Butterfly: история вторая. Ураганы

      Уже больше месяца Чимин казался Юнги миражом. Ему казалось, парень сильно изменился и стал избегать его после того самого разговора о переезде. Он поздно возвращался домой и почти не позволял себя касаться, если не считать редких лёгких поцелуев. Юнги забыл, когда последний раз обнимал его, и это сводило с ума.       Самое обидное — Юнги не понимал, что он сделал не так. Если бы он был хоть в чём-то виноват… Но он не мог вспомнить ничего такого. Кроме того самого разговора о переезде. Когда он пытался поговорить об этом, Чимин говорил, что всё в порядке, и у Юнги не было оснований ему не верить: этот парень никогда не был капризным. Он не мог обидеться по таким пустячным поводам, отказываясь, к тому же, даже сказать о том, что его беспокоит. Чимин всегда говорил, если ему что-нибудь не нравилось. Но факт оставался фактом: Чимин избегал Юнги.       Зато он не в пример больше времени стал проводить с Тэхёном. Они постоянно находились рядом в агентстве, а после Чимин вместо того, чтобы сразу пойти домой, сначала уходил «пить чай» с Тэхёном и его бабушкой. Перед работой теперь тоже Чимин заходил за Тэхёном, а не наоборот, как было раньше, причём делал это примерно за час до необходимого, так что Юнги удивлялся, чем можно там столько времени заниматься. Чимин этого мелкого лично одевает, что ли?       А ещё Юнги заметил изменившиеся предпочтения Чимина в одежде. Если раньше парень предпочитал что-то закрытое, яркое и синтетическое, то сейчас начал носить в основном однотонно-белые свободные хлопчатобумажные рубашки. Юнги боялся.       Мысли об измене он гнал от себя поганой метлой: взгляд Чимина на него, всегда такой тёплый и сияющий, нисколько не изменился. Просто Юнги… Переставал узнавать его. Он знал, насколько Чимин тактильный и как сильно ему требуется чувствовать себя живым, но именно сейчас он сам отталкивал Юнги, сам избегал почти любого вида касаний.       Разговор с Тэхёном ничего не дал: парень косил под дурачка и не вносил в происходящее ровно никакой ясности. Зато Юнги всё же удалось узнать, что тогда так напугало Чимина в автобусе. Тэхён сказал, что Чимин увидел бабочку, ударившуюся о стекло, и что Чимин не стал с ним это обсуждать. А ещё сказал, что это первый человек на его памяти, которого пугают бабочки. Юнги это не удивило, но то, что Чимин придаёт такое значение вполне банальным вещам, беспокоило. Наверное, он до сих пор был ранен сильнее, чем Юнги мог себе представить. Такая скрытность Чимина невероятно злила его, но он молчал, опасаясь спугнуть и только сильнее оттолкнуть от себя этого парня. Если его лишат ещё и лёгких поцелуев в губы с утра и перед сном, он точно не выдержит. А такое может произойти, учитывая природную «мягкость и тактичность» Юнги.       Они снова шли домой с остановки вместе, и Юнги внимательно наблюдал за идущими по обыкновению чуть впереди двумя младшими парнями. Они смеялись и дурачились, но, как он понял с некоторой степенью внутреннего удовлетворения, Тэхён тоже почти не касался Чимина. Да, почти полный отказ Чимина от физического контакта несколько пугал и озадачивал, но то, что условия были равными для всех, неизменно радовало.       