The Alien

      Йен не знал, что прощаться с кем-то (и с чем-то), давно ставшим неотъемлемой частью его жизни, — так тяжело. До некоторых пор он об этом не задумывался. Все, мысли, которые роились под сводом его черепа, подобно множеству песчинок, поднятых в воздух порывами ветра, были о том, что произойдёт с ним на Земле.       Парень думал о своём теле, о том, не подведёт ли оно его в такой важный — самый важный! — и ответственный час. Не только сердце, не приспособленное к условиям другой планеты, но и девятидюймовый половой орган Йена, — предмет его небезосновательной гордости. Что если эта штуковина попросту откажется функционировать? Йен не побрезговал бы парой упаковок виагры, не будь у неё столько побочных эффектов, опасных для пресловутого сердца!       Да, что касается Микки, Йен боялся не оправдать его ожиданий, разочаровать свою черноволосую зазнобу. Ведь Микки наверняка составил для себя определённый образ Йена, которым тот, в любом случае, не являлся. И хотя Йен всей душой надеялся, что именно Микки Милкович поможет ему стать земным человеком, сомнения не оставляли его в покое. Что этот парень подумает о Йене, когда узнает, кто он на самом деле? Сочтёт Йена фриком? Или сбрендившим психотиком, страдающим шизофренией? И сможет ли Йен винить Микки за это, если что-то подобное правда случится?       Такого рода опасения терзали Йена довольно давно, но в последнюю неделю даже они отодвинулись на задний план. Йен осознал, что скоро ему придётся попрощаться со всем на этой планете, в этом городе. И Йен прощался. Рассеянно бродил по окрестностям, прикасался к вещам, которые прежде не представляли для него особенного значения, а теперь вдруг обрели неожиданный смысл.       Йен привык к этому богом забытому месту, где волею нелепого случая ему довелось родиться. К стенам, которые защищали каждого жителя Марс-Сити от страшной инопланетной стихии и радиации, от резких перепадов температур и атмосферы, непригодной для человеческого дыхания. Йен понял, что ему дороги массивные марсоходы и передвижные буры, метеостанции и гигантские тарелки антенн, посылающих сигналы в бескрайний космос. Всё, что окружало Йена здесь, было творением рук человеческих. Всё это создали люди, те самые, одним из которых он так отчаянно желал стать.       С людьми-то Йен и прощался в первую очередь. Несколько раз поужинал с Катей в общей столовой, подарил Веласкесу свой айпод и беспроводные наушники, чтобы тому было не так скучно намывать до блеска однообразные серые коридоры корпуса, в котором большинству из живущих здесь приходилось проводить львиную долю времени.       Йен в два раза чаще заглядывал к Ходжинсу, играл в карты с ребятами из пожарной охраны на их обеденном перерыве, позволял неугомонной занозе Амуру ночевать в своей комнате, которую шерстяной негодяй умудрялся переворачивать вверх дном к моменту, когда будильник Йена поднимал его для утренней пробежки. Йен почти не мыслил своего распорядка дня без этого суетливого пыхтящего мячика.       Накануне межпланетного путешествия Йен всерьёз размышлял о правах енота на выбор, где ему жить — на Марсе или на Земле. Амур не был чьим-то питомцем и, тем более, собственностью. То, что его привезли на станцию, не означало, что он обязан был оставаться на ней вечно. Идея взять Амура с собой лежала на поверхности, вне юрисдикции совести Йена, и игриво подмигивала парню. Однако енот вряд ли был способен повторно перенести нагрузки, связанные с межпланетным перелётом. Так что Йену пришлось смириться с этой потерей. ___________________________________________________________________       Добравшись до вершины холма, Йен огляделся по сторонам. Пейзаж вблизи экватора, где находился Марс-Сити, выглядел умиротворённым. Даже кислотная дымка вдалеке немного рассеялась, делая ядовитый воздух прозрачнее. Очертания Олимпа далеко на Юге выглядели чёткими и такими родными, что у Йена болезненно защемило в области грудной клетки. Сегодня он собирался проститься с этим гигантом навсегда.       