Своя лепта.

— Катюш, ну не хочу я в твой Питер ехать. Я че там буду делать? Ха-адить в теа-атры? — как-то чересчур нараспев жеманно произнес Юра, пока Костя собирал сумку в поездку. Впрочем, мнение Юры никто не учел, и в сумку летели, в том числе, и прокуренные шмотки. — Да не. С Сашей время проведем, погуляем, отдохнешь, озоном после дождя подышишь. Тебе твою ветровку положить или что-то поплотнее? — Да Кость, ну не хочу я с Саньком время проводить. О чем я вообще по-твоему должен с ним пиздеть? О культуре и балете? — Юра с грустью наблюдал, как Костя старается впихнуть обе куртки в свою сумку. Казалось бы, мог бы и в его положить, да только это постоянное желание облегчить и без того нагруженные плечи, и вообще сделать все, чтоб дышать стало проще, было таким… Милым. Сопротивляться порывам заботы не хотелось, хоть и где-то в глубине души отчаянный крик о том, что он, вообще-то, сильный суровый мужик, мешал насладиться в полной мере тем, что его, буквально, хотят носить на руках. — С ним можно выпить. Сходить в бар. Посмотреть футбол. Он, так-то, личность многосторонне развитая. — с улыбкой сказал Костя, присев рядом с поникшим Челябинском. О чем Юра конкретно переживал — догадывался, но ковыряться в душе не стал. — Да ну давай не поедем. У нас на Урале мест мало, где два мужика могут нормально провести время? — Не мало, ты даже на одном из них сидишь. — Костя стрельнул взглядом на смятую Юрой кровать. — Ну просто… мне хочется, чтоб вы общались, вы же… да блин, вы похожи! — Косте действительно так казалось. Обоих он знал давно, почти всю свою жизнь, и это сходство между ними улавливалось где-то на уровне чувств. Бледные, худые и неловкие. И у обоих столько внутри, что крышу сносит. Да черт, даже «гопник» — слово Сашино. Уверен, что если бы не некоторые обстоятельства их жизни, они бы могли быть чуть ли не лучшими друзьями. — Нихуя не похожи, вот ни на миллиметр. Я не хочу. — Так, Юрий Иванович, вспомните, пожалуйста, откуда к вам перевозили заводы и людей, и собирайте свою сумку сами. — в шутку грозно сказал Костя, чмокнув любимые волосы, растрепав их рукой. — Ладно, аргумент. — Юра со вздохом встал и отправился искать приличные футболки. ***       Три часа полета, за которые знатно заложило уши, позади, и сейчас Челябинск морщился от в лицо накрапывающего дождика, курил, ждал, пока дорогой друг дорогого друга, наконец, приедет и проводит их. А сам Костя не мог чтоль? — Только на землю не бросай, пожалуйста. — Еще че сделать? Губки подкрасить? — Юра. — Екат повернул к нему только взгляд, без слов выразив то, что сделает с ним, если Челябинск опять нагадит. Недовольное бурчание, бычок, все же, полетел в мусорку, и Юра устало вздохнул, вцепившись глазами в удобное плечо. Все б отдал, чтоб сейчас просто положить голову. Но в самолете уже попробовал — вырубился, конечно, сразу, вот только, проснувшись, увидел на себе заинтересованный взгляд маленькой девочки и отца, быстро отворачивающего её от картины вдруг пригревшихся друг к другу парней. — Скоро подъедет, не вздыхай так тяжело, ну. — Костя попытался обнять за плечи, по мужыцки, но Юрка выскользнул, сделав грустную мордочку. — Не могу я. — Ладно, потом. — Костя и сам понимал, что могли подумать люди вокруг, если бы они просто обнялись. Простое объятие, а сколько шуму-то можно навести… Хотя, это же Питер, тут с этим полегче. — Он, кстати, зовет нас на постановку, тебе должно понравиться. — Да бля… — Юра закатил глаза, но сопротивляться окультуриванию было уже поздно. — На маникюр еще, может, сводит? — Сводит, у тебя нет выбора… О, вот и он. — Костя заулыбался, довольно, радостно. Чуть ли не запрыгал от восторга, показалось Юре. Ну да, конечно, «моя столица» же приехал, как иногда ласково пробегало в рассказах Уралова. Саша выскользнул из такси, изящный и весь из себя такой сияющий, прикрыл дверь. Несмотря на прохладную погоду, одет был в водолазку и пиджак, и эти его очечки. Юра недовольно засопел. Санёк, конечно, умный, отзывчивый и все такое, но