Внезапно Тэхён осторожно обнял Чимина со спины за шею, и Юнги напрягся. Но рыжеволосый парнишка не то что не возмутился этому, а даже, как показалось Юнги, чуть не замурлыкал. Он только мягко погладил обнимающие его руки и продолжил движение вперёд. Наверное, это стало последней каплей. Ни разу за почти полтора месяца Юнги не мог даже обнять Чимина, хотя вроде как, считается для него самым близким человеком. А Тэхёну, значит, можно? Поэтому когда Чимин перед подъездом снова заявил, что отправляется в гости к Тэхёну, внутри против воли разгорелось протестующее, всепоглощающее пламя ревности.       Замок входной двери тихо щёлкнул в начале двенадцатого, и Юнги мрачно хмыкнул. Он не включал свет, и теперь силуэт Чимина мрачно выделялся в дверном проёме тёмной комнаты. Но он совершенно не походил на таракана. Он был всё так же заоблачно прекрасен. Юнги поднялся и медленно приблизился к замеревшей неподвижно родной фигуре, сразу включая свет. — Почему ты сидел в темноте? — слегка дрогнувшим голосом спросил Чимин, машинально нервно поправляя ворот неизменно белой хлопчатобумажной рубашки.       Две верхние пуговицы были расстёгнуты. Юнги помнил, что когда Чимин уходил к Тэхёну, была расстёгнута лишь одна. Он бесцветно ухмыльнулся, делая ещё один шаг к Чимину, который теперь вынужден был слегка отступить назад, натыкаясь спиной на ближайшую стену рядом с выключателем. — Хён? — по обыкновению мягко промурлыкал он, но в карамельных глазах очевидно плескалось смятение. — Что с тобой? Ты пугаешь меня.       Не отвечая, Юнги осторожно тронул запястье Чимина, отводя его в сторону и прижимая к стене одной рукой. Второй он принялся мягко расстёгивать пуговицы его рубашки. Чимин дёрнулся. — Хён, пойдём спать… — несмело, почти не глядя на Юнги, попросил он. — Пожалуйста, я устал. — Конечно, — ровно откликнулся Юнги, не меняя положения. — Но ты же не будешь спать в рубашке, правда? Надо тебя хотя бы переодеть. — Я… — Чимин запнулся. Юнги чувствовал, что его сердце застучало значительно быстрее. От возбуждения? Или от… страха? — Я сам, хён, пожалуйста… Я могу сам.       Юнги замер, внимательно скользнув цепким взглядом по родным карамельным, сейчас слегка прикрытым, глазам, носику с веснушками и дрожащим, пухлым и сухим губам, а потом по шее и не скрытым рубашкой ключицам. Он быстро, но требовательно коснулся губ Чимина жёстким поцелуем, слегка кусая, и сделал шаг назад, возвращаясь на диван. — Хорошо, — проговорил он, не отрывая взгляда от замершей в том же положении, в котором он оставил, фигурки у стены. — Переодевайся.       Чимин медленно и всё так же неуверенно подошёл к дивану, касаясь пальцами футболки, в которой обычно спал, но Юнги перехватил его руку. — Здесь, — спокойно, но непререкаемо велел он, глядя Чимину в глаза.       Вздохнув и обречённо прикусив губу, парень, кажется, что-то прикинул в мыслях, выпрямился, и впервые за долгое время прямо посмотрев на Юнги, принялся медленно расстёгивать три оставшиеся пуговицы на своей рубашке. Юнги наблюдал жадно, но совершенно не двигался с места, даже когда Чимин расстегнул пуговицы на манжетах и рубашка плавно соскользнула вниз на пол по его плечам.       