Не навреди

Шкатулки зáперты, 

 Волос ангела режет.

Позволь оставить жалобы,

Не то останусь мятежен.

Чон уже сидит в машине и листает новостную ленту. Страшное событие до сих пор не отпускает. Поверить в это трудно, но фотографии с места происшествия говорят об их реальности.  Он все же откладывает телефон, заводит машину, в которой все еще немного отдает кокосом. Надо будет еще раз протереть все, желательно вылить хлорку на все поверхности. За дорогой он аккуратен. Скольких пациентов после ДТП он видел уже не счесть, и не каждый выживает. А недавнему омеге очень повезло, при таких травмах в кому впадают. Чонгук снова вспоминает искрящегося парня, а потом живой труп на столе под ножом Чона, весь бледный. Но парень выносливый, выдержал. И все равно Чон немного поражен. Это либо его хирургическая точность, либо стойкость и мужество омеги. Либо все эти качества вкупе.  Потихоньку начинают появляться звезды на темном полотне. Чонгук уже подъехал.  Он паркуется и закрывает машину. Уходит в большое стеклянное здание, в каждом окне пациенты или работники. Каждое окно — каждая жизнь.  Чонгук за эти два года научился ценить жизнь. Научился отбирать ее у смерти, что так ревностно отхватывала у людей.

***

У Тэхена руки дрожат. Он слышал все  по телевизору, который весит у него в палате и который благородно включила одна из медсестер, чтоб Тэхен немного «вошел» в мир после операции, посмотрев новости. Но только вот, ни она, ни Тэхен, ни весь мир не ожидали увидеть эти безжалостные кадры.  Ким зажмурил глаза, сжал кулаки и начал молиться. Как молятся отчаянные, как молятся поехавшие на религии. Он рассыпается в мольбах, в просьбах, о том, чтобы родители не полетели этим рейсом и не лежали сейчас в серой земле. Ему ничего не оставалось делать. Он лежит безвольной куклой, он беспомощен. Его заперли в этой комнате, не давая возможности узнать живы ли родители, которым, какого-то черта, вздумалось лететь в Париж. Врачи приходят каждый час, копаются в чем-то, вкалывают, меняют капельницы. А Тэхен каждый раз с умоляющим взглядом спрашивал про родителей, на что те сочувствующе пожимали плечами и грустно отводили взгляды.  Мало того эти твари не говорят про ребенка, про родителей тоже вестей нет. Да, самые настоящие гады. Зачем так мучать Кима? Зачем поддерживать его состояние стабильным, проткнули бы давно капельницы, да вырубили чертовы аппараты, которые шумят и действуют на каждую нервную клетку.  Может Тэхен в глубине души догадывался, но отчаянно отрицал и прерывал все мысли. «Убиты все пассажиры на борту». Может это какая-то ошибка? Или вообще сон от наркоза. Они же всегда такие странные?  Хотя если вспомнить недавнюю сцену, где он падал и разбивался в пугающей бездне, то сейчас самая настоящая реальная реальность, после такой-то дремоты. В этой самой реальности Тэхен остался один. Его покинули Чимин и Минхо. Он до сих пор разрывается в отчаянии, давится слезами, как только вспоминает улыбку Пака, сосредоточенное лицо и складку у бровей Минхо, а потом их горящую машину.  Он лежит не закрывая глаза. Время безжалостно течёт в своем темпе, не обращая внимания на Землю и ее обитателей. Оно едкими и вязкими каплями оседает на душе Тэхена. Уже пять раз зашел Хеншик. Пять часов прошло с показа новостей. Тэхен не из железа сделан, он имеет крайне пошатанную выдержку и сорвется сейчас на любой мелочи. Правда сил на то, чтобы встать и снести к чертям всю эту палату нет, поэтому организм решает выплеснуть все съедающие разум эмоции в еще одну паническую атаку. За окном с каждой секундой небо поглощает тьма. Машины двигаются в своем ритме, соседние здания мигают огнями. А Тэхену бы просто дать знак. Сейчас для него находится в неведении — адская пытка. Ким переживает мощнейший прилив эмоций. Хочется высвободить их, но он словно в коробке, в клетке, в шкатулке. Заперт, обездвижен собственным немощным, слабым телом. Нет возможности выпустить пар, нет возможности докопаться до правды, которую так тщательно скрывают врачи.  Опять вкололи успокоительные, ведь пациента охватила атака. Врачи мечутся в своем танце со смертью. Тэхен, наблюдая за ними, медленно окунается в мягкие объятия ночи. Опять отпускает все тревоги, забывшись в очередном черном кошмаре. 

