серьёзно, Кейт, сколько ему лет?       — Не ожидала от тебя такого!       Кейт хмурится и, чтобы не наговорить лишнего, утыкается трубочкой в высокий стакан с шоколадным коктейлем, ванильной пенкой из взбитых сливок и посыпкой маршмеллоу. Идеальное сочетание рождественских сладостей, но наслаждение заслуженным отдыхом неприятно подпорчивается осуждением подруг.       — Кейт?       Джесс, Рикки и Хлоя смотрят на неё озабоченно, то и дело переглядываясь между собой, и в этих кратких взглядах читается то, что они её ни капельки не понимают. Кейт закатывает глаза и отставляет на стол полупустой стакан.       — Ну, девчо-онки, — жалобно протягивает она. — Я-то думала, что вы меня поймёте. Это же Клинт!       На это заявление сопереживание и поддержки также не находятся.       — Кейти, — начинает Джесс — рассудительная и примерная дочь владельца книжного издательства «Макмиллан Паблишер». — Мы помним про твоё восхищение и влюблённость в «самого человечного из Мстителей», «героя без сверхспособностей», «лучника-Леголаса» и так далее…       — Но, Кейт, — перехватывает Рикки — храбрая и успешная спортсменка, чьи родители владеют сетью Нью-Йоркских фитнес-клубов. — Одно дело — просто фанатеть от взрослого мужика со стрелами, скупать футболки с Хоукаем и самой стать лучницей…       — И, Кейт, совсем другое дело — жить с ним вдвоём в одной квартире в канун Рождества. — Хлоя —модель и третья из её близких подруг, завершающая квартет из «лучших представительниц золотой молодёжи Нью-Йорка».       Кейт с обиженным стоном прислоняется щекой к холодному стакану, но порядком согревшемуся коктейлю с давно растаявшим льдом никак не остудить пыл её недовольства.       — Ну что вы за ханжихи такие, а? Нет чтобы порадоваться за меня. Что я наконец-то могу дотронуться до своей мечты…       — Мы и рады, Кейти. — Джесс перебивает подругу, примирительно поднимая руки и бегло взглянув на экран смартфона. — Но пойми и ты нас. Одно дело, если бы это был Железный человек или Капитан Америка…       — Богатый «мистер Старк» и сексапильные «мистер Роджерс», — многозначительно уточняет Хлоя.       — …Но Клинт Бартон? — Джесс разводит руками. — Было бы чем…       — Старый, — выносят вердикт Рикки и, не дождавшись возражений, продолжает список, загибая пальцы с нюдовым маникюром. — Бедный. Малопопулярный. Обычный.       — Не понимаю, в чём прикол. Он же тебе в отцы годится.       — Ладно, хватит, — обрывает их Хлоя и поворачивается к насупившейся Кейт. — Лучше скажи, как вы с ним сожительствуете.       Кейт с лёгким недоумением смотрит на подругу, в голосе которой скользит столько сахара, что впору вместо кленового сиропа на блинчики лить.       — Ну же, Кейт, — подмигивает Рикки. — Каков в деле «мужчина твоей мечты»?       Кейт ощущает, как против воли алеют щёки. А виной всему эти разговоры и ром в коктейле. Взгляды подруг это также подмечают и становятся ехидно-многозначительными.       — И какова его стрела в действии, м-мм?       — Лучше спросить про размер колчана…       — Хватит, а? — вяло противится Кейт. — Давайте не будем портить этот милый и семейный праздник вашими пошлыми подколами. Нам же не по восемнадцать.       — Он же, должно быть, чертовски ловкий и опытный…       Звонок смартфона помогает Кейт избежать смерти от смущения. И хотя она уверена, что от такого не умирают, проверять не хочется. На экране высвечивается имя виновника этого пикантного разговора.       — Клинт! — выдыхает она в трубку с таким облегчением, что мужчина на том конце обеспокоено спрашивает, всё ли в порядке.       — Да, да! Куда идти? Где встретимся?       — Просто хотел узнать, как дела и когда ты вернёшься. Твой одноглазый пёс подъел все запасы, и я собираюсь в магазин.       — Отлично! Я уже иду.       — Не стоит, сиди спокой…       Кейт первой отключается и поворачивается к подругам:       — Мне пора! — она показательно машет зажатым в руке смартфоном. — У Хоукаев появились новые важные дела!       