Юнги сглотнул. На идеальном теле рыжеволосого парня, прямо на рёбрах справа, красовалась чёрная, всё ещё слегка воспалённая кое-где по краям надпись. «Nevermind». И это точно была одна из самых сексуальных вещей, которые приходилось видеть Юнги за всю свою жизнь. Он протянул руку, подчиняясь желанию провести по рисунку пальцами, но замер буквально в двух сантиметрах от него, так и не коснувшись. Почерк, которым была выполнена татуировка, в точности напоминал те резкие и угловатые буквы, которые он сам оставил куском штукатурки однажды на крыше. Дыхание перехватило. — Мы… Почти закончили… — словно извиняющимся тоном начал Чимин. — Тэхён мне помогал ухаживать за этим… Самому было неудобно… — А меня попросить? — тихо спросил Юнги, не отрывая от рисунка восхищённого взгляда. Он обвёл вокруг букв пальцами, стараясь не задеть ореол покраснения возле них. — Я не хотел, чтобы ты видел незавершённый вариант, — Чимин снова вздохнул, слабо пожимая плечами. — И ещё… Не был уверен, что ты одобришь. Что тебе это понравится.       Юнги молча встал с дивана, подавая Чимину домашнюю футболку. А потом так же молча, осторожно, чтобы не задеть рисунок на рёбрах справа, обнял рыжеволосое чудо за плечи. — Зачем тебе это понадобилось? — спросил он интересующимся тоном, когда Чимин надел футболку и по-турецки уселся на диван напротив.       Парень немного помолчал, с сомнением кусая губы, а потом слегка прищурился, словно прикидывая примерный вес каждого своего слова. — Это помогает, — медленно обронил он. — Помогает сосредоточиться на важном. Вспомнить, для чего всё это. Ты тогда не пришёл, но оставил это слово. И знаешь, оно резало по мне почти так же, как каждая твоя личная просьба не делать ошибок. Тогда я не считал, что ошибаюсь. И это действительно было так. Я не ошибался, прыгая с этой крыши каждый долбаный раз. Потому что это обещало хотя бы кратковременное облегчение лично для меня. А думать об остальных… В этом не было нужды, хён. Потому что не было остальных. — Насколько ты уверен в этом? — Юнги по-прежнему искренне не понимал, как такое было возможно. Как возможно, что не было ни одного человека, заинтересованного в этом совершенном создании чисто и искренне, без ожидания какой-нибудь выгоды или желания его использовать. Это действительно ужасало. — Абсолютно, — спокойно ответил Чимин. — До тех пор, пока я не понял, что ты не отступишь. Не перестанешь пытаться. До тех пор, пока я не сделал тебе настолько же невыносимо больно, насколько постоянно чувствовал это в себе. Ты не выдержал это и прыгнул вниз за мной. Ты даже не понимаешь, насколько эта твоя попытка была опасной. Вряд ли ты даже понимал, что это не сон. Что ты действительно мог умереть тоже. — Мне было всё равно, — мрачно усмехнулся Юнги. — Знать о тебе и не иметь возможности тебя коснуться было в тот момент слишком невыносимо. Даже полностью понимая последствия, я продолжал бы делать эти попытки. Но если честно, я всё ещё не понимаю, почему тогда не умер. — Ты назвал меня по имени, — просто объяснил Чимин. — И только тогда у меня появился выбор. Я мог продолжать срываться в небытие, унося тебя каждый раз с собой, но твоя память, то, что хоть кто-то знал моё имя, помнил его, знал меня… Всё это дало мне выбор. Альтернативное место, куда я, при желании, мог вернуться. Место, где был ты — человек, который помнит. Я выбрал вернуться назад и спасти тебя. Довериться тебе. Спасибо, что не отступился от меня, хён. Спасибо, что продолжал пытаться. Спасибо, что всегда помнишь моё имя.       Только что осознав ощущение тёплой влаги на своих щеках, Юнги быстро вытер их ладонью. Его решительно разбивал тот факт, что его благодарят за обыкновенное знание имени другого человека. Он думал о том, что никогда не перестанет пытаться. Чимин подвинулся ближе, осторожно обнимая и целуя в макушку. Они уснули только под утро.