***

Чонгук сидит в кабинете, листает бумаги, изучает каждого пациента, вносит данные в компьютер. Потом отходит к окну, ветерок обдувает прохладой расслабленное лицо. Он думает о дальнейших планах. Спортзал, машину на автомойку, к Юнги зайти и купить подарок Джину. Мужчина усмехается своим жалким попыткам забыться в бытовых вещах, начать новую жизнь. Но постараться стоит, это уже лучше рассматривания белого потолка.  Он выходит из кабинета, делая небольшой обход по одиночным палатам. Мало ли чего, все равно на месте не сидится.  Тэхен парализован. Он сразу узнает давнего друга — паралич. Мышцы заели, не дают двигаться, их как будто и не было вовсе, как будто заморожены. Горло схватывает ходячий скелет, покрытый красными сосудами с черными впалыми глазами. Он сидит на груди и давит своей тушей на раненную грудь. Смотрит чернотой в глаза Киму. В палате тихо, только уже ставший родным писк техники нарушает угнетающую безмолвность. Демон не слезает, не улыбается, не выражает ничего, только впивается взглядом и сжирает все внутри, он раздирает мышцы, каждая клеточка которых дрожит в страхе перед этим исчадьем, вылезшем из самой утробы кипящего ада. Тэхену страшно, Тэхену бы закричать во всю глотку и прекратить пытку. Ему бы спихнуть с себя это чудовище и отдышаться нормально. Ему бы сейчас сдохнуть. Потому что слишком много страха засело под кожей, разливается по самым маленьким капиллярами, забирается в плазму и сидит там, отравляя Тэхена. Ему неимоверно жутко. Охватывает ужас мигающих чернотой глаз. Неимоверно душно, дышать нечем, спирает каждую молекулу кислорода. И ведь не прокричать ничего, лишь перемещать зрачки на адского утробного существа.  Дверь в палату открывается, заходит человек, слегка топая при этом, нарушая безмолвность демона и тем самым спугивая его. Существо исчезает за секунду. Незнакомец и двух шагов не проходит, как Тэхен хватается за свое горло, приподнимаясь и судорожно начиная дышать. Ему не хватало воздуха все эти жалкие сорок секунд. В комнате начинает витать легкий свежий запах, как только сюда прошел этот мужчина. Врач тут же реагирует и широким шагом подходит, осматривает тонким фонариком. Его силуэт тоже светится, в лунном освещении, как Чиминов в том жутком кошмаре. Тэхен пугается этого сияния. Либо он сейчас в реальности, либо в очередных обманчивых иллюзиях. Но голос раздается слишком реальным для кошмаров. Он твердый и одновременно мягкий, эхом не отдает, по ушам не бьет, да и Тэхен не кричит от этого баритона. Значит сейчас он в реальности.  — Что случилось? — Он начинает проверять температуру своей теплой ладонью, градусы которой написаны на мониторах многочисленных компьютеров рядом с кроватью.  Тэхен лишь вздрагивает, сейчас сил нет на то, чтоб отбиваться от ненужных прикосновений. В горле сушит и он не боится звучать испуганно и забито перед незнакомцем, не тогда, когда жажда пожирает пустынью. — В-воды, — только одно единственное слово он смог прохрипеть своим, разодранным когтями демона, голосом. На большее не было сил.  Мужчина осматривает всю палату, находит полную бутылочку и приставляет ко рту омеги.  Тот жадно впивается в возможность попить. Вода стекает по бледной коже. Пальцы, с щипцами и проводами на них, обхватывают пластмасс.  В изящном и мягком лунном мерцании Чонгук узнает своего пациента и давится воздухом. Он словно привидение увидел: полупрозрачный, каштановые волосы потеряли блеск, поблёкли, но сохранили свою шелковистость, кожа перестала иметь красивый медный оттенок, перейдя в пугающую, отталкивающую бледность. Тонкая и хрупкая шея отдавала приятным слабым запахом лесных ягод. Запястья исхудали, словно ветки молодой ивы, что опускала свою листву в водный уровень. На них тысячи иголок с подведенной к ним прозрачными трубками капельницы. Но глаза, как Чонгук и думал, они завораживают. Каре-зеленые. В