The Character

      

первое, о чем я подумал, увидев тебя, что хочу все разрушить.

      Возвращаться в старый ритм учебы превратилось в самое изнуряющее для Тэхена занятие. Он не мог заставить себя привлечь внимание к профессору Нишимуре, древнему, как сама жизнь, преподавателю философии и литературы античности.       С профессором он знаком давно: античность шла у них общим предметом с самого первого курса. Оказывается, если вы хотите стать хорошим писателем, вам обязательно нужно целых два семестра считать ремешки на сандалиях Одиссея, затем еще два давить и искоренять в себе любой вид улыбки при виде имени Архилох – профессор следил за каждым, поправляя свои огромные очки.       В последнем семестре Тэхену хотелось оживить пару исторических трупов, например, Македонского, чтобы его смерть никогда не дала начала для эллинизма. От античности его искренне тошнило. И дело было не в профессоре и не в эллинизме, он не имел ничего и против Платона, который сквозит в каждом философском движении, если верить профессору Нишимуре.       «Хочешь понять Шопенгауэра или Гегеля?», рассуждал сам с собой профессор однажды, «Читай Канта. Хочешь понять Канта – придется сначала прочитать Платона. И так всегда, сколько бы я не хотел понять – приходилось постоянно понимать Платона. А я ведь был даже не уверен – Платон ли это или еще Сократ? Мда», цокнул старик, «Пока понимал, оглянулся немного, и вдруг уже стою в этой аудитории – читаю вам лекции».       Так вот, чувство тошноты возникало в нем совсем не от этого. Просто до недавних пор, когда он еще помнил, как создать историю, Тэхен был уверен, что ему не нужно ничего знать обо всех этих чудных именах прошлого, чтобы писать. Сейчас же, когда воспоминание исчезло, он был уверен, что даже имей он все знание мира, это не поможет ему вспомнить.       Он жил с «синдромом чистого листа» ровно с тех пор, как поставил последнюю точку в своем пересказе «Опасных связей». Эта работа сделала его гением на курсе, хотя, признаться, он использовал ужасно грязный прием – поменял местами охотников и жертв, и выпустил это в свет. Тэхену казалось, что баллы ему накинули просто за наглость – его сценарий с учетом официально известных экранизаций был тысячной попыткой пересказать одну и ту же историю.       Первые месяцы он не особо переживал – раньше у него были периоды, когда его писательская рука уставала – нужно было новое увлечение, которое захлестнет его достаточно, чтобы создать что-то новое. И все же, время шло, а этот момент так и не наступил.       Тэхен расстроен и возможно, он немного в депрессии. Думая об этом в таком ключе, он немного поморщился. Слово, набившее оскомину. Это чувство не хочется называть так, потому что он не планирует повеситься в следующий понедельник или испечь кексов с цианидом, он просто немного устал. Это считается депрессией?       Иногда он уходит от всех глубоко в свои мысли, ища причину застоя, пытаясь воссоздать в деталях весь прошлый год, выискивая плохой поворот или неудачный период, но нет. Абсолютно ничего.       Ничего не происходило. Возможно, что в этом и проблема. «Искусство должно исходить из страдания», добрая половина преподавателей считала именно так. Писать стоит о том, что тебя трогает, а больше всего тебя трогает то, что ранит.       Но Тэхен ведь не был таким человеком. Он не был сильно ранимым, редко плакал и редко улыбался, у него никогда не было искреннего вдохновения, о котором все пытались его спросить. Он писал только потому, что не мог иначе и кроме писательства не был ни на что способен.       У него не было мотивации, просто стоило ему прислушаться к своим ощущениям, как руки начинали невыносимо чесаться, а сердце чуть чаще стучать, в голове просто сидело это желание – написать что-то. Он даже не до конца уверен, были ли это его мысли, настолько это желание сидело в нем в отрыве от всех остальных занятий. Он писал часто, долго и довольно давно – примерно со средней школы.       Поэтому сейчас, когда он точно так же слушал себя, а в ответ ему не доставалось ничего, это вводило его в жизненный ступор. Нельзя сказать, что он переживал потери, ведь таланту нужно появиться, чтобы его потерять, а Тэхен просто считал себя хорошим специалистом. Правда, радоваться тоже было нечему, потому что специальности у него не было больше ни в чем.       