блин, иногда его изящество раздражало. Таксист кивнул ему, отъехав от парковки, а Саша легкой походкой подошел к Косте и обвил его плечи с улыбкой на лице. Вы же четыре месяца назад виделись, че так лыбитесь оба? Костя подхватил его под талию, от чего пиджак прижался к телу, демонстрируя нежный прогиб поясницы и худобу. Сашка прикрыл глаза. Лицо Уралова Юра не видел, и слава богу, потому что такое доверие от Питера и теплоту их объятий пережить было проблематично. Нахмурил брови и тихо вздыхал о том, что не может также повиснуть на широких плечах, не оглядываясь. Чето долго обнимаетесь, мужики. Юра покашлял. Не специально, но Саша открыл глаза и отстранился, тонкими пальцами проведя по плечам Кости вниз, пока они оба не перехватили предплечья друг друга, прижав руки. — Признаюсь, скучал. — проговорил Уралов, заглядывая в серые глаза. Где-то Юра уже эту хуйню видел. — И я тоже. Как долетели? — Саша не отрывал взгляд. Улыбался, вежливо и тепло, продолжая держать свои руки на руках Кости и обхватывать локоть пальцами. — Да все отлично, Саш. Даже без инцидентов. — Александр кивнул. Да блять, вы еще поцелуйтесь, че так долго держитесь? Юра уже начал обводить глазами полукруг в небе и устало вздыхать, как вдруг на 135 градусах остановился и резко выпрямил голову. Че? Его взгляд стал подозрительным, даже несмотря на то, что му-же-ки уже объятия расцепили и, подхватив в том числе и Юрину сумку, отправлялись к такси. — Юр, отлипни, пойдем. — Прилетело ему, и он, сощурившись, прошел мимо парней и, не спрашивая, сел назад, захлопнул дверь и вжался в сидение. — Что-то случилось? — тихо спросил Саша, закидывая сумку в багажник. — Не знаю. Скоро расскажет, надеюсь. Садись тогда назад, а то негоже столице рядом с извозчиком ехать. — Костя улыбнулся, открыв ему дверь, чем вызывал у Юрки очередной злобный вздох. Саша сел рядом. А почему не Костя, в чем подвох? Взгляд черных глаз пробежался по вдохновленному лицу присевшего рядом, такого странного парня, что прям хотелось доебаться. Костя сел на переднее сидение, пристегиваясь, кивнул водителю, и они отправились в дорогу до арендованной квартирки. — Как ваше здоровье, Юрий? — поинтересовался Саша в намерении провести светскую беседу. — Норм, сойдет. А Ваше? — Юрка повернул взгляд и сощурил глаза снова, всем своим видом немного быканув. — Отлично. Погода сейчас просто потрясающая, в такую только и познается вся прелесть моего города. — Саша невозмутимо улыбнулся, изящно сложив ладони на коленях. — А вы, Юрий, какую предпочитаете? — Чтоб не смог и заебок. — не сдержался Юра, почему-то именно рядом с Питером хотелось по жесткому быковать и материться. Особенно почему-то сейчас. — И то правильно, у природы нет плохой погоды, верно? — Юра кивнул и сжал губы. — Я с вами, к сожалению, сегодня вечер не смогу провести — появились неотложные дела, но завтра в восемь приглашаю вас в мой театр. Такую постановку выбрал, вам точно обоим понравится. — Конечно, Саш, спасибо. — с улыбкой проговорили спереди, оборачиваясь на двух парней. Костя был рад. Но не понимал, почему Челябинск снова корежится. И такой подозрительный, словно пытается выявить подвох. Которого не было даже в планах. — Ага, спасиб. Про что? — Ох, предпочел бы оставить это для вас сюрпризом. Только скажу, что танки присутствуют. — И на том спасибо, блять! ***       Пока Костя распаковывался, Юра залипал в свою сумку, ища в ней ответы своей подозрительности. Все как-то странненько. Он и раньше знал, что отношения у них крайне теплые и близкие, но сейчас что-то в этом разглядел, какую-то их общую тайну. Перебирал пальцами свой вещевой минимум и не пытался выгрузить все это на полки. Костя выжидающе молчал. Хоть они и успешно продолжали применять в своей жизни концепцию «Лучше попиздеть, чем попиздиться», как называл её Юра, иногда ему требовалось время, чтоб сформулировать мысли. Озарение обычно сопровождалось громким возгласом и ошалевшими глазами. Или смехом. Или «ой да твою мать!». Этого Костя и ждал. Чего-нибудь из этого. Только