нежной лунности краски смешиваются в неповторимую палитру неизвестного художника. Кто автор такой уникальной картины? Дыхание спирает от чистой, утробной красоты чужого взора. Чонгук встречал голубые, зеленые, карие, но такого оттенка еще не было. Словно изумруд пробирается сквозь темные песчанные бури в блеклом свете луны с темнеющими тучами. Так бы Чонгук описал вкрапины зеленого в насыщенном коричневом под ласковым танцем небесных тел. Но глаза стеклянные, до ужаса хрустальные, под ними вся тонкая, почти прозрачная кожа наполняется леденящей краснотой. Страшно что-то сделать не так, двинуться лишний раз, случайно задеть этот хрусталь, чтоб не упал и не разбился. Этот парень выглядел так побито, устало, вяло. Его невозможно потрепала жизнь. Ему всего 27 — Чонгук читал про него статьи дома — самое начало жизни, а он уже меркнет. Отдает тусклостью. Страшно подумать как он дальше будет жить с такой утратой, если даже альфа, что на два года старше, падал в горе три месяца. Да и сейчас падает.  Смотреть дальше было невозможно. Этот Тэхен убивал Чонгука своим видом, контрастом между солнечным омегой в кафе и сутулым, под тяжестью легших на него проблем, обессиленным, в палате для особо тяжких случаев. Это навевало дикую печаль, хоть на стенку лезь. В груди сжалось от обиды и горечи, что копилась, пока Чонгук оглядывал омегу.  Тот виду не подавал. Хоть и пытался всеми силами держаться и не вызывать уродское сочувствие в чужих глазах, но получалось паршиво. Ким сутулился, потому что так удобнее сидеть и меньше ноет в теле и груди. Он смотрит на Чонгука, прожигая дыры. Чонгук сразу все понял. Кому хочется видеть напротив жалкое сочувствие? Это как напоминание о всех бедах, о том что не справился, о том что слабак. Но на самом деле это все не так. Просто особо гордые люди, что ощущает на себе такие взоры рубят с плеча. Они считают себя самодостаточными и им не нужна никакая помощь и поддержка. Это навевает им слабость в своих действиях и решениях. Они чувствуют унижение от жалости к себе. Поэтому они злятся на проявление помощи.  — Что с вами произошло? — Чонгук разрывает давящую тишину.  Тэхен несколько минут молчит, продолжая тонуть в своих разбегающихся мыслях. Но через минуту отвечает на вопрос.   — Паралич.  Чонгук не удивлен. Хоть и предполагал, что удушье от неисправности аппарата или еще чего-нибудь. — Я так и думал. В таком случае примем мелатониносодержащее. Я скажу Хеншику, чтобы он провел общую диагностику и взял кровь на анализ. Надо выявить на отравление, содержание...  Тэхен завис в черных, бездонных глазах. Они не как во сне или в параличе, не пугают. В них плещется спокойствие и уют. От них не хочется бежать или кричать, хочется просто заснуть прямо сейчас и слушать мерный голос. Чернота водной гладью приятно растекается по телу, отдавая недостающее тепло. А блестящая луна добавляет ему загадочности и размытости. В его бездне не страшно падать, потому что разбиться в мягкости естественных зеркал невозможно. У доктора красивые черты лица, густые брови, правда взгляд унылый, печальный, от него остается вселенская усталость, что оседает на утомленных плечах. Тэхен немного расслабляется, отпускает страх от паралича и злость от жалости к себе.  Теперь снова встал вопрос о родителях и ребенке. Он не раздумывая задает их как только врач закончил свою речь.  — Рейс Сеул-Париж. Там мои родители, о них что-то известно?  Чонгук секунду хлопает глазами. Потом до него доходит и он думает, что сказать омеге. Скорее всего Ким слышал новости, раз знает о произошедшем. Тогда смысла говорить что все погибли нет, ведь репортёры все детально рассказали. И к чему был его вопрос, если итак все понятно.  Тэхен заметил растерянность врача и поспешил обьяснить.  — Я имею в виду, может быть выложили список умерших? Или имеется любая информация из сеульских моргов подтверждающая их смерть?  