Потухший вулкан был для Йена олицетворением слишком многого. Марсианский Олимп помогал парню помнить о том, кем он являлся на самом деле, — потомком людей, которые когда-то давно, ещё до того, как стали летать на Марс и возвели здесь целый город, дали земному Олимпу его величественное, монументальное имя. Йен гордился тем, что принадлежал к роду этих отважных первопроходцев.       Но в первую очередь Олимп ассоциировался у Йена с одиночеством, которое не могли скрасить ни Амур, ни даже братья Буты. И которое перестало быть мучительным и безысходным благодаря одному удивительному брюнету, живущему так далеко, что Йену порой становилось жутко от мысли об этом.       Теперь Йен был готов попрощаться с Олимпом, а в его царственном воплощении и со всей Красной планетой. Потому что он понимал, что должен отпустить свою тоску, которая неумолимо росла в груди и грозила сорвать полёт. ___________________________________________________________________       — Вытяни руку, расслабь и постарайся не двигать пальцами, — проинструктировал Йена Ходжинс.       Послушный пациент устроился поудобнее в полулежачем кресле и сделал, как ему было велено. Ходжинс натянул перчатки и взял со стола антисептик, тщательно обработав им левое предплечье Йена. После чего подвинул ближе к креслу механическую «руку» с лучом-сканером.       — Не шевелись, если не хочешь, чтобы я задел локтевой нерв, — посоветовал Джек, направив луч на нужное место, ближе к внешней стороне руки.       — Что будет, если ты заденешь?       — Охренительно больно. Это для начала. У тебя перестанут сгибаться безымянный палец и мизинец. Постепенно кисть и предплечье начнут усыхать, если, разумеется, вовремя не приступить к терапии. На восстановление уйдут месяцы, которых у нас с тобой нет, малыш, так что замри и перестань задавать вопросы. Это займёт всего несколько секунд.       Глаза Йена округлились и он замер. Даже дышать перестал, на всякий случай. Ходжинс быстро просканировал предплечье, внимательно глядя на экран, где сканер отображал все крупные сосуды, мышцы и нервные окончания.       — Мы поместим эту малютку между локтевым сгибателем запястья и длинной ладонной мышцей. Важно не задеть нервы, локтевые и лучевые вены и артерии.       Голос Джека монотонно вещал, почти гипнотизируя. Пару секунд спустя Йен почувствовал едва ощутимый укол, и на этом процедура закончилась.       Механическая «рука» отъехала в сторону. Ходжинс ещё раз обработал антисептиком место, куда только что загнал имплант, после чего заклеил его бактерицидным пластырем.       — Готово. Можешь вставать. Руку пока лучше не мочи и пару дней не позволяй месту введения долго контактировать с воздухом. Как бы мы ни старались сохранять здесь здоровую среду, это место, включая борт «Пилигрима», всё равно кишит бактериями.       Ходжинс отошёл в сторону и позволил Йену сползти с кресла и пересесть на кушетку, где Галлагер стянул обратно свой приподнятый рукав.       — Анджела вчера объяснила мне, что эта штука будет считывать и передавать вам все мои жизненные показатели, — поделился Йен, наблюдая за тем, как Джек проверял что-то на мониторе небольшого портативного устройства, похожего на мини-ноутбук.       При упоминании симпатичной докторши плечи Ходжинса заметно напряглись, но он быстро взял себя в руки. На этот раз Йен решил, что не время паясничать и забрасывать Джека похабными намёками. Теперь он понимал, как сложно находиться вдали от человека, к которому испытываешь чувства.       — Так и есть. Эта штука, — Ходжинс выделил слово «штука» тенью насмешки, — на самом деле будет сообщать о состоянии твоего здоровья и передавать всю информацию сюда.       