потом диалог может состояться, потому что докапываться до Юры сейчас мысль не то, чтобы плохая, скорее бесполезная. Разложив все вещи в прекрасные ровные стопочки, Костя уже просматривал доставку еды, как вдруг Юра, до этого тихо сидящий на коленях, резко соскочил и вскрикнул. — ТАК ЭТО БЫЛ САША!!! — Эээ… — Екат похлопал золотыми глазками, не поняв контекста мыслей, задумчиво нахмурился и посмотрел на Юру. — Ну да. Мы же в Питере, это логично. Ты только сейчас это понял? — Я щас в тебя кину что-нибудь. Не придуривайся, Саша был тот, с кем ты сосался! — Костя хлопнул глазами и скривил лицо, но быстро стабилизировался и выдал тихое. — А ты с чего это взял? — Уралов, не елозь, я тебя блять знаю, ты всегда так делаешь, когда не можешь правду сказать! — Юра злобно посмотрел в золотые глаза, ожидая чего-нибудь. Четкого и ясного опровержения не последовало. — Я пойду и набью ему ебало. — Твердо проговорил Юра, сжал кулаки и направился к выходу. Костя распахнул глаза и подбежал к нему, останавливая ладонью в грудь. — Стоять, мехвод, проверь свой танк сначала. Бить за что? — Костя отталкивал юркого гопника от двери. — ВЫ С НИМ СОСАЛИСЬ! — Юра блин, когда это было-то. Ну-ка. — он заключил злобного хомячка в свои руки, обняв так сильно, что Юра тяжело засопел. Брыкался, пинался и пару раз ударил ладонями по плечам, но в итоге сдался и просто стоял, нахмуренный и недовольный, опустив руки. — Вот за что ты сейчас собрался портить Сашино лицо, скажи пожалуйста? — Ну как… Ты и… он… — злобно и тихо прошептал Юра, сжимаемый удушающими объятиями. — Ну не пять минут назад же. И не год. И даже не пять лет. И даже не столетие. Ну было у нас такое, и что? Ты всех моих бывших отпиздишь, так тебе кулаков не хватит. — КОСТЯН!!!!! — Заорали прям в ухо, заставив Екатеринбург поморщиться. — Ты сука меня не провоцируй, а то еще и тебе достанется. — Быкует. Костя слабо улыбнулся, посмотрев в лицо ревнивого чучела. Почему-то это вызывало в нем что-то умилительное. Челябинск ревнует, ну. Ограниченным в свободе или постоянно пристыженным и принижаемым Костя себя абсолютно не чувствовал. Он просто знал, что изменять не собирается, не собирался никогда, много раз говорил это ему, но тот просто такой… Юра. Погладил по волосам и щеке. Чмокнул в нос. Юра еще больше засопел. Его чувства серьезны, ну что такое! — Юр. Я тебя люблю. Был бы рад бы всю жизнь целовать только тебя, но как сложилось, так сложилось. Вот что ты сейчас своим мордобоем сделаешь, время повернешь? — Но вы с ним до сих пор общаетесь. — недовольно пробурчал, отведя взгляд, но от ласки не отстранившись. — Ну да. Поэтому и общаемся. Потому что кроме дружбы между нами нет абсолютно ничего. Мы любим друг друга. — Татищев злобно зыркнул и раздул в гневе ноздри. — Но исключительно как люди, которые знают друг друга почти с самого рождения и пережившие вместе так много, но блин, Юр… — закончил Костя, еще раз ласково улыбнувшись любимому придурку. Ну как такого не любить? Невозможно. — Ладно. — он все еще был нахмурен, только уже чуть меньше, а получив легкий чмок в недовольные губы вообще растаял и расслабился. — Но, если что, я тебя выебу. — встрепенулся, тыкнув указательным пальцем в нос. — Ой, напугал, тоже мне. — Уралов закатил глаза и еще раз поцеловал, только теперь уже в лоб. Хотя хотелось зачмокать абсолютно все красивое личико. Прям взять щечки в руки и так чмокчмокчмокчмок. — Иди вещи разложи уже, и я еду заказываю. — Ладно. — буркнул, зыркнул исподлобья, быстро и резко поцеловал. — Ух, блять. — констатировал своё состояние и выпутался из рук, злобно затопав к сумке. ***       Саша был вдохновленным. Летел, буквально, в театр, на ходу рассказывая о сценаристе и труппе. Юрка все еще пытался высказать своё недовольство, сдерживаемое лишь Костиной мягкой улыбкой для него. Александр не обращал ни малейшего внимания. Во-первых, было не до этого, во-вторых, об их отношениях догадаться не сложно, в-третьих, к Юриным острым словцам и колким взглядам он уже давно привык. — Юрий, сдайте, пожалуйста, куртку. — Юра сконфузился. Значимость места понимал, но из приличного был только постиранный черный джемпер. Саша глядел и ласково улыбался. И без тебя знаю, вообще-то, чай не в первый раз пришел. Куртка вежливо забралась самим Сашей, в ответ протянули лишь бирку. — Пройдемте, скоро начнется.       