За закрытой дверью

Часы в гостиной пробили одиннадцать раз, когда Гермиона обнаружила Сириуса у себя на кровати. Последние сорок минут они так увлечённо разговаривали о горах и книгах, что девушка не заметила, как предложила вместе посмотреть фото и видео с её последнего путешествия в Альпы и перебралась с пола на кровать. — Ну посмотри на него, как красиво катит! — воскликнул Блэк, показывая на нечаянно заснятого горнолыжника. — Ты, конечно, тоже классно стоишь на сноуборде, но посмотри на эти дуги! Это так же красиво, как и мотоцикл! — Ты не поймёшь всю красоту доски, пока катаешь на лыжах. Ровно как и красоту песен Эда. — Могу сказать то же самое о твоей ситуации. Да и как может не нравиться рок? — Легко и просто. — Хочешь сказать, какая-нибудь, условно говоря, Нирвана не заставляла тебя чувствовать электрический ток по всему телу? И пальцы не начинали отбивать ритм? Гермиона шумно выдохнула и скосила глаза на Сириуса в первый раз за все эти сорок минут. И будь она более эмоциональной, то, возможно, ахнула. Блэк уже успел снять рубашку и сидел в обтягивающей футболке. Гермиона даже могла почти отчётливо видеть выпирающие рёбра и жилистый торс. Однако всё внимание забирали татуировки. От правой кисти и до локтя можно было увидеть много разных несвязанных рисунков: волчьи следы, маленькие отпечатки ног между изображениями каких-то древних рун, и на тыльной стороне виднелся фрагмент картины эпохи ренессанса «Сотворение Адама». Предплечье Сириуса было усеяно звёздами, которые собирались в неизвестное Гермионе созвездие, и часть другой татуировки была скрыта рукавом футболки. Но ей жутко хотелось узнать, что же там изображено. Девушка медленно поднимала голову, внимательно разглядывая каждый элемент, и совсем не обращала внимания на тишину в комнате. Ровно до тех пор, пока она случайно не наткнулась на тёмные глаза Блэка. Он смотрел на неё с лёгкой улыбкой и почти не дышал, будто боялся вспугнуть или засмущать. — Нравятся? — тихо спросил он, чем внезапно вызвал незаметный румянец на щеках Грейнджер. — Красивые. Но почему отпечатки лап? — Не знаю, я сделал их ещё в юности. У меня… у меня был друг, который называл меня Бродягой. Возможно, потому что я постоянно сбегал из общежития и ночевал у него. — Значит, вымаливать тёплое место для сна тебе не ново? — улыбнулась Гермиона. — В таких ситуациях, как сегодня, я ещё не оказывался. Но да, я полжизни провёл у Джеймса. — Завтра собираешься к нему, или он уже обзавёлся семьёй? — Обзавёлся, — кивнул Сириус, заметно мрачнея. — Он умер со своей женой, когда их сыну был всего год. Сейчас мальчишка живёт у сестры Лили — жены Джеймса. Когда я… оказался трезвым, сделал их и опять начал грешить алкоголем. — Боже, Сириус, мне так жаль… — Гермиона машинально сжала ладонь Блэка и почувствовала, как он легонько пожал её в ответ, а потом убрал руку. — Это случается. Наша планетка не самое безопасное место со всеми этими психопатами и прочим сбродом. Гермиона отвела взгляд и попыталась придумать, о чём его спросить, чтобы вывести их двоих из не самого радостного состояния, но в голову ничего не приходило. Они неловко молчали ещё несколько минут, пока до слуха девушки не донеслись знакомая мелодия и тихое пение Сириуса. — If you're going to San Francisco… Грейнджер почувствовала внезапную лёгкость, стоило музыке раствориться в её голове, и где-то глубоко внутри она внезапно поняла, что ощущает приближение Рождества. А ведь песня была о летних днях в городе за тысячу миль от Бибери, где не бывает снега и запаха елей. — Be sure to wear some flowers in your hair, — прошептала Гермиона, растворяясь в музыке, в атмосфере вечера и запахе парфюма Сириуса Блэка. Девушка прикрыла глаза и улыбнулась. Ей было невероятно хорошо и легко: она больше не сердилась на то, что её заставили провести несколько часов в караоке, не переживала о будущих экзаменах, хотя страх провала не отпускал её круглый год. Гермиона чувствовала праздник каждой клеточкой своего тела и совершенно не хотела думать, что же так на неё влияет. Песня про лето или падающий снег за окном, запах кокоса и рома или мягкий свет и все рождественские украшения в комнате. А может быть, всё вместе. Грейнджер лежала с закрытыми глазами и слушала приятный голос Скотта Маккензи и тихую подпевку Блэка, но в какой-то момент, после второго куплета, Сириус встал с кровати. Внезапно справа от неё стало так холодно, что она недовольно приоткрыла глаза и увидела его склонившимся над ней. — Потанцуй со мной, — сказал Блэк и протянул руку. Девушка даже не стала думать и просто вложила свою ладонь в его. Сириус оказался ещё выше, чем ей показалось, а её руки были настолько маленькие, что не доходили до конца средних фаланг пальцев. Но теперь её не пугало, что Блэк окажется каким-нибудь странным, неприятным человеком. Гермиона верила, что Сириус не держит камня за пазухой. Она знала, что он не станет играть с ней, не в эту ночь. Поэтому Грейнджер позволила себе впервые расслабиться во время танца, хотя почти все их движения заключались в топтании на месте. Гермиона смотрела Сириусу в глаза и говорила с ним о Рождестве так, будто всю жизнь знала его. А Сириус неотрывно смотрел на неё и рассказал о своём идеальном празднике. Это продлилось дольше одной песни. До мозга Гермионы иногда долетал голос Фрэнка Синатры или Элтона Джона, они даже ускорили свои топтания несколько раз, но что прошло очень много времени, стало понятно лишь когда часы пробили двенадцать раз. Наступило Рождество, и Гермиона встретила его в крепких руках незнакомца с карими глазами по имени Сириус Блэк. — Так какое желание я должна исполнить? — тихо спросила девушка, когда Блэк шепнул чуть ли не в самое ухо: «С Рождеством». — Закрой глаза и жди.