Он ещё раз пробежался взглядом по маленькому монитору, прежде чем захлопнуть устройство и ввести цифровой код на его крышке.       — Выглядит, как ядерный чемоданчик, — скривился Йен, забуксовав взглядом на подозрительной вещице. Он ощущал себя атомной бомбой, представляя Клейтона в роли бездушного главнокомандующего.       — Это лишь на какое-то время, — заверил Джек, заметив неприятные эмоции, которые отразились на конопатом лице пациента. — Когда доктор Монтенегро поймёт, что для дальнейших опасений нет причины, чип извлекут. До тех пор он также будет выполнять роль Джи Пи Эс трекера.       А вот это было уже занятно. То есть, мало того, что кто угодно каждую минуту имел возможность заглянуть в ливер Йена, парня ещё и окольцевали, как какую-то краснокнижную птичку. Интересно, за каким хреном? Отслеживать популяцию Галлагеров в новой среде обитания?       Йен на девяносто девять процентов был уверен, кому принадлежала грандиозная идея засунуть в него следящее устройство. Что, в свою очередь, отнюдь не добавляло привлекательности дядюшке Клейтону в его глазах.       — Чудненько! То есть, когда мне вздумается подрочить или посрать, мой дядя сможет быть уверен, что я делаю это, не покидая своих апартаментов.       — Йен…       — Нет, всё круто, док, — оборвал Галлагер. — Я понимаю. Он беспокоится обо мне, а вы с Анджелой выполняете свою работу. Не то чтобы здесь, — он обвёл взглядом пространство вокруг себя, — у меня было много свободы действий, верно? Так что окей, я переживу. Это всего лишь временная мера.       И на любую проблему всегда найдётся действенный способ её ликвидации. Эту мысль Йен, разумеется, предпочёл не выражать вслух. ___________________________________________________________________       Йен страшно нервничал. Он не мог припомнить, когда в последний раз чувствовал себя так. С тех пор, как он переступил порог подросткового возраста, его неустойчивый эмоциональный фон постепенно стал приходить в норму. Не говоря уже о тех нескольких месяцах, которые он провёл, общаясь с Микки. В течение этого времени даже психолог Йена стал отмечать стремительный позитивный прогресс в состоянии пациента, связывая это с выбросом в кровь внушительной дозы эндорфинов.       Йен не стал переубеждать психолога, хотя речь шла не просто о банальных возрастных изменениях в химии крови. Йен подозревал, что влюбился. Не только мозгом, но и тем самым органом, который каждый раз при одной мысли о Микки отчаянно и заполошно трепетал в его груди. И который, к ужасу Йена, мог подвести его по прибытии на Землю.       Поэтому да, Галлагер волновался. А кто не волновался бы, окажись он на его месте? К счастью (или к сожалению) таких уникальных людей, как он сам, история больше не знала, потому и сравнивать Йену было не с кем. Однако в данный момент дело было не только в волнении перед полётом.       Вчера они попрощались с Микки. Разговор получился неловким во всех смыслах. Они больше не делали попыток заняться тем, чем бы они не занимались несколько дней назад и что мощным ударом выбило Йена из колеи. Микки был непривычно молчаливым. Не то чтобы он когда-либо казался Галлагеру очень разговорчивым… Но в обычные дни Микки, по крайней мере, огрызался на дерзкие выпады Йена в его адрес и прочие «тыканья палкой». На этот раз все неуклюжие попытки Йена разрядить обстановку были встречены хмурым ворчанием, не более того. Брюнет был нервным и задумчивым, что не могло ускользнуть от внимания Галлагера, который вот уже некоторое время чувствовал себя готовым есть из рук Микки хоть червивые яблоки, как только ему представится такая возможность.       