Закатил глаза и медленно поплелся рядом с Костей, как всегда, потрясающе красиво и в то же время уютно одетым. Теплая рука маняще болталась совсем рядом с Юриной, он чувствовал её жар даже на расстоянии, но взять не решился. Просто залип на длинные расслабленные пальцы. Костя за время новой ступеньки их отношений никогда не пытался что-то двоякое сделать прилюдно. Иногда обнимал за плечи, но, в принципе, мужики обнимаются за плечи. Но Юра все равно чувствовал, что его поднятый на улыбающееся лицо взгляд выдает чувства с потрохами. Поэтому не разрешал. Дома обнимал до полусмерти, лип, лез, приставал, ластился, заваливался сверху, но вот на людях… и было обидно. Обидно, что нельзя просто взять эту руку в свою и погреть замерзшие пальцы. Что можно получить в табло без разбору. Но Юра же разобрался! А не полез бить лицо. Вот пидарасы. Вывела из размышлений только твердая Сашина спина, в которую Юра вмазался. Александр прикола не понял и развернулся, перестав оглядываться в поиске мест. — Прости, задумался. — пробурчал Юра, заглянул в билеты, своим инженерным мозгом прикинул и пошел в верном направлении. Двое мужчин пошли за ним, переговариваясь по поводу того, в какое место можно сходить вкусно покушать. Предложение прозвучало прийти в гости и отведать питерских пышек. До Юры гостинцы, собранные в дорогу и всученные почти насильно, никогда не доезжали, потому что да боже, Сашка готовить умел. Так что Челябинск, возможно, из всей полноты питерской гастрономической палитры, знал только шаверму, но упорно называл шаурмой.       На умело подобранные Сашей места приземлились до забавного одновременно. Располагались посередине, идеально близко, чтоб все рассмотреть, но также идеально далеко, чтоб не сломать себе шею во время просмотра. Услышав предупреждение о наличие сцен курения сигарет и вреде здоровью, усмехнулся, пожалев, что не покурил перед входом. Забыл. Задумался. Свет погас и сюжет военной тематики постепенно развивался, перебиваемый тихими смешками Юрки от шуток по типу «Я только Сталина люблю!». Как он понял, рассказ был о погибших военных где-то в раю, пересматривающих свою жизнь. Саша не соврал, было интересно. Иногда мельком глядел на него, через Костю: красивое, реально красивое лицо периодически морщилось от упоминания каких-либо военных вещей, но Юра оценил жест. Повел на то, что понравилось бы уральцам, но было бы тяжеловато смотреть самому. Какое благородство. Невольно вспомнилось то, как он, будучи по сути своей еще юношей, был вынужден встречать людей из Ленинграда. Встретил, конечно, медом-маслом, но спокойнее не стало. Особенно когда наблюдал панику в глазах и боль Кости, который не мог с ним общаться. И как Уралов рванул к нему, забив на все разногласия, как только выпала возможность. Что между ними должно было такого быть? И Юра понял. Просто Саша был единственный, кому Костя мог доверять. Все его чувства и переживания. Блять, Питер… такой благодарностью к тебе только что прониклись, ты даже не представляешь. У Юры аж задрожали руки от осознания того, что на протяжении долгих веков единственной точкой опоры во вращающейся жизни Кости был Саша. То, что это был не он, было слегка грустно. Но Татищев все понимал.       