Тэхену хочется верить в чудо, он никак не примет эту шокирующую новость. Смерть Минхо и Чимина сейчас отошла на второй план, все мысли о них прерывает надежда, которая теплится в самом сердце свернутым клубочком. Надежда на невозможное.  Раздался тихий голос рядом.  — Если вам будет спокойнее, я сделаю несколько звонков в Сеул. Тэхен вздохнул облегченно и прикрыл глаза, благодаря доктора. Его надежду подпитывают. Ей дают шанс на существование.  — Но, будьте готовы ко всем исходам события. Вы ведь понимаете, что погибли все на борту.  Чонгуку тяжело говорить правду, но он всегда считал, что это лучше чем ложь. Люди заслуживают знать истину, какой бы она не была.  — Но… может быть они решили не лететь, а мне позвонить не смогли.  На такой вариант Тэхен и надеялся. Вдруг у них появились неотложные дела или кто-то заболел. Да, лучше пусть недельку поболеют, чем умрут там на всю жизнь.  — В таком случае мы можем прямо сейчас позвонить им.  Чонгук достал из кармана телефон. Он хотел помочь омеге, видел его терзания в неведении, видел пытку неизвестностью. Он невольно поставил себя на его место. За два дня потерять всех близких. Всю опору, всю семью. От таких мыслей лихорадило, будто окунали в мерзлую воду и топили. Родители у Чона живы и сейчас наверняка спят. Даже появилось желание позвонить и спросить все ли в порядке.  Тэхен продиктовал выученный наизусть номер и вжимался пальцами в черный металл.  Абонент недоступен.  Обдало холодом, пальцы начали дрожать, слабеет хватка на телефоне, выступает испарина на лбу. Невольно глаза наполняются влагой, он смотрит на белоснежное одеяло и не двигается никак. Хочется разрыдаться, закричать сорвав голос. Хочется утопиться или повеситься. Одна мысль о том, что у него никого не осталось, что он теперь один — убивает всю его натуру. Сейчас он дрожит как осиновый лист от навязчивых картинок мертвых людей. От картинок с счастливым будущем, где он, его ребенок, родители, Чимин и Минхо сидят все вместе на старой фотографии. Он бы повесил это фото в гостиную и любовался каждой деталью. Ему бы хоть ребенка оставили в живых, так было бы легче перетерпеть вездесущую боль. Она колола, резала, жалила, разъедала и обжигала все внутри. Он не может пошевелить рукой, мышцы дергаются под бледной от анемии кожей.  Чонгук до этого рассматривающий окно, теперь вырывает телефон, выключая звук, так как заметил подскочивший пульс. Он быстро сел на корточки у самой кровати и начал искать в тумбе уколы. Хеншик сказал что запрятал их туда.  О чем он вообще думал, когда давал телефон с набранным номером омеге? Решил начать вещать правду, не думая о последствиях. Идиот благородный. Он ругает себя шепотом за эту оплошность. Знает же, что после операции пациентам нужен покой, никаких травмирующих психику вестей.  Тэхен замечал каждое мельтешение у  койки. Каждый провод, который приходил в движение из-за действий Чонгука. Он также услышал его шепот. — Доктор, — начал парень немного громко, чтобы отвлечь Чона от его рысканий в столике для таблеток,  — спасибо, за то что дали возможность узнать, — он перевел взгляд на застывшего статуей врача, — Они все, — имеет в виду врачей, но альфа понял и без уточнений, — лишь пожимали плечами и уходили.  Чонгук хмыкнул. Правильно делали, не то что Чон. Три месяца отсутствия в этой атмосфере, когда нужно следить за каждым действием перед пациентом, и вот плоды: поднял риск ухудшения состояния. Он бы ни за что не допустил неосторожных действий к пациентам раньше. — Я постараюсь сейчас забыть и лечь спать. Киму стыдно за то, что перед ним бегают врачи, не уставая. Ему стыдно за своё беспомощное состояние, за ненужные переживания докторов о его самочувствие. Он хочет хоть как-нибудь облегчить им работу — заснуть и не тревожить их. Но сна ни в одном глазу.  