С чистого листа

Ночь прошла как обычно — бессонно. Но теперь для разнообразия добавились мысли о зелье, которое сможет заставить ее забыть чувства к Малфою. Это — единственное, что она сейчас хотела: чтобы кровоточащие раны в душе наконец затянулись и подернулись пеплом забвения. Про оплату Забини не говорил, но Гермиона решительно была настроена на положительный результат, поэтому, даже если зельевар потребует баснословную сумму за свои услуги, Грейнджер готова выложить ее на стол. Зарплата руководителя отдела позволяла многое, а учитывая, что девушка была равнодушна к роскоши и прочим атрибутам высокого статуса, на ее счету в Гринготтсе скопилась довольно внушительная сумма. Жилье она уже себе купила, так что сбережения вполне могли оплатить ее душевный покой. Удалось заснуть ей только под утро, и девушка была рада, что встреча назначена на час дня — было время немного поспать и привести себя в порядок. Представать пожеванной тряпкой перед выпускником Слизерина и другом бывшего парня не было ни малейшего желания. Поэтому Гермиона с трудом заставила себя встать, принять душ, слегка подкраситься, и натянуть узкие горчичного цвета брючки с белым джемпером под горло. Просто, но элегантно. Неизменный пучок, розовый полупрозрачный блеск для губ и консилер на круги под глазами — даже такие простые действия дались Грейнджер с трудом. Но теперь у нее была надежда на избавление, что придавало сил. Глубоко вздохнув, как перед нырянием в горную реку, Гермиона открыла крышку медальона и очутилась в светлой уютной гостиной. Отныне ее понесет течением под именем Забини. Комната была просторной, обильно освещенной полуденным солнцем из огромных окон с белыми рамами английской раскладки, простора добавляли стены цвета слоновой кости, бежевый кожаный диван и пара кресел. Лишь облицованный кирпичной кладкой камин выделялся ярким пятном. Даже акварели на стенах были приглушенных пастельных тонов. Здесь было уютно и тепло. Каблучки ее полусапожек утонули в толстом ворсе песочного цвета, который покрывал всю комнату, за исключением глянца спекшегося песка у камина. Дверь из белого ясеня открылась, и хозяин помещения стремительно влетел внутрь. Одетый просто, тем не менее Забини был хорош: светлая футболка, закатанные рукава которой открывали сильные жилистые предплечья с толстыми жгутами вен под золотисто-коричневой кожей, песочного цвета слегка зауженные брюки чинос, подчеркивающие сильные бедра и…белые носки. Она в недоумении уставилась на по-мужски изящные ступни, обтянутые тонким трикотажем. — Грейнджер, добрый день, — Блейз резко остановился на расстоянии вытянутой руки, обдав ее терпким ароматом сандала, хвои, мускуса и цитрусов. Он ему удивительно подходил. Гермиона моргнула, отрывая внимание от его стоп, и взглянула в глаза цвета горького шоколада в обрамлении длинных сильно загнутых черных ресниц. — Забини, — она рассеянно кивнула. Почему-то вид зельевара в явно домашней одежде выключил ее гениальный мозг. Она ожидала, что переместится в лабораторию, что мулат будет в мантии, что вокруг будут кипеть котлы с зельями, охлаждаться реторты, перегоняться экстракты, а вместо этого у нее возникло ощущение прибытия на обед в домашней обстановке. — А…где?.. — Я — здесь, — полные розовые губы изогнулись в легкой улыбке, — а ты ждала кого-то еще? — Нет, я… — она улыбнулась своей внезапной неловкости, — почему-то думала, что ты дал портал в лабораторию и мы приступим сразу к процессу, — изящные брови чуть приподнялись в недоумении, — Но я почему-то здесь, — узкая ладошка обвела гостиную. Забини непринужденно рассмеялся, обнажая ровные крупные белые зубы: — Грейнджер, мне сначала нужно сделать расчеты, диагностику, понять, какого результата мы добиваемся. Для этого мне не нужна лаборатория, достаточно палочки и записной книжки, — он продемонстрировал ей толстый блокнот в переплете из черной кожи с закладкой в виде Прыткопишущего пера. — О, — об этом она почему-то не подумала. — Что ж, тогда приступим, — непослушные каштановые кудряшки у лица пружинисто качнулись, когда она качнула головой. — Ты голодна? Все-таки обед, предчувствие ее не обмануло. Забини продолжил, заметив, что она собирается отрицательно покачать