Увидев, что худая ладонь рядом слегка подрагивает, Костя в сумраке зала положил на неё свою горячую руку, заставляя Юрку резко повернуть голову, насторожиться. — Все хорошо, Юр, тут не видно. — в подтверждение своим словам, Костя отодвинул их руки подальше, под подлокотник. Наклонился, шептав на ухо, но они же в театре, тут же нельзя громко говорить. — Замерз? Сходить за пальто? — Да не… просто понял кое-что. — Что? — Они умерли, да? — слукавил Юра, тыкнув пальцем на сцену. Лучше притвориться недалеким, чем от переизбытка чувств сейчас сжать Костины плечи в руках и едва ли не заползти ему на колени. — Да, все верно. — Костя улыбнулся и руку попытался убрать, но Юра схватил её своей, переплетая пальцы, все так же, под подлокотником. — Не убирать? — тихонько замотали головой из стороны в сторону, крепче сжав ладонь. — Ладно, Юр. — Тщ, я вас сейчас обоих выпровожу отсюда. — Недовольно прошептал Саша, взглянув с приподнятой в возмущении бровью на ребят. Оба кивнули и уставились обратно на сцену. Пока холодные пальцы грелись в теплоте ладони. *** — Ладно, молодые люди, спасибо, что сходили со мной. Вам понравилось? — Да. Интересное видение. Декорации красивые. — Костя закивал, ожидая, когда приедет такси для Саши. — Тебе как, Юрк? — А… да вообще заебись, типа вся эта тематика, ух. Шутки про Сталина просто отборные. — В обычной своей манере проговорил Юра, затягиваясь сигаретой. — А тебе как, Саш? Нормально? — Да, думаю, мне даже понравилось. Проникновенно и грустно. — Саша слегка отвел взгляд, поправляя очки. — М, моя карета. — Он улыбнулся, приобняв Костю, и направился к машине. — Через два дня жду вас у себя, можете с пустыми руками. — обернулся, посмотрев на Юру, делающего последние тяжки, и на Костю, обеспокоенным взглядом провожающего его к машине. — Ты напиши, как доедешь, ладно? — Хорошо, Костя. И вы тоже. До встречи! — Аккуратно вскинул руку, второй открывая дверцу машины. — Санёк, стой! — встрепенулся Юра, быстро гася бычок о край мусорки. — Да, Юрий? — Татищев подошел, немного бледнее, чем обычно, вздохнул и в своем самом уважительном жесте протянул Саше руку. — Спасибо, Саш. — посмотрев сначала на ладонь, затем в глаза, Александр слегка растянул губы в улыбке и вложил свои пальцы, такие же холодные, в прокуренную руку. — Не за что, Юра. — Нет. Есть за что. Просто спасибо, ок? — Юра крепко сжал ладонь. — Ок. — повторил Саша, сжимая ладонь в ответ. — Пока. — отпустил и захлопнул за ним дверь машины, проводив взглядом. Обернулся на Костю. Тот стоял, в недоумении вскинув бровь, вопрошая, какой именно питерский комар укусил Татищева. — Потом объясню, пошли. — проговорил, будто бы реально смог бы объяснить это. Подошел к Косте, и по привычке все-таки опустил свою ладонь в его, но тот, свыкшийся со случайной тактильностью и знающий о смущении буквально все, руку выпустил. Юра согласился, но был против. Перевел взгляд на Костю, и что-то снова в нем щелкнуло. Такое знакомое лицо, как будто уже видел, далеко в детстве. Немного неуверенное, с отведенным взглядом и сведенными бровками. Что-то явно говорило о том, что такая ситуация уже случалась. И, возможно, не раз. Но настаивать не стал. — На хату или погуляем? — А ты как хочешь? — Я у тебя спрашиваю. — Я бы предпочел дойти пешком до "хаты", максимум. — Лан, че. Пошли. — Юрка улыбнулся и направился в нужную сторону. Идти было не так далеко, но не настолько, чтобы времени вспомнить это лицо было мало. Хотя, был еще один предательский вопрос, до этого спокойно вертевшийся в голове, но он, наконец, достиг языка, и вылетел в прохладный влажный питерский воздух. — Почему я, а не он? — прозвучало немного жалобно, пришлось откашляться и свалить все на застрявший в горле никотиновый сгусток. — Ты сказал, мы похожи, так почему именно я? Типо… САНЁК. — рука скользнула куда-то вверх, а Костя лишь едва видно улыбнулся, посмотрев на Татищевскую неуверенность. — Я если б знал… — начал Костя, но начал не с того, чем вызывал злогрустное выражение лица и тяжелый вздох. — Да я имел в виду… что никогда не испытывал к нему что-то большее. Мы друзья. С детства. Я даже не задумывался о том, в кого влюбляться, если честно, как-то само собой вышло. — Мгм. — промычал Юра, опустив взгляд. Ответ его явно вогнал в еще большую неуверенность и загоны, так что мозги пришлось поднапрячь, чтоб выдать что-то особенное. — Ты живой. — черные брови непонимающе нахмурились. — В тебе так много всего, жизни, эмоций, импульсивных поступков, и это не