Чонгук понял его чувства. Он сам такое испытывал к Юнги, когда тот приходил исправно каждый день, оставался рядом и помогал разделить боль. Теперь Чонгуку хотелось помочь другому человеку, что тоже переживает жестокую судьбу, даже тяжелее, чем у него.  Раздается немного хриплый голос где-то снизу. — Ким Тэхен, мы можем поговорить или вы решительно намерены уснуть?  Чон понимал что спать сейчас тот точно не собирается, просто заверяет врача, чтобы тот ушел. Тэхен несколько мгновений раздумывал. У него и правда копились слова и эмоции, высвободить их хотелось. — Можем. Я хочу поговорить.  Чон рад это слышать, сейчас омеге нужно было выговориться. Рассказать все, что у него в мыслях. Если позволит состояние может и закричать, хотя вряд ли тому хотелось будить всю больницу. Но Чон бы вытерпел этот крик, сам помнит как драл горло дома. И все же строить с незнакомцем откровенные диалоги будет странным, но если не откровенные? Просто бытовой диалог. Отвлечься, немного отпустить реальность.  — Тогда предлагаю познакомится. Меня зовут Чон Чонгук.  Чонгук уселся на край кровати, чтобы не задевать кучу проводов и вновь заглянул в изумруды с песчаной бурей. Хотя после бури тут осталось лишь небольшое веретено из песка и слабого ветра. Тэхен горько усмехнулся. И правда, он не знал как зовут этого доктора. Он его вообще впервые видит. Но к нему тянуло, хоть и ощущался его нелюбимый запах цитрусов. Из-за операции и уколов обоняние притупилось и от него шел тонкий ненавязчивый шлейф приятного аромата. Наверное, желание поговорить возникло из-за его поступка, он не стал отбиваться от атак Тэхена узнать правду, а просто решил помочь. Или Тэхен свихнулся и ему уже некому выкладывать душу.  Стоп. Тот самый Чон Чонгук, который вернулся спустя какое-то время и сжимал его сердце в руках? Интересно. — Ким Тэхен. Вы уже знаете меня, как я понял, — поджимает губы, смотря в стену напротив и не особо вливаясь в диалог. Чонгук в мыслях пытался найти тему для разговора, но сам молчал. А вот у Тэхена дальше мысли не шли, он резко вспомнил про Ёнтана и опешил. Как он мог забыть? Его любимый питомец там сидит голодный и скулит от одиночества, без хозяина. Тэхен ахнул и прикрыл рот рукой. В голове вертелись картинки с бедной собакой. Еще чуть-чуть и Ким разразится слезами. Потому что уже некуда пихать проблемы и потери. Тэхен, как заполненный до натяжения шарик. Еще хоть чуть-чуть воздуха и он лопнет огромным взрывом. Он наполненная до краев ваза, еще хоть капелька и все выльется водопадом. Вся тоска и переживания превратятся в слезы и останутся тяжелым металлом внутри него. Он начинает пускать мокрые дорожки по ровному тону лица.  Чонгук опешил. Вроде бы пытался наладить контакт, помочь хотя бы присутствием, а у того снова пульс не на месте. Он потянулся за уколами, потому что с этого парня на сегодня хватит страданий. Слишком много эмоциональных всплесков.  Но его резко схватили за рукав, не давая приблизится к тумбе. Чонгук поднял взгляд на парня, что держался слабо за рукава халата длинными утонченными пальцами. Он бы повосхищался эстетикой парня и его прекрасной генетикой, если бы не словил растерянный дезориентированный взгляд стеклянных глаз на себе.  Послышался тихий, до невозможности обессиленный голос.  — Со мной все в порядке, правда, — он не боялся уколов, он боялся опять лежать безвольной массой, неспособной на базовые телодвижения из-за успокоительных, — просто... —омега вздохнул, — у меня собака дома, он один уже сутки.  Врач мягко убрал цепкую руку, аккуратно уложил ее на место и присел обратно, поддаваясь диалогу. Чонгук думает, что если он заберет пса из чужого дома к себе домой это будет странным поступком, но все же решает предложить свою помощь.  — Я могу забрать его к себе, пока вы будете в больнице. — Он смутился, все таки звучит странно, они еле на знакомых походят, а тут уже летят такие откровенные моменты с собакой и домашними питомцами.  