головой: — Потому что я голоден, и тебе все равно придется ждать, когда я поем. Сегодня процесс приготовления зелья немного затянулся, а на голодный желудок я не работаю. К тому же, насколько я знаю, у тебя выходной. Ты никуда не торопишься? Единственное, куда Гермиона торопилась — это в его лабораторию для варки своего лекарства, поэтому пришлось согласиться разделить трапезу с хозяином. К тому же она так и не позавтракала, и ее желудок вдруг громко заурчал, побуждая хозяйку согласиться. Полные красиво очерченные губы снова растянулись в улыбке, но Забини сдержал смешок, церемонно подавая ей руку, чтобы сопроводить в столовую. Аристократ, чтоб его. Еще один на ее голову. Гермиона молча положила изящную ладонь на мускулистое предплечье, касаясь горячей темной кожи ледяными пальчиками с лишенными лака короткими ноготками. Это смотрелось завораживающе — ее бледная кожа казалась еще бледнее по сравнению с его. Забини, по-видимому, без ума от светлых оттенков, потому что столовая, как и гостиная, была наполнена светом. Возможно, сказывались его итальянские корни. Усадив девушку за стол, он занял свое место, и в этот момент появилась эльфийка в лимонно-желтом платьице и белом передничке. — Доброго дня, мисс Грейнджер, — слегка поклонилась она. Ну конечно, какой эльф не знает мисс Грейнджер! В свое время много шума наделал ее законопроект о хорошем обращении с эльфами и свободе выбора. Она уже поняла, что не все эльфы желали избавиться от гнета, но тем, кто хотел стать свободным, не чинили препятствий, а за плохое обращение хозяина могли лишить волшебных существ, даже если они веками принадлежали семье. Было много споров, но все же закон приняли. — Мисси, можешь подавать, — кивнул темноволосой головой Забини. Чистокровный аристократ, конечно, имел эльфов и вовсю пользовался их услугами. Как в Хогвартсе, будто из ниоткуда перед Гермионой возникли столовые приборы и ароматный куриный бульон с чашечкой золотистых сухариков рядом. Рот наполнился голодной слюной. Внимательно наблюдавший за ней Забини изогнул уголок рта, увидев, как она сглотнула, вдыхая умопомрачительный запах и прикрывая глаза. — Приятного аппетита, дорогая, — он принялся за трапезу, уже не останавливая на ней изучающего взгляда темных глаз. Гермиона расслабилась, удовлетворяя свою потребность в еде. Обед проходил в молчании, видимо, Блейз действительно был голоден, но, когда настало время десерта, Гермиона поняла, что не может больше проглотить ни ложечки. На белой фарфоровой тарелочке аппетитно поблескивали ягоды смородины и клубники, матовая поверхность безе оттеняла влажность крема — пирожное Павлова выглядело идеально-восхитительно, но желудок девушки, впервые за весь день получивший пищу, а за неделю — в третий раз, сигнализировал, что он с большим количеством не справится. С сожалением вздохнув, она отодвинула тарелочку и отпила глоток зеленого чая с жасмином. — Итак, ты рассталась с кем-то и так жаждешь его забыть, что готова на все? — Забини, утолив голод, внимательно изучал ее своими темными глазами, которые казались сейчас Гермионе как два дула пистолета. От сравнения она поежилась и натянуто улыбнулась, отпивая еще глоток чая. Осторожно поставив чашку на блюдце, она ответила: — Что-то в этом роде. Но не на все. Обливиэйт не предлагать. Забини кивнул: — Понимаю. Значит, зелье, — он аккуратно и бесшумно положил ложечку на пустую тарелочку и допил чай. — Мисси, благодарю за обед, убери тут все, — появившаяся эльфийка улыбнулась и кивнула, принимая благодарность и от Гермионы. — Пойдем в гостиную, думаю, там нам будет удобнее. Девушка уютно расположилась в белом кресле у камина. После сытного обеда и бессонной ночи ее потянуло в сон. Она наблюдала полуприкрытыми глазами за хозяином дома, устраивавшемся в соседнем кресле рядом с туалетным столиком. Сонливость неумолимо накатывала, обволакивая сознание ватой, голова опускалась к мягкому подлокотнику и невыносимо хотелось свернуться калачиком в этом мягком и теплом кресле, наслаждаясь негромким потрескиванием дров в камине. Забини принялся о чем-то рассказывать, потом задал вопрос, и Гермиона даже пробормотала что-то в ответ. Это было последнее, что отложилось в ее памяти.