Обнадёживало лишь то, что они вполне мирно попрощались. Микки не отказался от идеи проехать ради Йена пару тысяч миль. Хотя если бы он знал, какое расстояние придётся преодолеть Йену, чтобы их встреча состоялась, вероятно, энтузиазма у Микки было бы больше. Или же всё могло обернуться с точностью до наоборот — Микки мог бы посчитать Йена странненьким. Ведь даже обладая фрагментарными знаниями о рыжем, брюнет постоянно дразнил его инопланетянином. Это не обижало Йена, подобные замечания пугали его до похолодевших конечностей.       В итоге Йен уговорил себя решать проблемы по мере их поступления. Ему предстоял долгий путь, чрезмерно утомительный в моральном и физическом отношении. Но это был путь к тому, что Йен для себя обозначил как судьбу. И плевать ему было, что кто-то мог думать об этом шаге по-другому.       Поскольку ставки были велики, Йен мучился сомнениями в собственных секс-навыках и штурмовал порно-ресурсы с усердием, достойным отличника, для которого любой балл, кроме высшего — оскорбление. Он сделал для себя подборку текстовых, фото- и видеоматериалов, чтобы продолжить изучать практические аспекты интимных отношений во время полёта. Не имея ни малейшего представления о предпочтениях Микки, Йен не гнушался ни фистингом, ни «золотым дождём», ни БДСМ, когда исследовал категории на порно-сайтах. На всякий случай! Ведь, для начала, Йен даже не был в курсе, пассив ли Микки.       Йен однозначно был топом, но ему вряд ли удалось бы сказать «нет» Микки, если бы тот оказался топом тоже. «Куда такому секс-задроту, как я, с чисто академическим подходом к траху до раскованного, опытного землянина!», — думал Йен, и его нельзя было упрекнуть в отсутствии логики. Ведь Галлагер изначально был оторван от нормального, всестороннего взаимодействия с людьми, особенно с ровесниками. Из-за чего познания Йена о близости носили разве что весьма продвинутый теоретический характер и ограничивались экспресс-раундами с теми, кто годился ему то ли в отцы, то ли в дедушки.       Очевидно, Йену было крайне важно доставить Микки удовольствие, и тем не менее, он больше не хотел тренироваться на доступных ему в данный момент партнёрах. Галлагер вообще начал осознавать, что его тяга к возрастным мужчинам спровоцирована странными отношениями с отцом или, скорее, отсутствием таковых. Иногда Йен размышлял об отце, раз за разом прокручивая в голове возможные сценарии их скорой встречи, толком не понимая пока, что именно чувствовал по этому поводу.       Йен был уверен в одном: он безусловно попытается склонить Микки к роли пассива, но если уж тот не согласится, Йен пойдёт ему навстречу и займёт позицию принимающего. Галлагер, наверное, упал бы в обморок, если б узнал, что в то же самое время, в Чикаго, Микки решился на аналогичный поступок, — впервые выступить в пассивной роли ради секса с Йеном. ______________________________________________________________       Микки также был невысокого мнения о своих достоинствах любовника. В некотором смысле, Милкович был не меньшим теоретиком в постельных делах, чем Галлагер. Правда, по иной причине — жестокий гомофобный отец, трудное детство, нетолерантный район… Опыт Микки характеризовался стилем «сунул-вынул-сбежал», при котором он часто не утруждал себя созданием комфортных условий для партнёра. Подворотни, туалеты баров и заброшенные здания служили Микки, как ему казалось, не хуже удобных кроватей.       Подобно Йену, он утолял свои истинные желания скорее в фантазиях, чем наяву. Да и то только в тех случаях, когда Микки об этих самых желаниях догадывался. В основном, с помощью порно, но в последнее время — исключительно с подачи Йена. Галлагер очень волновал Микки. Общаясь с ним, брюнет чувствовал себя то убогим секс-калекой, то моделью нижнего белья. Иногда одновременно. Это происходило оттого, что Йен своим поведением вынуждал Микки обнажаться сильнее, чем если бы он снял с себя всю одежду и прошёлся в таком виде по улице. И оттого, что Йен смотрел на Микки, как на произведение искусства из плоти и крови.       