На самом деле, он пока никому этого не рассказал. Его компания, такие же студенты Сеульского национального университета, просто бы не смогли ему помочь. Они все были другими. Юнги был режиссером со времен, как в пять лет ему в руки попал старенький фотоаппарат, и ни разу с тех пор не испытывал трудностей, Чимин и Сокджин просто были людьми вдохновения, которое было для него чем-то неестественным. Они мучились от его отсутствия, но и быстро находили. Ну а Намджуна Тэхен просто никогда не понимал. Он был тихим созерцателем и даже в их близкой компании никогда не говорил дольше положенного и не повышал голоса. Одним словом, ситуация была до жути безвыходной.       В попытке вернуть себе потерянный кусочек, Тэхен ушел за поиском адреналина, который бы, как дефибриллятор, вернул к жизни клинически умершее: он пил и нарывался на проблемы, он уходил в горы в одиночестве и даже пытался понять устройство секты, в которую его позвали странные женщины, пока он сидел один в городском парке. Однако это все больше и больше удаляло его от писательства, и даже от себя самого. Он просто не мог заставить себя чувствовать больше, чем и так умел.       В конце концов, Тэхен вернулся к обычной жизни: без вдохновения, без минимальной идеи и, измотанный активным образом жизни, без желания более что-то предпринимать.       В кармане завибрировал телефон. Незаметно поковырявшись под партой, он достал его и прочитал входящее.       Чимини       «Ты придешь к нам?хх       нас с Джини уже отпустили».       Вы       «Если Нишимура перестанет вспоминать, как он вдруг проснулся, а на нем уже огромные старческие очки, то буду свободен через пять минут».       Чимини       «Ок».       К счастью, когда прозвенел звонок, профессор спокойно их отпустил. Тэхен даже не доставал тетради из сумки, поэтому быстро вылетел из аудитории и спустился по лестнице, ведущей на улицу. С тех пор, как он поступил сюда с Чимином и Юнги, и сделал их своей маленькой компанией, место сбора всегда было одинаковым – на круглых скамейках во внутреннем дворе корпуса. Конечно, это не было только их местом, скамеек там было миллион, но они считали его своим.       Изначально они были друзьями втроем, если так можно было назвать их совместное молчание. Он, Чимин и Юнги, отличались разной степенью своей социальности, но все же оставались достаточно интровертными личностями. Чаще всего разговаривали только Тэхен и Чимин, пока Юнги лежал где-то в траве, подставив лицо ветру.       Позже, Чимин привел к ним Сокджина, потому что они всегда сидели вместе на парах, и все они приняли его спокойно – в творческой среде принято сразу чувствовать, что градус сумасшествия другого будет идеально совпадать с твоим собственным. Джин уже привел Намджуна, по известным причинам, и никто снова не стал возражать. С тех пор они дружили только таким составом. Юнги никого не привел, потому что кроме Чимина и съемок его никто не интересовал, а Тэхен не заводил друзей с тех пор как ему исполнилось пятнадцать.       Он, новенький мальчик в Тэгу, просто решил сесть рядом со спящим ребенком, потому что боялся любых вопросов от одноклассников. Он всегда был чересчур стеснительным. Спящим ребенком оказался Юнги, который полгода не задавал ему никаких вопросов, пока в один день остановил Тэхена посередине школьного класса:       – Ты сможешь побыть моделью в моем видео?       – Э?       Примерно так все и началось.       Когда он вышел, ребята уже ждали его: Юнги спал на коленях Чимина – или просто лежал, с ним никогда не угадаешь. Думаешь, что он спит, пока он внезапно не добавляет что-то в разговор, и укладывается обратно. Чимин же с Сокджином что-то в полголоса обсуждали.       – Ничего удивительного, что его поставили именно к Намджун-и, - смеется Джин, - Ты же знаешь, когда дело касается всего маленького и потерянного, он не сможет устоять.       Чимин тихо хихикает в ответ, перебирая пальцами волосы Юнги. Тэхен падает на землю рядом с ними.       - Что произошло?       - Намджуна поставили куратором к первогодке, - объясняют ему.       - Оу, ну, мне тоже предлагали, - пожимает плечами Тэхен, - Но я понятия не имею, чему я мог бы их научить.       - Я сказал тоже самое, - тихо пробормотал Юнги, не открывая глаз, - Намджун, кстати, тоже. Нас выловили в коридоре эти активисты, - он пренебрежительно махнул рукой. В миропонимании Юнги, люди, которые стремились создать себе какие-то выдуманные дела, типа организации студенческих кружков, хоров или чем там они занимаются, на самом деле прислуживают Сатане или бьют соседских детей, пока никто не видит. Одним словом, количеством своих позитивных дел замаливают грешки.       - Но вы же его знаете, - продолжил он. - «Бедные дети без опытного куратора могут не справиться», - пародирует Юнги, смешно морща нос, - И он уже побежал оформлять опеку.       