Connected

      Входная дверь с громким хлопком закрывается, и ты слышишь ничем не приглушаемые маты только что вошедшего Криса. Он очень злится, ты прекрасно знаешь, выучила эти металлические нотки раздражения в его голосе, то, с каким остервенением и запалом он выплевывает слова. Все его привычки и манеры.       Выходишь ему навстречу, и на секунду ловишь на себе взгляд его темных глаз, которые, замечая тебя на пороге прихожей, тут же смягчаются, будто в страхе, что ты увидела что-то в этих глазах. Но ты все равно наблюдаешь за огоньком злости на самом дне темных лучистых омутов. — Не скрывай от меня эмоций, Чани. Что такое? — подходишь ближе, забирая из рук застывшего парня теплую куртку. — Не хочу, чтобы ты видела меня таким. Не хочу тебя пугать. — Эй, — обхватываешь холодные после зимнего воздуха щеки маленькими ладошками, успокаивающе поглаживая большим пальцем кожу. Чан прикрывает глаза, тяжело вздыхая и льнет к твоей ладони ближе. — Если хочешь кричать — кричи, хочешь выговориться — выговорись. Ты не напугаешь меня. Это просто эмоции. Давай. Пойдем, я поставлю чайник.       Крис, как песик на привязи, послушно следует за тобой на кухню, и сильными руками облокачивается на столешницу, наблюдая за тем, как ты хозяйничаешь, плавно перемещаясь из одной части комнаты в другую. — Ну? Почему молчишь? Что заставило тебя обматерить бедную дверь, — улыбаешься, улавливая грустную улыбку парня, и подходишь, чтобы обвить его талию и уткнуться носом в крепкую грудь.       Его большие ладони обнимаю в ответ, и Чан сильно-сильно прижимает тебя к себе, словно боится, что ты можешь убежать от него, как только он откроет рот, чтобы что-то сказать. — Весь день все идет по пизде, — он зажмуривается, рисуя в голове картинки воспоминаний происходивших сегодня событий. Ты киваешь, как бы говоря, «так, хорошо, я слушаю тебя. Продолжай». — Сначала я опоздал на генеральную, перед важным выступлением, репетицию и подвел парней. Никогда не опаздывал, а сегодня встрял в чертову пробку. Мы простояли минут двадцать, а по ощущениям весь день. Мемберы сказали, что все нормально, но я-то понимаю, что это не так. Во время практики я слишком зациклился на произошедшем утром и много косячил. Ли Ноу чуть не убил меня своим взглядом, да просто чуть не убил. И я прекрасно понимаю его состояние. Чувствую себя все еще виноватым перед ними всеми. — Ты не виноват в том, что на дорогах пробки, и никак не мог повлиять на все это. А по поводу практики, все совершают ошибки. Это нормально, любовь моя, — поднимаешь голову и смотришь в глубину черных глаз, направленных на тебя. — Эти события так разозлили меня. Я был зол на самого себя за оплошности, которые успел совершить за один только день. Но это, в общем-то, еще не все, — он выдыхает, мимолетно прикасаясь губами к твоему лбу. — На комнате Чана… Ты видела ее сегодня? — киваешь. — За кадром сидел стафф, дотошно мешающий мне вести трансляцию. Вот тут я злился уже на нее. Боже, как же хотелось выгнать ее из студии, чтобы она не мешала!       Венки на шее Чана надуваются, а голос, от переполняющего его гнева, становится грубым и твердым, на пару октав ниже и громче на несколько децибел, и ты сжимаешься в его руках. Твой неосознанный страх агрессии никуда и никогда не денется, даже, если ты твердишь Крису, что все хорошо и он может злится, и даже, если он делает это не первый раз. Все равно, всегда сжимаешься внутренне от звучания жестких ноток гнева, скользящих в голосе Чана с каждым сказанным словом. — Мало того, она потом еще долго читала мне нотации по поводу моего поведения на моей же трансляции. Ну, извините, никогда никто не закрывал мне рот на моей собственной трансляции, которую я веду чуть ли не 200 эпизодов уже. Ты и представить не можешь себе, как сильно я старался не накричать на нее. Молча выслушал, сказал, что услышал и запомнил, и пошел домой. Еще и задержался из-за нее, а обещал тебе, что приду пораньше. Прости, мало того, что не выполнил то, что обещал, так еще и тебе пришлось выслушивать все мои проблемы и впитывать мой гнев. Прости. — Никогда не извиняйся за свои эмоции, Кристофер Бан, — смотришь на него глазами полными серьезности и любви, отбрасывая страх перед злым Крисом, который, не зависимо от тебя, возникает каждый раз в таких ситуациях, будто его и не было вовсе. — Я люблю тебя. Всего от кончиков пальцев до кончиков волос. Злись, разбивай посуду, кричи, ругайся. До тех пор, пока ты будешь помогать мне справляться с последствиями твоей агрессии, собирать со мной осколки, докупать новую посуду на замену разбитой, — смеешься, наблюдая за улыбкой, едва коснувшейся губ Чана. — До тех пор, пока ты не делаешь мне больно в порыве злости, я буду любить тебя. — Я люблю тебя тоже, т/и. Очень сильно, принцесса. Спасибо, — от гневного раздраженного Чана остались лишь следы соленых злых слез на щеках, которые ты вытираешь большим пальцем с едва тронутых веснушками щек. — И будь уверена, я постараюсь никогда-никогда не сделать тебе больно. А если когда-нибудь эта рука ударит тебя, даю тебе добро на то, чтобы ты сломала каждый палец на ней, чтобы ты раздробила каждую косточку в этом теле, чтобы наказать за причиненную тебе боль. Спасибо, что ты есть у меня, принцесса.       Крис целует нежно, благодаря, говоря «спасибо» на всех языках, которые только он знает с помощью этого прикосновения губ.       Он так долго держал в себе эту злость, так долго не мог выместить ее куда-то, что ел себя изнутри, считая эти эмоции неправильными. И он видит, да, как бы ты не старалась это скрыть, он видит, как ты сжимаешься каждый раз, когда его голос становится громче и в нем становятся явно слышны нотки той бурной агрессии, которую он иногда испытывает ко всей своей профессии айдола. Он видит все твои ответные реакции, но ты не убегаешь, не отстраняешься от него, только лишь сжимаешь крепче, словно маленький ребенок своего плюшевого волчонка, когда ему снится кошмар.       И Чану стыдно, что он кричит при тебе, что он приходит злой и портит тебе настроение, но улыбка, расцветающая на твоих глазах, поцелуи, которыми ты одаривашь его чуть ли не каждую секунду, массаж, приятно расслабляющий уставшие после тренеровок мышцы, твои крепкие объятия во сне, теплый чай, принесенный к компьютеру, когда он очень долго делает какие-то проекты, или играет с Феликсом. Все твои действия, вся твоя нежность, вся любовь, выражающаяся по-особенному чувственно, ясно дают Крису понять — какие бы эмоции он не испытывал, ты его не боишься, он не становится противен тебе после вымещенной в крике агрессии. И ты скорее обидишься, разочаруешься в нем и очень расстроишься, если узнаешь, что какие-то свои мысли Чан не говорит тебе.       Но он, кажется, рассказывает тебе абсолютно все. Кроме, конечно, сюрпризов, но это уже совершенно другая история.