Девушка обнимается с каждой, забирает врученные подарки и запакованную запеканку для Клинта, накидывает куртку с шарфом и, наслав кучу воздушных поцелуев, бегом покидает ресторан.       Только на улице, поймав в лицо солнечные лучи полуденного солнца и порыв морозного воздуха, ей становится и смешно, и стыдно. Не следовало так спешно покидать девчонок, ведь они не виделись достаточно давно. В кои-то веке мудаки в трениках поутихли, видимо, тоже отправившись за покупками подарков к Рождеству. Немая скво также не появлялась на горизонте наряженного Нью-Йорка, и Кейт смогла выбраться посидеть с подругами, по которым основательно соскучилась.       Да ещё и Клинт самолично выпроводил её на улицу, посетовав, что ему не хватает толики тишины и спокойствия. Кейт же тактично промолчала, не упомянув о том, что для первого ему достаточно выключить наушник, а второй — скука смертная.       Но не прошло и двух часов, как он позвонил, и она тут же вернулась домой.       …Домой.       Называть устаревшую, пропахнувшую кошкой и захламлённую всякими африканскими сувенирами квартиру — домом — Кейт начала с того самого дня, как только Клинт сказал, что останется жить здесь. И пусть не «с ней», а «здесь».       Он в короткий срок превратил пустые комнаты во что-то светлое, уютное, домашнее. Может быть из-за того, что у него была полная семья, он знал, как привнести в одиночество комнат атмосферу настоящего дома.       Сама Кейт всегда проводила Рождество с матерью. Иногда к ним присоединялись её новые ухажёры, иногда сама Кейт приводила кого-нибудь из своих бойфрендов домой. Но от этого рождественский ужин не становился более живым. А настоящих семейных вечеров, когда отец был ещё жив, она уже (в силу возраста) не помнила.       А вот шок, который испытала, узнав, что у Соколиного глаза есть семья — запомнила очень хорошо. С одной стороны, это было ожидаемо: самый человечный из супергероев не мог не иметь семьи. С другой стороны, представить у наёмника Щ.И.Т.а дочь и двух сыновей…

Камень, кинутый в тихий пруд, Всхлипнет так, как тебя зовут.

      Лаки бросается к ней, едва она перешагивает порог квартиры. С громким пыхтением тыкается мокрым носом по карманам, любопытно залезает в подарочные пакеты и, не найдя ничего съестного для себя, обижена гавкает и возвращается к Клинту.       Бартон стоит на кухне, разбирая пакеты из магазина и коленкой отпихивая напористого пса. Кейт снимает шапку, засматривается на него — такого уютного, в чёрной футболке, открывающей забитые рукав, в тёмных домашних штанах. Кейт помнила, как хранила газетные вырезки и фото в интернете, где Хоукай стоял среди костюмированных Мстителей в обычной форме и готовый к борьбе со злом.       Она была влюблена в него, как в героя — уверенного, не боящегося идти против неземных монстров и других смертоносных врагов с одним луком и стрелами. И не верила, что можно быть увлечённой кем-то сильнее, чем этим детским кумиром.       Глядя же на него сейчас, на кухне почти-своей квартиры, она впитывала каждую деталь, каждую морщинку, каждый жест, демонстрирующий, что в любой ситуации можно не потерять сердце и иметь родных.       И этот Клинт — лучшие рождественский подарок, о котором она и мечтать не могла.       — О чём задумалась? — он подходит к ней и принимается развязывать аляпистый шарф, который она забыла снять.       Кейт замирает и забывает ответить, пригретая заботой в его глазах и уверенными движениями ловких пальцев.       — Ты чего так расщебиталась, когда я позвонил?       Клинт отходит, откладывает шарф на полку и протягивает руки, ожидая, когда она снимет куртку.       — Всё прошло нормально?       — Да. — Кейт выскакивает из верхней одежды и передаёт её, и трясёт подарочными пакетами. — Всё прошло отлично.       Он кивает, позволяя себе легко улыбнуться в ответ на её довольную, чуть захмелевшую улыбку на розовощёком лице.       — Тут ещё и тебе есть, — Кейт убирает волосы с лица и откидывает пакеты на диван. Внутри что-то недовольно брякает, и она ойкает, с глупым смешком вжав голову в плечи.       — Надеюсь «моё» лежало не там.       — Не-а, — Кейт осторожность ставит пакет с горячим на стол и принимается разрезать крепко запакованный контейнер.       Лаки, учуявший аппетитный запах, вновь мельтешит под ногами, и Клинт, решив не поддаваться суматохе, уходит в зал. Он не успевает включить телевизоры, как Кейт зовёт обедать купленной в ресторанчики едой.       — Девчонки совсем не изменились, — жалуется Кейт, раскачиваясь на стуле.       Клинт хочет сделать замечание, но еда слишком сильно отвлекает: после сотни разогретых пицц, сытная запеканка интересует куда больше девчачьей болтовни.       — Я им сказала, что мы живём вместе. Они такой шум подняли, — продолжает Кейт, закатив глаза, и вдруг замечает, как посерьёзнело лицо мужчины: — В чём дело?       Прежде чем Клинт успевает дожевать и разродиться гневной тирадой, Кейт умудряется сообразить причину его беспокойства:       — Всё хорошо, они никому не скажут. Да и не знают, в какой квартире мы обосновались. К тому же у каждой личная охрана. Так что нет смысла переживать, что «треники» выйдут на них. И на нас.       Клинт смотрит с упрёком, от чего его взрослое лицо кажется ещё более усталым. И Кейт чувствует, как от чувства вины сжимается сердце.       — Правда. Не переживай, — она тянется рукой к его голове и ласково проводит по короткостриженым волосам, поддерживая и убеждая.       Клинт замирает, но в позе нет напряжения, только удивление этому жесту. И Кейт рада, что он молчит.

Одно-единственное движенье губ. Имя твоё — пять букв. И назовёт его нам в висок Звонко щёлкающий курок.

      Остаток дня они проводят в гостиной, занимаясь раскладкой и усовершенствованием стрел под какую-то новогоднюю программу по телевизору. За окном мелькают огни вечернего Нью-Йорка, вялый снег лениво падает на крыши машин, а в квартире тепло и уютно. Пусть даже и тихо.       Клинт не рассказывает ничего из своей биографии, но сдаётся под напором Кейт, выпрашивающей старые-новые истории о Мстителях. Она боязливо обходит тему Чёрной вдовы и не касается периода Ронина. И Клинт благодарен ей так за такую учтивость.       Под вечер глаза уже начинают слипаться, и Кейт то и дело прерывается на зевок. Пальцы гудят от утомительного скручивания мелких узелков для стрелы-сетки, а подогнутая под себя нога затекла от неудобного положения.       Клинт сидит на полу, облокотившись на диван, и возится с отвёрткой, сооружая стрелу-магнит. Тёплый свет жёлтой гирлянды играет на его лице, завораживая и создавая сказочную атмосферу. Кейт кажется, что у неё в руках тоже магнит, иначе как объяснить, что её так тянет к нему?       Она поднимается с места, откладывает недоделанную стрелу и приседает на пол возле него. Сердце ускоряется, в груди шумит, но в голове тихо-тихо. Как на утро после Рождества.       Клинт вопросительно смотрит на неё, ожидая дальнейших действий.       Кейт, не отдавая отчёта в своих действиях, присаживается к нему, прижимаясь к его боку и укладывая голову ему на плечо. Тепло. Хорошо. Уютно.       Тихо.       Клинт откладывает в сторону отвёртку, стрелу и приобнимет её одной рукой. Так просто, так естественно. Она выдыхает, окончательно расслабляясь.       А когда он начинает заботливо и легко её поглаживать, Кейт хочется, чтобы время остановилось. Снег медленно опускается на землю, но он не может укутать землю так мягко, как это делает Клинт.       Она тает от того, что он позволяет ей прижаться ближе, уткнуться носом в угол между шеей и плечом и вдыхать запах, ставший знакомым и родным. В этом нет никакого подтекста, недосказанности или чего-то иного, что может омрачить момент. Лишь тепло, уют и семейная любовь.       Клинт поворачивается к ней и мягко целует в макушку. Это настолько нереально, что Кейт думает, что задремала. Или попала в сказку.       