в сравнении с Сашей, а в сравнении со мной. Ты представляешь, чтоб я с кем-то другим воровал яблоки в саду главного, ну? А как ты с лошади навернулся? Разве такое с каким-то еще городом случилось бы? И ты открытый. Прямолинейный до невозможности, честный, в этом похож на меня, да даже превзошел по всем параметрам. И столько в тебе любопытства и радости, что даже самому тогда жить захотелось, а не только работать. — Но сейчас то… — начал бурчать Юра, но его схватили за плечо, останавливая и разворачивая к себе. — Да и с Саней вы… — Да, с Сашей тоже была жизнь, но с тобой гораздо больше. В тебе гораздо больше. И даже сейчас, я просто вижу это, особенно в глазах. Много, конечно, прошло времени, и тебе, наверное, кажется, что раньше ты был лучше, но это не так. Ты просто вырос. Но вот ОНО, во что я так сильно не хотел влюбляться и так быстро тонул в этом, не пропало. Не исчезало никогда. Я столько узнал и понял, смотря на тебя, такого живого и эмоционального, я бы никогда не научился чувствовать, если бы не ты. Слышишь? — Юра все это время куда-то отворачивал взгляд и хмурился, но голову на вопрос все же повернул. — Ты просто… Столица Мира, блять, Челябинск, да я понятия не имею, как я мог влюбиться в кого-то, кроме тебя! — с улыбкой, чуть громче сказал Костя, на этот раз опустив свой уровень сдержанности на пустом переулке, просто притянул к себе за руку и поцеловал. Юра не стал брыкаться, ответил, но отстранился довольно быстро. — Надеюсь, что никто не видел. — пробурчал, оглядевшись. В переулке вправду никого не было, даже свет в ближайших окнах не горел. — Ты думаешь, что два уральских мужика не справятся со стайкой питерских мальчиков? — вкрадчиво прошептал Костя на ухо, шутил, конечно, пытаясь успокоить и себя, и настороженного Юру, обнимая его вокруг плеч. — Ха! Тоже верно. — Татищев довольно закивал, позволяя себе закинуть руки на пояс парня, так нелепо влюбленного в Челябинск. ***       В квартиру вернулись же с совершенно другим настроем, приправленным откровенностью разговора. Особенно Юра. Пополнить счёт тактильностей, опустевший за день, было чертовски необходимо. Касаний не хватало, как свежего воздуха. Пришлось лезть первым и развязано засосать прям в коридоре, потому что Костя опять включил свою сдержанность. Выключи нахер, она сейчас ни к чему. Да даже просить не пришлось, потому что Уралов все еще заводился с пол-оборота от такого поведения.       Юру толкнули к стене. Впечатавшись спиной в холодную поверхность, он издал тихий стон сквозь сжатые губы и, запрокинув голову, закрыл глаза, полностью отдаваясь своим чувствам. Джемпер упал на пол, штаны опустились до лодыжек, слетели, а мужчина, выполнявший все эти действия, скользнул вниз, уместившись на коленях перед своим любимым. И почему Юра так долго прятал ото всех, что хочет, чтобы все его тело покрыли миллиарды поцелуев? Господи, как же он любил, когда его живота касались губы, а в лёгкий изгиб талии вцеплялись острые зубы. Застонал. Запустил пальцы в цветные волосы, зажмурился, выгнул поясницу. Почему только этот мужчина смог подарить ему все, чего он так хотел и так долго скрывал? Почему только с ним мозг перестаёт работать? Почему всю жизнь Юра сам хотел касаться лишь его так близко, всегда позволяя себе слишком много? И почему только этому мужчине, который сейчас устраивался между его ног, было очевидно, что на самом деле Юра хотел в постели. Ну, или у стены.       