Тэхен округлил глаза, он и не допускал варианта отдать на попечительство свою собаку кому-нибудь. Ему было неловко просить о такой просьбе, но сейчас это остается единственной верной мыслью. Хосок и Намджун живут в Сеуле, им попросту некогда следить за маленьким комочком, снующим туда и сюда. Они дома-то появляются, чтоб поспать, и то нечасто. Да и далеко. Ёнтан ненавидит перевозки. Чонгук уже тысячу раз пожалел о своих словах. О чем он опять думал? Принц добродушный. Очевидно ведь, что парню станет стыдно.  — Если вас не затруднит.  Чонгук выдохнул. Он и не заметил, что был все это время в напряжении, и кивнул, давая понять что собирается позаботиться о собаке.  — Тогда, как только Хосоку разрешат придти, я скажу ему, чтобы он привез сюда Ёнтана. А потом вы заберете его, хорошо?  Чонгук не понимал кто такой Хосок, может быть тот альфа из кафе. Гадать он сейчас не собирается. Теперь нужно будет решать как оставить щенка до конца смены незамеченным другими врачами.  — Хорошо, — он усмехнулся, — теперь, когда нас связывает собака предлагаю перейти на «ты».  Тэхен закивал, ему было неудобно от мысли, что Ёнтану придется жить у незнакомца, а потом говорить с этим незнакомцем на «вы».  Чонгук уложил локти на колени, согнувшись, а лицо положил на ладони и смотрел непроницаемо на парня, что старательно отводит взгляд.  — У меня собака умерла. За месяц до смерти мужа.  Тэхен вздернул брови и обратил наконец глаза на Чонгука. Он и не думал о том, что в жизни этого доктора тоже были потери. Хотя, они наверное есть и будут у каждого человека. А уж тем более у врачей, что каждый день сталкиваются со смертью. Правда одно дело когда умирают незнакомцы, а другое — когда погибают родные. Они все теряют, иногда с малых лет, иногда уже в подростковом возрасте, иногда с рождения погибают сами. И Тэхену было до лампочки, пока он не попал сюда и не потерял всех близких. Тэхен просто наслаждался жизнью, как и все счастливые люди, но она решила оборвать все его связи с мирным благополучием и оставить после себя кромешное одиночество.  Ему жаль, они оба лишились важных в их жизни людей.  — Прошло три месяца, — делает паузу, акцентируя внимание своих глаз только на ладонях, которые все в иглах и проводах, — Я не в праве судить только по себе и раздавать советы, — он тяжело вздохнул, сдунул надоедливую челку с лица и продолжил, уже смотря в глаза напротив, — но время исцеляет, а любимая работа позволяет забыться.  Тэхен ненавязчивые советы принимает. Он видит в мягкой черноте глаз не жалость, а желание помочь, видит его печаль и понимание. Чонгук как никто другой сейчас способен проникнуться историей Кима, и ему, Чонгуку, на подсознательном уровне хочется верить.  Омега прикрыл глаза и расслабился на подушках. На периферии нежно стучит по ушам пиликание аппаратов. За окном все тот же мрак, но звезды его украшают и не дают упасть в бездну. Хотя, может в бездне тоже есть звезды?  — А мой ребенок… он ведь умер, да? —Надежда Тэхена утратила сияние еще на словах «Абонент недоступен». Ему перехотелось верить в чудо, ему перехотелось верить в реальность, сейчас гложет только физическая боль. От моральной он немного устал.  Чонгук весь вздрогнул. Этот омега только что пережил стресс, убедился в потере родителей. Ему не хочется снова доставлять новости о смерти. Новости о том, как он держал малыша, не успевшего вдохнуть земной воздух. Становится страшно, но Чонгук держит вид, ведь меньше всего омега сейчас нуждается в таком потерянном враче. Ему нужно доложить об этом. Рано или поздно узнал бы, пусть лучше сейчас помучается, чем опять будет утопать в догадках. Хотя это будет неправильно со стороны врача, но со стороны человека хочется все рассказать прямо сейчас, потому что человек терпеть не может недосказанность, а врач не терпит профессиональных ошибок, из-за которых пациенту может стать плохо.  