Маленькая, наряженная ёлка, россыпь разноцветных отблесков от гирлянды и комфортные объятия Клинта — ей становится спокойно и легко. «Как приятно быть вместе», — греет невесомая мысль-вуаль, медленно затихающая в её сонной голове.       Так думает и Лаки, решивший присоединиться к мирно сплетённым телам на полу. Только делает это на свой собачий манер, тяжело усаживаясь прямо на Кейт, вертлявым хвостом проходясь по лицу Клинта и оглушающе лая. Чем портит всю сказочную атмосферу.       — Лаки! — громко упрекает Кейт, окончательно просыпаясь и теряя последние остатки волшебного момента. — Ты не «пицца-пёс», ты «блин-пёс»!       Вдвоём они поднимаются с пола, стремясь уклониться от слишком любвеобильного пса. Клинт смеётся над её ворчанием и убирает руку, чтобы отмахнуть от себя собачью морду с высунутым языком, норовящим пройтись по его лицу.       — Не шуми на него. Может, мальчик тоже хотел немного рождественского уюта?       Кейт демонстративно фыркает, вкладывая в это всё, что думает о плохо воспитанных собаках. И косо посматривает, как Клинт треплет пса по голове, сожалея, что больше эти руки её не погладят.       И от холода внезапно нахлынувшего одиночества, от упущенной нежности и заботы, внутри что-то больно хрустит, надрываясь.       И слёзы бессильной ярости внезапно поднимаются из глубины сердца.       «Не твой, не твой. Не твоя семья, не для тебя…» — бьёт по мозгам ужаснейшая правда, и с каждым вдохом дышать становится всё тяжелее. Кейт обхватывает себя руками, будто пытаясь удержать разлетающееся на клочья сердце.       Хочется опуститься на колени и зарыдать — горько-горько, подобно обделённому ребёнку. Но совсем не из-за игрушки. Клинт стал ей дорог, слишком дорог, куда дороже обычного напарника. Куда ближе, чем приятель. Куда любимее, чем друг. И столь же далёкий, как погибший отец.       Её разрывает от невозможности расставить по местам свои чувства, дать им определения и повесить ярлыки. Клинт ей не отец, но он заботится, поддерживает и подбадривает как родной человек. Клинт ей не любовник — но влечёт к нему сильно, как к увлечению юности, приправленному пикантностью опыта и возраста.       Она будто под падает в пустоту, слишком тесную и глухую, в которую загнала сама себя. Своими мыслями, своими детскими надеждами и мечтами. Которым не суждено сбыться. Которые навсегда останутся мечтами.       Ведь Клинт не может ответить ни на одну из возлагаемых на него ролей. У него есть свои дети — и новый проблемный двадцатитрёхлетний ребёнок ему не нужен. У него есть супруга — и он слишком честен, чтобы делать любовницу из двадцатитрёхлетней фанатки. И он слишком ранен смертью своей подруги-профессионалки Чёрной вдовы, чтобы брать новую напарницу-неудачницу.       Она ему никто, лишь помеха на пути к семейному Рождеству. И осознавать это — больно.       …Клинт замечает её тоскливый взгляд — не может не заметить: с его-то внимательностью и статусом примерного отца — и, несколько замявшись, приглашающе протягивает руку:       — Иди сюда.       Он зовёт негромко, старательно смотря на ёлку позади неё, и у Кейт перехватывает дыхание: «Неужели?..». Она делает пару неловких шагов, глядя прямо в его лицо.       Клинт, как всегда, устал и грустен. Морщины, серые глаза и горечь в изломе рта. Наверное, скучает по своей семье.       Кейт не может быть для него заменой, но он сам заменяет ей всех. И, к сожалению для неё, он это слишком хорошо понимает.       — Идём сюда.       Кейт, чтобы поверить, нужно сказать дважды. И она бросается в его объятия с отчаянием тонущего человека, увидевшего спасательный круг. Обнимает крепко, со всей внутренней силой, стискивает плечи до побелевших костяшек, зная, что этот момент никогда не повторится. И громко выдыхает, ощущая, как смыкаются его руки за её спиной.       Клинт крепко прижимает её к себе, зарывается в волосы, обдавая тёплым дыханием виски, и ласково покачивает в объятиях, будто танцуя.       И в её тьму проникает свет надежды.