***

      Татуировка заживала быстро, и Юнги наслаждался возможностью снова прижимать Чимина ночами к себе, не боясь его ранить и сделать ему больно. Всё было хорошо, не считая всё тех же странностей в поведении рыжеволосого парня, не касающихся его татуировки.       Чимин одевался блекло и незаметно, и ходил мрачнее тучи, если думал, что его никто не видит, но на все расспросы отвечал привычно многословно и оптимистично. Поймав себя на неудержимом желании показать его психиатру, Юнги решил всё же сначала посоветоваться с Тэхёном. Почему именно с Тэхёном, а не с Намджуном? Просто Тэхён был в какой-то степени более проницательным. А ещё — он очень хорошо знал Чимина, чаще находился рядом и мог объективно замечать больше, чем почти не вылезающий из собственной студии Юнги. — Поговорить надо, — хмурым, не терпящим возражений тоном заявил Юнги, бесцеремонно протискиваясь мимо мальчишки в дверной проём его квартиры.       Ну, надо так надо. Тэхён беспрекословно проследовал за хёном, вежливо поклонившимся его бабушке, в собственную комнату, и уселся на стул, приготовившись внимательно слушать. — Это о Чимине, — нехотя выдавил Юнги, исподлобья испытующе сверля младшего прямым взглядом. — Я так и понял, — ободряюще улыбнулся ТэТэ, слегка поёрзав на стуле. — У нас только дружба, если что, хён, тебе не стоит об этом переживать. — Что? — Юнги поперхнулся воздухом. — Тэхён, ты… — Не, он, конечно, офигеть какой привлекательный, пресс просто мечта, и милый до одурения, но ты должен ему верить, он о тебе вообще не затыкается, и… — Тэхён! — низко прорычал Юнги, обрывая парня, пока он не наговорил ещё чего-нибудь определённо лишнего. — А? — невинно осёкся мальчишка. — Заткнись, — миролюбиво, насколько позволяло его смятённое состояние, порекомендовал Юнги. — Я пришёл спросить тебя о том, что с ним происходит. Все эти бесконечные уходы в себя, замкнутость и закрытость… Ну ты понимаешь. Или тебя он тоже кормит байками о том, что всё хорошо? Ты часто с ним находишься рядом. Я подумал, ты мог что-нибудь замечать. — Ах, это… — Тэхён нерешительно почесал затылок, отводя взгляд. — Хён, если честно, то я не должен с тобой об этом говорить. — Если честно, то я дам тебе по лицу, если ты этого не сделаешь, — почти дружелюбно пообещал Юнги. — Я слушаю. — Это нечестно… — обиженно надув губы, заявил Тэхён. — Но справедливо. В общем, мне кажется, что у Чимина… Небольшие проблемы в агентстве… — Что? — нахмурился Юнги, даже не пытаясь понять, как нечестность в понимании ТэТэ может сочетаться со справедливостью. — Но насколько я знаю, ПиДи-ниму он нравится. Кажется, его кандидатуру даже серьёзно рассматривают для ближайшего дебюта, хотя полный состав ещё под большим вопросом. У него что-нибудь не получается? — Нет, он на самом деле хорош, — Тэхён энергично помотал головой. — Но в этом-то и проблема. С появлением Чимина очередь на дебют… Несколько изменилась, понимаешь? А ведь есть ещё я, Джин-хён и Чонгук-и… Ты же знаешь. — Ты хочешь сказать… — до Юнги стало медленно доходить. — Он перешёл кое-кому дорогу, — подтвердил Тэхён. — И сдаваться не собирается. Ты же знаешь, как он цепляется за возможность быть в центре внимания. Он боится снова быть забытым, и поэтому делает всё, чтобы изменить себя и своё прошлое. Смена цвета волос, эта татуировка на теле, одно время он носил яркие, броские вещи… Всё это, конечно, выглядит очень сексуально, и я иногда жалею, что ему больше не надо помогать… — Тэхён, — предупреждающе остановил его Юнги. — Так вот, — кивнул младший, снова направляя разговор в нужное русло. — Он делает всё, чтобы больше не сталкиваться со своим прошлым даже в зеркале. Он пытается сбежать от себя, хён, понимаешь? Но вздрагивает и напрягается, едва только видит малейшее упоминание о… Бабочках. Просто насекомое, рисунок, надпись… Даже сон. Он однажды задремал при мне в обед в комнате отдыха. Он плакал во сне, Юнги-хён. Я тоже беспокоюсь. — Как считаешь… — начал было Юнги, словно с трудом, медленно и задумчиво. — Нет, — решительно отрезал Тэхён. — Никаких врачей. Он не пойдёт. Он не готов говорить об этом. Этим ты только ещё больше его оттолкнёшь. Просто помоги ему меняться. Помоги чувствовать себя увереннее. Ладно? — Хорошо, — нахмурившись, согласился Юнги. — Тогда последний вопрос. — А? — с готовностью откликнулся Тэхён. — Какая сука? — Хён… — Какая. Сука. Не даёт ему. Нормально работать. В этом чёртовом. Агентстве?