Рука и губы — прекрасное сочетание. Пошлый звук. Юра сжимает волосы в кулак и надавливает сильнее, чем нужно. Не может сдержаться. И так горячо внизу, так мокро. Приоткрывает губы и тихо стонет, жмурится, сдерживаясь. Неужели ещё не понял, что это бесполезная затея. Горячие сильные руки гладят его по всему телу, пальцы нежно касаются острых ключиц, а затем, надавливая, спускаются вниз и обвивают лодыжку. Снова вверх, по ноге, на заднюю часть бедра, подхватывая и прижимая к себе. Юра трясёт чёрными волосами и кладёт ладони на широкие плечи внизу, опирается, сгибает спину, не в силах противостоять тому, что чувствует. Его обхватывают за пояс, нагло положив руку на ягодицу, а ему уже даже и это нравится, лишь бы трогал, лишь бы касался. Стон, пробившийся сквозь сдержанность, начинается с мата. Как всегда. А сидящего на коленях даже веселит и умиляет это, он отстраняется, вычертив мокрую дорожку языком, поднимает голову и смотрит, так влюбленно и преданно, так доверчиво и трепетно, что Юра готов растечься по полу в эту же секунду. Но ему не дают. Лишь улыбаются, горячими пальцами продолжив сладкую пытку. Ах, каков бес. Юра слышит признания в любви, чувствует поцелуй на тазовой кости, тяжело дышит и совсем тихо поскуливает, толкаясь бёдрами в попытке намекнуть на более активную работу, вот только мужчина не поддаётся, играется. Сильнее или слабее, медленнее или быстрее? Неизвестно. Юра уже с ума сходит, дыхания не хватает, и приходится жадно глотать воздух и хрипеть стоны. Пока из его горла снова не вылетает отборный мат, выдающий все его душевное состояние. Мужчина удовлетворённо хохотнул и быстро прижался языком. Посмотреть на это хотелось, но ещё было неловко открывать глаза. Хотя в воображении все равно стояла до ужаса пошлая картина с ниточками слюнок, горячим высунутым языком и розовыми щечками. О боже. Как ты можешь делать это со мной? Худое тело крупно задрожало, сквозь губы вылетел разомкнувший их стон, и парень просто бы завалился вперёд от судороги, если бы его не подхватили горячие руки и не прижали к себе. Юра приластился к плечу Кости почти моментально, как только оказался рядом. Почему другое плечо было мокрым под пальцами — откровенно было плевать. Да и что вообще может волновать его сейчас, такого расслабленного, такого… Получилось только поднять голову и посмотреть в золотые глаза, в которых так и читался вопрос «Ну, родной, тебе понравилось, скажи, я все верно сделал?». Ответом послужил горячий поцелуй в губы. Отступил к кровати, до которой они не дошли пару метров. Юре мало тактильности, мало прикосновений к себе, хочется просто, чтобы его вечно касались. Но он и сам мог напроситься с лаской. Водил по всему широкому телу руками и сжимал пальцы на каждой мышце так сильно, до боли, пытаясь быть как можно ближе. Костя пустил его между коленей и расслабился, чувствуя, что его сейчас затрогают до смерти. Но умереть в этих худых прохладных руках было совсем не страшно. Юра просто упал сверху и прижался всем телом, одновременно с Костей тихо застонав от чувств.       Закрыл глаза, просто желая почувствовать. Как сильные, но всегда такие аккуратные теплые руки проводят по спине от поясницы вверх, притягивая. Как щеку греет горячее сбивающееся дыхание. Как он проводит по руке, сжимая холодную ладонь своей, так крепко. Его расслабленный поцелуй, такой глубокий и приятный. И грубую ткань одежды под обнаженным телом. Ты почему еще одет? Сам вцепился в плечо, утягивая за собой, упав на спину со случайным стоном, сразу же попытавшись сдернуть любимый, но уже надоевший джемпер с тела. Получилось с трудом. И брюки, их тоже к черту. Но вот тут без уральской сдержанности не обошлось, потому что тепло отстранилось куда-то вдаль, и послышалось только шуршание ткани. Юра запрокинул голову, не открывая глаз, все еще немного боясь своей реакции на обнаженное мужское тело рядом, во всей его красе. Но вот почувствовать…хотел всё, и сразу. По обе стороны от плеч уперлись руки, а бедер с внешней стороны едва коснулись колени. Привстал, неловко тыкнулся в нос, хотя рассчитывал в губы, и, усмехнувшись, приоткрыл глаза. Да, к черту. Костя красивый. Он всегда его таким считал. Упал обратно на кровать и оглядел. Сначала такое строгое, но сейчас расслабленное порозовевшее лицо. Широкие плечи. Плоскую твердую грудь. Легкий изгиб в талии и подтянутый живот. А потом просто скользнул взглядом вниз, покраснев, рывком притянул за плечи к себе, наконец, поймав губы, вцепляясь в них с поцелуем. Потянул руку вниз, щелкнув суставами, мягко, как обычно, обхватывая кольцом подрагивающих пальцев. И на