Микки всегда был практичным парнем, не пасующим перед трудностями, и потому прикинул, что ему стоило бы научиться чему-нибудь востребованному у красивых, избалованных вниманием геев. Вроде Галлагера. Милкович отправился в клинику, где сдал анализы на все возможные заболевания, передающиеся половым путём. А вернувшись туда за результатами, к слову, радостными для Микки, присмотрел молодого мужчину, покрупнее, чтобы повысить вероятность попадания на нужный размер. У объекта в руках были бумаги из того же кабинета, что и у Микки, правильно спокойное выражение лица, а значит чистые результаты анализов, и заинтересованный, флиртующий взгляд.       Таким образом, пробная минетотренировка Микки прошла в квартире безымянного, но полностью здорового и потому незачехлённого презервативом обладателя члена, действительно смахивавшего на хозяйство Галлагера. Брюнет отвёл своего подопытного в душ, раздел, тщательно вымыл в стратегически важных местах и в размеренном темпе, не спеша, опробовал на нём приглянувшиеся приёмчики. Примерно через двадцать минут после начала минета Микки постарался протолкнуть эрекцию парня в своё горло, из-за чего тот начал бурно кончать. С непривычки Микки, естественно, попёрхнулся, и чужая сперма пошла у него носом.       Сперва Милкович долго кашлял, потом боролся с рвотными позывами и тягой разбить лицо кому-нибудь из них двоих. Всё равно, кому, лишь бы полегчало! А в результате сбежал с «места боевой славы», охрип на сутки и принял решение отныне практиковаться на овощах продолговатой формы. Следующим же вечером Микки достал из холодильника внушительных габаритов огурец, положил его в тёплую воду и похабно разулыбался. Парень почувствовал, что главные, долгие годы пугавшие его барьеры, он уже преодолел. ___________________________________________________________________       Микки спланировал эту акцию после прощального разговора с Йеном, пока находился в процессе осознания того факта, что им придётся прекратить общение на четыре месяца. Йен щебетал как ни в чём не бывало, уточняя у Микки, куда тот хотел бы отправиться вместе с ним в первую очередь. А сам втайне составлял список того, что мечтал прежде всего увидеть, попробовать и потрогать на Земле. Это были простые вещи: окунуться в океан, выпить парного молока, взять на руки младенца, попасть на рок-концерт, проехаться в трамвае… Боже, трамваи! Йен заранее обожал их!       Памятуя о казусе со сверхдорогими сигаретами, Йен прогуглил цены на товары первой необходимости, билеты, гостиничные номера среднего уровня и многое другое. Он не собирался выкладывать Микки всю подноготную сразу, думал, что лучше им сблизиться постепенно. Йен привык жить строго, по науке, был довольно-таки хорош в планировании. Так что он составил график расходов, научился совершать бесконтактные платежи и даже раздобыл наличные доллары! Не огромные деньги, но при разумных тратах он надеялся, что им с Микки их хватит надолго. ___________________________________________________________________       Галлагера дико раздражал и удручал тот факт, что ему не удалось нормально попрощаться с Джаредом. В какой-то момент тот скрылся с радаров, спрятавшись ото всех на западной метеостанции под предлогом крайней необходимости в сжатые сроки закончить обучение стажёра-связиста. Йен понимал, что это были жалкие отмазки, но в то же время, убегать от переживаний — было именно тем, что Бут младший всегда делал, если речь заходила о привязанностях. Такое поведение было в его духе. И если Галлагер позволил себе расстроиться, то он создал проблему собственными руками.       — Кого, чёрт возьми, мы ещё ждём здесь? — наконец вызверился Йен, когда его настроение достигло точки кипения.       