***

      Юнги знал, что Чимин догадывается о том, кто помог Чон Сонмину уйти из агентства, и именно поэтому не обижался, когда рыжеволосый парень был холоден или временами срывал на нём и Тэхёне собственное раздражение, но в целом они об этом никогда не говорили. Напрягало другое.       Доставая из рюкзака на днях чёрный блокнот, Юнги вспомнил, что давно не видел самодельный, сшитый из разрезанной пополам тетради, тонкий блокнот Чимина. Он был уверен, что не выбрасывал его, но в рюкзаке и в квартире вещица почему-то не находилась. Внутренне пострадав по этому поводу пару дней, он всё же решился спросить об этом у Чимина. — Чимин-а, — осторожно позвал он парня во время завтрака перед работой.       Мальчишка быстро поднял взгляд от тарелки, выжидающе уставившись на Юнги. Он в последнее время не баловал хёна даже одним лишним словом. Тэхён, тоже внезапно оказавшийся у рыжика в немилости, грустно вздыхал по этому поводу, и говорил, что это у него скоро пройдёт, а Юнги всё равно было не по себе, хотя он и старался не подавать вида. — Ничего особенного, — ответил он на немой вопрос рыжеволосого парня. — Просто вспомнил, что давно не видел твоей тетрадки. Ты… Выбросил её?       Чимин отодвинул тарелку и несколько раз моргнул. — Я не трогаю вещи в твоём рюкзаке, — фальшиво-безразлично пожал он плечами. — Зачем тебе это понадобилось? — Да просто вспомнил, — вздохнул Юнги. — Кажется, я его потерял. — Это не было важным, — тихо отрезал Чимин, отводя взгляд в сторону. — Я нисколько не обиделся бы, даже если бы ты выбросил его на помойку. — Прекрати, — холодно велел Юнги, тоже отодвигая от себя тарелку. — Это часть тебя, Чимин. Хочешь ты этого или не хочешь. Это твоя личность. Ты сам должен помнить, кто ты, даже если тебе это не нравится. Иначе в моей памяти о тебе уже не будет никакого смысла. Ты перестанешь быть собой. Перестанешь быть тем, в кого я однажды так безнадёжно влюбился и кого так прочно запомнил. — Но мне больно, — тихо и впервые так честно признался Чимин, отчаянно всматриваясь в карие глаза своего хёна напротив. — Что мне делать, если это так больно? — В боли нет ничего страшного, — спокойно ответил Юнги, хотя у самого сердце бесконечно разбивалось прямо в этот самый момент. Он не мог видеть его слёзы. — Она необходима, чтобы понимать, что ты живёшь. И её вполне можно терпеть, если есть, ради кого. У тебя есть, ради кого жить, Чимин. И есть, ради кого терпеть, чтобы иметь возможность бесконечно возвращаться к тем, кто тебя любит. Но ты волен делать выбор сам. Ты можешь сам решить для себя, что в тебе сильнее: собственная боль или любовь, которую ты успел узнать. Просто когда выбираешь, всегда помни, что любовь — это взаимная зависимость. Помни об этом, и о своём влиянии на жизни тех, кто тебе дорог.       Чимин протянул руку и быстро, порывисто сжал пальцы Юнги через стол. — Значит, мне всегда будет так… Мучительно? — нахмурившись и уже не сдерживая слёзы, спросил он. — Я всегда должен буду терпеть это безобразное клеймо бабочки? — Нет, если научишься разделять свою боль, — мягко ответил Юнги, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладошки Чимина в своих руках. — Прошлое безобразно, но оно не имеет никакого отношения к тому, кем ты являешься, помнишь? Ты чист, Чимин. Им не удалось сломать тебя. У тебя огромная сила воли. И ты прекрасен. С этим никто и ничего не сможет сделать. Даже ты сам. Не пытайся менять себя изнутри или снаружи. Это твоя сила и твоя основа. Пытайся менять свою жизнь. Не давай твоему прошлому лишить тебя настоящего. Дай себе шанс. Сам себе. Ладно?       