Остальные ребята улыбались. В этом был весь Намджун: он всегда терпеливо ждал всех отстающих, миллион раз опаздывал на занятие, неся сумки для всех стариков, которых встретит. Он безмерно обожал животных, хотя те его ненавидели и впивались когтями ему в лицо, когда он подходил с едой, и всегда плакал в конце фильмов, даже если они хорошо заканчивались. Странно было, что его еще раньше не взяли в оборот все студенческие активы: он имел страшную болезнь под названием «не могу никому отказать, если знаю, что могу помочь» - его собственная цитата, к слову.       Все они любили его, но никогда не могли прозваться хоть немного добрыми: Сокджин считался немного не от мира сего, он не производил того впечатления надежности, которое шло от Намджуна, скорее уж, совершенно наоборот: он был тем, кому хотелось пожертвовать немного денег, чтобы облегчить его долю.       Чимин был слишком застенчивым, чтобы вести хоть сколько-нибудь активную социальную жизнь, плюс, привязавшийся к нему Юнги, как сторожевой пес, не давал никому сесть Чимину на шею. Когда они только поступили, много людей мечтало хотя бы немного поболтать с Чимином: он красивый, мягкий и похож на маленького ангелочка. Первый месяц ни Тэхен, ни Юнги, не могли даже подсесть к нему в столовой или подойти на перерыве: он был облеплен десятком людей, которые подкладывали ему еду или записки в руки, заводили разговоры или даже прямо говорили о любви.       В конце концов, Чимин не выдержал: прибежал к ним двоим в слезах, подумал, что его бросили. Тогда Тэхен просто расплакался вместе с ним, потому что он тоже думал, что его бросили, а Юнги только смотрел на них, устало вздохнул, но так ничего и не сказал. А на следующий день, когда Чимина снова донимала какая-то девушка с предложением о прогулке, кино или еще чем-нибудь, пожалуйста, Чимин-щи, он просто предложил ему встречаться прямо в коридоре.       Встречаться они, конечно же, не начали. Чимин подумал, что эта фраза стала просто странной попыткой спасти друга, хотя Тэ, который был действительно другом Юнги долгое время, мог точно сказать, что нет. Возможно, он ведет себя как королева драмы, но иногда кажется, что даже если бы Тэхена оккупировала сотня голодных до свиданий женщин, Юнги бы просто развернулся и ушел, чтобы не создавать себе проблем.       Но их отношения действительно изменились с тех пор: теперь эти двое были вместе почти постоянно, их касания постепенно стали отличаться от тех, который каждый из них дарил Тэхену. Чимин теперь был милой хозяйкой злобного блондина-режиссера. Клише.       А Тэхен… Честно сказать, он был не уверен, но с самого его поступления вокруг него был словно бы невидимый пузырь: за все три года, никто не заговаривал с ним дольше, чем на пять минут. И чем успешнее он становился как писатель и студент, тем шире становилась эта граница: на лекции все сидели от него не небольшом расстоянии, даже если аудитория была забита множеством студентов.       Так и выходит, что всех, кроме Намджуна, в их компании можно считать маргинальными студенческими элементами. Тем не менее, они все еще считались лучшими студентами своих факультетов.       - Как там Нишимура, Тэ? – улыбнулся Чимин.       - Все еще не может смириться с тем, что ему уже четыреста лет, - вяло ответил Тэхен, укладываясь на траву, - Как там ваши костюмерные дела?       - Отлично, - ответил ему Джин, - Кроме того, что нас оккупировали второкурсники с просьбами узнать у тебя, как ты представлял себе Сесиль, когда писал.       - Надеюсь, ты ответил им сам, - посмеялся Тэхен, - Потому что я бы не смог выдумать ничего адекватного.       - Я и ответил, - ответил костюмер, - Сказал, что ты представлял ее голой.       Тэхен приподнялся на руках с земли и уставился на Сокджина.       - Серьезно? Они и так думают, что я фрик, и не приближаются ко мне за километр. Теперь меня отселят в соседний кампус, - он устало выдохнул и лег обратно. Ребята засмеялись, даже на губах Юнги была легкая улыбка.       Сокджин посмотрел на него с жалостью:       - Дорогой, если бы от тебя не отсвечивал этот купол недосягаемого гения, - он поморщился и выставил руку вперед, как-будто от Тэхена исходило свечение, - люди бы иногда к тебе подходили. И сделай что-нибудь со своим лицом.       - Я с ним родился.       - Это всех и удивляет.       