Бут посмотрел на Йена из-под нависающих бровей и проверил застёжку на его защитном костюме. Он сделал это слишком медленно и тщательно на взгляд последнего, что только сильнее взбесило Галлагера. Поскольку он не был каким-то глупым ребёнком, который не может самостоятельно натянуть скафандр.       — До вылета есть время, — пояснил Бут. — Весь экипаж на борту уже несколько дней. Грузовая капсула с твоими вещами переправлена на «Пилигрим», так что можешь быть уверен, ты уберёшься отсюда в самые короткие сроки.       Йен закатил глаза так сильно, что они чуть не оказались у него на затылке. Кого вообще волновали какие-то там пожитки? Это было последним, о чём он беспокоился. Йен не стал говорить об этом Буту. В следующий момент Йена здорово подбросило на месте, когда двери раздевалки бесшумно расползлись в стороны. Человек, чья высокая фигура заполнила собой дверной проём, не был тем, кого Йен мог надеяться увидеть перед вылетом.       — Что ты здесь делаешь? — рявкнул он, когда Джаред шагнул в сторону ящиков с защитными костюмами и не удостоил Йена взглядом. Охренеть и не встать! Это правда уже не входило ни в какие рамки. — Даже не хочешь взглянуть на меня? Просто продолжишь прикидываться, что тебе похуй? Я — непробиваемый Джаред Бут, смотрите все! — Йен ненавидел то, как сорвался его голос и защипало в глазах, когда подошёл и с силой захлопнул дверцу железного шкафчика с личным номером Джареда, написанным на табличке, прямо у того перед носом. — Смотри на меня, ублюдок! Я тут пытаюсь говорить с тобой. Или ты, блядь, не заметил?       — Малыш, тебе лучше успокоиться, — посоветовал Бут.       Он подошёл к Йену и мягко сжал его плечо, что совсем не успокоило Галлагера, если не сказать, наоборот. Несколько человек из их окружения одновременно повернули головы, но Йена это нисколько не смутило. «Пускай пялятся», — подумал он. Если народу было так необходимо зрелище, Йен готов был его предоставить.       Джаред, на которого накинулись с обвинениями и бранью, в свою очередь выглядел спокойно и невозмутимо. «Ну и к чёрту! Если мудак собирается и дальше притворяться бесчувственным андроидом, то мне похуй на это», — решил Йен.       — Я, блядь, спокоен, — огрызнулся Йен, стряхнув большую ладонь Бута со своего плеча.       Двери в раздевалку снова открылись, впуская очередного зрителя на развернувшееся шоу. Им оказалась Катюша, что Йена совсем не удивило.       — Собирался сбежать, не попрощавшись? Не ожидала от тебя, котик, — промурлыкала докторша и провела тонкими пальчиками по щеке Йена, после чего повернула голову и уставилась на Бута младшего. — Не думала, что когда-то скажу это, но я буду скучать по тебе, засранец.       Катя протянула руку и ловким движением выдернула пластиковую табличку с номером Джареда из кармана на металлической дверце шкафчика. Джаред — наконец-то! — поднял свой взгляд и… Мать его! Сукин сын улыбался так ярко, что его улыбкой можно было осветить весь Марс-Сити, захватив при этом территорию ещё в пару миль!        — Что за дерьмо тут происходит? — спросил Йен и уставился на Бута (не на Джареда, потому что в пизду этого ушлёпка).       Возможно впервые за долгое время их знакомства Галлагер увидел, как весь из себя брутальный Силли Джозеф Бут чуть заметно покраснел, покачав при этом головой.       — Я догадывался, что это плохая идея.       Голос Бута звучал с укором, который явно был направлен на младшего братишку. Чёртов Джаред.       — Да вы издеваетесь, — прошипел Йен.       — Очевидно, — вставила Катя, зыркнув на обоих братьев недобрым взглядом.       Джаред посмотрел на Катюшу, как на приставучую муху, и отобрал табличку, а затем сунул кусочек пластика в нагрудный карман своего нательного комбинезона.       — Сохраню на память.       