Всё это время Чимин слушал внимательно, затаив дыхание и почти не моргая. В ответ он лишь просто и благодарно кивнул.       Из квартиры они вышли позднее, чем положено, и естественно, опаздывали на автобус, поэтому Юнги быстро спускался первым и слегка поторапливал Чимина. — ПиДи-ним нас убьёт, это уже второй раз за неделю, — ворчал он, останавливаясь на очередной лестничной клетке и ожидая.       Чимин был очень шустрым, на самом деле, и когда ему это было необходимо, двигался так, что Юнги при всём желании не смог бы догнать его, но именно сейчас он почему-то выбрал время, когда решил отдохнуть и замедлиться. — Чимин, ты слышишь меня? — снова позвал Юнги, закатывая глаза. — Тэхён уже ушёл, я тебе отвечаю, его можно не ждать!       Но тишина, повисшая в подъезде и отдающаяся от стен напряжённым эхом, заставляла изрядно нервничать, поэтому Юнги слабо чертыхнулся, поднимаясь обратно.       Чимин нашёлся двумя лестничными пролётами выше, почти у самой квартиры, застывшим и очень бледным. Проследив траекторию взгляда младшего немного выше, к стене, Юнги витиевато выругался.       Прямо на местами стирающейся побелке подъездной стены, почти напротив двери их квартиры, красовалась нацарапанная, видимо, каким-то гвоздём, странная надпись.       «Время — деньги. И многие люди платят им свои долги. Известно ли самому числу 13, что оно приносит несчастья?»       Юнги сгрёб Чимина в охапку, отворачивая от злополучной стены и прижимая к себе так крепко, словно намереваясь раздавить. Ему показалось, что только тогда рыжеволосый парнишка снова задышал. Он вцепился Юнги в одежду и что-то быстро приглушённо шептал, но Юнги не мог этого разобрать. С трудом снова достав ключи из кармана, Юнги открыл квартиру и втолкнул Чимина в сероватую прихожую. Парень покорно стоял там, куда его поставили, и нервно обнимал себя руками. Юнги захлопнул дверь и встряхнул его за плечи, заставляя посмотреть на себя. — Это не просто так, хён, — глядя на него большими глазами, шептал Чимин. — Это не просто… Эти бабочки, надписи, рисунки… Там число, хён. Там число. Это моё число, знаешь? Оно… — Замолчи! — строго одёрнул Юнги. — У тебя нет никакого числа. Только имя. — Не делай вид, что ты не помнишь! — зло выплюнул Чимин. — Ты знаешь всё! Не говори мне, что это чушь!       Юнги прикрыл глаза и бессильно зарычал. — Узнаю, кто — убью, — в пустоту пообещал он.       Велев Чимину сидеть дома, он ключами отодрал на стене толстый слой штукатурки. Теперь там не было ни одной буквы. Не было того подозрительного, пугающего числа. — Я ничего ему не должен, — полувопросительно, умоляюще прошептал Чимин, когда Юнги сел рядом с ним на диване. — Да, хён? Ничего… — Ты никому ничего не должен, Чимин, — уверенно подтвердил Юнги. — Nevermind.       Чимин слегка вздрогнул, и наконец с облегчением выдохнул.