Чонгук продолжает метаться от одной стороны к другой, он полностью ушел в себя, не замечая ничего вокруг.  Тэхен в это время принял сидячее положение и продолжил всматриваться в фигуру врача, что сейчас отпустил взгляд и пребывает в далеких мыслях, улетая из стратосферы. Наконец в глушащей тишине раздается голос врача человека. Он сглотнул вязкую слюну. — Да. Он погиб, — никогда еще слова не давались с таким трудом, в горле застрял ком, — я бы не смог его спасти. Шансов изначально не было, — так тяжко признавать смерть младенцев за собой. Хоть ты и не виноват, но все равно на стену лезешь от чувства вины.  Послышался тихий скулеж, похожий на вой ставшего вмиг одинокими человека. Чонгук присел чуть ближе и мягко обхватил затылок рукой, придвинув голову к своему плечу. Тэхен закрыл глаза и полностью зарылся в чужой участок тела, обхватанный белой тканью. Чонгук сделал так, чтобы Ким нашел опору в этом жесте. Он ощущает некую связь с этим человеком, будто этот человек протянул руку и вытащил его из омутов, упав туда сам. Он чувствует всхлипы, чувствуют влагу на своем халате, периодичное дрожание чужих плеч и всепоглощающую боль в его рыданиях. Омега срывается в жуткую истерику, его руки и все тело дергаются в небольших судорогах. Но он не поднимает головы, ему так хочется разразиться в рыданиях, отпустить все чувства, что так долго копились стопками в его теле, в его внутренностях, ему хочется уйти в вой от давящей тяжести на грудь. И он понимает, что давят не сломанные ребра, а смерть. Отравляет, ходит по пятам за Тэхеном, оставляя после себя разрушенные здания. Она сжигает в нем все нутро, перемешивает его в безжизненную требуху. Душит своими костлявыми руками, смотря зловещими омутами и Тэхен теряет рассудок от боли.

***

Чонгук сидит в своем кабинете. Омеге он вколол успокоительное, чтобы тот поспал. Он плакал около часа, не меньше. Тяжелейший осадок остался после этого случая. Он разрывается в сочувствие к этому человеку. Страшно представить, что было бы, если бы Чонгук в один миг лишился близких, потерялся в густом тумане темного леса, блуждая меж гигантских устрашающих деревьев, пока на тебя не накинется голодный волк с раскрытой пастью, с которой стекает вонючая капля слюны. Чонгук постарается помочь омеге пережить нападение волка, но он не в том положении, чтобы помогать тому найти нужную тропинку в гуще леса. Да ему бы самому разобраться с этими путающимися дорогами, которые сплетаются, создавая непроходимый лабиринт. Начинает просыпаться солнце, заполняя небо своим светом. Небесная гладь раскрашена нежным желтым бликом. В кабинет врывается Сокджин с кофе и пирожными. Чонгуку бы сейчас поесть чего-нибудь серьезного, а не сладкое. Желательно мяса. Сокджин начинает щебетать. У него потрясающее настроение, весь лучится. Присаживается напротив Чона. — Ну как? Освоился? Он был безумно рад тому, что давний друг вернулся. Теперь Джин не будет ходить как в воду опущенный, теперь он будет постоянно рядом с Чоном, не давая тому опускаться в бездны из гложущих мыслей. —Да, все замечательно, — его лицо скрасила вялая улыбка, или ее подобие, — Ты к Юнги за кофе заезжал? Чонгук понимает это по вкусу, да и вишневые пирожные продают там. Сокджин кивнул, он любил по утрам завтракать у Мина. Постоянно нахваливал его заведение. Чонгук рассказал как прошла первая ночная. Вызовов не было, удивительно, но больных тоже не привезли этой ночью. Так что, все замечательно, если упускать из виду состояние Тэхена. Сокджин ахнул, он ничего не сказал про то, что Чонгук повел себя крайне непрофессионально, рассказав Тэхену больную правду. Он сам считал, что скрывать что-то уже бесполезно. Джин после рассказа полез в свою сумку, что-то там перебирая. Наконец он достал какой-то журнал. — Смотри, нашел обложку с его фото.