миллиметр отстранился, слушая приятный возбужденный выдох. А сам закусил губу, понимая, что ураловской левой руке точно придется поработать еще раз. А может, и не только ей…       И когда, в последний раз за ночь, с диссонансом в три секунды, их стоны переплелись в один, Костя готов был богом клясться, что снова услышал это от Юры. Такое желанное слово из 5 букв, шепотом вылетавшее среди всех его судорожных вздохов уже несколько раз за последнее время. Готов был скулить от счастья, но переспрашивать не стал, просто надеялся, что в скором времени услышит это от него в более осознанном состоянии. А пока, наверное, это было самой лучшей неожиданной фразой, когда-либо бесконтрольно вырвавшейся из Татищевского сердца. Его глаза мило слипались, чересчур ватные руки потянулись куда-то к груди и обвили её холодом. Парень вздохнул, проваливаясь в сон.       Через полчаса Костя, сонно залипавший в потолок, погруженный в свои глубокие думы о том, что Юра даже в его воображении никогда не смотрел на него с такими чувствами, с какими смотрит сейчас, услышал хриплый и тихий голос, сорванный еще в начале вечера. — Ты спишь? — Юра пододвинулся ближе, разлепляя глаза, залезая на руку. Костя отрицательно помотал головой и повернулся к нему, улыбаясь. — Гладь. — приказным тоном сказал Татищев, и Уралов с улыбкой вздохнул, развернувшись к нему лицом, положил руку на прогиб талии и всей широкой ладонью провел к лопаткам. Неужели все еще не натрогался? Ответ на сто процентов был отрицательный, ведь это же Юра. С детства до ужаса тактильный и прилипчивый. И сейчас Костя был бесконечно счастлив касаться его, надеясь, что чувства взаимны.       Посмотрели друг другу в глаза. На секунду показалось обоим, что спать из них сегодня никто не намерен, но, как бы не хотелось продолжить, пока что оба были вымотаны. Поэтому залипли друг на друга. Оставалось так много непонятного между ними, не мешающего жить, просто эти тупые вопросы «А что, если бы?..» не давали спокойствия. Если бы Костя признался сразу, что бы изменилось? Принял бы его Юра, могли ли они быть той самой сказочной и нереальной парой, которые с детства вместе? А он сам? Если бы кто-то научил его чувствовать правильно, понимать себя, он бы признался? Сейчас, под слоем суровости, довольно романтичная часть представляла, что да, признался бы. Не сразу, конечно, тоже бы метался, но с его прямолинейностью и порывами ждать бы не пришлось так долго. Просто он же в детстве такой был — жаждущий любви, поэтому, наверное, еще до знакомства с «городом с женским именем и мужским характером» представлял, как круто будут развиваться его отношения с ней, с цветочками, подарками и поцелуями при уральской луне, вот только к нему вышел Костя, и, если честно, сейчас казалось, что разницы никакой не было и нет. Только во времени, когда бы их отношения дошли до того, что ребра Юры гладит горячая ладонь, а вторая рука невесомо берет холодные пальцы в свои и притягивает к голой груди. Так медленно, аккуратно, боясь спугнуть, как будто не они только что помяли все простыни. С чего это в золотых глазах плескалось столько неуверенности, плохо скрываемой для Юры теперь даже под маской холодной сдержанности, предположить было трудно, зато Татищев вспомнил этот взгляд. Он всегда его раздражал, потому что в такие моменты Костя просто каменел и, обычно, уходил. Не физически, но отталкивал так сильно. Такой взгляд появился не сразу, но в плохой памяти всплыл момент, когда его было видно лучше всего. — Слушай… — нарушил тишину слегка тревожным голосом, двигаясь ближе и прижимаясь к теплу. — я тут… Вспомнил кое-что… — Что же? — тихий приятный шёпот рядом с щечкой, даже не видя знает, что улыбается. — Ты… Помнишь, давно, в детстве, ты не разрешил взять тебя за руку…когда мы ещё совсем маленькими были, не помню год… — Костя сдавленно кивнул и посмотрел на друга, немного отстранившись назад. — Почему?.. — ну, рано или поздно рассказывать пришлось бы. — Потому что тогда это стало чем-то особенным, а не просто…