Тэхен задумался. Неужели он выглядит таким? В его глазах он был самым обычным, закрытым, потому что не считал, что свое мнение можно высказывать, где попало, и бросать советами в жизни других людей. Он не улыбался, потому что был часто в своих мыслях, но не помнил, чтобы когда-то грубил. Выходит, что два этих фактора сложились в то, что для всех он считал себя выше других людей. Возможно, это его обижает. Или не очень. Его устраивала та компания, в которой он находился, но он все же оставался человеком социума. Иногда хотелось хотя бы на занятиях поговорить с кем-то о ерунде, обсудить, какой смешной сегодня Нишимура или их преподаватель по английской литературе.       - Не знаю, чем им не угодило мое лицо, - все-таки ответил он, - Я все-таки не строю какие-то страшные рожи, просто не могу улыбаться просто так.       - Тэ, душа моя, - ответил за него Юнги, - Он говорил не про выражение, а про то, что ты как с картины сошел. Нацепи на тебя все эти фраки, костюмы и сам сможешь сыграть своего Вальтера.       Тэхен засмеялся.       - О, - крикнул Сокджин, - Намджун! Сюда!       Все поморщились от не к месту громкого звука, но Джин просто отмахнулся от их недовольных лиц.       Когда Наджун подошел, никто даже не поднялся со своего места. В их аутсайдерской компании радость от встречи считалась моветоном. Тем не менее, Тэхен услышал еще одни шаги, и открыл глаза.       Рядом с Намджуном стоял парень. Тэхен умеет оценивать людей объективно, и этот парень был объективно красив.       Он держался уверенно и стоял строго, почти по-армейски, и вместе с тем так властно, сложно весь Сеул принадлежит только ему. На лице застыло строгое выражение, словно его напрягали даже звуки вокруг. Тэхен никогда не встречал еще таких людей в жизни, да и не смог бы – такой типаж характерен для всех бизнесменов после сорока, словно бы мир уже давно был в их руках и они это знали, и поверьте Тэхену, он прекрасно разбирался в категориях личностей, он о них писал. Таких студентов не бывает.       Каштановые волосы, которые красиво лежали волнами, крепкое и очень спортивное тело. Он был ростом почти как Намджун и точно был выше Тэхена, если бы он встал сейчас, почувствовал бы себя маленькой девочкой, а Тэхен прекрасно знал, насколько редко он так себя ощущал.       Казалось, что он смотрел на него несколько минут или время просто остановилось. Парень смотрел на него в ответ, но все эмоции оставались ему непонятны.       Голос Намджуна разбил застывшее время.       - Привет, ребята, - как всегда тихо и мягко произнес он, - Это Чонгук, наш первокурсник, - парень вежливо кивнул, - Я… эээ… знаю, что мы всегда в нашем кругу, но на несколько месяцев я буду его куратором, поэтому…       - Мы поняли, дорогой, - прервал его Джин, - Теперь это наш новый друг. Привет, Чонгук. Я Сокджин, это Чимин, Юнги и Тэхен, - он показал пальцами на каждого, - Мы все тут третьекурсники и немного не вливаемся во все студенческие тусовки, - Джин покрутил пальцем у виска, - так что можем дать тебе только странные советы, из-за которых тебя возможно отчислят. Но в целом мы не кусаемся. Ну, может быть Юнги.       Юнги недовольно нахмурился.       - Я не кусаю людей.       - Да-да, злобный питомец Чимина, мы поняли, - Чимин придержал Юнги за плечо, чтобы он не устраивал ссоры с Джином. Сокджин многозначительно на это посмотрел. Затем перевел взгляд обратно на Чонгука.       - В общем, если сидеть с нами действительно поможет тебе влиться в жизнь универа, то мы к твоим услугам.       Чонгук кивнул.       - Я, - начал он. Тэхен старался не зажмуриться, когда услышал грубый и немного хриплый мужской голос, у него была очевидная слабость перед такими голосами.       - Я не очень лажу с людьми, на самом деле, - слишком уверенно для социофоба (по мнению одного Тэхена), сказал Чонгук, - Возможно, с вами я тоже не полажу.       - Отлично, - Сокджин хлопнул в ладоши и немного подвинулся, уступая место рядом с собой, как-будто здесь не было всего свободного парка, - Звучит как начало долгой дружбы.       И тогда Чонгук улыбнулся. В будущем Тэхен поймет, что именно в этот момент, когда немного пугающая его гора силы с невозмутимым лицом превратилась в восемнадцатилетнего парня с мягкой улыбкой и совершенно чистыми, добрыми глазами, произошло это. Он был влюблен.       И с этого момента начался наш кошмар. Когда я увидел тебя, где-то внутри я сразу почувствовал, что мне надо бежать от тебя как можно дальше. Я видел твой взгляд - ты чувствовал то же самое. Нам лучше было поддаться рефлексу наших тел и разбежаться в разные стороны. Мы, как герои плохого романа, заранее знали, что грядёт новый сюжет.       Все просто: я был обычным человеком, а ты был болен. Я должен был страдать и, в конце концов, спасти тебя.       Но Бог перепутал наши листы, все истории мира смешались. Никто из нас больше не понимал, как действовать, и, в итоге, это ты спас меня. Это я был болен.