Хрупкость жизни

Я колебалась, когда меня попросили поменяться сменами. Но коллега была в таком отчаянии, что я уступила. Ей на неделю вперед передвинули запись к доктору, и если она не попадет сейчас, то следующая запись будет открыта только через месяц. Прелести отечественного здравоохранения. Колебалась, потому что знала: Азамата должны перевести из больницы в реабилитационный центр. Я хотела попрощаться с ним, пожелать сил и мужества на ближайшие месяцы, ведь я знаю, как ему будет трудно. Но слова Ильи крепко засели у меня в голове, и словно пиратский попугай, который иногда пристраивается у меня на плече, шепнул мне на ухо: «Ты привязалась, Илона, осторожней, я на страже. Привяжешься, а потом отвязаться не сможешь, значит перережь-ка эту связь сейчас, пока не стало слишком поздно». Илья следует за мной, как облачко мошек летом, когда прогуливаешься у воды. И напрасно я машу руками, чтобы их отогнать, они неизбежно возвращается. Но Илья не ошибается, я знаю, не хочу его слушать, но знаю… а потому я перестала размахивать руками и согласилась с мыслью обрезать разом. Я поменялась сменами и не возвращалась, пока он был там. Мои родители никогда мне ничего не разрешали, и я считала, что с их стороны это гадко. Слишком занятые в своем ресторане, они не тратили много времени на мои настроения и экзистенциальные вопросы. Им хотелось, чтобы я двигалась по прямой, как и подобает кавказской девочке – так будет меньше хлопот впоследствии. Чтобы я была примерной девочкой, которая хорошо учится, к которой не липнут мальчики, а значит, и слишком ранние неприятности, и которая найдет себе хорошую партию, желательно кого-то из знакомых, что раз и навсегда снимет с них всякую ответственность. Что я и исполнила. Я слушалась, двигалась по прямой, была примерной девочкой, все делала, чтобы не привлекать мальчиков. Я продолжала жить в этой парадигме даже тогда, когда скользкая горная дорога и нетрезвый водитель встречной машины забрали их жизни. Нашла себе сожителя, который снял бы с меня материальные проблемы до конца моих дней. Но прожила ли я то, что мне было суждено прожить? Думаю, все решили за меня. Да, Илья, я привязалась. Ну и что? Прошла неделя, прежде чем с приемного отделения позвонили, и сказали, что курьер доставил мне письмо. «Илоне Тускаевой, медсестре отделения травматологии». Обычный конверт, но адрес написан от руки. Я мысленно поблагодарила курьера, который доставил это письмо в мое дежурство. Я совершенно умоталась за рабочий день, но внутренне безмятежна. Торопиться особо некуда, поэтому я устраиваюсь в глубине вестибюля на стуле, неизвестно для чего там поставленном, ведь на нем никто никогда не сидит. Может, меня дожидался? Столько времени ради именно этого единственного случая? Приятно такое воображать. Я сижу под маленьким окошком, из которого на бумагу падает рассеянный свет. Медленно раскрываю конверт и вчитываюсь в размашистый мужской подчерк. «Здравствуйте, Илона. Надеюсь, вам не грозят неприятности, наверно, не очень принято получать письма от пациента. Жизненные пути пересекаются и расходятся, а мы так ничего и не узнаем о других: о продавце, шофере автобуса, учителе математики или… о медсестре. Ни продавец, ни шофер автобуса, ни мой преподаватель математики не спасали мне жизнь. А вы – спасли. Вы заботились о моем разорванном теле, а еще о душе со всеми ее метаниями, и о сердце, которому не хватало ласки. И всем этим вы спасли мне жизнь. И мне трудно позволить вам исчезнуть из нее так же внезапно, как я вторгся в вашу. Это похоже на огромный пластырь длиной в полноги, который отдирают одним взмахом. В этом месте тянет и жжет. Иногда долго. Это письмо – мой персональный заживляющий бальзам, но я не знаю, захотите ли вы открыть тюбик… А еще я не знаю, чего именно жду. Может, просто хочу поделиться новостями. Может, узнать, как у вас дела. И какая вы сами – та, кто скрывается за маской медсестры. Я не могу смириться с мыслью, что вы окончательно исчезаете из моей жизни. Конечно, я неправ. Возможно, вы выбросите это письмо в помойку и вернетесь к своей жизни без меня. В сущности, я всего лишь один из пациентов. Похоже, я свыкся с ролью жертвы… Зная вас, думаю, что заслужил нагоняй. Скорее всего, это хитрый ход с моей стороны, чтобы вынудить вас прислать ответ и заверить: нет, я не был просто одним пациентом из многих… Спасибо, Илона, за все, что вы для меня сделали. Мне бы так хотелось стократно с вами расплатиться. Но к сожалению, за всю свою предыдущую жизнь я не успел заработать столько. Кажется, я задолжал вам ужин? Надеюсь, вы не откажитесь после моей выписки из реабилитационного центра принять старый долг? До скорой встречи, Азамат Кудзаев. Некоторое время я так и сидела на том заброшенном стуле в уголке вестибюля. Не знаю, кто из нас был больше заброшенным, но как ни странно, и без всяких на то явных причин, я вдруг почувствовала прилив огромного одиночества и долго смотрела в пустоту, не зная, что думать. Не зная, что думать…