Хлопнув ладонью по карману, он обернулся к Йену. Узкое лицо мужчины продолжало излучать всё обаяние, на которое он был способен. В любой другой момент брови Галлагера оказались бы у него на лбу, поскольку — что, блядь? «Обаяние» и Джаред Бут даже не имели права стоять в одном предложении! Прямо сейчас всё, что Йен мог делать, это растерянно моргать и стараться не двинуть кулаком по этой самодовольной улыбчивой харе.       — Подумал, что твоей драматичной заднице понадобится присмотр, когда она окажется вне зоны комфорта, — заявил Джаред так, будто Йен только что не собирался удавить его резинкой от подшлемника. — Я лечу на Землю с вами, — добавил Бут младший, когда пауза затянулась. — Просто сообщаю на тот случай, если ты вдруг ещё не допёр, говнюк.       И если до сих пор Йену удавалось хоть немного держать себя в руках, то теперь он почувствовал, что все шлюзы грозили вот-вот открыться. Схватив свой подшлемник, Йен судорожно натянул его на голову, попутно вытирая мягкой тканью непрошенные слёзы.       Господи, он собирался разрыдаться от облегчения и радости, как глупая маленькая девочка. Кое-кто из присутствующих (Йен не стал бы указывать на него пальцем) в скором времени непременно ответит за то, что выставил Йена Галлагера перед всеми неуравновешенным сопляком. ___________________________________________________________________       Голос пилота, известивший о предстоящем старте, показался Йену слишком резким. Он мало чем отличался от искусственного голоса из бесчисленных симуляций, через которые ему довелось пройти, но всё равно вызвал прилив адреналина. Как и звук ионного двигателя, который едва пробивался сквозь герметичный шлем его лёгкого защитного костюма.       Сами по себе костюмы были предназначены для того, чтобы защищать людей от внешнего воздействия агрессивной среды во время посадки на борт и в процессе высадки по прибытии на космолёт. Они никоим образом не смогли бы выручить при разгерметизации шлюпки в верхних слоях атмосферы. Не помогли бы человеку выжить в ледяных просторах открытого космоса.       Йен никогда не считал себя пессимистом, но сейчас ему было так страшно, что он мог чувствовать, как дрожат его колени. Если бы не тяжёлые магнитные подошвы его ботинок, Галлагер наверняка уже отбивал бы ногами фееричный степ, как загнанный охотничьими собаками в угол заяц. Он не помнил, когда в последний раз был в таком невообразимом ужасе. Скорее всего никогда.       Динамик в ухе Йена снова захрипел. Галлагер немного повернул голову вправо, пока сила инерции не успела обездвижить его окончательно. Его глаза встретились с насмешливым взглядом Джареда, который расположился в соседнем пассажирском кресле полулёжа. Челнок ощутимо задрожал, когда двигатель заставил летательный аппарат прийти в движение. Йен почувствовал, как его нательный комбинезон в районе спины пропитался потом.       — Не ссы, мелочь, — обнадёжил голос Бута младшего. — Джексон — первоклассный пилот. Твои ягодичные мышцы в безопасности, так что смело можешь их расслабить.       Йену удалось уловить знакомые ироничные нотки, но сейчас они не вызвали в нём привычного желания дать под зад язвительному говнюку. Собственно, если бы и вызвали, вряд ли он смог бы воплотить это желание в своём нынешнем положении.       — Погнали, — скомандовал Джексон.       Йен не успел проглотить сухой ком, застрявший в его горле. Первое, что ощутило его тело — это сильное давление. Боль, возникшая в ушах от перегрузок, заставила его веки сжаться так крепко, что под ними стали расплываться цветные круги. О, Йен действительно был рад, что отказался вчера от плотного ужина, не говоря уже о завтраке! По крайней мере, это освободило его от необходимости делать клизму перед взлётом и исключило риск проблеваться во время стыковки.       Легче Йену стало так же неожиданно и стремительно, как и поплохело. Челнок с пятью пассажирами на борту покинул атмосферу Красной планеты. Первый шаг Йена навстречу его будущему был сделан.